Мои турецкие ночи

Глава пятьдесят вторая

Я пытаюсь не заржать, глядя на ошалевшее лицо Али, но желудок сводит новым спазмом. Не могу сдержать стон.

— Это тебе месть за тупую шутку, — кивает Малахитовые глаза.

— Ты первый начал, — бурчу я в полотенце.

Когда мы, разувшись у двери, входим в дом, я по привычке, жду, что к нам вот-вот выскочит наглая узкая мордочка, громко вопя и жалуясь на зверский голод. А когда этого не происходит, меня накрывает горькое осознание. Малыша Маньяка, моего спасителя, больше нет. Я поворачиваюсь к Али.

— Как ты выносил это?

— Отвратительно. Я-то потерял сразу вас двоих.

— Прости, что оставила тебя, — бормочу я, бросаясь на шею Алихану и тот шумно дышит мне в волосы.

— Он простил бы всё на свете, стоит тебе взглянуть на него этими бездонными синими глазами, — встревает входящий в дом Давут. Cкидывает на пол наши сумки и тоже прислушивается, очевидно, ожидая мелкого разбойника. Через пару секунд парень вздыхает и сжимает пальцами переносицу.

— Мир? — спрашивает он, подходя к брату и протягивая раскрытую ладонь.

— Мир, — отвечает Алихан, протягивая ему свою. Они шумно расцеловываются в щёки, крепко обнимаются, похлопывают друг друга по плечам.

Я бы подольше полюбовалась проявлениями братской привязанности, но меня накрывает новым спазмом, который на этот раз я точно не сдержу. Обогнув мужчин, несусь в туалет, и из меня выходит вся выпитая вода, а после неё и желчь. Обеспокоенный Али присаживается рядом со мной и гладит по спине. Мне так плохо, что на глаза наворачиваются слёзы.

— Что доктор сказал насчёт тошноты? — спрашивает он, подавая мне свежее полотенце после того, как я умываюсь холодной водой.

— Ууух, сказал делать меньше резких движений, больше лежать и пить воду с лимоном. Грызть несладкие крекеры. Ещё выписал витамины. Вот заключение, — достаю из кармана толстовки сложенный лист бумаги с прицепленным к нему снимком УЗИ. В трапециевидном кадре белого шума, как радужка в глазу или жемчужина в раковине, расположилась новая жизнь и глядит на нас, гадая, встретит ли его (или её?) этот мир с любовью и принятием?

Алихан внимательно изучает снимок и вытирает с глаз выступившую влагу. Подошедший незаметно Давут выхватывает у брата лист и рассматривает фото, поворачивая в разные стороны.

— Поздравляю, ты станешь отцом! — Хлопает он Али по спине изо всех сил. — Невестка… — Парень пытается подобрать слова. — Ты сделаешь меня самым счастливым дядей на свете!

— Обязательно сделаю, но сначала мне надо прилечь. — Бессильно киваю я. Они оба спохватываются и вываливаются из ванной, освобождая дорогу. Я падаю на Алихановскую кровать, а Давут, сгоняв на кухню, приносит мне на тумбочку бутылочку лимонной содовой и стакан с ледяной водой, на дне которого плавает долька лимона. Я делаю глоток и понимаю, что стало немного легче.

— Так, братец, мне нужны наши связи в мэрии, завтра же мы с любимой должны расписаться! — Алихан достаёт телефон и листает его. — Нам нужна свадебная церемония где-то на обрыве у моря под цветущей аркой. Кого позовёшь своими свидетелями? — спрашивает он меня.

— Мы никуда не пойдём, — твёрдо заявляю я. — Или ты забыл, что должен жениться на Нермин?

— Плевать на Нермин. Путь выходит за кого угодно, я её замуж не возьму, — набычивается Али.

— Хорошо, а как же твои родственники в Ване? — мягко напоминаю я.

Он молча идёт к стенному шкафу и, набрав комбинацию цифр, распахивает сейф.

— Начнём войну, — говорит он, доставая пистолет и проверяя обойму. Это то же оружие, из которого Али чуть было не разнёс себе башку.

— Не заставляй меня жалеть о том, что я вернулась, хорошо? У нашего ребёнка должен быть живой отец!

— С чего ты решила, что я умру? — Оскорбляется Али. — Я отлично стреляю.

— Уфф, — я тру лицо. — Живой, но в тюрьме меня тоже не устраивает!

— Что тогда? — Возмущается Алихан. — Молча отойти и позволить клану Демир вырезать моих братьев в Ване? Да как я после этого буду считаться мужчиной?! Как сумею смотреть людям в глаза? В меня будет плевать любой стамбульский бродяга!

— Пожалуйста, не надо играть при мне своими мускулами! Я знаю, они у тебя есть, и я довольно давно в них влюблена. Давай всё-таки включим мозги и подумаем, что у нас есть против ваших семей.

Али слегка выдыхает, качает головой, но всё же снова разбирает пистолет, кладёт обратно в сейф и захлопывает дверцу. Присев на кровать, берёт мои ноги к себе на колени и принимается массировать их. Давут присаживается на пол у стены.

— Что твой отец любит больше, чем своих детей?

Младший брат фыркает.

— Да что угодно! — невесело ухмыляется Али. — Свою причёску. Своего арабского жеребца. Свой самолёт. Яхту. Свой статус и офис на сороковом этаже…

— То есть, он любит деньги и престиж, — размышляю я. — А глава клана Демиров? Отец Нермин?

— Уверен, он тоже больше всего любит «зелёные».

— Что, если нам попробовать объединить усилия? Давут, когда ты видел эту Нермин в Берлине, сумел с ней поговорить? Она хочет замуж за твоего брата?

Младший Османоулу трёт лоб и молчит.

— Я сейчас найду её страничку и напишу, что нужно поговорить и это важно, — тянусь за смартфоном на тумбочке. — Чёрт! Она закрыла профиль и запретила отправку личных сообщений! Давут, она ведь твоя дальняя родственница, ты можешь аккуратно узнать её телефон?

— Вообще-то, — вздохнув, парень поднимает на нас глаза, — у меня есть её номер.