Мормилай. Грёзы проклятых

Глава 12

Деньги мешают всем. И тем, у кого они есть, и тем, у кого их нет, и тем, кто к ним привык.

— Очень рад знакомству, — хитро улыбаясь, заявил мужчина, пожимая мою руку.

— Взаимно, — кивнул я. — Как добрались?

— Благодарю, затруднений не возникло. Этот дом легко найти, каждый знает, где особняк рода Веленских.

— К дьяволу лесть, — без улыбки проговорил я. — Я пригласил вас для дела.

— Как будет угодно. Итак…

— Итак.

Игорь Щербацкий, он же Лентяев был мужчиной лет пятидесяти с небольшим. Чёрные с проседью усы его были закручены вверх и аккуратно подстрижены. Зеленоватые глаза смотрели с прищуром, цепко и внимательно. Он явился к десяти утра, оказавшись у калитки точно в назначенное время, ни минутой раньше, ни минутой позже. Я высоко оценил подобную педантичность.

«Он привык работать с людьми, которые дорожат репутацией и которым есть, что скрывать. Пришедшего раньше и стоящего у калитки лишние десять минут обязательно заметят».

— Мне нужна операция, довольно несложная. Основной вопрос в конфиденциальности.

— Среди моих добродетелей, господин Веленский, главная состоит в том, что я не сую носа в дела пациентов. Я делаю то, за что платят, продаю то, что пользуется спросом, и в тот же миг об этом забываю. Это свойство памяти я вырабатывал годами, поэтому смею заверить, любая тайна ставшая мне известной в этом кабинете, в нём и останется.

— Прекрасно, — сказал я, кивая. — Именно это я и хотел услышать. В свою очередь, отмечу, что как человек деликатный, я ужасно не люблю угрожать. Я считаю, что говорить человеку, который будет тебя оперировать, что за болтливым языком, он лишится и пальцев, грубо и как-то даже не этично.

— Полностью согласен, — серьёзно заметил Лентяев.

— Мне нужен шрам на шее, — сказал я, проведя указательным пальцем по своей шее. — От сих до сих.

— Насколько глубокий? — холодно осведомился лекарь.

— Он должен смотреться правдоподобно, вот, что важно. Не выглядеть аккуратной работой хирурга. Такой рваный, кривой и уродливый шрам.

— Это можно устроить. В принципе, даже прямо сейчас, весь инструмент у меня с собой.

— Тогда приступайте, Игорь, — сказал я, откинувшись на спинку кресла и запрокинул голову.

Лентяев раскрыл пузатый саквояж, и принялся раскрадывать на столе скальпели, зажимы, иглы, тампоны.

— Наверное, господин Веленский хочет впечатлить какую-нибудь женщину, — с ухмылкой бросил он, хитро сверкнув глазами.

— И не одну, — хохотнув, ответил я. — На войне побывать не удалось, а сейчас чуть ли не мода на шрамы после недавней кампании. Вот, навёрстываю, так сказать.

— Понимаю-понимаю, — будничным тоном вторил моему вранью лекарь. — Шрамы украшают мужчину.

Работал он быстро и профессионально. Краем глаза я наблюдал за ним, в руках лекаря инструменты лежали легко, а его движения были ловкими и выверенными. Я нарочно сел таким образом, чтобы видеть всё происходящее в зеркале, которое предварительно водрузил на стол.

— У вас удивительная свёртываемость крови, — обронил лекарь, зашивая рану. — Я специально делал надрезы по одному сантиметру, тотчас зашивая. Переживал, как бы не замарать вашу белоснежную сорочку. Однако же, крови вышла буквально пара капель.

— Это от того, что я очень жадный, — осторожно процедил я, стараясь не дёргать челюстью, чтобы не помешать ему. — Ни капли за даром.

— Весьма полезное жизненное кредо, — тотчас согласился Лентяев. — В общем-то я закончил, да вы и сами то видите.

Я действительно видел. На моём горле теперь красовался длинный зашитый порез.

«Весьма натурально, — хмыкнул я про себя. — Надеюсь, они оценят».

— Прежде, чем вы уйдёте, я хотел задать ещё пару вопросов.

— Я весь внимание, — ответил лекарь, убирая инструменты.

— Время от времени, я буду обращаться к вам на предмет покупки различных аптечных препаратов и гм… предметов.

— Я не держу лавки с готовой продукцией, но вполне могу изготавливать на заказ. Что-то конкретное нужно уже сейчас?

— Да. Мне нужно зелье, порошок… не важно. Его действие должно иметь снотворный и дурманный эффекты.

— Иными словами мощное успокоительное, которое рассеивает мысли, а заканчивается глубоким сном.

— В точку.

— С собой у меня подобного нет, но могу поставить, скажем, к послезавтра.

— К завтра.

— Тогда выйдет несколько дороже, я буду вынужден перетасовать свой график.

— Мы сойдёмся в цене.

— Тогда завтра в то же время, мой помощник доставит препарат.

— К калитке на задний двор.

— Как будет угодно.

Лентяев получил увесистый мешочек с монетами и раскланявшись покинул особняк. Поднявшись в спальню Антони, я ещё раз оглядел себя в зеркале. Кожа на горле выглядела так, словно разрез делали на теле мертвеца.

«Но есть я всё-таки могу. Даже в отхожее место сходил по-человечески».

Я глухо засмеялся.

«Кто бы мог подумать, что доживу до такого. Радоваться, что опорожнился… И всё-таки… заживёт ли кожа? Если нет, надо будет что-то придумывать, чтобы придать разрезу вид шрама, причем уже самому. Полностью доверять свои тайны Лентяеву не стоит».

Укрыв шею лёгким шарфом, позаимствованным из гардероба покойного, я дополнил образ широкополой чёрной фетровой шляпой. Предстояло ещё много дел в городе. В спальне Сабины под кроватью стоял сундук с серебром, ключик к нему был позаимствован у покойного Войцеха. Поразмыслив, я забрал оттуда сумму достаточную, чтобы на первое время хватило.

«У Антони как-никак есть собственная мануфактура. Значит, постоянный доход обеспечен. Кстати, было бы неплохо туда наведаться, но это потом…».

Надев пояс с саблей, я почувствовал себя уверенно, решив больше ничего из оружия не брать. Чтобы не светиться у главных ворот, я вышел через калитку для слуг. Улица шумела, по мостовой катили телеги с товарами в сторону рынка, в цехах натужно громыхали станки. Оглядевшись и не заметив слежки, я слился с толпой. В животе холодило от волнения. Впервые за многие месяцы, мне удалось выбраться из заточения, будучи свободным человеком. Ну или почти человеком. Но то, что ничья кроме собственной воли не вела по улицам кипящего жизнью Крампора… о-о-о, как же это было в новинку.

Взяв двуколку до центра, я с наслаждением ехал по незнакомым улицам, осматривая дома и людей. Чужой народ, чуждая культура, теперь не вызывали у меня первоначального отторжения. Конечно же, я не считал себя их соотечественником, да и не собирался становиться таковым. Мне предстояло понять, какова новая роль в этом странном и полном тайн мире. Вопросы один за другим восставали в сознании, не давая покоя.

«Вошедший в Амбраморкс принадлежит мне. Так сказал я — Великий Дулкруд».

Я ни минуты не сомневался, что увиденное было реальностью. Пускай страшной и безумной, но существующей в каком-то тёмном уголке бытия, где никогда не восходит солнце. Ещё при жизни, не будучи склонным к мистицизму, я подозревал, что многие из догм, внушаемых человеку духовенством и помазанной властью, сомнительны. Теперь же, я это знал. И весьма трезво отдавал себе отчёт — устройство мира очень сильно отличается от той картины, которой всех нас учили в детстве. Мифическая загробная жизнь существует, но несколько в ином виде. Я должен был во всем этом разобраться и отомстить. Прежде всего тому, кто нарушил естественный порядок вещей в судьбе одного конкретного человека — пехотного капитана Алексея Яровицына. Но до этого было всё ещё очень далеко.

Оставив извозчика, я отправился в заведение, о котором рассказывала Майя. Трактир Гарнизон представлял собой место, походящее на некую сторожевую заставу. Первый этаж был отделан камнем и не имел окон, терем сложен из массивных брёвен. Въезд во внутренний двор перегораживали тяжёлые, окованные железом ворота. Входная дверь то и дело хлопала. Поток людей был буквально нескончаемым.

Когда я вошёл внутрь, в меня едва врезалась официантка, несущая поднос с дюжиной кружек с медовухой. Ловко увернувшись от столкновения, девушка обворожительно улыбнулась мне, демонстрируя премилую щербинку между верхними резцами, которая вкупе с веснушками и рыжими волосами дополняла весьма очаровательный и игривый образ. Я мягко улыбнулся в ответ и двинулся вглубь зала, выискивая свободное место. К сожалению, одиночных столиков на один-два места здесь не оказалось. Помещение было заставлено длинными столами и такими же длинными лавками. Разношёрстная публика весело гудела, смешиваясь компаниями. Подойдя к стойке, у которой стоял хозяин заведения, я напустил на себя флёр аристократичной скуки, и постучав фамильной печаткой Веленских, надетой палец, замер. Грузный трактирщик заметил меня, но не спешил подходить. Его явно зацепило моё поведение.

«Не удивлюсь, если он зарабатывает в день столько, что мог бы купить особняк Веленских вместе с прислугой и старухой».

Однако стоило его позлить. Мне надо было привыкать общаться иначе, чем я привык, теперь играя роль Антони. Кроме того, я хотел выглядеть со стороны именно так — вечно невыспавшийся, скучающий, наглый и до одури самовлюблённый тип, околодворянского происхождения, из рода, давно утратившего титул, но всё ещё претендующего на уважение. К таким люди привычны. Простолюдины их терпеть не могут, старательно отводя взгляд, а действительно знатные, делают то же самое, из отвращения. Как следствие, я мог быть на людях, но оставаться невидимым. Ещё одна скучная и наглая тень среди людей.

Наконец, он подошёл. Трактирщик остановил на мне большие маслянистые глаза, едва заметно наклонив голову в приветствии.

— Слушаю.

— Я разыскиваю одного человека. Его имя Милош. Кажется, у него есть ещё какая-то странная кличка. Вроде Древоступ.

— Это не кличка, а фамилия, — холодно заметил трактирщик.

— Прекрасно, значит, ты его знаешь.

— Отнюдь. Мы с ним не знакомы. Так… слышал тут пару раз. Заходит со своими ребятами выпить.

— А как ведут себя? Не безобразничают?

Трактирщик помолчал, подчёркнуто нагло отвлекаясь от нашего разговора. Найдя взглядом в зале одну из своих официанток, он жестом указал ей на стол, из-за которого как раз поднималась большая компания.

— У меня никто не безобразничает. А вам какой резон спрашивать? Чай не из городовых?

— Да нет, конечно, — ответил я, деланно хохотнув.

— А то я-то не догадался, — хмуро буркнул мужчина.

— Как мне его найти? — продолжил я, игнорируя вызывающий тон трактирщика.

— Ну когда-то он сюда придёт.

— Можешь передать ему записку? Я хочу нанять его людей. Строго говоря, они уже были наняты, но кое-что переигралось.

Трактирщик нырнул под стойку, а затем выудил оттуда засаленный обрывок бумаги, чернильницу и жутко замаранное и растрёпанное перо. Моё послание было лаконично и кратко: «Милош, договор об охране в силе. Жду твоих людей. Антони В.». Отдав записку, я приложил к ней две монеты. Трактирщик в мгновение ока смахнул их в ладонь, со значением мне кивнув. На этом можно было бы и откланяться, но мне захотелось немного послушать сплетни. Нет лучше источника информации, чем трактир. Пьющий человек охоч до историй и последних новостей, готов их как внимать, так и рассказывать.

Найдя местечко на одной из лавок за наиболее шумным столом, я уселся и дождавшись официантку, заказал выпить. Вскоре передо мной поставили пузатый жбан с элем и кусок подсохшего сыра. Я пригубил, смакуя вкус.

«В целом не дурно, хотя до вина из погреба Веленских этой кислятине далеко».

— Кадынку то продали, — еле шевеля языком и поикивая, бормотал один тип. — Удерживали, удерживали, етить твою! А теперь враз и русакам, едрёна кочерыжка. Будто ничего поскромнее не могли выменять.

— Зато Смоле́нина за нами, — возражал ему собутыльник. — А там народ-то знаешь какой?

— Какой?

— А такой, что еже ли опять какая заварушка начнётся, хер бы мы эту Смоленину сами когда взяли! А так уже в кармане, ставь гарнизон, да всех пинками под замок.

— Ага, а они им ночью вжык, и почикают твой гарнизон!

— Да кого ты слушаешь? — вмешался третий. — Этот только брехать и может. Смоленину нам отдали, потому, что стены на ладан дышат и кремль ушатан. Ихний князь нашего по деньгам, выходит, что кинул! Кадынка-то только отстроена!

— Ой, нужны кому твои стены, крыса ты, тыловая, — пробасил ещё один мужик, здоровенный как медведь, в истёртом солдатском мундире. — Ща така война, что мортиры енти стены по кирпичику разберут за полдня.

— А хрена лысого! Корвник разобрали? А? Нет, ты скажи мне, — пьяно возмутился первый.

Я не стал слушать дальше, переключившись на другой диалог.

— Говорят, опять господа уважаемые режуть друг друженьку, — заговорщически улыбаясь, говорил мужичонка, посасывая из кружки.

— Опять кого-то подстрелили?

— Да тут не то, что опять, а что ни день. За полгода восемнадцать домов спалили.

— А то сами дома не горят, только, значится, дворяне их жгут? — загоготал собеседник.

— Сами не сами, а некоторые из выживших слуг, болтают разное.

— Например.

— Вон, видишь сидит, хмырь, такой сладенький.

— Ну.

— Вот он болтал, что за его господином пришла сама смерть.

— Че?

— Короче. Пьёт он давно, видать деньжат за время службы успел подшибить знатно. Но болтает редко. Как-то раз, он надрался до состояния «на допросе». Сидел и сам себе бурчал под нос.

— Пускай, наговорил с пьяну, с кем не бывало?

— Ну, коли тебе не интересно… — пожал плечами мужик.

— Да ладно-ладно, не дуйся! — примирительно подмигивая проговорил собутыльник. — Че говорил то?

— А говорил он интересное! — тотчас оживившись продолжил первый. — Смерть, грит. Смерть с белым лицом. Я по началу думал, у него кукушка того, ну, запела. А он нет, вдруг выпрямился, на меня глянул через стол, и как сектант какой-то зашипел: Радзиковского не пожар забрал, а сама смерть! Какого Радзиковского, дружище, грю. Моего, грит, Радзиковского, господина тобишь покойного. Я, грит, спал, тут он. Лицо белое и жуткое. Смотрит, будто из самой преисподней. И глаза такие — написано в них, убивать вас пришёл. Я, грит, не жив, не мёртв, делал всё, чё он велел.

— Так это… как его… Смерть эта. Она с ним говорила, что ль?

— А вот тут самое интересное, я ж его об том же и спросил. Нет, грит, не говорила смерть, только указывала пальцами. Сечёшь?

— Чего?

— А того, дурья твоя башка! — самодовольно ухмыляясь, победоносно заявил мужик. — Кто ликом бледен, убивать приходит, а болтать не умеет?

— Мормилай, етить твою! — зашипел его приятель, выпучив глаза.

— От оно че, допетрил! Потому я тебе и сказываю, режут господа уважаемые друг друженьку. Опять мормилаи по городу кружат, аки вороны.

Я слушал его в полуха, наблюдая за человеком, на которого в самом начале своего рассказа указал местный выпивоха. В трактире действительно сидел, понурив голову, батлер убитого мною Яцека Элиаш-Радзиковского. Выглядел он не важно, я бы его, пожалуй, и не узнал, если бы не подсказка неизвестного гуляки. Его лицо заросло бородой, одежда явно была давно не стирана, а кожа на лице приобрела нездоровый желтоватый оттенок. Весь оставшийся день и вечер я приглядывал за ним, не забывая вслушиваться в разговоры окружающих. Наконец, он пошатываясь встал и направился к выходу. Выждав с полминуты, я встал и направился следом. Батлер медленно брёл по улицам, словно заблудившись, иногда останавливаясь и оглядывая дома вокруг.

«Он никуда не спешит, потому, что безработный. Яцек хорошо ему платил, сам будучи едва вхожим в приличное общество. Яцек был шулером и процветал за счёт выбивания долгов из дуралеев вроде Антони. А поскольку имел с этого неплохой доход, мог себе позволить дорогих слуг. Но после смерти хозяина батлер оказался не у дел. Никто не возьмёт к себе прислугу из сгоревшего дома, побрезгуют. Суеверие намного сильнее репутации хорошего человека. И теперь он медленно опускается на дно. То, что мне нужно».

Когда бывший батлер свернул в пустынный переулок, я нагнал его, окликнув. Он тотчас перетрухал, едва не бросившись прочь, но завидев на мне дорогую одежду, передумал, поняв, что его не собираются грабить.

— Чем имею… — начал было мужчина, да так и застыл с раскрытым ртом, разглядев моё лицо.

— Узнал? — бросил я, подойдя вплотную.

— Я… Я… Я…

— Тихо-тихо. Выдохни, — сказал я, более не двигаясь.

— Я ничего… никому не скажу…

— Это хорошо, — кивнул я. — Работа нужна?

— Работа…

— Мне в дом нужен дворецкий. Сколько ты получал у Радзиковского?

Мужчина смотрел на меня в полном ступоре. Хмель моментально выветрился из его головы. Он глядел на меня, подрагивая от страха.

— Восемьдесят пепельных в год, — пробормотал он, наконец.

— Я буду платить тебе сто сорок, если перестанешь дрожать и возьмешь себя в руки. Мне нужен дворецкий.

— Мне надо подумать, — осторожно протянул мужчина.

— Подумай, только не долго. Человек нужен срочно, я зашиваюсь. Если к завтрашнему вечеру не ответишь, буду предлагать другому.

— Хорошо, — покорно ответил он.

— И дёргаться перестань. То, что было между мной и им, — сказал я, мотнув головой в сторону. — Это было межу нами двумя. Ясно?

— Ясно.

— Тебя из дома вытащил я, если ты не догадался.

— Э-э-э, спасибо…

— Пожалуйста, — кивнул я. — Да, забыл представиться — Антони Веленский.