Московские эбани

ГЛАВА 10

Митя не знал — от какой, из выпавших на его долю девушек, следует уйти. Он никак не мог разобраться с Лизой и Лидой. С Лидой Митя познакомился во время съемок молодежной тусовки, на Арбате. Она по-деловому предложила ему пирожок и пожалела его, мол, утомился совсем, парень. В перерыве между съемок они поболтали с ней. О чем можно болтать с мало знакомой девчонкой — конечно о музыке, о том какая группа сейчас в фаворе, а какая левая. Перечислили все современные музыкальные группы, молодежные клубы, как слова пароля, и остались довольными друг другом.

Митя взял у Лиды телефон. "Записывай, записывай, все равно не позвонишь" — усмехнулась Лида. И тут она ему напомнила, что примерно год назад, здесь же, на Арбате, она познакомилась с ним почти точно также, но, предложив, ему не пирожок, а яблоко, потом он записал её телефон на предпоследней страничке своей записной книжки, а теперь записывает на последней. Митя перевернул страничку назад и действительно увидел телефон Лиды.

— Значит это судьба, — сказал он. И Лида подхватила: — Судьба.

— Значит это судьба — сказала Лиза в травмпункте, где он очутился в тот же день, подвернув правую щиколотку. У Лизы же был вывих кисти руки, но тоже правой.

Они были неуловимо похожи то ли легкой девичьей пухлостью, то ли просто возрастом — эти Лиза и Лида, но скорее в глаза бросались их отличия: Лида, та, что уже дважды угощала Митю была крепкой, плотно сложенной блондинкой с голубыми глазами чуть навыкате. Одевалась при этом в длинные черные шелковые юбки, ниспадающие накидки, длинные шарфы, приталенную дубленку, черное длиннополое пальто… — и все в стиле ретро, в стиле модерн. Говорила чуть с баском, но, к сожалению, долго разговор держать не могла — она была человек конкретного действия. Ударить по пролетающему мимо мячу, врезать приятелю по шее, если что не так; если нет денег — встать пойти и найти — все это было её. Все это было для неё настоящим. Она и Мите всучила пирожок, потому что нравился ей этот парень конкретно. Она, едва ей позвонил Митя — сразу пригласила его в ночной клуб, куда Митя, как предварительно она узнала, мог войти беспрепятственно.

Лиза была шатенкой с длинными, обычно некрасиво перетянутыми под затылком резинкой волосами. У неё была нежная улыбка, наивный взгляд не больших — не маленьких темно-серых глаз. И хотя учила она испанский язык, и восхищалась испанской культурой, движениями на испанку не походила. Отец её был директором частного банка, но одевалась она как отвязанная хиппи: вечно пыльная куртка-пуховка непомерных размеров, стоптанные кроссовки, джинсы с дырами прорезанными на коленях и бахромой внизу, плетеные из бисера феньки на запястьях, в мочке уха — три серьги. Но голос был женственный с глубинными вибрациями, а не хрипловатый или осипший как к подобному внешнему виду обычно прилагалось. И была она очень эмоциональной: подбежать, помочь старушке сесть в троллейбус; помочь поднести сумку задыхающейся женщине, кинуть бродячему псу что-нибудь съестное, ойкнуть, если мяч полетел к ней под ноги, отпрыгнуть… Если кто из приятелей в чем-то не прав — сначала обидеться, а потом забыть обиду и смеяться. Если у неё нет денег — пригорюниться, но при этом тут же отправиться на поиск денег попавшему в беду приятелю. Она была человеком переживаний и поступка.

В тот день, когда ей позвонил Митя, она завела с ним двухчасовой разговор о Кастанеде, Юнге, не забыла и о "Чайке по имени Джонатан", о Толкине, о Викторе Пелевине. И процитировав чуть ли не целую главу из "Маленького Принца", окончательно засыпающему Мите, даже и не подумала договориться о свидании.

И все-таки они встретились через месяц после того, как Митя, проведя вечер в каком-нибудь тусовочном кафе с Лидой, и после проболтав чуть ли не до рассвета с Лизой, вдруг вспомнил, что в его работе над клипом, необходима помощь в переводе с испанского ряда фраз, Лиза с радостью согласилась помочь. С тех пор он так и встречался: день с Лизой, день перерыва на заработок денег, день с Лидой, день перерыва, день с Лизой. Если пытался отменить встречу с одной из них напарывался на искреннее непонимание Лиды, обиду, слезы Лизы, и робел, не зная, что делать. В таком режиме Митя провел год. И удивлялся сам себе.

Когда вернулась мама, он чувствовал поначалу неловкость. Но мама, тут же познакомившись с Лидой, попросила её сопроводить на выставку своего приятеля. Ему было в тот день некогда, а они как-то уж слишком быстро сошлись, оделись и пошли. Когда появилась Лиза, так как любовью при маме они заниматься не могли, — сели все вмести пить кофе, и мама мгновенно разговорилась с Лизой об испанских художниках, а остаток вечера рассуждали о достоинствах и недостатках экспансии на Южную Америку, и её отличии от системы английской колонизации.

Так и ходили они — то Лида, то Лиза к Мите, общаться с его мамой. Где-то недели через две таких посещений, Виктория спросила сына:

— А ты не боишься, что они когда-нибудь встретятся?

— Нет. У меня все отлажено, — уверенно ответил Митя, — Накладок быть не может.

— Я понимаю, что ты на распутье, но все-таки определись. Ты и той и другой нанесешь тяжелую травму.

— Но в том-то и дело, что я не могу определиться! Год уже не могу понять какая из них та.

— Когда появится та, ты сразу все поймешь. Поэтому отпусти девочек. И не мучай никогда чужого сердца, неясностью своего.

— Но ты можешь понять, что я их вместе люблю! Что в одной есть то, что не хватает другой.

— И что же?

— Лида красиво, женственно одевается, но ничего не знает, а хочет всего. А у Лизы все есть, но одевается так, что меня раздражает её одежда. И все-таки с ней интересно. Она умные книжки читает…

— И все так просто?! — Воскликнула Виктория и расхохоталась, — Ну сынуля! Через тебя я узнаю — какие же мы женщины идиотки! А не боишься ли ты, что Лида вдруг начитается умных книжек, а Лиза начнет красиво одеваться? Что ты будешь делать тогда?

— Нет. Этого быть не может! Прекрати, мама, я же знаю, как твои предсказания сбываются! Будем считать, что ты пошутила.

— Но милый это не я, а ты множишь вредную энергию. Когда-нибудь она сгустится и взорвется. Таков закон!

— Не мой закон! И только не сейчас! Я ещё не готов к этому.

— Отчего же не сейчас… — Виктория пристально вгляделась в сына, Чем раньше все разрешиться, тем лучше.

И тут раздался звонок.

— Вот и одна из них. — Усмехнулась Виктория.

— Я сегодня никого в гости не приглашал, — поморщился Митя и пошел открывать дверь. На пороге стояла Лида. Лида держала в руках книгу Гессе "Игра в бисер".

— Слушай, Митьк, — с порога начала она. — Ты читал эту книгу?

Митя попятился, теряя дар речи. Лида самостоятельно разделась, заглянула к Виктории, поздоровалась и показала книгу.

— Эту книгу с трудом доставали почитать в вашем поколении, Виктория, а теперь, когда книг в магазинах завались, представляете, её опять нельзя просто так достать — кругом детективы и прочая попса. Мне дал её приятель моего отца.

— А чем занимается твой отец? — спросила Виктория, глядя на Лиду, как зачарованная.

— Директор фирмы, которая торгует самолетами. Подержанными, в основном.

— А разве могут быть самолеты секондхенд?

— А чего? — былая природная простота тут же вернулась к Лиде, Починили и продали. Дело простое. Чего это Митька в своей комнате заперся? Пойду к нему.

— Я пойду погуляю? — крикнула Виктория через дверь сыну.

— Нет, мам, не выходи! — кинулся к ней Митя, шепча, — Я прошу тебя, посиди дома!

— Но у вас, я чувствую, серьезные дела начались — игра в бисер.

— Мама, не издевайся! — Зашипел сын.

Виктория включила у себя в комнате телевизор на полную громкость, чтобы не слышать их голосов, легко проникающих через тонкую перегородку, взяла с полки свою книгу Гессе и принялась перечитывать. Она слишком давно не читала подобных книг и даже не испытывала нужды в них, но все-таки было страшновато не выдержать экзамен на современность у молодого поколения.

Звонок дверь отвлек её от беглого просмотра пятьдесят второй страницы.

Митя вошел к ней в комнату и попросил открыть дверь, если за дверью окажется Лиза, то требовалось сказать, что его нет дома.

— Нет, дорогой. Лиза тогда пройдет ко мне поболтать и попить кофе. Будь мужчиной — разбирайся сам со своими проблемами. — И пошла в ванну. Включила душ. Раньше, когда она чувствовала, что сможет справиться с подростковыми завихрениями Мити, она всегда шла под душ, чтобы не закричать на ребенка и, тем самым ничего не добившись, лишь помножить отсутствие взаимопонимания.

За дверью действительно стояла Лиза. Но Лизу было невозможно узнать. На ней была белая песцовая шубка, шляпка, дорогие сапожки.

— Что с тобой? — чувствуя себя так, словно у него резко поднялась температура, еле выговорил Митя.

— А что не идет? — робко спросила Лиза, проходя в прихожую, и не услышав ответа начала оправдываться: — Отец заставил. Пока я спала — он весь мой прикид снес на помойку.

"Хороший у тебя отец, раз у него такая скромная дочь. Я бы отнесла деньги в его банк, так ведь надуют, хоть не он, а его". — Произнесла сама себе под нос Виктория, расслышав их разговор в коридоре, и ступила под душ, и лишь потом поняла, что в одежде. Ничего не предприняв по этому по этому поводу, она продолжала глушить себя потоками воды. Сквозь её струи услышала, как хлопнула дверь один раз, минуты через три — второй. Но когда дверь хлопнула в третий раз Виктория выключила душ и, содрав с себя, словно змея кожу, мокрые, джинсы и футболку, укутавшись в махровый халат, вышла из ванной. В доме никого не было. Не было и следов битой посуды. На столе у Мити лежала книга "Игра в бисер", в её комнате, на её столе лежала точно такая же книга.

"Дурдом какой-то!" — проворчала Виктория и принялась сушить волосы феном. Ей вспомнилась фраза из книги забытого ею японского автора, героиней которой была кошка, так эта кошка постоянно твердила сама себе: "если тебе трудно — умывайся". — Если не знаешь — как поступить — приведи сначала себя в порядок, — переделала под себя эту фразу Виктория, сосредоточенно перебирая косметику. Однако привести себя в порядок значило для неё гораздо больше, чем прихорошиться, она взяла телефон и набрала номер владельца галереи "Тринадцать болтов". С тех пор как она приехала, и заполучила его телефон, как отвязанного и перспективного галерейщика она регулярно, дня через два, три, звонила ему, он же не проявляя даже элементарного, для человека связанного с современным искусством, любопытства, переносил момент договора о встрече постоянно. Казалось ему ничего не надо, но Виктория понимала, что если бы так работал хотя бы один из известных ей продюсеров, он бы либо влачил жалкое существование, либо перестал бы существовать в мире искусства вообще, тем не менее, галерея "Тринадцать болтов" существовала по полученным сведениям не один год. Это было непонятно. По её знанию жизни продюсер, должен находиться в постоянном поиске, чтобы преуспеть. "Видимо, этот Николай Феодоровский окружен плотной стеной кормящихся с его кормушки птичек божьих, и мне надо просто и терпеливо пробивать брешь в этой стене". Но стена эта была из столь вязкой субстанции, что поглощала все её попытки хотя бы показать фотографии своих работ, не говоря уж о том, что рассказать о своем, пусть странном, но все-таки славном творческом пути. Лениво пожевывая в телефонную трубку, Николай Феодоровский сообщил ей, что сейчас он ничего не соображает, так как вернулся домой в шесть утра и если ей чего-то от него нужно, пусть звонит на следующей неделе. Виктория набралась мужества и позвонила известной, не только своей деятельностью, но и мужем, владелице галереи. И узнала, что та занимается только шестидесятниками, к которым Виктория не подходила по возрасту. Этот возрастной ценз с политической ориентацией лет тридцать назад настолько поразил Викторию, что она снова уставилась, правда уже в сотую страницу книги "Игра в бисер" и ничего не поняла, буквы расплывались перед глазами.

Ключ зашуршал в замке. Пришел Митя. Митя принес с собою пять бутылок пива «Балтика» третьего номера. Про себя она с удовлетворением отметила, что юношам её поколения в такой ситуации потребовалась бы как минимум бутылка водки.

Он выстроил бутылки пива на кухонном столе и, закурив, уставился пространным взглядом на их бравый строй.

— Я бы ещё к ним погоны прилепила, — подошла к нему Виктория, поставила на стол два стакана и налив в них пиво присела за стол. — В тропиках пить нельзя. В тропиках, тот, кто пьет — сгорает за год. Но все почему-то знают, что Россия такая страна, в которой не пить нельзя. Когда я возмущалась — почему это?!.. Мне отвечали сочувственно: — "Климат такой" Вот тебе и климат… А я даже не знаю сколько градусов.

— Мало. Это всего третий номер, — кивнул Митя на пиво.

— Я имею в виду на улице.

— А… не знаю. Морозец вроде.

— Мистика какая-то.

— Да… как ты об этом заговорила, я сразу понял, что все так и произойдет! Только не был готов, к тому, что так быстро.

— Мистика?.. Да нет. Эта мистика, не более мистична, сеть интернет чего забросишь, то получишь. Вроде помойка информации, а на самом деле ведь действительно — сеть. Во всех смыслах сеть и как ловушка, и как система тончайших переплетений…

— Сеть всегда ловушка. — Вздохнул Митя. — Вот и я радовался, как тонко у меня все переплетено… И как это ты догадалась?

— Ты невнимателен к тем, с кем общаешься.

— Они так много говорили, я таким много слушал…

— Но не слышал.

В дверь позвонили.

— А это кто еще? Третья? — удивилась Виктория.

— Сам не знаю, — ответил Митя и пошел открывать.

— А это мы снова к тебе в гости пришли! — громким хором раздались голоса Лизы и Лиды.

— Мы у метро встретились. — Сообщила Лиза, — Я пиво пила, смотрю, Лида с троллейбуса сходит.

— Короче, — перебил её деловитый басок Лиды, — мы посовещались и решили, что мы тебя обои, обеи, или как там… в общем, любим, а ты нас, поэтому давай жить все вместе. Виктория, надеюсь, вы не против?

— Милые, да и я вас обоих люблю, совершенно искренне! Но это не значит, что вы будете счастливы с моим сыном. И что так можно.

— А вот мы и попробуем!

Виктория пожала плечами: — Что ж… Молодость — время эксперимента. Но зачем делать из себя подопытных кроликов?.. — И взяв бутылку пива и стакан, ушла к себе в комнату.