Михаил Романов

ВОЗВРАЩЕНИЕ ФИЛАРЕТА

После ареста поляки держали послов Филарета и Голицына в Каменке под стражей. Из Каменки Романова перевели в Мальборскую крепость. Русские источники описывали жизнь митрополита за рубежом самыми мрачными красками: «от места к месту превозим, и безчествуем и поношаем …яко узник»; «утеснение велие бысть, и гладом мориша его, и единово в палате запиаху». Летописцы сгущали краски. Если бы послов вздумали морить голодом, это мгновенно отразилось бы на положении знатных поляков, находившихся в плену в Москве.

Великие послы старались не давать королю поводов для расправы с ними. В 1615 году в Речь Посполитую явился царский посланник Федор Желябужский. Он заявил протест против того, что московские послы «по разным местам сидят в темницах», тогда как знатные польские пленники пользуются свободой на Москве.

Посланнику разрешили повидаться в доме Льва Сапеги с Филаретом. Во время беседы последний выразил негодование послу, а через него боярам по поводу того, что он, Филарет, был отправлен послом к царю Владиславу («я и до сих пор делаю во всем вправду»), а они, бояре, в том перед ним не правы: «если уж вы хотели выбирать на Московское государство государя, то можно было и кроме моего сына, а вы это теперь сделали без моего ведома».

Заявление Филарета было сплошным притворством. Послы знали о судьбе царя Василия Шуйского и, чтобы избежать смерти, старались выставить себя верными подданными царя Владислава. Филарету Романову пришлось платить за свою жизнь высокую цену. Опасения узников не лишены были оснований. Один из присутствовавших при разговоре сенаторов милостиво заметил, что по весне королевич пойдет походом на Москву и тогда учинит Филарета патриархом, а сына его Михаила — боярином. На это Филарет смиренно заметил: «Я в патриархи не хочу».

Переговоры походили на театральное представление. На запросы русской стороны поляки уверяли, что послы «суть здоровы, а живут по указу милосердному и ласковому, у великого господаря своего царя и великого князя Владислава Жигимонтовича всея Руси, как суть его царскаго величества подданные». И то была неправда. Милосердный указ обрекал посла Филарета на заточение в крепости.

Польская ссылка оказалась более длительной, чем году-новская. Поведение же узника было сходным. Узнав о воцарении сына, Филарет стал резче с приставленными к нему стражами, не таясь сердился на них — «стал на сына надежен, стал упрям и сердит, к себе не пустит и грамот не пишет». Как видно, поляки диктовали заключенному не только что говорить, но и что писать в грамотах, адресованных в Москву.

После заключения перемирия польские власти под различными предлогами откладывали освобождение Филарета, предъявляя Москве разного рода претензии. Обозначенный в договоре срок обмена пленников не был соблюден.

Василий Голицын так и не вернулся на родину. Он умер в пути в январе 1619 года. Размен был отложен литовцами на конец мая. Филарет опасался бранить поляков, но сделал резкий выговор московским боярам, в последний момент отложившим съезд на три дня.

Когда послы съехались вновь, литовцы предъявили новые требования, которые были отклонены московитами. Федор Шереметев тотчас послал к Филарету гонца с нижайшей просьбой, чтобы великий государь указал, как быть. Филарет заплакал, выслушав слова гонца, и сказал: «Велел бы мне Бог видеть сына моего, великого государя царя, и всех православных христиан в Московском государстве». В шатре было много литовских шляхтичей, и отец царя остерегся передавать боярам какие бы то ни было наказы. Он лишь просил передать сыну просьбу прислать соболей. Филарет намеревался одарить поляков, покровительствовавших ему в плену. Шереметев отобрал семнадцать сороков соболей и в тот же день отослал их Филарету.

Литовцы упрямо настаивали на новых уступках, отнюдь не обозначенных в мирном договоре. Вновь, как и в Деулино, они использовали плен Филарета, чтобы настоять на своем. Под конец они заявили послам: «Ваши же про вас говорят, что есть между вами и такие люди, которые не хотят преосвященного митрополита на Московском государстве видети, потому и доброго дела не делаете, хотите того, чтоб митрополита Филарета Никитича повезли назад». Не желали возвращения митрополита в Москву тайные приверженцы Владислава. Их в России было предостаточно.

Пленник Михаил Шеин дал знать Шереметеву, что поляки могут разорвать мирные отношения с Россией. Послам ничего не оставалось делать, как принять все требования литовской стороны.

Размен состоялся 1 июня на речке Поляновке. Филарет подъехал к речке в возке, за ним шли пешими Шеин и другие пленники. Через речку были перекинуты два мостка. По одному должен был идти Филарет и одновременно по другому — полковник Струсь. Митрополит прислал сказать Шереметеву, чтобы сначала отпустили Струся. Но боярин не подчинился приказу, опасаясь коварства. Филарет вновь повторил свой приказ, и Струсь первым достиг литовского берега.

Переехав мост, Филарет вышел из возка и выслушал речь Шереметева. Боярин правил челобитье сначала от царя Михаила, а потом от матери царской Марфы.

Митрополита Ростовского ожидала встреча, какой мог удостоиться только член царствующей фамилии. В Можайске его встречал князь Пожарский, под Звенигородом — боярин Василий Морозов, за Звенигородом — князь Дмитрий Трубецкой. На Ходынке Филарета ждали Мстиславский со всей думой, дворяне и приказные люди, за ними — гости и торговые люди. Глава думы спросил митрополита о здоровье — поздоровался.

Царь Михаил ждал отца за Тверскими воротами на Пресне. Отец и сын при встрече поклонились друг другу до земли. После того царь Михаил с народом двинулись пешком, а Филарет следом на санях. За санями шли Шереметев и бояре. По окончания церемонии митрополит удалился на подворье Троице-Сергиева монастыря.

По случаю возвращения митрополита объявлена была общая амнистия. Праздновала вся столица.

Власти желали использовать визит в Москву патриарха Феофана Иерусалимского, чтобы без отлагательств провести церемонию поставления Филарета в патриархи. Сам царь Михаил «с бояры и всяких чинов люди молили и били челом» Филарету, чтобы он принял сан. В соответствии с ритуалом митрополит упорно отказывался, а затем дал согласие.

Через неделю после возвращения Романов был наречен в патриархи. 24 июня он занял патриаршую кафедру. Этот акт должен был стереть в памяти и изгнание Филарета с патриаршего двора царем Василием, и историю воровского патриарха в Тушино. Власти оповестили народ о поставлении патриарха особой грамотой.

Не позднее 3 июля 1619 года патриарх и высшее духовенство всем собором пришли во дворец к царю, чтобы обсудить состояние дел в Московском царстве.

Некогда Филарет Романов жаловался, что бояре — его великие недруги — помогли Борису расправиться с ним — постричь и сослать на север. При царе Владиславе бояре осудили Гермогена и лишили полномочий Филарета, когда те не согласились с решением о сдаче Смоленска. Фактически послы были выданы Сигизмунду III головой.

При возвращении в Москву Романов столкнулся лицом к лицу с теми же самыми людьми — Мстиславским, Куракиным и другими, которые обрекли его на польский плен.

Закончилась кровопролитная четырнадцатилетняя война. В своем обращении к пастве Филарет констатировал, что государство «от польских и литовских людей и от воров разорилось и запустело»; податная система пришла в полный упадок, а в результате одним тяглецам легко, а другим «по недружбе тяжело»; многие посадские люди разбежались из своих тяглых дворов, заложились «за бояр» и не платят податей; «а иные многие люди бьют челом на бояр и всяких чинов людей в насилстве и в обидах, чтоб их пожаловать, велети от силных людей оборонить».

Всего через две недели по возвращении на родину патриарх в грамоте к городам возложил вину за непорядки в Русском государстве на бояр и сильных людей. Примечательно, что Филарет сначала призвал к царю Михаилу членов Священного собора и передал им на рассмотрение текст своего «манифеста». Лишь после этого решено было продолжить обсуждение на Земском соборе.

Два государя обещали «о Московском государстве промышляти, чтоб во всем поправити, чтоб все люди нашего государства, по Божией милости и нашим царским призрением жили в покое и в радости». В свое время Борис Годунов упоминал еще о равенстве, но его слова были забыты.

Смута лишила монарха авторитета, харизмы, и великим государям пришлось напоминать подданным истины, давно укоренившиеся в обыденном сознании: «пишем мы к вам, милосердствуя о вас, чтоб вы Божиею милостью и нашим царьским милостивым призрением жили в покое и в тишине, и от великих бед и скорбей порозживались, и тесноты бы вам и продаж и иных никаких налог нихто ничего не чинил, и во всем бы на наше царьское милосердье были надежны». Населению говорили, что уповать можно на одного государя.

Филарет был готов взять на себя роль защитника народа от обид, насилий и злоупотреблений бояр. Земский собор постановил вызвать из провинции выборных представителей, всяких чинов людей, «которые бы умели росказать обиды».

Дело было задумано с размахом. В 1619 году Земский собор утвердил предложение об организации на Москве нового учреждения, сродни старому Челобитенному приказу. Цель его была сформулирована четко и ясно: «А на силных людей во всяких обидах велели сыскивать и указ по сыску делати бояром своим князю Ивану Борисовичю Черкасскому да князю Данилу Ивановичю Мезетцкому с товарищи».

Филарет придавал своему почину столь важное значение, что поставил во главе его своего ближайшего родственника князя Ивана Черкасского. Князь удостоился особой чести: возглавил «первый Сыскной приказ.

Полномочия Сыскного приказа были самыми широкими и неопределенными: принимать жалобы «во всяких (!) обидах» на сильных людей. Сильными из сильных были, конечно же, бояре.

В дальнейшем были созданы другие Сыскные приказы разного предназначения. Но они не играли столь значительной роли.

До возвращения Филарета, как свидетельствовал Исаак Масса, почти все «чины великой канцелярии» были преданы англичанам и «чрезвычайно корыстолюбивы». Поставленный в патриархи, Филарет взялся за дела управления с большим усердием и провел двадцать два совещания на своем дворе в присутствии Михаила Федоровича и «всех господ страны».

По уверению Исаака Массы, голландцы просили разрешить им торг с Персией и поначалу получили благоприятный ответ.

Одушевленный успехом, Исаак Масса с одобрением отозвался о мерах Филарета: «Во всех (приказных) ведомствах переменены штаты и сменены служащие; но все к лучшему».

Обещания властей иноземным купцам вызвали сопротивление московских верхов и не были выполнены.

Филарет застал Россию в гораздо худшем состоянии, чем она была при его отъезде, до великого пожара и разорения. Теперь перед его глазами предстал разрушенный город, с пожарищами и пустырями. На пути к столице вдоль большой дороги лежали запустевшие села и деревни.

Слабость власти и разруха создали почву для неслыханных злоупотреблений и беззаконий со стороны администрации. Государство не могло пресечь казацкие грабежи и очистить страну от разбойничьих шаек.

Не опасаясь жестоких кар, агенты власти — от вельмож и сановников до последних подьячих в приказах — воровали деньги, творили неправый суд.

После коронации Грозный публично осудил беззакония периода боярского правления. Филарет Романов сделал нечто подсобное.

Программа искоренения боярских злоупотреблений должна была получить исключительную популярность в народе.

Свое предназначение Филарет видел в том, чтобы возродить самодержавный режим.

Насильственно постриженный в монахи, Филарет надеялся, что после падения Бориса Годунова он сможет вернуться в мир. Но, получив от Лжедмитрия I сан митрополита, он отказался от своего намерения. При дворе самозванца толковали о том, что «император» предлагал Романову сложить монашеский сан, но тот не принял его предложение. Эти сведения записал близкий ко двору архиепископ Арсений Еласонский. Возможно, что с аналогичным предложением к Филарету обращался и его сын, царь Михаил.

По словам сына боярского Боборыкина, Михаил поначалу отказывался от короны, говоря, что «не хочет короноваться раньше, чем его отец, Ростовский митрополит». Видимо, в семье Романовых прочно укоренилось мнение, что насильственное пострижение — это грех и злодеяние и что возвращение Филарета в мир оправданно и неизбежно.

В царской резиденции в селе Коломенском хранился портрет Филарета в патриаршем одеянии, написанный при его жизни. Когда портрет попал в руки реставраторов, они расчистили полотно и с удивлением обнаружили, что первоначально Филарет был изображен в царском кафтане, со скипетром в руке. На обороте портрета сохранилась надпись «Царь Федор Микитич». В отличие от сына Михаила Филарет обладал твердым характером и исключительным честолюбием. В конце концов, он отказался от возвращения в мир, но к титулу патриарха присоединил титул «великого государя», который носили только монархи.

Старший Романов намеревался доказать, что будет твердо придерживаться закона, невзирая на лица. В Земляном списке 1612–1613 годов против имени Бориса Салтыкова была сделана необычная запись: «его пожаловали (неведомо кто) в нынешнем 121 году на Вологде село Заднее Егорьевское, а сколько в нем четвертные пашни, и того неведомо». Затейливая запись свидетельствовала, что необмеренное поместье было присвоено временщиком с нарушением закона. В поместье было более 800 четвертей — почти боярский оклад. Но Салтыков еще не был боярином. Ранее 1620–1621 годов вологодское поместье было отобрано в казну. Филарет не посчитался с тем, что дворецкий и боярин Салтыков был любимцем Марфы.