Молодой Ленинград ’77

Дмитрий Баханцев О ДРУЗЬЯХ МЕНЬШИХ Короткие рассказы

Я давно привык к пернатым гостям. Считаю их своими друзьями. В меру сил стараюсь облегчить им жизнь.

Замечаю их повадки, привычки, сметку, приспособляемость и даже благодарность за заботу.

Вот несколько черточек из их жизни.

Над высоким деревом, росшим на границе садовых участков, с самого утра носилась стая скворцов и так верещала, что прохожие поднимали головы, стараясь понять, что же там произошло. Причина переполоха оказалась простой.

Вернувшаяся из теплых краев пара скворцов застала свой домик занятым. И кем? Обыкновенным серым воробьем, который наотрез отказался добровольно освободить чужое жилье. Потерпевшие позвали на помощь собратьев. И вот уже второй день они всей компанией гнали самоуправца, а он не улетал. А зачем, если здесь так хорошо и он чувствует себя как в крепости?

Скворцы, видимо, поняли, что серый так, за здорово живешь, не покинет домик, и после безуспешных попыток взять воробья измором изменили тактику. Всей стаей уселись на другом дереве — будто совещаются, а двое остались у скворечника, продолжая доказывать свое право на прошлогоднее жилье.

Воробей осмелел. «Умные речи приятно слушать», — сказал он, вступая в беседу, и высунулся наполовину из своего убежища. Но он не мог видеть, что в засаде на крыше домика оставлен третий скворец, который только того и ждал: прыгнул на него сверху и отрезал путь к отступлению. А двое скворцов, сидевшие на ветке напротив, схватили воробьишку клювами за грудки и, упершись лапками в скворечник, под громкое ликование прилетевшей стаи, как бы скандировавшей: «Раз, два! Взяли!», вытащили его вон и сами заняли домик.

На березе послышалось громкое, по-мальчишески задорное чириканье. Словно кого-то дразня, вокруг скворечника кружил воробей, пытаясь узнать, что делается внутри этого уютного деревянного домика. Но, видимо, воробьишка трусил. Потом расхрабрился, сел на полочку скворечника и полез внутрь. И тут-то все и произошло. Откуда-то сверху молнией свалился на него скворец, не долго думая, схватил любопытного за хвост, вытащил из домика и задал такую трепку, что у того перья полетели. Теперь вместо задорного чириканья — панический вопль: «Караул! Убивают! Спасите!»

Когда скворец отпустил потрепанного воробья, тот как ни в чем не бывало взлетел на самую верхушку дерева, отряхнулся и, лукаво поглядывая на сторожившего свое жилье скворца, весело зачирикал: «Не робей, воробей, держись орлом. Чик-чирик!»

На первый взгляд отношения между скворцами и воробьями предельно просты и хорошо всем известны.

Скворцы — птицы перелетные. Каждую весну возвращаются в родные края и по возможности занимают старые гнезда. Выводят потомство, вскармливают его и, как только у птенцов окрепнут крылья, улетают с ними в места, обильные кормом. Осенью, перед отлетом в теплые края, посещают свои гнезда и, усевшись на ветках над скворечней, самозабвенно поют.

Ну, а воробьи? Этот веселый народ, любопытный и вороватый, пользуется всеми средствами, чтобы поддержать свое существование. Им все равно, где и за счет кого поживиться, кого обмануть. Скворцы смотрят на воробьев как на неизбежное зло и по большей части бывают к ним снисходительны. А когда те становятся несносными — колотят их. Но бывают случаи, когда скворцы проявляют жестокость сверх меры, особенно к тем, кто переступает грани дозволенного: в их отсутствие забирается в гнезда к скворчатам.

Однажды я услышал необычный шум. Кричали скворцы и воробьи. Внутри зеленой кроны березы, где был прибит скворечник, происходила жестокая борьба. Вскоре оттуда на землю упал шевелящийся комок сплетенных тел. Сначала очнулся один скворец. Шатаясь, отошел немного в сторону, отдышался и тяжело взлетел на дерево. Затем пришел в себя второй, но вместо того, чтобы улететь, с новой яростью накинулся на лежащего воробья. И когда второй скворец тоже улетел, воробей был мертв.

Как-то я заметил, что стоит мне отойти от вскапываемой грядки, как на нее тотчас садится скворчиха и торопливо подбирает вывернутых наверх червяков, а при моем приближении улетает. Скворец, живший с ней в одном домике, улетал за пищей в другое место. И вот в самую горячую пору, когда из скворечника слышался требовательный писк голодного потомства и оба скворца только и делали, что летали за кормом да назад, со скворцом произошла какая-то драма. Скворчихе одной пришлось кормить птенцов. А это было нелегко. Дождя давно не было. Земля высохла, и черви зарылись глубоко в землю. Теперь она садилась на грядку даже тогда, когда я копал. Дрожа от страха, быстро набивала зоб и летела в скворечник. Раньше, когда я бросал ей жирного червя, она испуганно вспархивала и улетала, а теперь, когда птенцам требовалось все больше и больше корма, она все ближе подходила ко мне; здесь было много еще не зарывшихся в землю червяков. И уже не улетала, если я бросал ей червя, а, наоборот, когда их не было, широко раскрывала розовый клюв и жалобно пищала, требуя еды.

И потом, когда пищи было уже вдоволь, стоило ей заметить меня, как она сразу же садилась рядом и ждала, когда я начну работать. Лезла под лопату и даже с рук брала корм.

В этом году она не прилетела, и в ее домике поселились другие скворцы.

Лето в полном разгаре, но погода в те дни засентябрила. Южный ветер сменился северным и нагнал тучи. Вторые сутки шел мелкий холодный дождь..

Еще с утра с соседнего участка слышались тревожные голоса скворцов. Обычно такие звуки они издают при виде пробегающих мимо кошек.

Вскоре стала известна причина тревоги. Над деревом, где был скворечник, летала сорока. Вначале эти полеты казались случайными, но постепенно намерения лесной сплетницы стали более определенными. Круги над деревьями становились все уже и уже. Теперь двое скворцов, живших в этом скворечнике, при приближении сороки к гнезду уже не отставали от нее, а она не обращала на них внимания. Все летала и летала. Садилась на ветки дерева и с вожделением смотрела на круглое отверстие птичьего домика, откуда слышался писк скворчат. Наконец уселась у самого лаза, сунула голову в скворечник, вытащила оттуда маленького, еще не оперившегося скворчонка и, держа его в клюве, полетела в лес. Скворцы, видимо, не ждали такого финала и с жалобными криками заметались вокруг дерева. Вскоре сорока появилась снова и уже без разведки, подлетев к скворечнику, засунула в него голову. Теперь в крике скворцов появились панические ноты. Даже непосвященному было понятно, что они звали на помощь. И только сорока, выудив второго малыша, направилась в лес, как на нее черной тучей набросилась поспешившая на сигнал бедствия большая стая скворцов. Они атаковали разбойницу с таким остервенением, что вскоре она потерялась среди их черных тел. Только перья летели на землю.

Сначала, пытаясь спастись, сорока заметалась: сворачивала вправо, влево, взмывала вверх, пикировала вниз, но всюду натыкалась на острые, как жала, клювы скворцов. Едва долетев до кромки леса, стая свалилась вниз. Вначале я подумал, что это очередная уловка белобокой, попытавшейся спасти жизнь в густых зарослях кустарника. Но, судя по победным крикам скворцов, возвращавшихся из леса, понял, что с сорокой покончено. И я подумал: «Ведь знала рябая, что в беде сороки, если дружны, гуся съедят, а вот что скворцы при тех же обстоятельствах не только ее, но и ястреба забьют, забыла. Ну что ж, на ершах, как говорится, и щуки давятся».

По-прежнему моросил дождь. Вернувшаяся из погони пара скворцов занялась обычным делом. Один сторожил домик, второй носил малышам корм.

На двух березах по скворечнику. На одной скворцы живут каждое лето, а на другой — через год. Но в это лето оба домика были заняты. Когда на свет появились малыши и из скворечников послышался их еще слабый писк, я начал замечать прилеты к этим семьям чужого скворца.

Сначала обе пары гнали его прочь, но он все-таки прилетал и, когда поблизости не было взрослых скворцов, кормил малышей то на одном, то на другом дереве. Вскоре к нему привыкли, и он уже и в присутствии хозяев кормил их детишек.

Что за феномен? То ли у этого чужака разорили гнездо и он по привычке носил корм пусть даже чужим птенцам, то ли это холостяк, не сумевший обзавестись собственной семьей?

В начале июня в скворечниках начинается новая фаза жизни. Подросшее потомство много ест, а в свободное от этого занятия время каждый борется за место возле светлого круглого отверстия, из которого виден незнакомый мир.

Самый сильный отталкивает более слабых, высовывается в лаз и смотрит… Родители ему первому набивают зоб и снова улетают за кормом. А у него перед глазами волшебная картина: рядом шелестит зеленая листва, вокруг порхают серые птички, внизу парят разноцветные бабочки и мельтешит мошкара. Он осторожно вылезает из скворечника, взбирается на толстую ветку и пытается взлететь. Но у него почему-то дрожат лапки, а крылья словно приклеены. Однажды он все-таки решился. Расправил крылья, глубоко вздохнул: «Эх, была не была, пока молодо-зелено, погулять велено!» Подпрыгнул и… скользя по веткам, свалился в траву. Попробовал взлететь, но не тут-то было. Поднял голову и увидел высоко на дереве маленький серый ящик, бывший свой домик. Прилетевшая мама кормила оставшихся малышей. «Сейчас она меня увидит и покормит», — подумал смельчак и громко пискнул. Но она его не услышала. Не заметил и отец, прилетевший вслед за нею. Не знал храбрец, что глупа та птица, которой свое гнездо не мило. Там хоть и тесно, зато все вместе.

Садилось солнце. Стало неуютно и страшно. В густой траве он нашел ямку и затаился до утра.

Удивила меня его беспечность. Иду к нему, а он сидит и не шелохнется. Нагнулся, чтобы взять в руки, — он побежал, да так проворно, будто всю жизнь только этим и занимался. «Дурашка, съедят тебя кошки. Уж лучше бы дался в руки, я доставил бы тебя в гнездо, откуда ты выпал».

А на следующее утро увидел прямо-таки невероятное: двое взрослых скворцов по очереди кормили третьего, не уступавшего им в росте, — моего вчерашнего знакомца. Он широко раскрывал клюв и требовал еды еще и еще.

После кормежки один из взрослых взмахнул крыльями и поскакал вперед, приглашая за собою молодого. Но тот не двигался. Так было во второй и в третий раз. Затем взрослые скворцы поменялись местами. А когда молодой не побежал и за новым ведущим, то находившийся сзади больно клюнул упрямца в спину. Потом еще и еще. Молодой начал проворно убегать, но догонявший настигал его и клевал все больнее. Не видя выхода, молодой подпрыгнул, отчаянно замахал крыльями, оторвался от земли и сразу очутился на самой верхушке дерева. Но, видимо, сел на слишком тоненькую ветку и, чтобы снова не свалиться, полетел дальше. За ним полетели учителя.

Вечером, перед заходом солнца, они втроем сидели на дереве, на котором висел их скворечник. Вскоре примеру первого птенца последовали остальные, и уютный домик опустел.

Как-то летом во время обеда за окном послышалась веселая птичья песенка. Мы слушали ее несколько дней. Наконец наш второклассник Юра заметил птичку и даже заплясал от радости. На верхушке сирени, что росла против окна, на прутике тоньше спички, сидела она — вся светло-серая, а головка и животик оливковые. Сидит с закрытыми глазами и, качаясь на ветке, самозабвенно поет что-то веселое. Время от времени замолкает и ныряет в зеленый куст, в свое гнездо. Заметив, что за ней наблюдают, испуганно прижалась к гнезду и, казалось, просила: «Не трогайте меня, мне нельзя отсюда улететь. У меня маленькие».

Мы просили Юру не трогать ее и никому не показывать гнездо. Но, видимо, он еще не научился молчать. Через неделю гнездо было пустым. Изредка прилетала наша пичужка, опускалась на зеленый куст и как ошпаренная, с тревожным писком улетала от разоренного гнезда.

Осенью, когда задувший с севера ветер гонялся за опавшей яблоневой листвой, трепал красные кусты черноплодной рябины и раскачивал березы, на верхушках которых коротали время скворцы, я услышал знакомый посвист. На голой ветке сирени, где весною было гнездо, одиноко сидела знакомая птичка и пела так жалостно, что у меня сердце зашлось.

Что потянуло ее на родное пепелище? Вот уж воистину, любовь не волос — скоро не вырвешь. И как было жаль, что эту грустную картину не увидел мальчик, разоривший гнездо.

Весна начинается с прилета скворцов. И чем бы ни был занят в это время садовник, он принимается за ремонт старого или изготовление нового скворечника. Потом садовод ухаживает за садом, а скворцы выращивают потомство. Один раз в сезон, во второй половине сентября, они конфликтуют. Перед отлетом в теплые края скворцы, как и дрозды, набрасываются на поспевшую к тому времени черноплодную рябину. Но это не перечеркивает всего хорошего, что накопилось между ними за весну и лето.

В конце сентября или начале октября каждая пара скворцов прилетает со своим выводком к родным пенатам и отдает им дань. Самое почетное место занимает глава семейства. Он сидит выше всех. Сейчас его не узнать. Отъелся. Раздобрел. Вырос чуть ли не с голубя. Перья на грудке побурели. Распевает во весь голос мотивы, которые слышал от других и запомнил. Чуть пониже сидит хозяйка большого семейства, которое расположилось тут же рядом.

Особенно хорошо поют скворцы утром и вечером, когда далекое солнце золотит верхушку их дерева. В песне — благодарность людям за добро и заботу, за домик, где было тепло и уютно, где выросли их малыши.