Морально нечестивый

Глава 9

Марчелло

Несколько часов назад

Мое отвращение к прикосновениям нельзя отнести к какому-то одному моменту времени, хотя было одно конкретное событие, которое могло это спровоцировать. Возможно, все началось в детстве. Есть исследование, которое доказало, что младенцы, имеющие тесный физический контакт с матерью, вырастают более приспособленными людьми, чем те, у кого нет авторитета матери. Я отношусь к последней категории.

Выяснить, что произошло при моем рождении, было несложно - персонал всегда сплетничал. Моя мать, взглянув на меня, объявила меня грешником. Она сказала, что бесконечное количество крещений не сможет очистить мою душу. Отцу, конечно, нравилась мысль, что его сын будет воплощением дьявола. И поэтому он сделал все, что было в его силах, чтобы лишить меня человечности. Моя мать либо держалась на расстоянии, либо издевалась надо мной, считая меня грешником.

Все это свелось к одному событию, которое стало для меня переломным моментом. С тех пор у меня развилась боязнь прикосновений. Хотя моя фобия касается всех, она особенно травмирует, когда речь идет о женщине. Поэтому в течение последних десяти лет я избегал любых контактов с противоположным полом. Даже на работе люди считали меня геем просто потому, что я держался на почтительном расстоянии от всех женщин в офисе. А теперь я должен жениться... скорее всего, на восемнадцатилетней. От одной мысли об этом мне становится плохо.

Это не значит, что за все эти годы не было случайных прикосновений; практически невозможно жить в полной изоляции. Но каждое из этих прикосновений причиняло мне физическую боль и такие душевные страдания, что мне требовалось время на восстановление. Кроме того, мне хочется верить, что я достаточно хорошо адаптировался, чтобы жить в обществе как нормальное существо, или настолько нормальное, насколько это вообще возможно.

— Синьор, вас хотят видеть. — Амелия отвлекает меня от моих мыслей. Я снимаю очки и массирую виски.

— Проводи их.

Не прошло и минуты, как Влад небрежно заходит внутрь и плюхается на стул напротив меня.

— Марчелло. — Он ухмыляется мне, между тем громко жуя жвачку.

— Что известно по поводу последних событий? — спрашиваю я, зная, что Влад не придет сюда просто поздороваться. Мы пытались разобраться с последним нападением, но, по его словам, Куинн и Мэтью Галлахер реже стали появляться после смерти Хименеса.

— Не совсем. Знаешь, все то же самое, все то же, — говорит он, его глаза фокусируются на часах позади меня.

— Что это значит? — С Владом мне всегда приходится выпытывать у него информацию.

— О, ты знаешь, — невинно пожимает он плечами. — Картель Ортеги теперь работает с главой MC, Куинн вернулся в город... все по-старому.

— Ты сказал, что Куинна не видели.

— Разве я? Однако. Мои знакомые говорят, что он готовится к важному бою. Они открыли еще несколько арен в Бронксе.

— А ты не думал, что такой ход событий и был запланирован?

— Я не беспокоюсь о Куинне. Парень — машина, но разве умная машина? Не думаю. А вот его отец? Его не видели с момента нападения на Агости. И если бы сейчас была хоть какая-нибудь информация о нем, то я бы точно сказал, что такой исход событий и планировался. — Влад откинулся в кресле, приняв беззаботное выражение лица. Его игра настолько хороша, что я не думаю, что кто-то заметит, что скрывается под поверхностью.

— Мои люди хотят отомстить за жертвы, — добавляю я.

— И ты думаешь, что я не хочу того же? — спрашивает Влад, явно обиженный.

— Я не знаю, чего ты хочешь. И вообще, зачем ты сюда пришел?

— Марчелло, Марчелло, ты всегда так груб со своими гостями? Неудивительно, что люди терпеть не могут твою угрюмую задницу. — Влад покачал головой в притворном возмущении.

— Переходи к делу, Влад.

— Хм... — Он изучает меня секунду. — Ты сделал правильный выбор, взяв на себя роль дона... и поэтому ты будешь пожинать плоды.

— О чем ты говоришь? — Я нахмурился.

— То, чего ты хотел больше всего... оно почти твое, —говорит Влад загадочно, прежде чем встать и пойти в сторону библиотеки. — Недавно произошла смерть.

— Химера? — спрашиваю я, понимая, что это единственная причина, по которой он пришел лично.

— Да. Саратога Спрингс.

— Что? Это...

— Он становится все ближе и ближе, причем быстрее, чем раньше. Если бы это был обычный серийный убийца, то я бы сказал, что его период перерывов становится все меньше и меньше. Но мы оба знаем, что он не обычный убийца.

— Что говорит полиция?

— Никаких отпечатков, никаких улик. Места также выбраны так случайно, что они не могут выстроить картину.

— Значит, ничего. — Влад кивает.

— Но у нас есть то, чего нет у них. Мотив.

— Ты уже говорил, что думаешь, что он охотится за мной. Но я просто не могу представить, кто это может быть.

— Думай, Марчелло. Кто-то должен быть.

— Там были десятки, если не сотни людей, Влад. — Я встряхнулся. Бесполезно даже пытаться вспомнить. Это только ухудшит ситуацию.

— Этот Химера, кем бы он ни был, знает все, что только можно знать о почерке настоящей Химеры. Увы, я не смогу помочь тебе, если ты не вспомнишь сам, Марчелло. — Влад вздыхает и бросает папку на мой стол.

— Может быть, что-нибудь всколыхнет твою память.

Поднеся руку ко лбу в шуточном военном приветствии, Влад уходит.

Я смотрю на папку, лежащую передо мной, почти не решаясь открыть ее. Но когда я наконец открываю, то вижу, что мой самый большой кошмар смотрит мне в лицо.

Там есть фотографии места преступления в Саратога Спрингс. Химера всегда оставлял подпись, чтобы показать, что бугимен был в городе. Настоящий Химера собирал зубы своей жертвы в виде буквы С. Этот Химера, кажется, немного отклонился от этого. Хотя до сих пор он добросовестно следовал сценарию, похоже, что этот подражатель пытается оставить свой собственный след. Здесь по-прежнему присутствует буква С, но на этот раз она собрана с большим размахом, используя ребра умершего.

Жертву, похоже, мужчину, разрезают пополам. Его туловище укладывают на стол в центре комнаты - центральный элемент. Грудная полость пуста от органов. Вместо них...

Я не могу не отвести взгляд.

Мертвый ребенок свернулся в позу эмбриона в грудной полости мужчины, где должны были находиться другие органы. Имитируя внутриутробную смерть, ребенок задушен кишечником мужчины - вероятно, использованным вместо пуповины.

Я больше не могу смотреть, поэтому бросаю бумаги на свой стол и на секунду закрываю глаза, пытаясь думать о чем-то другом.

Как бы я ни хотел, но не могу.

Потому что в конечном итоге это моя вина в том, что эти люди мертвы. Моя вина в том, что его подражателю есть что доказывать.

Это моя вина.

В последнее время в семье стало спокойнее. Франческо следил за происходящим и ежедневно докладывал мне. Николо, похоже, пока что смирился со своей гордостью, но я бы не исключил, что он что-то замышляет. Хорошо, что союз с Агости почти завершен. Всего минуту назад мне позвонил Энцо и сказал, что ему нужно кое-что обсудить со мной и что у него есть кандидат для меня. Мы назначили встречу после полудня.

А пока я должен просмотреть досье гувернанток, которых Амелия отбирала для собеседования. После катастрофы с первой гувернанткой, которая дошла до того, что назвала Венецию умственно отсталой из-за отсутствия формального образования, я решил сам проверить каждую кандидатку. Всего их десять, и, похоже, они обладают необходимой квалификацией. Конечно, на бумаге даже последняя из них выглядела эффектно, но ее отношение к Венеции было ужасным. Я сопоставляю их расписание со своим и решаю встретиться с ними наследующей недели. К тому времени я должен буду покончить с большинством неотложных дел в семье.

Выделив время для каждой кандидатки, я возвращаю список Амелии.

— Вы не останетесь на обед? — спрашивает она, когда видит, что я направляюсь к двери.

— У меня встреча. Скажи Венеции, что увидимся за ужином. — Амелия ворчит, но видно, что она не слишком довольна этим. Я не могу ее винить, поскольку с тех пор, как я переехал, то не слишком часто бывал в доме. Мое общение с Венецией было ограниченным. Амелия каждый раз напоминала мне о том, как девочке не хватает внимания и как сильно она нуждается в этом. Ее слова не остались проигнорированы, но сейчас время для меня тоже важно. Я должен укрепить свое положение в семье, а это требует много встреч. Когда у меня появляется свободное время, мне приходится пересматривать бизнес-планы и стратегии. Поэтому не находится момента для общения с Венецией.

Но я обещал себе, что разберусь с этим.

Я сажусь в машину и включаю зажигание. Дом Энцо совсем недалеко. Я смотрю на часы и вижу, что могу не торопиться.

В моей голове всплывает воспоминание о поем друге, Адриане. Я пытался получить от Влада какие-то новости, поскольку знаю, что он все еще общается с Бьянкой, но пока что он не слишком охотно отвечает. Когда я спрашиваю, он отвечает, что Андриан ещё не проснулся. Даже когда он придет в себя, я не знаю, что смогу ему сказать. Я полностью отвечаю за свою роль в предательстве его доверия, поэтому не понимаю, как он сможет простить меня за такое. Но мне все еще хочется объяснить свою версию истории. Впервые в жизни быть честным с кем-то.

Я встряхиваюсь от своих размышлений и паркую машину, уже добравшись до места назначения. Внутри горничная проводит меня в кабинет Энцо.

— Энцо, — приветствую я его, а он просто кивает. Выражение его лица мрачное.

— Похоже, мы встретились раньше, чем ожидалось, Марчелло, — добавляет он и предлагает мне выпить. Я отказываюсь, и он наливает один себе. Принеся стакан на свой стол, он зажигает сигарету и делает затяжку.

— Ситуация немного изменилась, — начинает он.

— В каком смысле? — Это определенно что-то, что его расстроило, судя по морщинам на его лице.

— Ты помнишь Гуэрро?

— Да, — отвечаю я. Гуэрро — еще одна влиятельная семья в городе, которая исторически не была командным игроком. Об их вражде с семьей ДеВилль ходят легенды. На самом деле, из-за их спора конфликт между Агости и Ластра кажется просто перебранкой.

— Давай просто скажу, что появилось нечто, что усугубило наши разногласия с семьей Гуэрра.

— Я не знал, что ты в плохих отношениях с ними. Что мне известно так это то, что у них никогда не было тесных связей с другими семьями, но их единственная стычка всегда была с ДеВиллем.

Энцо гримасничает.

— Я должен был жениться на Джианне Гуэрро. Контракт был уже подписан, — признается Энцо.

— И ты этого не сделал, — добавляю я.

— Я этого не сделал. И они обиделись на это. С тех пор они объявили бойкот нашему бизнесу.

— Почему ты мне это рассказываешь? — спрашиваю я, любопытствуя, к чему все это приведет. Я никогда не имел дела с Гуэрро, и я знаю, что у Валентино не было с ними проблем.

— Потому что у кого-то с ними проблемы. Кто-то нуждается в защите.

— Говори прямо. — Значит, все сводится к этому. Возможно, это имеет отношение к моему будущему браку.

— Женщина, о которой идет речь, убила племянника дона. И каким-то образом семья узнала об этом. Я не знаю, как, но мне прислали это. — Энцо объясняет и подталкивает ко мне письмо. Я бегло просматриваю содержание, и этого достаточно, чтобы понять, о чем идет речь. Они хотят отомстить, и их не волнует, что это женщина. На самом деле, это даже может быть хуже, потому что это женщина. Они, вероятно, не могут смириться с тем, что представительница противоположного пола осмелилась убить человека из семьи Гуэрро. Я насмехаюсь над содержанием письма.

— Почему она его убила? — Меня не волнует, почему она его убила. Я уже догадываюсь, что попросит Энцо. Жениться на ней и предложить ей мою защиту от Гуэрро.

Он выглядит неловко. Он делает один глоток из своего бокала, прежде чем ответить.

— Он приставал к ее дочери. — Интересно. Никто не может винить ее за то, что она поступила справедливо по отношению к такому мерзкому ублюдку.

— Тогда я бы сказал, что это было заслуженно.

— Действительно. Но это еще не все. — Энцо рассказывает, как кто-то специально осквернил труп и выставил его в центре монастыря Сакре-Кер.

— И твоя сестра помогла ей, — добавляет он, и мне приходится дважды моргнуть. Я правильно расслышал? Моя сестра помогала хоронить священника?

— Ты шутишь?

— Нет. На самом деле, я бы позвонил тебе независимо от нашей договоренности. Я не уверен, насколько безопасен Сакре-Кер сейчас для неё. Если кто-то смог проникнуть внутрь и сделать что-то подобное… — Энцо покачал головой.

— Я позабочусь об этом, — отвечаю я. Похоже, мне нужно снова встретиться с Ассизи, и поскорее.

— Теперь вернемся к нашему соглашению. Учитывая сложившуюся ситуацию, я бы хотел, чтобы ты женился на ней и дал ей защиту своего имени. Я не могу допустить, чтобы она или ее дочь были в опасности.

— Я согласен. — Я киваю. Это даже лучше, чем я себе представлял. Поскольку у нее есть ребенок, возможно, что она не какой-нибудь мечтающий подросток, а значит, я смогу лучше с ней поладить. Мне нужен зрелый человек, который понимает, что у меня есть правила и границы, и, хотя мы поженимся, это будет не совсем правильный брак.

— Хорошо, я надеялся, что ты это скажешь.

— Кто эта женщина, о которой ты говоришь? —спрашиваю я, не совсем понимая, что происходит. Все же лучше хотя бы знать ее имя.

— Моя сестра, Каталина. — Как только он произносит ее имя, я замираю. Нет... это невозможно.

— Твоя сестра? — прохрипел я. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь собраться с мыслями, не желая ничего выдать. — И она согласна?

— Да. Она знает, что находится в опасности, и готова на все ради своей дочери. — Каталина... и у нее есть ребенок. При этой мысли у меня защемило сердце.

— Я согласен, при одном условии. Я бы хотел сначала встретиться с ней, чтобы узнать, согласна ли она, — говорю я, а мой пульс учащается при одной мысли о том, что мне придется находиться в одной комнате с ней.

Энцо секунду обдумывает это, пристально глядя на меня.

— Как пожелаешь. — Он встает, чтобы уйти. Но прежде чем уйти, он добавляет последнее. — Если бы это не было так важно, я бы никогда не отдал ее тебе.

В тот момент, когда он выходит из кабинета, я пытаюсь глубоко дышать. Вдох и выдох. Каталина... девушка, на которой я хотел жениться более десяти лет назад. Как раз в тот момент, когда образ ее лица, каким я видел ее в последний раз, возникает в моей голове, кто-то стучит в дверь.

— Привет. — Каталина нервничает, когда входит в комнату. Она кажется другой, и в то же время такой же. Как будто годы не прошли вовсе. Ее волосы - все та же масса локонов цвета вороньего крыла. Ее лицо бледное и усыпано веснушками. Она выглядит молодой, невинной... нетронутой. И эти глаза. Я никогда не видел более выразительной пары глаз. И в них нет и намека на узнавание.

— Каталина. — Я приветствую ее, стараясь, чтобы мой голос не выдал моих чувств.

— Мой брат, должно быть, рассказал тебе об обстоятельствах. — Ее руки аккуратно сложены на коленях, и она, кажется, старается не ерзать. Я заставляю ее нервничать. Если бы она только знала, как она заставляет меня чувствовать себя. Я почти усмехаюсь при этой мысли.

— Ему пришлось, — отвечаю я, пытаясь сосредоточиться на разговоре, а не на своих блуждающих мыслях.

Мне стоит больших усилий выглядеть незаинтересованным. Мне нужно оценить, как она относится к браку, и, возможно, помнит ли она...

— Ты согласна на брак? — спрашиваю я, и она бодро кивает.

— Да, — говорит она, но потом хмурит лоб. — Но сначала я должна тебе кое-что сказать. После этого ты сможешь решить, хочешь ли ты жениться на мне. — Я снова маскирую свои черты и жду, что она скажет, надеясь, что это не то, что я думаю...

— Я не... — начинает она, но качает головой. — Я не невинна. — Она смотрит на меня нерешительно, ожидая, что я осужу ее за это. Как я могу? Когда вещи, которые я сделал, настолько чудовищны... настолько отвратительны, что, если бы она знала, то не смотрела бы на меня так, этими своими большими светящимися глазами.

— Меня это не волнует. — Я с силой выдавливаю слова с губ.

— Это еще не все. У меня есть дочь... — продолжает она, и я делаю паузу, вспоминая то, что рассказал мне Энцо. Священник совратил ее дочь. Красная дымка застилает мне глаза, и мне приходится глубоко дышать, чтобы сохранить спокойствие.

— Энцо упоминал об этом, — просто говорю я.

— Я не буду разлучаться с ней. — Я никогда и не думал, что она оставит свою дочь. Может, я и чудовище... но я не настолько злой.

Но тогда... Я должен спросить.

— Сколько ей лет? Твоей дочери?

— Ей девять с половиной. Она очень хорошо себя ведет, она не будет тебя беспокоить, — объясняет она, а моя рука вцепилась в подлокотник. Ей девять... такая взрослая. Я поворачиваю голову, чтобы она не увидела эмоций в моих глазах. У Каталины есть дочь. Девятилетняя дочь. Так вот почему она исчезла?

— Как ее зовут? — спрашиваю я, хотя это убивает меня изнутри.

— Клаудия. — Клаудия... Я перебираю в голове ее имя.

— Хорошо. Тебе с Клаудией не о чем беспокоиться, — заверяю я ее. Как только они узнают мое имя, я позабочусь о том, чтобы никто не смог им навредить.

— Это не... проблема? — Неужели она действительно думала, что меня это волнует?

— Нет. У меня дома есть младшая сестра. Они не так уж далеки по возрасту и могли бы поладить. — Кажется, мои слова принесли ей облегчение. Но мне нужно воспользоваться этим, чтобы сообщить ей условия брака. — Однако, — начинаю я, — у меня также есть некоторые основные правила. Вот почему я попросил Энцо разрешить мне поговорить с тобой заранее. — Я также хотел увидеть ее реакцию. Но теперь? Как я могу из лучших побуждений воспользоваться ею... когда во мне столько всего плохого?

Как я ненавижу свое прошлое и тот багаж, который делает меня таким плохим для нее. И все же, я никогда не мог найти в себе силы отказать ей. Не ей... только не ей.

— Это будет брак только на бумаге. Я дам тебе свое имя, и я буду обеспечивать тебя и Клаудию. Вы ни в чем не будете нуждаться. У тебя будет своя комната в доме. Как ты будешь проводить свое время, зависит только от тебя. Я буду беспокоить тебя, только если будет какое-то мероприятие, на которое мы приглашены, или если мы будем его устраивать.

— Я не против. — Она кажется ошеломленной моим списком требований, но тут же соглашается со всеми из них.

— И последнее. Не прикасайся ко мне. — Мне нужно добавить это. Для моего душевного спокойствия. И все же... если бы я только мог вынести чье-то прикосновение... этим кем-то была бы она.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, сморщив нос в замешательстве.

— Просто. Я не люблю, когда ко мне прикасаются. Даже что-то незначительное, вроде прикосновения руки. Не надо. — Я знаю, что мой голос звучит грубо, но, возможно, если я с самого начала установлю прохладные отношения, то мы оба не будем мучиться вопросом "что, если". Я и так буду мучиться, зная, что она в моем доме, в пределах моей досягаемости, а я не могу к ней прикоснуться. Лучше держать границы.

Она кивает, почти рассеянно.

— Лучше с самого начала изложить наши требования. Тогда не будет разочарований. — говорю я ей. Она должна знать, что это никогда не будет больше, чем деловая договоренность. Но что еще важнее, я должен помнить об этом. И тут я понимаю, что есть еще одна вещь, которую нужно обсудить.

— Это не значит, что ты можешь встречаться с другими мужчинами. — Никто к ней не прикоснется. Она будет моей... хотя не будет.

— А как насчет тебя? — Она прищуривается.

— Я? — Я почти хочу рассмеяться. Неужели она не слышала ничего из того, что я сказал до этого?

— Это будет брак только на бумаге, как ты сказал, но мне не разрешается быть с кем-то еще. Тогда как насчет тебя? — Уточняет она, и я смеюсь. Это просто смешно. Ах... если бы она только знала, что я не прикасался к другой женщине с тех пор, как впервые увидел ее, много лет назад... она, наверное, сочла бы меня ненормальным.

— Тебе не стоит об этом беспокоиться, Каталина. —Я сосредотачиваюсь на ней, когда произношу эти слова. — Мой недуг, так сказать, распространяется на всех. Я буду верен своей клятве, в этом ты можешь быть уверена. — Я делаю большой глоток воздуха, близость к ней уже сводит меня с ума. — Если бы я мог... — Я прервался. Ей не нужно знать.

— Итак, если мы оба согласны? — Я не думаю, что смогу долго находиться рядом с ней. Я уже слишком напряжен.

Вскоре к нам присоединяется Энцо, и мы решаем зарегистрировать наш брак до конца недели. Я очень немногословен в своих ответах, и как только я понимаю, что больше не нужен, то ухожу.

Только когда направлялся домой, мне пришло в голову, что Влад должен был знать. Да, то, чего я хотел больше всего, будет моим... и не будет одновременно. Я сухо смеюсь над мыслью… и вспоминаю, как впервые увидел Каталину. Она заворожила меня тогда, как и сейчас. И я женюсь на ней. В другой жизни, возможно, меня бы считали счастливчиком. А в этой... это еще одна цена, которую я должен заплатить за свои грехи.

В особняке Ластра я стараюсь ни с кем не столкнуться, направляясь прямо в свою комнату. Я закрываю дверь и запираю ее. Быстро снимаю пиджак и рубашку, оставаясь голым по пояс.

На секунду я замираю, прежде чем рухнуть на колени. Опустив голову, я кладу руки на бедра, чтобы побыть с собой. Воспоминаний слишком много. Они угрожают утопить меня. И сколько бы мне не приходилось пытаться вдохнуть воздух, ничего не выходило. Я вцепился рукой в материал брюк и стиснул зубы от разочарования.

Почему?

Почему Каталина должна была вернуться в мою жизнь?

Почему?

Стоя на коленях перед моим импровизированным алтарем, я беру ремень со стола и обматываю один конец вокруг костяшек пальцев. Затем, используя всю свою силу, я хлещу им по спине, пока он не соприкасается с моей кожей, разрывая ее. Я морщусь от боли... но я заслужил это.

Я грешник.

Один раз. Дважды. Трижды.

Боль помогает притупить мои чувства.

Каталина... моя Каталина.

Я никогда не заслужу ее.

Хлыст.

Хлыст.

Хлыст.

Я чувствую, как кровь струйкой стекает по спине.

Хлыст.

Хлыст.

Хлыст.

Мое дыхание прерывисто, боль грозит мне потерей сознания. В тот момент, когда я уже почти достиг вершины, то решаю остановиться.

Я должен жениться на ней.

Казалось бы, мне следовало радоваться этой мысли.

Но не могу.

Я только запятнаю ее. Оскверню ее своей порочностью. Прокляну ее душу своей испорченностью.

Она — моя единственная слабость. Маяк истинной невинности... Моя Беатрис⁴.

Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги, роняя плеть на пол. Неровными движениями я добираюсь до душа. Сняв остатки одежды, я подставляю себя под струю воды и позволяю ей смыть кровь. Все вокруг красное.

Кровь...

Как в ту ночь.

Я теряю равновесие и падаю на пол в душе. Вода все еще бежит, стекая по моей голове и смешиваясь с моими слезами.

Я хватаюсь за колени и начинаю раскачиваться.

Грешник.

Я грешник.

Господи, что я наделал?