От многого можно человека уберечь. Но никого не спасти от собственной глупости и жадности.
Мысли кружились, слово ворох осенних листьев, разноцветные, выцветшие, отмершие. Очень сильно мутило, в груди то и дело саднило от боли, а желудок непрестанно сжимался от рвотных позывов.
— Опять захрипел, — произнёс надо мной чей-то голос. — Живучий-то какой…
Лица коснулись шершавые ладони, ко рту поднесли чашку с водой. Пахло травяным отваром. Не открывая глаз, я принялся пить маленькими глотками.
— Убирай-убирай, — снова заговорил голос, я признал, что он принадлежат Майе. — Сейчас опять всё заблюёт.
Открыв глаза, я тотчас зажмурился. Из окна лился яркий свет. Ночная гроза давно прошла, стоял светлый и солнечный день. Рядом кто-то ахнул. Мы были на кухне, дверь в винный погреб открыта. Агата, склонилась надо мной, напуганная, бледная. За столом сидели Майя, Анна и Якоб. У конюха было сильно разбито лицо.
«Легко отделался, — подумал я. — Могли и убить. Но не стали… Женщин, я так понимаю, тоже не тронули».
— Где тебя черти носили? — донёсся моего слуха слабый, прерывистый голос.
Я повернулся на него. Войцех был здесь же, сидел на полу привалившись к стене, прямо как я. Его грудь медленно вздымалась и опускалась, с сиплым свистом выгоняя воздух. Старик был ранен в правое плечо и, кажется, лёгкое. Перекатившись на бок, я встал на колени, опёрся о стул и осторожно поднялся. Пол под ногами качало, как палубу фрегата.
— Я спросил, где тебя носило, ублюдок?! — визгливо крикнул мне в спину Войцех. — Это ты во всём виноват! Ты подвёл его! Подвёл…
Я не слушал бессмысленные проклятия умирающего, а шёл в поисках трупа. Я хотел его видеть, убедиться, что Антони мёртв. Стены дома ходили ходуном, то и дело ударяя меня в плечи. Иногда я падал, но вставал, упрямо бредя к цели.
«Зов исчез. Жар в затылке не просыпается. Неужели… Я не верю».
Дойдя до спальни Антони, я заметил на полу кровавые разводы.
«Кого-то тащили сюда, но горничные ещё не приходили, некому было вызвать».
Толкнув дверь, я зашёл в комнату, куда меня многие дни, недели и месяцы призывал мерзкий и злобный голос распущенного мальчишки, которому не суждено было стать мужчиной. Антони лежал на своей роскошной постели иссиня-бледный. Шёлковая, некогда белоснежная пижама напиталась кровью и теперь топорщилась твёрдыми складками. Я подошёл ближе. У парня было перерезано горло. Глаза навыкате, распахнуты в удивлении.
«Да уж было чему удивляться, Антони. Те люди, которых я по твоему приказу убивал, тоже были крайне удивлены. Теперь у вас ещё больше общего».
Бестрепетно и спокойно я расстегнул пижаму у его на груди. Амулет был на месте. Дымчатый кристалл, в котором клубилась тьма. Подняв голову Антони за волосы, я стащил с него цепочку с амулетом. Едва пальцы коснулись камня, в груди растеклось живительное тепло, а ноги задрожали от нетерпения
«Надень! Поскорее надеть его!» — шептало сознание.
Я так и сделал. Чуда не случилось. Амулет не раскололся, возвращая мне украденное. Небеса не разверзлись, принимая, мою изувеченную душу. Не изменилось ничего, кроме одного — был убит тот единственный, что мог мне приказывать.
«С тобой покончено, Антони. Ни жалости, ни сожалений, ни раскаяния. Я обещал это себе. Но остался ещё один. Тот, кто сделал это со мной».
Развернувшись, я вышел прочь, оставив в покое мертвеца. Слабость мало-помалу отпускала. Но не пустота занимала её место… Азарт, просыпался внутри меня, заставляя мысль работать. Войдя на кухню, я принял из рук изумлённой Агаты чашу с травяным отваром, и сев за стол, принялся мелкими глотками пить.
— Как ты посмел… — едва слышно прохрипел Войцех. — Проклятый стервятник… Как ты смел… касаться его тела?! Немедленно сними… то, что забрал!
Я обернулся на голос и впервые понял, что дворецкий ничуть не лучше собственного мёртвого хозяина. То, что раньше я списывал на достойную уважения верность, теперь мне казалось вопиющей глупостью.
— Кого ты оплакиваешь, старый дурак? — сказал я, ещё не понимая происходящего. — Он был транжирой, пьяницей, насильником, убийцей.
В повисшей тишине, тихо вскрикнула Агата, а Войцех уставился на меня полными ужаса и смятения глазами.
— Ты… ты… ты! — дрожащими губами прошептал дворецкий. — Якоб… отправляйся за…
Договорить Войцех не успел. В горле заклокотало, старик сжался и завалился на бок, перестав дышать. Его тело ещё с минуту дёргалось, а потом всё закончилось. Я поднял глаза на мертвенно бледного конюха. Он, как и все, изумлённо смотрел на меня, не спеша совершать необдуманные поступки.
— Как скоро вернётся Сабина, узнав, что её обманули на счёт смерти сестры? — проговорил я, обводя слуг взглядом.
Они молчали. Мой глухой с хрипотцой, совершенно утративший эмоции голос, казалось, лишал их воли. Я же наслаждался производимым эффектом, ещё не успев, как следует удивиться и обрадоваться нежданному возвращению ещё одной частицы себя.
— Дня через четыре, — ответил, наконец, конюх.
— Род Веленских пресёкся, — громыхнул я, заставляя их вжиматься в стулья. — Сабина стара, она не выйдет замуж снова, не родит, ваша хозяйка одной ногой в могиле.
Никто не отвечал, все с ужасом смотрели на мормилая. Я знал, что сейчас очень важно подбирать слова, чтобы достучаться до каждого из них, чтобы ничего не сорвалось…
— Не думаю, что вам удастся найти новую работу в этом городе, — продолжил я. — Слуги, при которых убит господин, а сами они остались живы… Это, скажем так, плохая примета. Для одних вы будете проклятыми, для других сообщниками душегубов, что сделали это.
На меня смотрели молчаливые и напуганные лица.
— Вы не найдёте новую работу, придётся уехать… Очень далеко… Но это в том случае, если вас не запытают в казематах во время прокурорского допроса. Когда Сабина отойдёт от горя, она обрушит на вас весь свой гнев… Всю бессильную ярость… Всё отчаяние. Она не станет слушать. Вы все для неё будете виновными.
— Но мы же ничего не знали… — прошептала Майя.
— А это даже хуже, — я кивнул ей. — Значит, тебе будет нечего сказать на допросе. Придётся придумывать. Потом от боли ты обязательно собьёшься, и пытка продолжится, только с самого начала.
— Зачем ты это говоришь? — подала голос Агата, выступая вперёд. — Я знаю, что ты не такой. Зачем пугаешь нас?
— Прямо сейчас нам надо принять правильный выбор, как быть, — ответил я.
— Что ты предлагаешь? — спросила она.
— Оставайтесь на службе в этом доме. Будьте и дальше верны своему господину — Антони.
— Но ты же сам сказал… — начала было Анна, но смолкла, глядя на амулет на моей шее.
— Да, — кивнул я. — Было покушение, но Антони выжил. Теперь вы будете называть этим именем меня.
— Вы и правда одного роста, — протянула Агата, растирая плечи, словно её бил озноб. — Но лицо, голос… Ты не сможешь обмануть мать!
— Смогу. Полуправда зачастую звучит правдивее самой правды.
— Ну, дык… это…чего ты хочешь от нас? — вопросил конюх, поняв, наконец, что убивать никого, пока что, не будут.
— Верность. Я буду платить больше, а работы у вас станет меньше. Сабина стара и больна, она всё равно скоро помрёт. После её смерти в вашем распоряжении останется целый дом, которым формально будет владеть Антони, то есть я. Поживёте, как господа…
Я попытался улыбнуться. Не знаю, насколько жутко это вышло, но никто не ответил тем же.
— Может это… драгоценности ихние… ну, поделим сейчас, да и концы в воду… — вдруг предложил, необычайно оживившийся Якоб.
«Вот и первое слабое звено моего плана. Жадный идиот, который может всё обрушить».
— И что ты с ними сделаешь? — спокойно осведомился я, и не дожидаясь пока тот ответит, продолжил. — Пойдёшь сбывать, сначала, конечно, какую-нибудь безделушку, ты же не дурак. — Я издевательски выделил последнее слово. — Потом пойдёшь обмывать, а кто пьёт один? Лёгкие деньги карман жгут, нагуляешься так, что сболтнешь чего лишнего. А если даже и не сболтнёшь, то в любом трактире сидят люди, которые пасут таких как ты, богачей в драных портках. В лучшем случае, ты проходишь с ворованным на кармане неделю, максимум две, а потом тебя отметелял и оберут. В худшем, попадёшь в лапы городской страже и, как я говорил в самом начале: допрос, пытки, лживые признания, новые пытки, кутузка. Заодно и всех тут потянешь за собой. Хорошая перспектива?
Конюх насупился, но молчал.
— Иди возьми, — сказал я, мотнув подбородком на дверь. — В её комнате пошарь. Чего встал? Иди!
— Ладно, понял я, — недовольно отозвался Якоб. — Делать то, что?
— Я уже сказал. Тоже, что и до этого, только унижать никто не будет.
— А как ты обманешь Сабину? — спросила Агата.
— Это предоставьте мне. Итак, кто против?
Анна, Майя, Агата и Якоб переглянулись.
— Мы согласны, — сказала Майя за обеих поварих.
— Я тож это… ну, согласен. Токмо ещё бы накинуть за молчание…
«Как он завёлся! Ещё не слышал, сколько будет получать, но на всякий случай просит побольше».
— Ты получишь достойную плату за молчание.
Конюх даже заулыбался.
— Агата? — спросил я.
Прачка молчала. Встретившись со мной глазами, она по обыкновению долго всматривалась, будто привыкла читать все ответы именно там, без слов.
— Согласна, — сказала она, наконец.
— Якоб, подготовь дилижанс, — начал распоряжаться я. — Майя, нужен лекарь, самый продажный, с сомнительной репутацией, какого ты знаешь, но, чтобы дело знал.
— Ох, ну и задачку, ты задал… то есть вы… — растерянно, протянула она. — А просто хороший не подойдёт?
— Нет, нужен такой, чтобы сам был вне закона. Может, толкает дурман или ещё что-то незаконное. Чтобы не болтун, в общем.
— Поняла, — закивала Майя. — Когда он должен прийти?
— Завтра утром, часам к десяти.
— Займусь, — ответила женщина. — А как вернусь, подавать обед, как обычно?
— Мы вернёмся поздно, к ужину. Подавай без изысков, на всех, здесь, — отчеканил я.
— Как будет угодно… — растерянно ответила Майя.
— Анна, — продолжил я, переводя взгляд. — Нужно убрать все следы крови в доме, сделать это придётся тебе. Сейчас опасно вызывать горничных со стороны, по дому не должны шататься чужаки.
— Как скажете, господин, я сделаю.
— Агата, у Войцеха есть родня в городе?
— Был сын, то он не говорил о нём очень давно.
— Он сидит, — уверенно заявил Якоб. — Что-то там с деньжатами… Парнишка отучился на ентого… ну, как его… Короче, сидит. А матушка того, уже давно.
— Похороним сами. — Решил я. — Агата, нам понадобится охрана. Где Войцех нанимал людей, которые должны были сопровождать Антони в отменённую поездку?
— Вроде бы это были ребята из Гарнизона, — задумчиво ответила она.
— Откуда?
— Из Гарнизона… Трактир такой. Там ошивается много ветеранов в поисках работы. Я припоминаю, Войцех хвастался перед Антони, что нанял… Как же его звали?
— Мешко? — предположила Анна.
— Нет… — протянула Агата.
— Милош! — расцвела Майя. — Милош Древоступ.
— Точно, Милош, — согласилась Агата.
— Ладно, его разыщу я, — сказал я, вставая. — Агата, нужно будет сменить бельё в комнате Антони. Старое я выброшу. Попробуй отмыть матрац, если не спасти… закажем новый. Теперь все делайте, что велено. Якоб, помоги мне со Войцехом, а потом я жду дилижанс.
Мы подхватили старика и отнесли во двор. Слуги отправились исполнять распоряжения. Я же снова поднялся в спальню Антони. Секретер был вскрыт, как и те самые ящики с замочными скважинами, ключ от которых, интересовал меня некоторое время назад. Подойдя к столу, я неспешно ознакомился с бумагами. Писем от Марианны не было.
«Он наверняка хранил их здесь. Нападавшие забрали. Вот и убийца… Быстро же папаша девчонки сработал. Серьёзный противник».
Завернув тело Антони в пропитанное кровью постельное бельё, я перенёс его в холл. Там меня уже ждал Якоб, пребывавший в приподнятом настроении. Завидев свёрток с трупом, он ничуть не удивился, напротив, весело мне подмигнул, помогая спускать по лестнице и выносить во двор. Погрузив тело Антони в дилижанс, я вернулся в дом, поднялся в оружейную. Скользнув взглядом по внушительному арсеналу Веленских, я взял один лишь кастет, спрятав его за пазуху. Я уже собрался было выйти, как услышал знакомые по долгим ночам тихие шаги за спиной. На пороге стояла Агата. Я подошёл.
— Мне не верится, что всё это случилось… — тихо обронила она. — Антони мучил всех, но теперь, когда его нет, мне по-прежнему страшно… Что будет со всеми нами? Удастся ли тебе выкрутиться и провернуть то, что обещал?
— Верь мне, Агата.
— Верь… — повторила она. — А я ведь не могу поверить даже в то, что говорю с тобой. А что будет теперь с нами? С нами двумя?
— Разве что-то изменилось?
— Изменилось, — серьёзно, кивнула она. — И многое. Если тебе удастся всё это… Ты станешь господином Веленским, а я останусь просто Агатой.
— Я никогда не стану настоящим Веленским, — твердо ответил я, беря её за руку. — А изменилось лишь то, что больше никто не сможет, приказать мне тебя избить.
— Пусть у тебя получится, — шепнула она и поцеловала.
Я спустился во двор. Якоб заматывал тело Войцеха в мешковину, перетягивая верёвкой. Мы погрузили и его. Конюх взгромоздился на ко́злы, я сел рядом с ним.
— Куда? — спросил он.
— В лес, подальше, да потише чтоб, — ответил я, постучав по кабине дилижанса.
— Найдём, — кивнул конюх, успевший нацепить выходную ливрею.
Когда мы выехали из ворот особняка, я накинул на лицо капюшон, стараясь высмотреть, не следит ли кто за домом. Наверняка следили, но мне так и не удалось, понять кто и где. Поскольку дом Веленских располагался на отшибе, мы довольно быстро выехали на просёлочную дорогу. Стоял август. Выжженные солнцем листья уже начинали желтеть. Якоб весело болтал о всякой чепухе.
«Втирается в доверие. Прощупывает, на сколько я лёгкий в общении. Очень ненадёжный тип. Только сегодня он узнал, что в доме два покойника, а третий, который до этого молчаливо следовал за убиенным господином, теперь сам господин и может говорить, и что? Уже травит мне байки».
— Я вот чего думаю, — тем временем проговорил Якоб, поцокивая на лошадей. — Антони, значится, что? Никогда не знал деньжатам цену — вот что! Спускал на картишки, да на шлюх!
— Что-то имеешь против шлюх? — равнодушно осведомился я.
— Ха-ха! Да не! Не в том смысле. Я об чем бишь. Деньжата у них водятся, но лежат на месте. Мамашка подарила Антони какую-то там ентую… мануфахтуру, да? А там начальником хрен какой-то не из наших!
— Продолжай, — кивнул я.
— Я бы туда сам сел…
— Можешь управлять делом? А справишься?
— С конюшней я как-то уж справляюсь, — хохотнул он. — А это, между нами, хлопотное дельце. Это тебе не помой, напои. На мне всё. Сбрую закажи, отнеси отремонтировать, корм купи, привези, к кузнецу не проморгай, вовремя сведи, ливрею опять же, следи за чистотой, ну и туда-сюда, в общем зашиваюсь.
— А вместо место тебя кого на конюшню?
— Есть у меня на примете один паренёк. Он моего корешка сын. Робертом зовут. Живут они на Гераневой улице. Малец — сущий дьявол, лошадей понимает, чуть ли не лучше людей. Он немного того, — Яком постучал пальцем по лбу. — Но дело осваивает, сам видел. Вот хоть его и можно бы взять.
— Мне нравится, твоё предложение, — кивнул я. — Так и сделаем.
— Хе-хе! Вот и сговорилися, значится, — весело громыхнул Якоб, протягивая мне огромную мозолистую ладонь.
— Сговорились, — ответил я, хлопнув рука об руку.
«Ты не успокоишься. Теперь я точно знаю».
Когда дилижанс остановился, и Якоб вырыл яму, я велел копать ещё одну.
— Зачем, она ж глубокая? Обои влезут.
— Двоих в одну нельзя, кем бы они ни были. Нужно уважать смерть, поверь мормилаю.
— А, ну, тогда ладно, — ответил он, тотчас вспомнив, кто в действительности перед ним.
Якоб был очень простым человеком, который быстро забывал страшное, да и вообще всё на свете, если перед носом маячила возможность схалтурить или что-нибудь стырить. Я знал это давно. Его неоднократно ловили на недостаче по тратам на содержание конюшни.
«Он будет сосать кошелька из Веленских, наглея с каждым днём. Аргумент всегда будет одним — я помог спрятать трупы, и знаю, где они закопаны».
— Готово, господин Веленский, — охая, проговорил Якоб, когда закончил копать ещё одну яму.
И тотчас получил тяжёлый удар кастетом в затылок.
«Я не позволю тебе всё испортить. Пусть я и мормилай, но свободный. А значит, снова на войне… против вас».