Морально нечестивый

Глава 29

Марчелло

—Твой первый выбор... — Адриан делает паузу, и предвкушение убивает меня, — Николо.

— Ты уверен?

— Уверен. Техник определил небольшой шрам на большом пальце, который также присутствует на частичном отпечатке.

— Черт! — бормочу я, ярость нарастает внутри меня. — Спасибо. Я разберусь с этим.

— Скажи мне, если тебе что-нибудь понадобится.

Повесив трубку, я делаю паузу, чтобы успокоиться. Никому не пойдет на пользу, если я погружусь в это с помутненным рассудком. Николо и так уже достаточно поиграл со мной.

Но зачем?

Я до сих пор не могу понять, зачем ему так стараться, чтобы добраться до меня. Ему нужно мое положение? Это кажется немного экстремальным — делать такое годами только для того, чтобы стать доном. Что-то не сходится.

Время не терпит. Я не могу зацикливаться на причинах, когда Лина в опасности. Я беру телефон и звоню Франческо, поручая ему собрать всех высокопоставленных членов семьи. Вскоре он подтверждает, что они будут здесь в течение часа.

Их около десяти человек, занимающих важные посты. Более половины из них — люди Николо, так что у них должна быть какая-то информация.

Собрав некоторые инструменты из подвала, я прошу Амелию провести гостей в гостиную, когда они прибудут.

Жди меня, Лина! Я найду тебя!

Я вооружаюсь парой пистолетов и ножей, зная, что ни у кого из мужчин не будет оружия, так как неуважительно входить с оружием в дом дона. Когда Амелия сообщает мне, что они здесь, я напрягаюсь. Мне необходимо сделать это быстро.

Войдя в гостиную, мужчины углубились в разговор. Увидев меня, они останавливаются и приветствуют меня. Я сохраняю ничего не выражающее выражение лица и поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь.

— Вы, вероятно, задаетесь вопросом о срочности моего послания, — объясняю я, присаживаясь на диван. — Мой дорогой дядя, Николо, стал мошенником. Мне нужна любая информация о нем. Немедленно.

Они начинают хлопотать, некоторые выражают недоверие, некоторые заявляют о его невиновности. Я сосредоточился на последних.

— Матео, ты близкий друг моего дяди. Почему бы тебе не начать? — я наклоняю голову в сторону, на моем лице появляется скучающее выражение.

— Я ничего не знаю, дон. Я не его смотритель. — Он пожимает плечами, и я поднимаю на него бровь.

— Тогда как получилось, что ты повсюду следовал за ним? — парирую я.

— Это неправда. Я не знаю, кто тебе это сказал, но я не сделал ничего плохого. — Он тут же отнекивается, а я медленно качаю головой.

— Кто сказал, что я обвиняю тебя, Матео? — я встаю и подхожу к нему. Его голова низко склоняется, когда он видит, что я приближаюсь. Он старается казаться кротким, но я вижу, как слегка растягивается его рот, как чешется его тело в ожидании вызова.

Держа в руке тонкий клинок, я подвожу его под подбородок и поднимаю голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Матео, Матео... Что мне с тобой делать? — спрашиваю я гипотетически, желая оценить его реакцию.

Он нервно смеется.

— Ты ничего не можешь сделать.

Я провожу острием лезвия прямо под его кадыком и смотрю, как он тревожно сглатывает.

— Значит, тебе нечего сказать? Я даю тебе один шанс, — говорю я, не сводя глаз с Матео.

— Нет, — отвечает он, поднимая свой взгляд, чтобы встретиться с моим, пытаясь показать силу, которой не хватает. Я вижу страх в его теле, слегка отстраняющемся от меня, едва заметную дрожь его губ и крошечную струйку пота на его лбу. Он напуган.

— Хорошо. Хорошо. — Я киваю, делая шаг назад, как будто переходя к другой цели. В тот момент, когда он выдыхает от облегчения, я двигаюсь. Так быстро, что он едва успевает среагировать, я открываю ему рот и хватаю за язык. Один надрез, и мышца падает, кровь заливает его лицо.

— Раз тебе нечего сказать, значит, ты не должен ничего говорить.

Он закрывает рот руками, пытаясь остановить кровь.

— Давайте попробуем еще раз. Вы знаете, где находится мой дядя? — атмосфера в комнате сразу же меняется, и несколько мужчин достают пистолеты из внутренней части своих пальто, все они нацелены на меня.

— Так вот как это будет, — размышляю я, делая шаг назад и поднимая руки вверх, изображая капитуляцию. В то же время я нажимаю на пульт дистанционного управления, который держал в руках.

— Большой телевизор в комнате оживает, экран делится на крошечные окошки, в которых показывают мужчин, держащих семьи в заложниках.

— Один щелчок, и они все мертвы. — Я трясу рукой, показывая им, что имею в виду.

Хотя я знал, что некоторые будут соблюдать правила и придут без оружия, но не мог рисковать. Особенно с людьми Николо.

— Мне нужно от вас только одно. Местонахождение Николо. Если вы скажете мне правду, то ваши семьи уйдут невредимыми.

Это сильнее любой пытки, и они быстро опускают оружие.

Один мужчина делает шаг вперед, его колени подкашиваются.

— Он на кладбище. Пожалуйста, не трогайте мою жену.

— На каком кладбище?

— Склеп Ластра. Пожалуйста. — Он складывает руки в молитве, а я просто киваю.

— Видишь, не так уж и сложно.

В этот момент звонит мой телефон. На экране высвечивается номер Николо.

— Привет, племянник. Вижу, ты узнал мой маленький секрет.

— Николо, — напряженно отвечаю я.

— Немного поздновато, не находишь? Когда ты окружаешь себя гиенами, не удивляйся, когда тебя предают, — смеется он.

— Что ты имеешь в виду? Где Каталина?

— Разве ты не хотел бы знать? — усмехается он. — Береги себя, мальчик, иногда рука, которая тебя кормит, может обернуться против тебя, — говорит он загадочно, меняя слова первоначального значения.

Он вешает трубку.

Проклятье!

О Лине по-прежнему ничего не слышно.

Я бросаю телефон на землю и, схватив оба пистолета, прицеливаюсь. Сначала в тех, у кого есть оружие, а потом по очереди в остальных. Когда я опускаю оружие, то все лежат на полу.

Мертвые.

Одним нажатием кнопки я гарантирую, что их семьи постигнет та же участь.

Я отпираю дверь и вижу в коридоре Амелию. Ее глаза расширяются, когда она видит меня, и она запинается на словах.

— Я... я слышала выстрелы и...

Интересно. Обычно люди бегут от выстрелов, а не навстречу им. Но потом я воспроизвожу слова Николо в своей голове. Рука, которая тебя кормит.

— Конечно. — Я улыбаюсь ей. — Ты можешь мне помочь?

Она кивает, следуя за мной в гостиную. Она оказывается лицом к лицу с мертвыми телами, но я вижу, что она изо всех сил старается держать себя в руках.

— Скажи мне, Амелия, почему ты оставила работу у моего отца?

Она опускает голову, ее почти серебряные волосы падают на лоб.

— Он приставал ко мне, сэр. — Она признается, и на мгновение я чувствую укол вины. Еще одна жертва моего отца. Но потом мои мысли переносятся к Лине.

— И куда ты пошла после этого? — она вдруг смотрит на меня в панике.

— Амелия, Амелия. Знаешь, ты была моей любимицей в детстве. Ты всегда была добрее ко мне. Но теперь? — цокаю я, и она бледнеет. — Почему ты это сделала? Почему Николо? — спрашиваю я, наполовину блефуя.

— Я... — Она запинается, и я вижу вину на ее лице.

— Почему, Амелия, почему?

— Я люблю его, — взрывается она, из нее вырывается больше эмоций, чем я когда-либо видел раньше.

— Ты любишь его, — повторяю я, наклоняя голову и изучая ее.

— Я была беременна и одинока, и он помог мне. Он был таким добрым, таким заботливым. Даже когда у меня случился выкидыш, он был рядом, поддерживал меня. Он даже противостоял твоему отцу от моего имени. И знаешь, что сделал Джованни? Он рассмеялся. — Она кривит губы от отвращения. — Он смеялся над тем, что изнасиловал меня и разрушил мою жизнь! — ее глаза слезятся, и она поднимает руку, чтобы вытереть слезы. — Николо был так добр ко мне... так добр.

— Так хорошо, что ты, по сути, подала ему на блюдечке мою жену. Это ведь ты подбрасывала те сообщения, не так ли?

— Он не причинит ей вреда. Он обещал.

— Амелия, Амелия. — Я качаю головой, видя, что ее не переубедить. В ее сознании Николо — ее спаситель.

— В тот момент, когда ты выбрала Лину мишенью, ты проиграла, — говорю я, сожалея о том, что ополчился на единственного человека, который сделал мое детство немного более сносным.

Но никто не будет связывается с моей Линой. Никто.

Всего несколько месяцев назад я был здесь, на могиле Тино. То, что Николо выбрал именно это место, похоже на злую шутку. Склеп моей семьи размером с двухэтажный дом, большой свод подчеркивает высоту сооружения. Четыре поколения семьи Ластра нашли здесь свое место вечного упокоения, включая мать и то, что в действительности является пустующей могилой отца.

Когда я открываю скрипучую дверь, то все, о чем могу думать, это Лина.

Пожалуйста, пусть я приду вовремя!

Склеп построен как дом, с несколькими разными комнатами. Осмотрев первый этаж, я направляюсь в подвал, где находятся гробницы.

— Вот он! — восклицает мой дядя, когда я спускаюсь по узкой лестнице. Внизу подвал превращается в широкую комнату с четырьмя толстыми колоннами. Николо стоит посередине, широко раскинув руки, на его лице злая улыбка.

Мои глаза сразу же блуждают по комнате, пока не останавливаются на тоненькой фигурке Лины. Она стоит в углу, ее руки связаны вокруг колонны, а лицо упирается в ледяную поверхность этой опоры.

— Лина? — зову я, вглядываясь в ее растрепанный вид и в то, как все ее существо избегает моего присутствия.

Неужели она так сильно меня ненавидит?

Я оборачиваюсь к Николо, бросая в его сторону подарок, который я держал в руках.

Голова Амелии катится по земле, ее широко раскрытые глаза смотрят на моего дядю.

— Вот ты и догадался. Жаль, она хорошо трахалась. — Он пожимает плечами, пиная голову дальше ногой. Каталина вскрикивает, когда она проносится мимо нее и останавливается на близком расстоянии.

— Думаю, твоя жена может быть разочарована этим больше, чем я, — усмехается он, когда глаза Лины расширяются от страха. Даже когда она поворачивается ко мне, кажется, что все ее существо возмущено моим присутствием.

И это разбивает мне сердце.

— Отпусти ее. Она не имеет к этому никакого отношения.

— Ах, видишь, ты ошибаешься. Она имеет к этому самое непосредственное отношение. Она — твоя главная слабость, не так ли? — спрашивает Николо, забавляясь.

Глаза Лины обращены ко мне, и боль, отражающаяся в них, заставляет меня хотеть сразиться с самим королем ада.

Я пытаюсь передать взглядом, что позабочусь об этом, но не уверен, что даже сам себе верю в этот момент.

— Чего ты хочешь, Николо? Тебе так нужна моя должность, что ты прибегаешь к этому? Бери, оно твое, — заявляю я, переводя взгляд с него на Лину.

Брови Николо взлетают вверх на секунду, прежде чем он откидывает голову назад и смеется.

— Ты отдашь мне свою должность? — насмехается он надо мной, все еще смеясь. — Видишь, вот почему ты никогда не годился на роль дона. Ты всегда ставил ее превыше всего, — насмешливо замечает он. — Не волнуйся, после твоей смерти твоя должность по умолчанию станет моей. — Он пожимает плечами и небрежно идет в конец комнаты, чтобы взять ржавый нож.

— Почему бы нам не попробовать это... — Он крутит нож, пробуя его на прочность. — Я могу отпустить ее, если ты подчинишься мне.

— Что? — пробурчал я, и на его лице появилась маниакальная улыбка.

— Покорись мне. Только так она выйдет на свободу.

— Хорошо. Я сделаю это. Просто отпусти ее.

— Еще нет, — покачал он головой и направился к другому столбу. — Иди и надень на себя наручники.

Я делаю секундную паузу, и мои глаза встречаются с глазами Лины. Ее брови сведены вместе в замешательстве. Просто видеть ее там... Я иду и, присев, пристегиваю руку к металлическому столбу. Одна половина наручника обернута вокруг металла для опоры, а другая обхватывает мое запястье.

— Зачем, зачем ты это делаешь? — спрашивает Лина шепотом.

Николо медленно улыбается, и я вдруг вижу в нем отца.

— Вини во всем своего мужа. Он, в конце концов, причина всех твоих несчастий, — радостно говорит он ей, радуясь, когда ее лицо опускается. Она слегка поворачивается ко мне, и выражение ее лица — страх, смешанный с разочарованием.

Я подвел ее. Неоднократно.

Николо непринужденно идет ко мне, перекладывая и поигрывая ножом в руках. Он опускается передо мной, держа лезвие близко к моему лицу.

— Пришло время платить, парень. — Один взмах ножа, и материал, скрепляющий мою рубашку, падает. Он проводит ножом по моей груди, кончик маняще близок к тому, чтобы вонзиться в кожу. Он делает это несколько раз, пытаясь обмануть мои чувства. Затем он режет.

Я стискиваю зубы от боли. В конце концов, это то, к чему я привык. Каталина, однако, громко задыхается, когда по моему торсу стекает кровь.

Николо продолжает наносить легкие порезы по всему телу, но я не даю ему возможности отреагировать. Нет, все, что я могу сделать, это не сводить глаз с Лины, моей единственной причины продолжать борьбу.

Он не сразу останавливается, видя, что не получает от меня никакой реакции. Он встает и хмурится, глядя на мое истекающее кровью тело с вопросом в глазах.

— Похоже, это не работает, — размышляет он, сузив глаза на меня.

— А чего ты ожидал? Что я буду выть от боли? — тронизирую я.

— Я должен был знать, что пытки тебе мало что дадут. Не с Джованни в качестве твоего отца, — усмехается он, как будто только что понял что-то важное.

Может быть, отец и приложил руку к тому, что я стал более терпимым к боли, но только когда дело касается меня самого. Он так старался убить мои эмоции, что единственное, чего он добился, это убил мою потребность в самосохранении. Мне все равно, что со мной случится — больше нет. Но Лина? Она единственная, кто имеет значение, и даже самые страшные мучения не заставят меня отказаться от нее.

— Не волнуйся, — насмехается он, — у меня есть много хитрых приемов в рукаве.

Николо отходит от меня и движением руки дает знак кому-то еще войти. Его улыбка только усиливается, когда он видит, как входит Франко с повязкой на глазу.

— Что? — выдыхаю я, смущенный этой связью.

— У Франко с тобой небольшие разногласия, не так ли, Франко?

— И с сукой, — добавляет Франко, его глаза косо блуждают по телу Лины.

— Если боль не сломит тебя, — говорит Николо, глубоко задумавшись. — Тогда, возможно, вид страдающей возлюбленной сделает это.

Мои глаза расширяются от его намека и перебегают с Николо на Франко.

Они оба смеются, и Николо дает Франко зеленый свет для продолжения.

— Марчелло, Марчелло, давай посмотрим, каково это быть таким беспомощным... смотреть, как твою жену трахает другой, а ты не можешь ничего сделать, чтобы помочь ей.

Мой пульс учащается, дыхание затруднено.

Боже, нет!

— Лина... — шепчу я, и вижу, как она отступает назад, насколько ей позволяют ее границы. Франко настигает Каталину в считанные секунды, его руки хватают ее за ноги и тянут их к себе.

Я не могу смотреть на это! Я пытаюсь освободить руку от наручников, но тщетно. Шест очень надежно закреплен, наручник плотно обхватывает мое запястье.

— Нет! — кричит Лина, пытаясь ударить Франко ногой. Одна рука неуклюже работает на передней части его брюк, а другая продолжает стягивать ее платье.

Нет!

Я поворачиваюсь обратно к своим наручникам, понимая, что время не терпит. Я заставляю свой разум работать и обдумываю все возможные варианты. Мне не удастся выкорчевать столб... У меня не получится разорвать наручники, но... Я могу сломать свою собственную руку.

Крики Лины усиливаются, и это только подстегивает меня. Я держусь одной рукой за столб, а другую складываю внутри наручника, большой палец прямо параллельно остальным пальцам. Затем я тяну. Так сильно, что у меня слезятся глаза, я тяну и одновременно бью по манжете. Я делаю это до тех пор, пока не услышу звук трескающихся костей; пока моя рука не превратится в вялую массу раздробленных костей. Пока она не выскользнет.

Проглатывая боль и используя ее для подпитки своего гнева, я встаю и через секунду уже на Франко. Я испытываю лишь легкое облегчение от того, что он не добрался до Лины, прежде чем моя здоровая рука и то, что осталось от другой, обвиваются вокруг его шеи. Используя силу в запястье, я пресекаю его попытки и выкручиваю шею под углом, фактически сворачивая ее. Адреналин, должно быть, подействовал, потому что я не замечаю времени, когда отбрасываю его безжизненное тело в сторону и встаю на колени перед испуганной Линой.

Ее глаза дикие, когда она видит меня, но я замечаю в них и намек на облегчение. Я колеблюсь, когда тянусь к ней, и когда она не отстраняется от меня, то притягиваю ее ближе, крепко обнимая.

— Мне так жаль, Лина. Очень жаль. — Я выдыхаю всхлипывая. — Я вытащу тебя отсюда. Даю слово, клянусь.

Она молчит, ее тело дрожит от страха. Я тянусь к ней за спину и нескоординированными движениями пытаюсь развязать ей руки.

— Какая трогательная сцена, — голос Николо насмехается сзади. Я оборачиваюсь и смотрю, как он подходит ближе, на его лице мелькает раздражение, когда он берет мою ослабевшую руку.

— Знаешь, я никогда не думал, что такой монстр, как ты, способен на такие глубокие эмоции. Я все время хвалил твоего отца за то, как он тебя тренировал. Ты действительно был идеальным убийцей. До нее.

Он достает пистолет из задней части брюк и направляет его на Лину. Я реагирую инстинктивно, становлюсь перед ней, защищая ее.

Смех Николо раздается в комнате перед тем, как он нажимает на спусковой крючок. Я задыхаюсь, когда пуля впивается мне в плечо. Лина протягивает ко мне руки, выражение ее лица отражает боль, которую я чувствую.

— Марчелло. — Ее рот открыт, она смотрит в недоумении, как кровь вытекает из моего плеча, смешиваясь с уже засохшей кровью из других ран.

— Я в порядке, — хриплю я, пытаясь одарить ее заверяющей улыбкой.

— Просто убей меня, — обращаюсь я к Николо. — Просто убей меня и отпусти ее, пожалуйста.

— Зачем мне это делать, если твоя боль доставляет мне столько удовольствия? — ухмыляется он, вращая пистолет в пальцах. — Ты не можешь пока умереть.

— Почему? — кричу я, все еще используя свое тело как щит между Николо и Линой. — Я не понимаю, зачем тебе понадобилось столько усилий, чтобы годами выдавать себя за Химеру, только чтобы мучить меня. Зачем?

Это бессмысленно. Если бы ему нужна была только моя должность, то он бы давно меня убил. Так зачем это делать? Зачем использовать психологические уловки, если он мог просто напасть на меня в открытую?

— В том-то и дело, парень. Ты даже не знаешь... — Его рот искривляется в гневе, обнажая зубы. Его лицо сразу же темнеет, рука все еще размахивает пистолетом.

— Скажи мне, знает

ли твоя жена, что ты убил собственную мать? — самодовольно спрашивает Николо. Лина вздрагивает и смотрит на меня с недоверием. Я качаю головой.

— Она сама себя убила. Я не имею к этому никакого отношения, — уверенно заявляю я. Это единственное, в чем он не сможет меня обвинить.

— Не причастен? — он поднимает бровь и направляется в конец комнаты, где находятся захоронения. Я быстро поворачиваюсь к Лине, пытаясь освободить ее до его возвращения.

— Если увидишь выход, просто беги, хорошо? — я осторожно касаюсь ее лица, в последний раз наслаждаясь ее присутствием.

— А ты? — спрашивает она, ее голос хриплый. Я качаю головой.

— Это не имеет значения. Я задержу его. — Я знаю, что в моем нынешнем состоянии мне не удастся вести слишком хорошую борьбу. Но, возможно, я смогу выиграть для Лины немного времени, чтобы убежать.

— Иди к своему брату. Он знает, что делать, — говорю я, едва закончив фразу, как возвращается Николо, неся с собой предмет, покрытый белой тканью.

С последним рывком Лина освобождает запястья. Я быстро двигаюсь перед ней, чтобы Николо не заметил.

Он благоговейно расстилает ткань на полу и медленно разворачивает ее, чтобы показать человеческий череп.

— Он убил тебя, не так ли, дорогая? — воркует он с черепом, на его лице появляется нежное выражение, столь противоположное обычному лику моего дяди.

— С самого рождения он был просто вредителем, — продолжает Николо, его лицо становится злобным, когда он поворачивается ко мне. — Ты убил ее, ты сделал ее больной. — Он изрыгает слова, полные ненависти. Прижав череп к груди, он поднимается на ноги и снова поднимает пистолет, направляя его на Лину.

— Ты убил человека, которого я любил больше всего, поэтому я сделаю тоже самое с тобой.

— Подожди! — кричу я, ища любой способ отсрочить это и дать Лине возможность сбежать. Николо явно психически больной, и это осложняет всю ситуацию. — Клянусь, я этого не делал. Я видел, как она лишила себя жизни. Мне было всего тринадцать.

— Ты проклял все ее существование еще до своего рождения! — кричит он, ещё больше повышая голос. — Я любил ее, черт возьми! Я любил ее, но Джованни добрался до нее раньше меня. И поскольку она уже была беременна, ей пришлось выйти за него замуж. У нее был ты, и ее жизнь была закончена! Думаешь, я не видел синяков? То, как он с ней обращался? Хуже, чем с чертовой шлюхой, а она была его женой! Ты проклял ее на существование хуже смерти!

Сдерживая язвительную реплику, потому что на самом деле у меня не было никаких помыслов, как у эмбриона, я продолжаю настаивать, отчаянно пытаясь заставить его говорить, чтобы он мог отвлечься.

— Так вот почему ты маскировался под Химеру? Чтобы отплатить мне за что? За то, что я родился? — он сужает на меня глаза, и я придвигаюсь ближе к Лине, готовый снова стать ее щитом.

Неожиданно, однако, Николо смеется. Он наклоняется, хватаясь за живот.

— Парень, — прохрипел он, с трудом переводя дыхание, — ты думаешь, это был первый раз, когда я играл с тобой? — он издает невнятный звук, как будто пытается не задохнуться от удовольствия, которое я невольно ему доставляю. — Я был правой рукой Джованни. Одно слово здесь, одно слово там, и он следил за тем, чтобы мне не приходилось делать грязную работу. Какое-то время...

— Что ты имеешь в виду? — я нахмурился от новой информации.

— Конечно, твой отец хотел, чтобы ты был нарасхват. Но ему не нужно было так сильно с тобой возиться. Убийства, шлюхи... Мне достаточно было взглянуть на тебя, чтобы понять, что ты все больше и больше теряешь себя, пока не превратился в оболочку человека. Ты принял наследие нашей семьи и был несчастен из-за этого. Это была моя радость. Лилиана страдала, но и ты тоже. Пока она не умерла. — Он с усмешкой произносит эти слова, возвращаясь к черепу и ласково поглаживая его. — После этого все ставки были сделаны.

Он поднимает глаза и бросает на меня леденящий взгляд.

— Как ты думаешь, кто рассказал Джованни о девушке Агости? Я понял, как только ты начал кружить вокруг нее, что она другая. Внезапно у меня появилась прекрасная возможность отомстить.

Лина дышит все тяжелее, и я кладу руку ей на ногу, утешая ее.

— Я ждал такой возможности много лет. Сначала я думал, что ты, скорее всего, уже сдох от всего того дерьма, которое творил, но нет, ты должен был привести себя в порядок ради нее. То, что ты поговорил с Агости за ее руку, закрепило это для меня. Я знал, что через нее я смогу нанести наибольший ущерб, — смеется он, явно гордясь собой.

— Что ты сказал отцу? — спрашиваю я, заставляя свой разум игнорировать боль в моем теле.

— Что он должен проверить твою преданность. Девушка или семья. Я знал, что ты выберешь. — Он указывает на Лину пистолетом, и все мое тело напрягается. — Но я просчитался. Я не понимал, как много ты готов сделать для нее. А потом вы оба бесследно исчезли. — Его губы кривятся в раздражении. — Ты даже не представляешь, как долго я тебя искал.

— Пока ты не нашел меня. Два года назад, — добавляю я, в первый день, когда фальшивый Химера начал убивать.

Николо усмехается.

— После этого все происходящее было не слишком сложным. Я всегда предпочитал долгие, затяжные войны, заставляющие врага мучиться. Как ты, когда увидел ту монашку.

Я дважды моргаю, внезапно осознавая связь. Криминалисты Адриана предположили, что за женщиной ухаживали больше, чем за мужчиной... в религиозном смысле. Мать... он делал все это для матери.

— Ты был так занят, жалея себя, что даже не понял, как близко я посадил своих людей. В монастырь проникнуть было еще проще. Гуэрро, сестра Элизабет... Мать-настоятельница. Не так уж сложно подтолкнуть их.

— Ты... Ты знал, что отец Гуэрро был педофилом, не так ли? — шепчет Лина, впервые заговорив.

Его улыбка полна злобы, он ухмыляется.

— Конечно. Это было целью с самого начала. Она, в конце концов, дочь Марчелло.

— Господи... — вздыхает Лина, и мне хочется прижать ее к своей груди и забрать всю ее боль.

И снова все происходит из-за меня.

— А потом записки, — добавляет она, понимая, до какой степени Николо разыграл нас обоих.

— Мне нужно было, чтобы тебя не было дома. — Он пожимает плечами. — Бонусные очки за то, что я его презираю. Амелия рассказала мне обо всем, и мне было так приятно это услышать. Особенно о твоей попытке самоубийства. — Николо поворачивается ко мне и улыбается, удовлетворение ясно читается в его глазах.

— Попытка самоубийства? — Лина поворачивается ко мне, в ее глазах ужас.

Я качаю головой.

— Все было не так.

— Конечно, когда ты на самом деле не умер, я понял, что пора сделать еще один шаг вперед.

— Что ты имеешь в виду?

— Все довольно просто. Ты, вероятно, знаешь, что даже если ты схватишь меня прямо сейчас, шансы на спасение очень малы. Если ты сделаешь то, о чем я тебя прошу, то у твоей возлюбленной еще будет шанс.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил я, мой голос дрогнул от боли в руке. Я уже на грани, и мне известно это. Что бы он ни задумал, этого не изменить.

— Я хочу, чтобы ты закончил то, что начал. Я хочу, чтобы ты взяла этот нож, — он снова достал ржавый нож, — и перерезал себе горло. Умри, как умерла моя Лилиана.