Молодой Ленинград ’77

В какой семье, в каком окне

цветешь, моя жена?

Пусть ты не знаешь обо мне,

но очень мне нужна.

И пусть кольца на пальце нет

и нет в шкафу фаты,

но знаю я и целый свет —

моя навеки ты.

И пусть с другой целуюсь я,

сердиться не должна:

ведь в этом есть вина твоя,

как и моя вина.

Скажите, девушка, кого

вы ждете? Не меня ли?

До появленья моего

вы скольких разменяли?

О, как мне близок поворот

печальной головы…

Но почему сомкнули рот

неумолимо вы

и не хотите отвечать?

О, смилуйтесь, молю,

о, как мне хочется кричать,

что я — не разлюблю,

что жизнь моя без вас пуста,

не жизнь, а сущий вздор…

Сойдите в тихий коридор

с альбомного листа!

На кухне у жаркой плиты повара,

как будто снежинки, танцуют с утра.

И солнышко дивное, как колобок,

их парит и в шею, и в спину, и в бок.

Над вкусной плитою с борщами, с супами,

где пар поднимается к небу клубами,

снежинками вы, поварихи, летайте,

но только не тайте, не тайте, не тайте…

Да здравствует дерево то,

в которое долото

врезается, — из ствола

рождается плоть стола.

Да здравствует тот поэт,

который, поднявшись чуть свет,

за этим столом на заре

пишет о столяре.

И славься читатель тот,

который разинув рот

глядит на творенье резца

и чтит сочиненья певца!