Молодой Ленинград ’77

ГОЛУБАЯ ЛОШАДЬ

В детском саду, когда детей спрашивали; «Кем вы хотите быть?», дети, не задумываясь, отвечали: одни — пожарником, другие — доктором, третьи — летчиком… Лишь он один отводил в сторону глаза и тихо вздыхал:

— Я хочу найти голубую лошадь…

Взрослые категорично возражали:

— Мальчик, голубых лошадей не бывает! Лошади бывают пегие, каурые, вороные…

Тогда он упрямо поджимал маленькую губу и обижался:

— Нет, бывают!

В школе ребята смеялись над ним:

— Дурачок, голубых лошадей нет! Есть только розовые фламинго…

Он уже не спорил с ними, а просто отходил в сторону и подолгу стоял у окна.

Учителя советовали его родителям:

— Наверное, ребенок много читает, и, главное, совсем не то, что нужно. Уберите от него книги, иначе это может плохо кончиться…

Однажды он примчался в школу очень возбужденный и, невоспитанно дергая учительницу за рукав, радостно сообщил:

— Анна Ивановна, прочитайте!

В его руке была раскрытая книга.

— Раз бывают розовые кони, значит, бывают и голубые!

Анна Ивановна поправила очки и, строго взглянув на него, выразительно произнесла:

— Во-первых, дергать учителей за рукава нельзя. Запомни! Во-вторых, розовый конь — это поэтический образ, что это такое, мы еще будем проходить… А в-третьих, голубых лошадей все-таки нет.

Горькие, обидные слезы густым туманом заволокли его глаза, и, всхлипывая, он выбежал из класса.

Когда он заканчивал школу, его, как и всех, спрашивали:

— Куда пойдешь после школы?

И он неопределенно пожимал плечами:

— Да так. В институт, конечно…

Была теплая летняя ночь. Они сидели в тихой, отдаленной аллейке городского парка.

— Я люблю тебя! — чуть слышно сказал он.

Она счастливо улыбнулась и посмотрела ему в глаза.

— И я люблю тебя!

Вдруг в глубине парка он услышал тихое ржанье. Освещаемая холодным светом неоновых фонарей, по аллее медленно брела… голубая лошадь.

— Посмотри, голубая лошадь! — не удержался он.

Девушка медленно повернула голову, посмотрела, куда он показал, и засмеялась:

— Ну и выдумщик ты у меня!

Прошло несколько лет. На улице он иногда встречал кого-нибудь из своих школьных друзей. Тот шумно радовался встрече и энергично рассказывал о своих достижениях:

— Старик, у меня все нормально: кандидатская, машина, конечно… дети. А как у тебя, все ищешь свою голубую лошадь?

Тогда он одергивал поношенный пиджачок, немного конфузился и, поправляя очки, бормотал:

— Брось, ты же знаешь — голубых лошадей не бывает…

Как-то перед отпуском ему предложили путевку:

— Съездите, отдохните. Там все-таки горы, воздух, да и санаторий новый, только что открылся… А то у вас вид, извините, неважный…

Соседи по комнате целыми днями резались в преферанс и пили сухое вино. А он укладывал небольшой рюкзачок и подолгу, иногда по нескольку дней, пропадал в горах.

Один раз он немного заблудился и, спускаясь в небольшую долину, присел отдохнуть на камень. Вдруг из колючих зарослей кустарника вышла… голубая лошадь. Она подошла к нему и мягкими теплыми губами уткнулась ему в плечо. Он потрогал ее и равнодушно сказал:

— Уйди! Голубых лошадей не бывает!

Дома собрались друзья, чтобы отметить его возвращение.

— Ну, как отдохнул? Как горы, как природа?

Он вяло пожал плечами и устало бросил:

— Не знаю, я спиной к окну сидел — в преф дулись…

Друзья понимающе и многозначительно заулыбались.

Они ворвались к нему в дом, размахивая газетами:

— Старик, читал? Сенсация! Какой-то чудак из отдаленного горного селения нашел-таки голубую лошадь. Открытие века! Выходит, ты был прав, они все-таки есть…

Жена доставала из холодильника консервы, а он, поставив на стол бутылку «экстры», пробежал глазами небольшую заметку на последней странице газеты.

— А, вранье! Голубых лошадей не бывает, — твердо сказал он и отвернулся к окну.

Трогая мягкими, теплыми губами холодное стекло, за окном стояла голубая лошадь…

СТАРУХА

Однажды сижу я дома, вдруг — звонок. Открываю дверь, стоит старушка. Обыкновенная такая старушка в платочке и с хозяйственной сумкой.

— Здравствуйте, — говорит и снимает пальто.

Помогаю ей раздеться, а сам лихорадочно соображаю: «Неужели опять какая-нибудь родственница жены из Тамбова приперлась?»

А старуха садится на стул и говорит:

— Как вы догадались, я натурщица.

— Кто? — у меня даже глаза на лоб вылезли.

— Кто, кто? Натурщица!

— Какая натурщица?

— Обыкновенно какая, с которой ваш брат, молодые художники, картины рисуют…

— Бабуся, во-первых, я не художник, а токарь, а во-вторых, я с детства рисовать не умею…

Выяснилось, что это пенсионерка, подрабатывающая в художественном училище, и что она ошиблась адресом и попала совсем не туда, куда ей было нужно. Я обрадовался и уже хотел подать ей пальто, да не тут-то было — старуха уперлась:

— Хватит трепаться, рисуй, кому говорят! Подумаешь, токарь! Был токарем, стал художником. Все равно сейчас ни Тицианов, ни Чюрленисов нету, на художников дефицит. Рисуй, кому говорят, зря, что ли, я на такую верхотуру к тебе забиралась? Бери краски и мажь, молодому художнику все сойдет…

— Так у меня и красок-то нет!

— Ну-ка погоди, у меня, кажись, что-то завалялось. — И она достает из сумки пару тюбиков.

Через час вижу, делать нечего, от старухи мне не избавиться, придется рисовать. Взял ватман и пошел малевать как умею. Краски оказались синего и фиолетового цвета, так что картина вышла малость жутковатая, особенно если учесть мои художественные способности.

Старуха отложила вязание и оценивающе взглянула на мои труды.

— Ничего, сынок! Для молодого художника совсем ничего! Чувствуется, правда, школа экспрессионизма, но зато современно… Ты напиши-ка на обороте свою фамилию.

Она забрала мое творчество и ушла.

А вскоре, говорят, была выставка молодых художников, и мою мазню тоже вывесили, в рамке…

Начались мои мытарства в искусстве.

Вызывает меня начальник цеха:

— Молодец, Вася! Слышали… Растущий талант… Порывы творчества. Ничего, поможем!..

— Виктор Петрович, я не хотел…

— Ладно скромничать-то, мы должны дать тебе дорогу. Ты что же, хочешь, чтоб потомки осудили нас как душителей таланта? Не выйдет!

В общем, никто слушать меня не стал. За счет месткома срочно приобрели грузовик красок, кистей, холстов, а меня от основной работы освободили — только рисуй! От завода трехкомнатную квартиру дали.

— У всех художников студии есть? Есть! Теперь и у тебя будет. Твори! Только не забудь помянуть в мемуарах и про наш душевный порыв…

Пришлось рисовать, нельзя же подрывать доверие родного коллектива. Намазал десятка два полотен и показал известным мэтрам. Ну, думаю, сейчас разнесут меня по кочкам и закончится наконец моя карьера художника. Но они посовещались и говорят:

— Отличные работы! Это совсем неплохо, что человек, можно сказать от станка, от сохи, к искусству тянется…

— Да где же, — говорю, — отличная работа? Вы же сами видите — мазня!

— Не скромничайте, для молодого художника даже очень неплохо!

— Да какой же я молодой! Мне скоро сорок стукнет.

— Э, батенька, вы и в пятьдесят молодым художником считаться будете. Не в возрасте дело…

Плюнул я и пошел домой холсты марать, неудобно как-то: ко мне домой представители общественности завода приходят посмотреть на творческую личность, выращенную в родной среде, поинтересоваться успехами. Нельзя же людей подводить! Зато теперь с каким сочувствием я отношусь к некоторым пожилым людям: молодым писателям, режиссерам, композиторам!.. Кто знает, может, и этим ребятам тоже какая-нибудь старуха жизнь испортила?

ЛАРЕК Рассказ очевидца

Напротив нашего магазина пивной ларек поставили. Да, да, тот магазин, что на нашей улице, вход с угла, три ступеньки вверх… Продавца на работу оформили и все такое, да случилась одна загвоздка. Нужно было к ларьку воду подвести для мытья кружек, а взять ее неоткуда. Справа от ларька — одна солидная организация, она воду не дает. Ясное дело, какой ей интерес, чтоб возле ее проходной пивной ларек стоял, — сплошное искушение для работающих. Слева — стройплощадка, детский садик, почитай, уж лет пять строят. Откуда ж воду брать? Можно, конечно, из самого магазина, но для этого надо трубы тянуть через дорогу — асфальт вскрывать и все такое прочее… А откуда у простого магазина такие возможности?

Вот тогда-то директор и повесил объявление: мол, слезно прошу лиц, заинтересованных в потреблении пива, собраться в воскресенье и малость пособить…

Что касается меня, так я, прямо сказать, пивом не брезгую. Больше того, люблю после баньки или в жару пару кружечек огреть. Или, скажем, после дня рождения…

В общем, решил: надо идти, что мне стоит пару лопат бросить!

Прихожу, а вокруг ларька народу собралось — тьма. И все наш брат, мужики. Волнуется толпа, гудит, обсуждает предстоящий момент потребления пива. Приходит директор, а с ним двое рабочих — трубы приносят. Вдруг какой-то мужичок из толпы вылезает.

— Вы что это принесли? — спрашивает.

— Как что? Трубы.

— Вижу, что трубы, не слепой. А какие трубы? Железные! От них вода ржавая будет — пиво весь букет потеряет. Понимать надо! Погодите-ка, я домой смотаюсь, трубы из нержавейки принесу, специально для этого дела с завода приволок… Порадел для общества…

Принес он трубы, в один момент мы их уложили. Нашлись и строители, и дорожники, и водопроводчики. Народ-то сейчас пошел — не люди, а сплошь высококвалифицированные специалисты…

Стоим, ждем, пока пиво привезут. Вдруг кто-то говорит:

— Ребята! Гляди, какой ларек-то хлипкий. Продавец в нем летом от ветра качаться будет, а зимой от мороза стынуть. Перебои в торговле пойдут. Чего без дела-то стоять, давай каменный соорудим! Для себя ж делать будем, не для дяди… — И добавляет: — А кирпич я на себя беру, зря, что ль, прорабом работаю…

И пошло — вмиг раствор, кирпичи привезли. (Для себя ж старались, понимать надо!) Раз, два — по кирпичику каждый уложил, и готово дело. Прямо не ларек, а Дворец культуры вышел.

Тут один парень и говорит:

— Мужики! У меня на стройке колонны валяются. Может быть, присобачим их, так сказать, в эстетическом плане…

Сказано — сделано, поставили и колонны. Здорово вышло — прямо Исаакий, только чуть поменьше. Кто-то еще и статую приволок: мраморная женщина, без рук правда, но ничего, симпатичная. Тоже где-то без дела валялась…

А тут живая женщина прибегает. Заведующая тем детским садиком, что рядом с ларьком строился.

— Товарищи, говорит, пособите детишкам. Ждут они, а со стройкой который год одна волынка получается… Ну, что вам стоит для своих же детишек постараться…

Ладно, через два часа все было готово. Стены возвели, крышу схлопотали, внутри дом покрасили. Заведующая так прямо ошалела от счастья.

— Спасибо, родненькие, — плачет, — век вас не забуду.

— Брось, тетка, для себя ж старались!

Потом вдруг один пожилой мужчина подходит.

— Я, — говорит, — председатель жилищного кооператива. Мы тут за углом двадцатиэтажный дом строим. Новоселы ждут, волнуются, а строительство замерло… Помогите, братцы, я на пивзаводе работаю, обещаю — ваш ларек каждый день самым свежим пивом заряжать буду… Постарайтесь…

Короче говоря, к вечеру в тот дом новоселы въехали.

Эх, жаль только, что стемнело быстро, были б белые ночи, мы бы еще не то сделали… А что? Все ж выходные были, не на работе, для себя же старались…

ЦВЕТЫ ЖИЗНИ

Как у нас ребенок родился, жена сразу поставила вопрос ребром: или — или. Или я устраиваю дочурку в ясли, или нянчусь с ней сам. Потому что у жены, видите ли, могут погибнуть прирожденные дарования и не раскрытые доселе таланты.

Но это легко сказать — ясли. Там уже очередь на пятилетку вперед стоит. А жена мне на это заявляет:

— Раньше надо было думать. Порядочные люди, прежде чем жениться, в ясли записываются. Ищи, — говорит, — няню.

Где ж ее сыщешь?

Нервным я стал до ужаса. По ночам во сне все детских воспитательниц звал. На работе в чертежах путался. И к концу месяца вдруг вспомнил: есть у нас с женой одна родственница. Дальняя, правда, но зато возраста пенсионного. Адрес ее разыскал — и сразу же в поезд.

Насилу добрался до бабуси. Встретила она меня настороженно. А как услыхала, зачем приехал, вовсе расстроилась:

— Ты што, белены объелся? У меня хозяйство — это понимать надо! Корова не доена, гуси-куры не кормлены, а ты с глупостями лезешь!

А я перед ней — бац на колени, смотрю преданно и горячо объясняюсь. Про родственные чувства говорю, про смену нашу, светлое будущее, про детей то есть, которые настоящие цветы жизни. Еле уломал ее к вечеру. Вышел в сени, выпил из ведра три кружки воды и, покачиваясь, спать пошел в курятник. А бабуся махнула мне рукой на прощание, взяла билет и уехала.

Утром ни свет ни заря встал я, подоил коровенку. Живность покормил, грядки прополол и в правление потопал. Механизатором записали, благо Политехнический окончил…

Живу я в деревне шестой уж год. В передовики выбился, хозяйство приусадебное увеличил. Летом семья у меня отдыхает. Дочурка скоро в школу пойдет. Может, тогда снова инженерить начну. Если бабка, конечно, согласится обратно в деревню переехать.