Мормилай. Грёзы проклятых

Глава 21

Есть вещи похуже суда людей – суд божий. Но кто есть боги? Те, что нас создали или те, что пленили?

Я брёл по пустынной улице. Холодный осенний ветер подхватывал редкие листки, волоча по мостовой. Было так тихо, что я различал шёпот сухих листьев, наблюдая за их последним танцем. Глядя на них мне почему-то пришли на ум весьма странные мысли.

«Ничто и никогда не исчезает бесследно. Даже эти листья, лежащие, как мусор, станут частью чего-то большего. Неизмеримо малой, но частью. Растворяясь в прах, они предадутся земле. И никто и никогда не вспомнит о них, даже маленькая девочка, которая собирала осенний букет».

Я огляделся вокруг. Тяжёлые каменные стены домов нависали надо мной, словно крепостные бастионы. Плотная городская застройка и монолитные строения, грозящие попереть, казалось бы, саму власть небес, устремляясь к ним остроконечными шпилями крыш. Я никогда не был здесь прежде, но отчего-то точно знал, где нахожусь.

«Это столица Поларнии, — сказал я себе. – Авашра. Город купцов и имперских амбиций. Как я здесь очутился? Когда это было?».

Вдруг где-то впереди послышался человеческий крик. Мужской голос бессмысленно завывал от ужаса, а потом принялся звать на помощь. У меня мурашки пошли от его звука.

«Он понимает, что помощи ждать не от куда. Никто не поможет, а сам он обречён. Это просто инстинкт. Ему надо что-то кричать, вот он и кричит, потому, что ещё страшнее не кричать ничего. Так он спасает свой разум, которому тоже несдобровать. Никто не сбежит. Никто».

Я ужаснулся собственным мыслям и откровениям.

«Откуда я это знаю?».

Ноги сами понесли меня вперёд на звук. Я миновал квартал, другой, пару раз свернул, преследуя душераздирающие крики. Преследовать неизвестного не составило труда, он рыдал навзрыд, жалея себя и коря суровое и несправедливое провидение. Я преследовал звук, не думая о том, что увижу.

«Я должен быть там!».

Наконец, стал различим шум возни, кто-то сучил ногами по мостовой, бессильно трепыхаясь, даже не пытаясь высвободиться, а скорее в истерике колошматя башмаками о камни. Сабля вышла из ножен без единого звука, сверкнув в лунном свечении. Я прижался к холодному камню на стене дома и медленно шаг за шагом двинулся вперёд. Возня была совсем близко в какой-то паре метров за углом. Мужчина вопил уже совершенно нечленораздельно, похоже, находясь на грани умственного помешательства. Моё сердце застучало с неистовой силой, заставляя кровь бурлить, а мышцы наливаться железом. Я выпрыгнул из-за угла, держа вооружённую руку позади себя. Картина, представшая моим глазам, едва не заставила меня отпрянуть назад.

Я увидел двух прямоходящих существ. Пожалуй, это было единственное человеческое в них. Внешне они напоминали гигантских муравьёв. Их спины были изогнуты под прямым углом. Четыре лапы стоят на мостовой, а ещё две используются в качестве рук. Мужчина, который не переставая кричал, свисал между ними, в полусидячей позе. Его ноги безвольно вытянулись, барабаня по камням ни то от судороги, ни то от ужаса. В свободных «руках» существа сжимали гизармы со множество крюков. Острые жвала на мордах поблёскивали отточенными серпами в полумраке.

Муравьи уставились на меня тёмными глазами, словно не ожидавшие появления кого бы то ни было вообще. Я шагнул вперёд, опережая движение ноги, ударом, метя в шею ближайшего ко мне существа. Муравей проворно отбил укол, перехватив гизарму двумя руками, тотчас попытавшись ударить меня в лицо. Я взял защиту над головой, отшагивая в сторону, и контратаковал, нанося удар с вращением, прямёхонько подмышку твари. Второй муравей взвился в воздух, запрыгивая мне за спину. Мне едва удалось увернуться от его удара, кувырком уходя между растопыренных ног первого существа. Тяжёлый удар гизармой, предназначавшийся мне, вошёл в тело этой твари. Та взвыла столь громко, что мне на заложило уши. На силу разминувшись с многочисленными ударами острых лап, умирающего чудовища, я откатился в бок, вскочив на ноги. Гизарма вновь устремилась ко мне. Движения существа были настолько точны и быстры, что я не успевал подобраться к нему для новой атаки. Сабля мелькала в ночи, отражая удары. Мужчина, лежащий на мостовой, продолжал истошно кричать, будто не замечая происходящего.

— Беги, дурак! – выкрикнул я, отражая очередную атаку.

Отскочив назад, я почувствовал, как некий предмет уткнулся мне в живот, мешая двигаться.

«Пистолет!» – шепнуло сознание.

Я оказался на улицах этого города так внезапно, что даже не задумывался о том, как одет и что имею при себе. Скользнув под полу плаща к поясу, моя ладонь нащупала рукоять пистолета.

«Заряжен? Если нет, это не кошмар, это бред!».

Муравей снова прыгнул, норовя затоптать меня. Я поднырнул под него, разворачиваясь и вскинул руку, взводя курок, в тот же миг нажимая на спусковой крючок. Раздался выстрел, пуля ударила в правый глаз чудовища, от чего он лопнул. Существо взвыло, нанося перед собой истеричные, но от того не мене смертоносные удары гизармой. Улучив момент, я взял защиту на удар в правую руку и атаковал сам. Закрученный снизу-вверх мулинет подрубил переднюю ножку твари. Молниеносным зашагом, я скользнул за спину муравью и снова ударил, перерубая вторую ногу. Гизарма взвилась в воздух, хищно свистя, но мне удалось вовремя отскочить назад. На половину парализованная и ослеплённая тварь, судорожно шарила оружием вокруг себя. Выждав момент, когда она, заваливаясь на бок, попытается развернуться, я проскочил мимо, с той стороны, где был повреждённый глаз, кольнув на бегу в шею. Существо заклокотало, разбрызгивая по мостовой парящую зеленоватую слизь. Несколькими мгновениями спустя оно издохло.

Я достал из внутреннего кармана камзола платок, с отвращением вытирая клинок сабли. Затем, убрав в ножны оружие, я перезарядил пистолет. Спасённый мною мужчина продолжал вопить, лёжа на том же самом месте, где его бросили муравьи.

— Сударь, — обратился я, коснувшись его плеча.

— А-а-а-а-а! – было ответом.

Он даже не смотрел на меня, заливаясь воем и размазывая слёзы по щекам.

— Сударь, вы свободны, – неловко пробормотал я, встряхивая его. – Вы можете идти! Скорее! Нужно бежать отсюда!

— Не-е-е-ет! – завизжал он в ответ. – Уйди! Уйди, прочь! Сволочь! Негодяй! Ненавижу!

— Беги, дурак! – крикнул я, для верности залепив ему пощёчину. – Хочешь, чтобы вернулись такие же?!

— Оставь меня! — взмолился мужчина, закрывая лицо руками. – Я не просил! Я не просил! Слышите меня! Я не просил его! Он сам! Он сам! Он сам! Сам!

«Да пропади ты пропадом, — подумал я, с отвращением глядя на него. – Умом тронулся или сдался?».

Вдруг где-то неподалёку послышался грохот взрыва, аж земля под ногами дрогнула. Я инстинктивно пригнулся, и чуть не расстался с жизнью. Рядом упало несколько камней, вышибая искры из стены дома и мостовой.

«Будто взорвалось что-то под землёй».

Мужчина на миг смолк, с ужасом глядя на лежащие вокруг камни, а потом вцепился в собственное лицо, будто собирался разорвать его на части. Я уже не понимал и слова того, что он говорил, только сплошные «нет», то и дело проскакивающие в бреде.

И тут сквозь его вой и бормотание, мой чуткий к ночи слух, уловил ещё один звук. Что-то вроде шелеста, частный и ловкий перестук множества… ороговелых ног. Я уставился на конечности убитых муравьев, затем во тьму переулка. Звук приближался. Мужчина бессильно опал на спину, стуча ногами. Он уже не кричал, его глаза закатились, а изо рта шла пена.

— Быстрее сюда! – раздался чей-то шёпот.

Сначала я не понял откуда меня позвали. Словно прочитав мои мысли неизвестный снова шепнул:

— Сюда! Наверх! Я здесь!

Я увидел сброшенную из окна второго этажа верёвку и чьи-то глаза, сверкнувшие во мраке.

«Друг? Но кто?».

Времени гадать не было. Не раздумывая, я ухватился за свободный конец верёвки и пополз вверх, упираясь в стену ногами. Когда до окна оставалось не более пары метров, с того конца улицы, откуда ещё недавно появился я сам, послышались многочисленные шаги.

— Быстрее же, тебя заметят! – шипел неизвестный из тёмного провала окна. – Что ты копаешься?!

Двумя сильными рывками, я подтянулся, и уцепившись за оконную раму, вполз внутрь помещения. Ставни за мной тотчас бесшумно затворили. Повисла тишина, нарушаемая только редкими всхлипываниями и бормотанием снаружи.

— Не шевелись, — прошипел всё тот же голос.

Я хорошо видел говорящего. Вернее, было бы сказать, то как он предстал передо мной. Неизвестный был одет в плотную стёганную куртку. Поверх головы намотана ткань, образующая тюрбан и прячущая лицо. Только узкая прорезь для глаз, оставалась открытой. Он неотрывно глядел на меня, прижав указательный палец туда, где, видимо, под тканью скрывались губы. На улице раздался полный отчаяния и ужаса вопль. Затем чавкающий удар и звук, от которого у меня встали дыбом волосы.

«Словно плоть разорвали».

Незнакомцу не пришлось убеждать меня быть благоразумным. Я замер, не смея даже глубоко дышать от страха. На улице некоторое время кто-то топтался, множественный перестук острых ороговелых конечностей, щёлканье жвал и ещё более диковинные звуки. Пощёлкивание с разным темпом и… интонацией.

«Они разговаривают».

Наконец, звук шагов существ за окном начал удаляться, и вскоре наступила чарующая и столь долгожданная тишина.

— Ты был неосмотрителен, — посетовал неизвестный, говоря очень тихо.

Он не двигался, будто ожидал подвоха.

— Там человек звал на помощь.

— Никого он не звал! – прошипели в ответ. – Ты сам сунулся! Теперь вот, можешь поглядеть, если нервы позволяют.

— Что-то не хочется, — отозвался я.

— А следовало бы. В другой раз не будешь соваться, куда не следует! Ох и попали мы с тобой, Лёха!

— Постой, как ты меня назвал?

— Что не узнал? – с усмешкой прошептал незнакомец.

Он размотал часть тюрбана, скрывавшего голову и лицо, являя мне себя.

— Гатчевой! – вскричал я, забыв об опасности.

— Да тише ты, умоляю! – зашипел Иляс, лейтенант, мой друг и бывший однополчанин.

— Иляс, дружище! – не унимался я, всё же понизив голос. – Ты как тут?

— Да как… Вон сам видишь, как.

— Давно здесь?

— Не знаю. И на все остальные вопросы тот же ответ. Я ничего не знаю, ума не приложу, что тут творится.

— А зачем тебе это? – спросил я, указав пальцем вокруг головы.

— Как зачем? Чтобы не ранили. У них все оружие отравлено. Ты что с луны свалился? Что за вопросы такие?

— Иляс, я ничего не понимаю.

— Я тоже не понимаю, я же сказал.

— Погоди, — устало пробормотал я. – Не тараторь. Давай сначала. Где мы?

— Не знаю, на какой-то город похоже, я думал, что это Авашра.

— Я тоже так подумал, когда тут оказался. А почему ты сказал «думал»? Что-то изменилось?

— Алексей, это не… Господи, да как сказать-то… В общем это не совсем что бы тот мир, где мы были… Ну, это и так понятно. Это… гм… как бы сказать… Его изнанка, что ль, отражение… Ну, в общем, вроде того.

— И давно ты тут?

— Скажем так, эпизодически оказываюсь… — прошептал Иляс, и подкравшись к окну, приотодвинул ставни, выглядывая наружу. – Хозяин не часто меня вызывает, поэтому, когда удаётся заснуть, я проваливаюсь сюда. Тут по-другому течёт время! Час там равен дню здесь.

— Погоди… — сказал я, задыхаясь от волнения. – Ты что… тоже… мормилай?

— Да, — прошипел Иляс, закрывая ставни. – Мне кажется, из наших есть ещё несколько таких же. Я пару раз видел Шепсова, но он не поверил, что это я и скрылся. Тихого встретил однажды, перекинулись парой слов, а потом его утащило.

— Утащило?

— Угу. Обратно. Хозяин позвал.

— Ладно. Так. Ничего яснее не стало, но это потом. Что за насекомые убийцы на улицах.

Лицо Иляса словно окаменело. Он явно не хотел об этом говорить, но был вынужден.

— Это слуги кое-кого. Они ловят здесь души. Я так и не понял, кто попадает в город. Тут только с виду тихо! На самом деле народу полно, просто никто не высовывается.

— Кое-кого? Это ты о ком? – медленно проговорил я.

— Раз ты здесь, я думаю, ты и сам знаешь, — упрямо ответил лейтенант Гатчевой. – Я не хочу произносить его имя. И тебе не советую. И думать про него не пытайся. Это… ну, что-то вроде маячка для тех. – Он кивнул за окно. – Они как-то чуют сбежавших по нашему страху.

— Ты тоже сбежал от той рогатой твари с тысячей рук? – вскричал я, хватая друга за плечи.

— Алексей, возьми себя в руки, — ледяным тоном проговорил Иляс, отталкивая меня. – Думал, ты один такой прыткий?

Иляс огляделся по сторонам, хотя мы и были одни в комнате, и схватив меня за шею, зашептал в ухо:

— От него можно сбежать, но оказываешься здесь. Это что-то вроде мира, который он разрушил, но не до конца подчинил. Тут тоже можно жить! Больше всего я боюсь, что очередной раз проснусь по зову хозяина мормилая, а потом вернусь обратно сюда, но окажусь не там, где прятался, а на виду. Если схватят это точно… всё. Не спрашивай, откуда знаю. Я не знаю, но уверен. Чувствую!

— Иляс, дружище, можешь не отвечать, если это опасно, но я не могу не спросить… Он… Кто он вообще такой?

Было видно, что даже выслушать такой вопрос оказалось для него в тягость. Запредельным усилием, Гатчевой подавил взметнувшийся в душе суеверный страх и проговорил:

— Лёша это и есть бог. Только не наш. Какой-то очень древний и тёмный. Мы не принадлежим ему… Не можем… Не может быть так. – Он вдруг заплакал, и я увидел в его глазах давно сдерживаемое отчаяние. – Не может это быть взаправду… чтобы всё… вся наша жизнь… для вот этой твари!

Последнее, что я видел это полные слёз и боли глаза старого друга, сослуживца, с которым мы прошли огонь и воду. Мир подёрнулся тьмой, а затем луч света пронзил его, возвращая меня к реальности. В дверь стучали.

— Господин, — раздался настойчивый голос дворецкого. – У ворот городовая стража.

— Какого чёрта им надо? – спросил я, зевая.

— С ними прокурор. Они изволили предупредить, что если вы не впустите, то будут штурмовать дом.

— Мы впустим, — крикнул я, вскакивая с постели. – Скажи, что я немедленно его приму. Вели Майе накрыть в обеденной на две персоны.

— Слушаюсь.

Я схватил подготовленный Агатой наряд. Её, как и всегда, уже след простыл. Одевшись, подошёл к секретеру и извлёк на свет невзрачный свёрток. Ещё один заказ, сделанный для особого случая Игорем Лентяевым. Развернув, я увидел нечто, отдалённо напоминающее жабью кожу, тюбик с клеем и кисть. Времени было немного, поскольку прокурор и так, одни боги знают сколько, ждал меня у ворот, словно посыльный какой. Потому я действовал решительно и максимально быстро. Отбросив в сторону кисть, я выдавил клей на ладони и принялся наносить на лицо, закрыв глаза. Затем, сняв слой с век, подхватил восковую маску, и прижал к коже. С отражения в зеркале на меня смотрел жуткий тип. Изуродованное оспой лицо, с огромными волдырями и нарывами.

— Блестящая работа, Игорь, — пробормотал я, разглядывая себя.

Поверх восковой я надел уже ставшей привычной карнавальную маску и направился к обеденной. Идя по коридору, я слышал, как в дом входят люди. Их было много, что заранее нервировало. Мне навстречу выбежал взволнованный Каспер.

— Они уже там, — прошептал он, кивнув в сторону обеденной.

Постаравшись взять себя в руки, я трижды вздохнул и толкнул дверь. По обе стороны от входа стояли городовые при аркебузах и шпагах. Я сделал вид, что не замечаю их, проходя внутрь. За столом спиной ко входу сидел мужчина глубоко за пятьдесят. Поверх его головы был надет нелепый парик, с белёсыми кудрями. Услышав шаги, он лишь едва повернул голову по направлению к двери.

— Рад приветствовать вас в моём доме, — сказал я, проходя мимо него к пустующему стулу.

На столе уже дымился завтрак. Две порции яичницы, овсянки, тарелка с яблоками и грушами, две чашечки, заварочный чайник и сахарница.

— Не могу ответить тем же, Веленский, — заявил прокурор скрипучим старческим голосом. – Впрочем, это не так важно. Садитесь.

Я сел в пол-оборота к гостю, закинув ногу на ногу.

— Где ваша мать? Почему она не явилась?

— Матушка умерла.

— Хм. Горе-то какое, — без тени сочувствия проговорил прокурор.

Его глаза не двигались, словно были стеклянными. Дряблая кожа трепыхалась при каждом слове. Натянувшиеся жилы, проступали на шее, тугими канатами, а губы, бледные, как у рыбы, в уголках рта гноились. Даже на расстоянии я чувствовал смрад, исходящий из его рта.

— Скорблю вместе с вами, — в том ему ответил я. – Для меня это такой удар.

— Ну, полноте поясничать, Веленский, — злобно выпалил он. – Похоже, на этот раз вы доигрались! Вам бы в коленях у меня валяться, а не ёрничать.

— Коль вы имеете намерение угрожать мне в моём доме, то и я не желаю вашего пребывания здесь сверх меры необходимого, — процедил я, нагло глядя ему в глаза. – Объяснитесь, зачем вы здесь?

— Ах ты щенок, — прохрипел старик, выпучив глаза. – Я тебе скажу… Я тебе такое сейчас скажу! И сними эту чёртову маску! – прокричал он, сорвавшись окончательно.

Я немедленно повиновался, являя ему восковое чудо Игоря. Прокурор явно не ожидал узреть подобное. Было видно, что ему очень не по себе.

— У вас это… гм… не в стадии…

— Нет, — всё так же холодно ответил я. – Я уже не заразен, но рубцы залечивать очень долго. Полного исцеления кожного покрова ждать не приходится.

— Мда… гм… дела… Что ж, как говорится, бог шельму метит…

— Вы собираетесь сказать мне, по какому праву заявились и оскорбляете меня?

У старика задрожали губы, но он совладал с собой и извлёк из папки, лежащей подле него на столе бумагу.

— Антони Веленский, вы обвиняетесь в убийстве Михаила Хшанского в его доме.

— Я этого не совершал.

— Ничего другого я и не ожидал услышать от вас, Веленский, — пожал плечами прокурор.

Однако, показания свидетелей и улики указывают на вас.

— Это невозможно, — парировал я, продолжая спокойно смотреть на него.

— Ну, что же, давайте разбираться, — гадливо улыбнувшись, заявил прокурор.

Я знал, как зовут этого типа. Уже давно навёл справки. Анджей Сапуловский был известен на весь Крампор, да и за его пределы фанатичной верностью своему делу. Он отправил на плаху и в темницы столько дворян, что князю бы в пору лишить головы его самого. Однако все знали, что Анджей неподкупен, а потому крайне полезен. Он костью в горле стоял у многочисленных не чистых на руку чинуш. Его боялись и ненавидели. Я знал, что Веленские уже имели контакты с этим типом, а потому предусмотрительно не спрашивал, как его зовут. Весьма вероятно, что Антони уже лично беседовал с ним когда-то.

— Вчера в каминном зале собственного дома был убил Михаил Хшанский. Свидетели его дочь и жена указывают на вас, Веленский. Что вы на это скажете?

— Навет, — безразлично отозвался я. – Я никого не убивал. Скажу больше, у меня имеется алиби. Вчера я со своей личной охраной отдыхал в борделе. Трактир мадам Ля Гров – отличное место. Бывали когда-нибудь? Впрочем, неважно. Можете проверить, мы веселились там с самого утра и до глубокой ночи, а потом отбыли домой.

— Проверим, будьте покойны, — кивнул старик, даже пропустив мою остроту мимо ушей.

Он жестом поманил к себе одного из стоящих за спиной городовых, коротко бросив:

— Пошли человека к Ля Гров немедленно. Надави на неё, как следует. Пусть старая шлюха изложит показания письменно, потом сразу сюда.

Переведя на меня взгляд, он снова недобро ухмыльнулся.

— Допустим, это даже подтвердится. Но это никакое не алиби, Веленский. Убить вы могли и не своими руками.

— Как же я мог ещё это сделать?

Прокурор подозвал второго стоящего у дверей городового.

— Приведите девчонку.

Снова обратив на меня взор Анджей изо всех сил искал на моём лице испуг или что-то ещё. Но бутафорская оспа лишала меня эмоций, а глаза глядели подчёркнуто нагло. Вскоре за дверью раздались шаги. В залу вошли двое городовых, один занял прежнее место подле двери, а другой вёл под руку саму Марианну Хшанскую. Она была бледна и двигалась неловко, словно находилась под действием дурмана. Бросив на меня робкий взгляд, Марианна вскрикнула.

— Садитесь, голубушка, прошу, — прохрипел Анджей Сапуловский. – Садитесь и поведайте нам то, что рассказали вчера.

Марианна долго молчала, глядя себе на руки, которые безостановочно теребили чёрное траурное платье. Наконец, не откидывая с лица вуали, она заговорила.

— К нам в дом пришёл человек в форме… Он представился помощником прокурора… А потом этот человек убил моего папу.

— Ужасные, по истине ужасные события! – кривляясь словно паяц, проговорил прокурор. – Кем же был этот ужасный человек?

— Его слугой, — прошептала Марианна.

— Кого его, милочка? – деланно нахмурился Анджей.

— Антони Веленского, — обронила Марианна и заплакала, закрывая лицо руками.

— Марианна, ты не должна говорить так, если они тебя заставили, — быстро сказал я, не дожидаясь пока прокурор опомнится. – Я любил тебя и люблю, даже после того, что сделал со мной твой отец! – прокричал я, рыком разрывая воротник и являя всем присутствующим вид ужасающего шрама на шее.

— Веленский! – вскричал прокурор. – Не смейте давить на потерпевшую!

— Меня перерезали горло, меня заразили, в меня стреляли, пытались взорвать! – вопил я, не обращая на него внимания. – Я знаю, что ты не причём, Марианна! Что это всё он! Я тебя не виню, я люблю тебя и готов…

— Довольно, — рявкнул Анджей, хлопнув кулаком по столу. – Немедленно замолчите!

— А я тебя ненавижу! – отняв руки от лица, крикнула Марианна. – Будь ты проклят, негодяй! Это был твой слуга! Твой мормилай! Я узнала его!

— Что вы скажете теперь, Веленский? – тотчас перехватывая инициативу, вернулся к допросу прокурор. – У вас есть мормилай? Где он?

— У меня нет никакого мормилая, — проговорил я, старательно изображая обиду и глядя на Марианну.

— Лжёшь! – снова вскричала она.

— Помимо шрама, я вижу на вашей шее любопытную вещицу, — медленно протянул прокурор. – Не изволите ли явить её на обозрение.

Я бесстрастно снял амулет с собственной душой, небрежно бросив его на стол перед Анджеем.

— Это действительно амулет с душой мормилая, — сказал я. – Только он мёртв уже многие годы. Я храню эту вещь, как память об одном человеке.

— Весьма трогательно, — отозвался прокурор, рассматривая амулет. – Но коль так, ради моего успокоения, позовите его.

— Кого? – спросил я, прикидываясь дурачком.

— Мормилая, конечно же. Только не вздумайте юлить, Веленский. Я знаю, что мормилай способен отзываться и на мысленной зов. Берите в руки амулет, и быстро повторяйте: «мормилай, явись ко мне».

— Как долго мне повторять это?

— Пока я не скажу «хватит».

— Ивольте, — сухо ответил и затараторил. — Мормилай, явись ко мне. Мормилай, явись ко мне. Мормилай, явись ко мне.

Я говорил снова и снова, глядя в глаза прокурору. Прошла минута, три, пять, я потерял счёт времени. Лицо прокурора становился всё мрачнее и мрачнее. Наконец, нахмурившись, он проговорил:

— Довольно.

— Что-нибудь ещё? – осведомился я. – Может станцевать?

— Ещё одно слово, Веленский, и я упеку тебя в кутузку за неуважение к властям.

— Прошу меня простить, — покорно отозвался я. – Что вы изволите со мной делать дальше?

— Будем ждать показания Ля Гров.

— Ещё раз прошу меня простить, но я голоден. Могу я позавтракать?

— Завтракайте, — устало бросил прокурор.

Я видел, что он разочарован.

— Милостивый государь и вы, Марианна. Могу ли я что-то предложить вам? Изволите разделить трапезу со мной? Быть может, вина?

Марианна лишь замотала головой, вновь пряча глаза. Прокурор ответил мне пристальным, полным неприязни взглядом.

— Как будет угодно, — сообщил я, пожав плечами. – Тогда и я не буду.

Мы просидели так ещё четверть дня, пока, наконец, не прибыл курьер с показаниями Ля Гров. Анджей долго изучал написанное, кажется, перечитав не один раз.

— Следствие будет продолжено, Веленский, — заявил прокурор, поднимаясь из-за стола. – Пока вы свободны.

— Марианна, меня подставили, — сказал я, когда молодая Хшанская встала следом за Сапуловским. – Я буду и дальше добиваться тебя, слышишь? Я приду на смотрины, передай матушке.

Она не рискнула смотреть на меня, и всхлипывая, ушла.