Михаил Романов

ИЗБРАНИЕ МИХАИЛА

7 февраля собор прервал заседания на две недели, чтобы дождаться бояр. Верхи должны были объединить свои силы, чтобы довести дело избрания царя до конца.

Кампания вступила в критическую фазу. Со времен воцарения Годунова на Руси сложились традиции выборов. Родня и сторонники кандидата собирали свой особый собор и составляли «хартию» с обоснованием его прав на корону. Годуновский собор был созван патриархом и был достаточно авторитетным.

В 1610 году митрополит Филарет склонил на свою сторону патриарха Гермогена и добился поддержки народа. Но спустя два года ситуация переменилась.

Церковные иерархи сторонились казаков после их налета на двор крутицкого митрополита. Сторонники Михаила обратились к келарю Троице-Сергиева монастыря Авраамию. Монастырь оказал неоценимую помощь казакам во время осады Кремля. Келарь не раз привозил в таборы казну для раздачи обнищавшему воинству.

Романовская партия созвала совещание на подворье у Богоявления на Торгу в Китай-городе. Троицкий келарь Ав-раамий Палицын описал сборище как очевидец. На Троицкое подворье, отметил он, явились «многие дворяне, и дети боярские, и гости многих разных городов, и атаманы, и казаки».

Если бы на монастырском подворье присутствовал хотя бы один член думы — боярин или дьяк, хотя бы один князь, келарь непременно отметил бы это.

Иван Романов был единственным из членов Семибоярщины, получившим большие земельные пожалования «при боярех», что означало — от Трубецкого. Князь желал привлечь Романова на свою сторону и добился своего.

Иван Романов заболел и перенес удар в годуновской ссылке. По донесению приставов, он был болен «старою своею черной болезнью, рукою и ногою не владеет, и язык ся отнял»; «рукою не владеет, на ногу маленко приступает». Недуг сказался на характере и образе поведения калеки. Примечательно прозвище боярина — «Каша». В угоду Трубецкому и старшим членам Семибоярщины Иван Никитич выступил с возражениями против избрания племянника.

Подобно Романову высшие церковные иерархи не желали портить отношения с земским правительством. Троицкий архимандрит Дионисий поддерживал тесную дружбу с Трубецким в течение всей московской осады. На совещании у Богоявления он не присутствовал.

Хорошо известны имена лиц, которые провели выборную кампанию Бориса Годунова или Василия Шуйского.

Инициаторы избрания Михаила поименно неизвестны. Причина та, что ни претендент, ни его ближайшее окружение в избирательной кампании вовсе не участвовали или, как Иван Романов, выступили против родственника.

С некоторой неопределенностью Палицын пишет, что к нему на двор принесли писания, составленные от имени разных чинов — «койждо своего чину писание». Пришедшие просили келаря огласить на Земском соборе их «совет».

Казалось бы, Палицын должен был помнить имена тех, кто затеял дело вместе с ним. Но он припомнил только одно имя — калужского торгового человека Смирного Судовщикова. То был персонаж совсем маловажный, игравший незначительную роль даже в ставке Лжедмитрия II и его казацкого войска в Калуге. Тесные связи Судовщикова с войском и побудили его выступить на стороне Михаила.

Большое влияние сохраняли столичные гости. Но они не оказали поддержки Романовым и внимательно следили за тем, что происходит в думе, так как избрание царя помимо думы не имело законной силы.

Никто не верил в успех Романова, и потому составителям «хартии» в его пользу не удалось привлечь для выступления на соборе сколько-нибудь заметную личность.

Выступить от имени дворянской курии было поручено некоему сыну боярскому из Галича. Галич соседствовал с Костромой, где располагались родовые вотчины Романовых. Оратором на Земском соборе выступил, как видно, земляк претендента.

Имя казацкого выборщика «атамана с Дона» также не было названо, потому что само по себе имя не имело значения. Михаил был избран на трон казацким войсковым кругом, члены которого — «старые» казаки были равны и несли одинаковую ответственность за решения. Описанные обстоятельства объясняют полную пассивность Романовых в избирательной кампании. Михаил не только не доверял, но панически боялся тех, кто усадил его на престол.

Авраамий Палицын был одним из лучших писателей Смутного времени и, надо думать, участвовал в составлении «хартии». В своем «Сказании» он не удержался от соблазна и приукрасил свое повествование ссылкой на чудо. По его словам, при утверждении царского избрания каждый чин представил свое писание, но когда их снесли воедино, «не обретеся ни в едином словеси разньствиа, но яко во едино собравшеся, написашя», «сие же бысть по смотрению единого всесильного Бога».

По чину одним из последних принес писание купец, и его писание совпадало с другими «хартиями».

Дословное совпадение наказов наводит на мысль, что разным чинам были переданы копии общего наказа, разработанного на совещании у Богоявления.

В назначенный день, 21 февраля, избирательный собор возобновил работу. В столице собралось множество выборных представителей земли: дворян, духовных лиц, посадских людей и даже государственных крестьян. Большой Кремлевский дворец был переполнен. В дворцовых палатах с трудом разместились земские чины. Вся площадь перед дворцом была заполнена народом.

По официальной версии, собравшиеся в общем порыве как бы едиными устами провозгласили царем Михаила Романова. Совершенно иначе трактовали дело осведомленные иностранцы. Шведские лазутчики доносили из Москвы, что казакам, ратовавшим за Романова, пришлось осадить Трубецкого и Пожарского на их дворах, чтобы добиться избрания угодного им кандидата. Новгородские власти также утверждали, будто казаки повлияли на выборы своим «воровством» без согласия бояр, дворян, лучших посадских людей. Польская информация как две капли воды походила на шведскую и новгородскую. Литовский канцлер Лев Сапега бросил в лицо пленному Филарету такую фразу: «Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки-донцы». То же самое сказал Александр Гонсевский боярину Воротынскому: Михаила «выбирали одни казаки». При избрании Михаила на трон, утверждали шведские эмиссары, казаки были «в московских столпех сильнейший».

Воссоздать подлинные обстоятельства выборов 1613 года помогают показания непосредственных участников собора — стольника Ивана Чепчугова и двух других дворян — Никиты Пушкина и Фоки Дурова, попавших в 1614 году в плен к шведам. Пленников допрашивали каждого в отдельности, и их рассказы совпадали между собой во всех деталях. Недавние выборщики начали рассказ с того момента, когда собор решил вызвать в Москву всех знатнейших бояр и думцев, прежде уехавших оттуда.

Совершенно невероятно, чтобы Трубецкой и его сотоварищи направили приглашение главным боярам, не проведя предварительных переговоров и не выставив определенных условий. Показания Чепчугова подтверждают такое предположение. До открытия собора 21 февраля, когда в Москву стали съезжаться великие бояре, «некоторым говорили, что надо усердно помолиться Богу и затем бросить жребий между тремя лицами — князем Дмитрием Трубецким, князем Иваном Голицыным и Михаилом Романовым, кого из них Бог пожелает дать в государи». Предложение было хорошо обдуманным. Именно так, посредством избрания трех кандидатов с последующей жеребьевкой, на Руси выбрали первого патриарха Иова.

Боярское правительство явно искало компромисса, предложив или согласившись на список из трех лиц. Трубецкой представлял освободительное движение, Голицын — Семибоярщину, Романов пережил осаду вместе с Семибоярщиной.

Компромисс, вероятно, был достигнут до открытия собора. Еще 2 февраля 1613 года земское правительство направило в Польшу гонца, поручив ему добиваться освобождения из плена Филарета, Василия Голицына и их товарищей. Задержав большое число пленных поляков, среди них очень знатных лиц, русские власти рассчитывали быстро обменять их на задержанных в Польше послов Семибоярщины.

Предложение о трех кандидатах рассматривалось собором и было отвергнуто. Обсуждались и другие проекты. Об одном из них сообщают авторы «Сказа». Великие бояре предложили казакам список кандидатов, включавший «седьм вельмож боярских», в своем роде новую Семибоярщину. В список попали четыре члена Семибоярщины — Мстиславский, Воротынский, Иван Романов, Федор Шереметев; земские воеводы Трубецкой и Пожарский, а также Иван Черкасский. Первым кандидатом, в соответствии с местническими порядками, стал Мстиславский, а имя стольника Михаила Романова вообще не упоминалось.

Можно ли доверять известию об образовании новой Семибоярщины? Едва ли. Двое из названных в «Сказе» лиц — Пожарский и Черкасский — не имели боярского чина.

Отдельно авторы «Сказа» отметили, что к семи «вельможам боярским» присоединили кандидатуру князя Петра Пронского. Будучи стольником, князь Петр служил в помощниках Пожарского в Ярославле. Князя включили в список, видимо, в угоду рязанцам, сыгравшим выдающуюся роль в земском движении.

Земский собор отклонил все представленные ему списки, так же как и сам принцип жеребьевки. Компромисс не помог преодолеть разногласия.

Казаки выражали возмущение: «Они, казаки, выдержавшие осаду Москвы и покорившие ее, теперь должны терпеть нужду и совершенно погибать, поэтому хотят они немедленно получить государя, чтобы знать, кому они служат и кто должен награждать их за службу».

Шло время, и чаша весов все больше склонялась в пользу Михаила Романова. Москвичи четко помнили, что на соборе говорили «паче всех казаки, что быти Михаилу царем».

Характерная черта. Романова на первых порах не поддержал никто из влиятельных и хорошо известных деятелей. Причина была та, что Романовы в отсутствие Филарета не сумели склонить на свою сторону боярское руководство, и их избирательная кампания не шла ни в какое сравнение с кампанией Трубецкого. Немало значили местнические предрассудки. «Великие бояре», князья не могли признать превосходства стольника Михаила Романова.

Даже рьяные сторонники Михаила поверили в успех дела с запозданием. Никто из них не удосужился вызвать претендента в столицу.

Земский собор выслушал дословно совпадавшие «хартии» в пользу избрания Михаила и без задержки вновь отклонил его кандидатуру. Тупик преодолеть не удалось, и тогда раздались голоса, требовавшие не прерывать заседаний собора до избрания государя: «завещания полагают, да не отступят от места сего, преж даже не изберетца царь Московскому государству».

Во время прений выборщик от Галича зачитал выпись «о сродстве Цареве, како благочестивый царь Федор Иоаннович, отходя сего света, вручил скипетр и венец братану своему боярину Федору Никитичу».

Казаки подхватили этот довод. Согласно «Сказу», они сослались на благословение христолюбивого царя Федора Ивановича: «кому он, государь, благословил посох свой царской и державствовать на Росии князю Федору Никитичю Романова; и тот ныне в Литве полонен, и от благодобраго корене и отрасль добрая сын его князь Михайло Федорович».

Приведенные свидетельства полностью совпадают с показанием Чепчугова, Пушкина и Дурова: «Царю Федору Ивановичу» Михаил ближе всех «сродни»; умирая, царь Федор «поручил и приказал царство» отцу Михаила и его потомкам.

Бояре поручили переговоры с народом Ивану Романову. Содержание речи одинаково передано в «Сказе» и в показаниях Чепчугова, Пушкина и Дурова. По «Сказу», Иван «по-глагола: «Тот князь Михайло Федоровичь еще млад, и не в полнем разуме, кому державствовати?»

По показаниям Чепчугова, Иван Романов высказал толпе «некоторые затруднения», указал на молодость претендента и просил ввиду его отсутствия «отложить решение вопроса до его прибытия, чтобы можно было лучше подумать над этим».

Слова Ивана Никитича несли печать двусмысленности. Боярин ссылался на молодость претендента, но отнюдь не ставил под сомнение права племянника на трон.

Иван Грозный, на долю которого также выпало сиротское детство, с обидой писал, что его недруги сомневались в его умственных способностях. «Младенчествующий разумом» — так говорили о нем крамольные советники. Но царю было в то время тридцать лет, и он имел основание для обиды.

Слова Ивана Романова о «неполном разуме» племянника не имели оскорбительного оттенка. Они означали лишь то, что Михаил возмужает разумом с годами.

Сохранилось глухое предание о том, что Федор Шереметев якобы писал князю Василию Голицыну: «Выберем Мишу Романова; он еще молод и разумом не дошел, и нам будет повадно». Однако это предание лишено достоверности.

Речь Ивана Романова не произвела впечатления на членов Земского собора. Однако последнее слово осталось за народом. Ты стар, заявили казаки Ивану Никитичу, «в полном разуме» и «ему крепкий потпор будеши».

Толпа на площади требовала немедленного избрания государя. «Мы выдержали осаду Москвы и освободили ее, — заявляли казаки, — а теперь должны терпеть нужду и совершенно погибать, мы хотим немедленно присягнуть царю, чтобы знать, кому мы служим и кто должен вознаграждать нас за службу».

Неудача с избранием одного из русских претендентов побуждала членов собора вернуться к обсуждению вопроса, «выбрать ли государя из своего народа или из иностранных государей».

Как только весть об этом распространилась в народе, «казаки и чернь сбежались и с большим шумом ворвались в Кремль к боярам и думцам, напустились на них с сильными ругательствами»: «Бояре потому не выбирают в государи никого из здешних господ, чтобы самим править и одним пользоваться доходами страны, и, как случалось раньше, снова отдать государство под власть чужого народа».

Бориса Годунова привели на трон мирные шествия москвичей. На стороне Романова выступил вооруженный, бунтующий народ.

Насилие над думой стало апогеем мятежа в армии. По «Сказу», они тряслись от страха и «лица их кровию пременяющеся». Знать помнила о судьбе Ляпунова. В страхе перед мятежом дума принесла присягу юному Романову.

Без приговора главных бояр избрание Михаила не могло считаться законным. Но казаки навязали думе присягу, что и заменило выборную процедуру на соборе. Формальное голосование в «низших» куриях стало излишним и, более того, невозможным. В силу традиции соборным чинам осталось присоединиться к «решению» думы.

Было ли проведено общее голосование на соборе? Сын боярский Федор Боборыкин в письме родственникам сообщал, что «московские простые люди и казаки по собственному желанию и без общего согласия других земских чинов выбрали великим князем» Михаила Романова. Слуга Боборыкина устно подтвердил это показание.

Видимо, «московские простые люди», располагавшие оружием, сыграли на выборах не меньшую роль, чем казаки.

Смута близилась к концу, но на пороге был бунташный век. «Казаки и чернь, — согласно показанию Чепчугова, Пушкина и Дурова, — не отходили от Кремля, пока дума и земские чины не присягнули» Михаилу Романову.

Не голосование выборщиков, а угроза мятежа определила успех Романовым. Земский собор не имел сил, чтобы подавить мятеж. Круг одержал верх над собором.

Конечно, Мстиславский с товарищами подчинились казакам не только из страха. Стольник Романов был в их глазах фигурой нейтральной, человеком, неизменно повиновавшимся им в течение всей московской осады, не замешанным ни в какие мятежи. Семибоярщина вполне могла рассчитывать на то, что при новом государе она вернет себе власть.

Казаки имели богатый опыт и могли в любой момент выдвинуть из своей среды прирожденного царевича или даже царя. Однако псковский «вор» был казнен в начале интриги, и это послужило грозным предостережением для авантюристов. Имело значение и то, что главные заводчики крамолы покинули таборы с Заруцким.

Члены думы из числа сторонников Михаила поторопились объявить о его избрании народу, надеясь таким путем положить конец разраставшемуся мятежу.

Старшие бояре предпочли остаться в тени. К народу вышел Василий Петрович Морозов, не принадлежавший к руководству думы. Боярин служил в ополчении Пожарского, но ничем особенным не проявил себя. Морозовы были в родстве с матерью Михаила.

С Морозовым к народу вышли рязанский архиепископ Феодорит и архимандрит Новоспасского монастыря Иосиф.

В сопровождении келаря Авраамия Палицына и других персон Морозов проследовал на Лобное место и обратился с речью к народу. Он объявил об избрании Романова. Крики толпы были восприняты собравшимися как общее одобрение.

Сначала казаки принудили бояр «при себе» крест целовать, а вслед за тем присяга была перенесена на площадь. Туда вынесли шесть крестов: «поставиша казаком на целование». Замирение казаков было задачей первоочередной. Мятеж мог сорвать царское избрание.

Приказные наспех составили крестоцеловальную запись. Членам думы и собора ничего не оставалось, как утвердить ее. Присяга обязывала верно служить Михаилу, его царице, которой не было и в помине, и возможным детям. Подданные поклялись, что никогда не передадут трон ни литовским, ни шведским королям либо королевичам, ни боярам «из русских родов», ни Маринке и ее сыну.

Шведские лазутчики сообщали из Москвы, что «большая часть бояр» (очевидно, детей боярских) удалились из Москвы в свои поместья, чтобы уклониться от присяги Михаилу. Немало дворян, как видно, отказались подчиниться решению круга.

Характерно, что с 21 по 25 февраля грамоты по городам продолжали писать от имени двух правителей — Трубецкого и Пожарского, и лишь с 26-го числа в города был послан текст присяги и в грамотах обозначено имя великого государя Михаила Федоровича.

Грамота в Пошехонье с извещением об избрании Михаила от 25 февраля была подписана главой думы князем Федором Мстиславским, боярами Федором Шереметевым и Андреем Нагим, окольничим Федором Головиным, князем Дмитрием Пожарским и Иваном Морозовым, а также выборными дворянами от Мценска и Погорелого Городища. Как видно, вслед за Мстиславским и Шереметевым к партии Романовых примкнул Пожарский.

Государство Русское переживало неслыханно трудные времена. Чтобы сладить с наседавшими отовсюду врагами и умиротворить страну, нужен был опытный вождь. Шестнадцатилетний Михаил менее всего походил на такого вождя. Но его избрание стало свершившимся фактом.

Возражая против кандидатуры Михаила, бояре указывали на то, что еще в бытность свою в Москве тот отвечал отказом на предложение занять трон. Казалось бы, в таких условиях надо было как можно скорее снарядить посольство к избранному государю. Однако прошло полторы недели, прежде чем посольство Земского собора покинуло столицу. Его должны были возглавить главные бояре. Только они могли наречь государя на царство. Но Мстиславский и другие руководители думы уклонились от такой чести. Миссия была возложена на Федора Шереметева, родню Романова. Шереметев и Романов были женаты на двоюродных сестрах.

Почему казаки, предлагая своих кандидатов, первым неизменно называли Трубецкого, но в конце концов настояли на избрании Михаила?

Исаак Масса кратко и точно указал на то, что Романов «избран войском». Это войско отличалось от разгромленной армии Семибоярщины. Земская рать была порождением гражданской войны. Помимо казаков, войско включало отряды вооруженных москвичей, численность которых была велика. Дети боярские и стрельцы также входили в состав войска, но сравнительно в небольшом числе.

Народ не забыл, что тушинский боярин Трубецкой осаждал их город, возглавляя «воровскую» рать. Результатом был голод, от которого более всего страдало малоимущее население столицы.

Объясняя причины своего участия в мятежах, казаки указывали на притеснения «лихих бояр»: «Государь (Лжедмитрий I), де, нас хотел пожаловати, да лихи, де, бояре, переводят, де, жалованье бояря, да не дадут жалованья».

Трубецкой не пользовался особым авторитетом у казаков. Но он окончательно погубил себя в их глазах, когда стал отбирать жалованье, а точнее, военную добычу и деньги, доставшиеся казакам после захвата Москвы. Казаки увидели в своем вожде «лихого боярина». Добрый царь пожаловал бы их, а Трубецкой отнимал у них то, что причиталось им в счет царского жалованья.

Будучи уверен в поддержке казачьего войска, Трубецкой не сомневался в победе. Неудача едва не свела его в могилу: «лицо у него ту с кручины почерне, паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего».

Михаил Романов был в малых летах, и от него легче было востребовать найм за все годы службы.

Некогда предки Михаила Захарьины слыли гонителями: они секли и вешали ни в чем не повинных новгородцев, готовились послать на костер Максима Грека. Со временем гонители превратились в гонимых. В годы опричнины подверглись казни более половины их потомков — шесть-семь членов рода. По приказу Грозного знаменитый Никита Романов был ограблен до нитки.

Царскому шурину Никите Романовичу суждено было стать героем народных сказов и былин. Грозный публично объявил, что намеревался после Новгорода разгромить боярскую Москву и лишить трона старшего сына. Из народных песен следовало, что именно Никита Романов защитил наследника и тем спас от Скуратова царствующий град. После смерти Ивана IV Романов, став опекуном, правил за слабоумного племянника царя Федора.

Дети Никиты были главными претендентами на трон после кончины царя Федора. Внук стал претендовать на корону после низложения Шуйского. Он унаследовал от отца и деда популярное имя.

Три избирательные кампании Романовых закончились поражением. Но каждая новая неудача понемногу приближала их к заветной цели. Многолетние усилия принесли плоды с запозданием, когда многим казалось, что звезда Романовых с пленением Филарета навсегда закатилась.

Рюриковичи имели несравненно больше прав на корону, чем Романовы. Но самодержавные порядки успели наложить печать на психологию народа.

Рожденный на троне, Иван Грозный считал, что власть русского самодержца выше власти польского короля, который получает трон путем выборов, «по многомятежному человеческому хотению». Бедствия Смутного времени подкрепили предрассудки самодержца. Составители Утвержденной грамоты об избрании Михаила сделали удивительное признание. Выборные цари, по их словам, принесли России несчастья.

Главный аргумент сторонников Михаила сводился к тому, что в отличие от выборных царей он избран не людьми, но Богом, так как происходит от благородного царского коре-ни. Ссылка на Бога снимала вопрос о том, был ли Романов избран свободным волеизъявлением Земского собора.

Иосифлянское руководство церкви немало потрудилось над тем, чтобы укоренить в головах людей идею божественного происхождения самодержавной власти главы православного царства — Третьего Рима.

Не родство с достославным Рюриком, но близость и родство с династией Ивана IV давали право на занятие его трона. Палицын изложил эту идею в кратких словах: достойно воистину быть царем Михаилу, «братаничу» великого государя Федора Ивановича, сыну Федора Никитича Романова.

Михаил происходит от царского благородного племени, «понеже он хвалам достойного великого государя Ивана Васильевича законная супруги царицы Анастасии Романовны родного племянника Федора Никитича — сын».

Мнимое родство вынесло Лжедмитрия на трон. Романовы были родней Грозного по его жене Анастасии Романовой. В Средние века родство по женской линии ставили ни во что, тем более у царя Ивана было семь жен. Тем не менее это родство с самодержцем воспринималось всерьез.

Хутынский архимандрит Киприан объяснил шведам в Новгороде значение вновь избранного царя: «он таки прямой царский корень, да еще такого великого корени — грозного государя царя Ивана».

Беда претендента заключалась в том, что он был вовсе не подготовлен к роли великого государя. До четырех-пяти лет Михаил жил в боярском тереме, окруженный заботами родителей. Но в то самое время, когда начал формироваться характер отрока, семью постигла катастрофа. Михаил был разлучен с родителями, попал под стражу и был сослан в заточение на далекий Север. Столь гибельные перемены могли сломить любого. Мальчику пришлось приспосабливаться, чтобы остаться в живых. В его характере появились такие черты, как смирение, склонность подчиняться чужой воле и приспособляться к любым неблагоприятным обстоятельствам, наконец, терпение. Эти качества не соответствовали представлениям о грозном самодержце. В хаосе Смутного времени стране нужен был решительный и опытный вождь. Михаил ни в коем случае не был таковым.

Годы, проведенные Михаилом в заточении на Белоозере, а затем в вотчине под Юрьевом, были безвозвратно потеряны для учебы, как и годы, проведенные в осаде в Кремле под выстрелами орудий земского ополчения. Михаил не мог получить образование в традиционных, весьма скромных рамках.

За несколько лет до воцарения Михаила голландец Исаак Масса написал одно из самых обширных и содержательных сочинений о Смуте в России. Он проявил редкую осведомленность о судьбах боярской семьи Романовых, которой симпатизировал. В 1614 году голландец писал о Михаиле следующее: «он вполне необразован и до такой степени, что мне неизвестно, может ли он даже читать письма».

Сохранились известия о том, что поляки заблаговременно узнали об избрании Михаила Романова и решили захватить его в плен, но крестьянин Иван Сусанин спас царя ценой собственной жизни. О Сусанине повествуют исключительно поздние и легендарные источники. Единственное достоверное свидетельство — жалованная грамота царя Михаила 1619 года, выданная крестьянину Богдашке Сабинину, зятю Сусанина. В грамоте сказано, что польско-литовские люди схватили Сусанина под Костромой (там располагались вотчины Романова) и стали допрашивать его, где Михаил. «Про то (где Михаил. — Р. С.) ведая» и терпя немерные пытки, Сусанин «про нас (Михаила. — Р. С.) не сказал» и «за то польско-литовскими людьми был замучен до смерти».

Предположение, будто король Сигизмунд III, узнав об избрании Михаила Романова на трон, сумел опередить представителей Земского собора и королевские отряды прибыли под Кострому для пленения Романова ранее Федора Шереметева, кажется фантастичным. Сигизмунд III с армией бежал из России, где продолжалась гражданская война. При русском бездорожье новости распространялись по стране и за ее пределами чрезвычайно медленно. Вплоть до 2 марта 1613 года даже в. Москве никто точно не знал, где находится претендент на трон. Федор Шереметев получил наказ ехать за Михаилом не в Кострому, а в Ярославль или же «туда, где он, государь, будет».

По всей вероятности, Иван Сусанин, староста принадлежавшего Романовым села Домнипа, спас не царя, а стольника Михаила Романова от одной из шаек, бродивших тогда по всей России.

В начале марта Земский собор сформировал многочисленное посольство к царю Михаилу и государыне его матери Марфе. В состав посольства вошли бояре Федор Шереметев, князь Владимир Бахтеяров-Ростовский, окольничий Федор Головин, дьяк Иван Болотников, другие лица и многочисленная стража. С Шереметевым отправились рязанский архиепископ Феодорит, три архимандрита, троицкий келарь Авраамий Палицын, соборные старцы.

Шереметев был одним из столпов Семибоярщины. То, что именно он объявил царю Василию о его низложении, а Михаилу Романову о его избрании, отнюдь не было случайностью.

В Москве не знали точно, где находится Марфа с сыном. По некоторым сведениям, она ездила на богомолье в Макарьевский Сунженский монастырь, видимо, уже зная об избрании сына.

Послы остановились на ночлег в селе Новоселки под Костромой, где их встречали местные воеводы со множеством народа. На другой день, 14 марта 1613 года, духовенство возглавило крестный ход в Ипатьевский монастырь.

В монастыре Феодорит подал Михаилу и его матери писание от Земского собора с извещением об избрании на трон.

Ход переговоров изложен в грамоте посольства в Москву. Надо полагать, сами переговоры шли не на народе, а в кругу родни — наедине с Федором Шереметевым, Владимиром Бахтеяровым, племянниками Марфы Борисом и Михаилом Салтыковыми.

На первых порах старица Марфа «с великим плачем рыданьем» отказалась благословить сына на царство. Она указывала на молодость сына, на ненадежность подданных: «Московского государства многие люди…в крестном целовании стали нестоятельны»; «всяких чинов люди по грехом измалодушествовались, дав свои души прежним государем, не прямо служили».

Вследствие полного разорения государства и отсутствия денег в казне невозможно «государевы обиходы полнити» для того, чтобы обеспечить достойное содержание царской семьи, чтобы жаловать служилых людей и воевать с королем.

Романовы высказывали особое беспокойство о судьбе плененного Филарета: узнав об избрании на трон Михаила, польский король тотчас велит «какое зло учинить» над его отцом.

Послы старались рассеять опасения Марфы. Относительно судьбы Филарета они объявили, будто власти уже послали королю в обмен на него много польских и литовских людей, «хто им надобен», так что ждать владыку недолго, он будет освобожден «по своей к Богу великой вере и правде». Послы погрешили против истины, стремясь рассеять тревогу Марфы.

В конце концов Михаил с матерью согласились подчиниться приговору Земского собора. В тот же день Феодорит и бояре отвели Романова в Троицкий собор пригородного Ипатьевского монастыря и нарекли его на государство. Духовные лица передали ему царский посох.