Московские эбани

ГЛАВА 40

Мама! Проснись! Тут такое произошло! — Митя растолкал её прикорнувшую на диване после работы. — Ты себе и представить не можешь! Но и глазом не моргнул! Я не выдал себя! Я сдержался!

— Что? — она встрепенулась, встряхнула головой, — Ты знаешь, что нельзя резко будить спящих!

— Но мама! Я только что оттуда!

— Откуда?

— В общем, заказал нам один мен рекламный ролик о художнике. Пошел я предварительно осваивать съемочную площадку. Мы так всегда делаем, ну чтобы знать, какую аппаратуру потом с собой брать. Приезжаю. Встречает меня отъевшаяся самодовольная бородатая харя…

— Не надо так… не надо. — Поправила Виктория сына, слабо, догадываясь, о ком пойдет речь.

— А как его ещё назвать?! Проводит меня вовсе не в галерею, а в туристическое агентство, где по коридору висят твои картины, и смотрит, стоя в профиль ко мне, но кося глазом, на мою реакцию!

— Надо же! Как он обнаглел! — Воскликнула Виктория и окончательно проснулась.

— И после этого ты хочешь, чтоб я его рожу харей не называл!

— Тебя вычислил и вызвал!.. — Воскликнула Виктория и задумалась, произнося мысли вслух: — Может он садист? Может, он решил поиздеваться? А что? Его мать издевалась над его отцом, вот и её манеру взял! И у него, как и у нее, это называется любовью?!.. По другому и чувствовать, и мыслить не дано. А что? Вполне естественно…

— Не знаю что там для него естественно, но он следил за моей реакцией! И хитро так! Краем глаза! А как в фас повернется: глаза такие синие-синие наивные! Но я и глазом не моргнул. Посмотрел, где свет расставить, все расстояния, ракурсы прикинул. А он, потом, меня к себе в кабинет пригласил и выпить предложил. Я сказал, что не пью. Он так бровки поднял, словно впервые непьющего видит, полез в ящик своего стола. Рылся долго. Наверное, чтобы я кучу мятых долларов видел. А потом достал и разложил передо мною проспект выставки, что у него устроена. Вот!

Митя положил матери на колени буклет.

— Прекрасно издано! Значит, надоело ему сидеть, как собака на сене! удивленно покачала она головой и тут же вскочила, взъерошила свою и без того пышную прическу и выбежала из квартиры.

— Куда идешь? Куда-Куда? — остановил её во дворе пьяный детина, и только тут Виктория поняла, что выглядит она, мягко говоря, несколько неадекватно. Наверняка, неслась растрепанная, с горящим ничего не видящем взором. Но это же энергия бешенства вела её. Виктория, ничего не понимая, уставилась на остановившего её человека.

— Проблемы какие? Починить чего? Сантехника? Трубы прорвало? Так это я это быстро, — как бы извиняясь, гундосил пьянчуга.

— А ты кто такой?!

— Буденный я. Меня все здесь знают. Дай хоть пару рублей. На пиво не хватает.

— Буденный?! Борман… Ах, ты ещё и Буденный! Срочно найди мне кувалду! Да такую, чтоб потяжелее! Тогда тебе и на водку хватит.

— Мама! Мама! Ты с ума сошла! Что с тобой?! Я сейчас вызываю психоперевозку! — Митя повис у неё на плечах, пытаясь отобрать кувалду, едва она принялась бить в стену коридора, отделяющую их от соседской квартиры.

— Уйди! Дай пары спустить!

— Там же живет твоя любимая Зина!

— Да не живет она там уже! Сюрприз я тебе приготовила! Сюрприз!

— Убила её что ли?! — Митя с ужасом смотрел на свою разъяренную мать.

— Квартиру я ей купила в более дешевом районе, а у неё эту. Еще вчера документы готовы были. Да ты в три ночи пришел. Сказать тебе не успела. Виктория успокоилась на мгновение. — Да не бойся ты! Не сошла я с ума. Но довел меня этот тип до бешенства! Отойди-ка в сторону. Дай-ка я размахнусь!..

Ударив, пару раз, по стене, тут же присела от усталости. Успокоилась. Пояснила сыну, шоковым молчанием среагировавшим на её сообщение:

— Из двух маленьких тебе одна нормальная получится, а иначе, неизвестно, когда эту продашь, новую какую купишь… А тут и дешевле и проще. В её санузел кухню перенесем, — ерунда, что без окна, нормальную вытяжку поставим и все «хоккей». Перегородки между её комнатами снесем будет большая столовая, хоть бильярдный стол ставь! Наши комнаты спальнями останутся, — в одной кухне библиотеку расположим, компьютер и т. п. — в другой. Так глядишь, и на мировой стандарт потянем. Не шик конечно, с Римской средней квартирой не сравниться, но с Парижской вполне. Надоело мне это убожество! А что он тебе говорил?

— Кто? — Митя не успел уловить перескок её мыслей.

— Тот, что вызывал тебя для клипа? Зачем он ему?

— Сказал, что скоро поедет по Европе, хочет этого художника раскрутить, в известных кругах представить.

— По Европе? По Европе… Но он у меня попадется!

— Клип-то мне снимать?

— Конечно, Митя! И так чтоб самый класс! Я с тобой вместе его потом на компьютере обработаю. Сделаем так, что картинки оживут, и каждой подберем текст из ещё той философии. Текст оттуда же наложим поверх музыки. Вот я ему устрою полную ломку его окаменевших понятий! А чувств своих не выдавай. Словно и не понял, что это мое. А ещё подумай после — где взять ремонтную бригаду. Пора сносить стены! Еще придется снова в БТИ разрешение на снос этих перегородок брать…

— Кажется, ты сейчас будешь сносить крышу, — усмехнулся пришедший в себя Митя.

— О да!.. — Она вошла к себе в комнату и плотно прикрыла за собою дверь. Села на диван, им купленный диван, закурила. Ей хотелось найти причину того, почему он так действует. Сначала она начала обвинять в этом его мать, ту несоответствующую ни Москве, ни времени деревенскую, кулацкую культуру, которую она ему привила, но поняла, что очень быстро заведет в тупик пустых обвинений. "Ты уйдешь и придешь, а колодец останется" вспомнила она китайское изречение. Ее тайцы предупреждали её — если видишь человека грубого, знай, это не таец, это китаец. А потом говорили про колодец, намекая, что то, — что поило тебя с детства, тебе не дано изменить. Так что в истоках поправлять уже нечего. Можно только уйти от них. И пусть отец его все-таки был художником и, наверняка, наложил на его характер оттенок чувственности и впечатлительности… — колодцу все равно весь этот психоанализ — прошлый век! Ни к чему не ведет — отмахнулась она сама от себя и попыталась мыслить в ином русле: — Вот он, такой, какой есть, вывез её картины. Видимо без злых мыслей. Он же признавался ей в любви, предлагал ехать в Париж… Она просто неправильно среагировала на его предложения, и он обломался.

Да он такой же, как она! Он же хотел сделать ей сюрприз, как она сделала сюрприз своему ребенку, чем чуть в одну секунду не загнала собственного сына сумасшедший дом!

Значит… он хотел сделать ей сюрприз, как и она Мите. Только она в ответ от Мити ничего особенного не ожидала. Даже его поцелуйчики и благодарности ей не нужны. Потому что она знает, что так её сыну будет лучше и все тут. Но Вадим не думает о том, как ей лучше — он ждет её ответной реакции. Ради этого он все это и делает. Ради этого он пошел второй раз на провокацию — показал совершенно открыто её сыну, что картины её у него. Что ничего плохого он с ними сделать не хочет — наоборот, он хочет её раскрутить её для Европы. Хотя, вряд ли это получится у неопытного человека. Но он хочет. Из любви ли? Нет. Это уже получается не любовь, а какая-то пытка рыбке на крючке. Он вынуждает её откликнуться.

"О нет! Не дождется! — воскликнула про себя Виктория — И картин не жаль черт с ними! Но чтобы так ломаться!"

Она достала бутылку красного вина, откупорила её, и налив в бокал, выпила залпом, произнося как тост: — Я буду долго-долго жить! Я напишу ещё тысячу картин! Прошлое на то и прошлое, чтобы отойти! А я буду продолжать свой путь при любых условиях, но не пойду на поводу торговца ситуацией.

Вино приободрило её, обретая духовную ясность, она теряла трезвость.

Теперь она точно знала, что будет делать. Виктория взяла телефон и набрала номер Спиина. Среди бела дня он почему-то находился дома. "И этот человек ещё ворчит на безденежье! — усмехнулась она про себя, а голос её уже с энергетическим напором диктовал:

— Значит так, сейчас ты звонишь тому королю, что сам себя короновал.

— Понял. — Сразу приняв её тон разговора, как мальчишка условия игры, откликнулся Спиин. — Дальше что?

— Звонишь и спрашиваешь как дела, как…

— Подожди, я все запишу, а то ещё чего напутаю. Я ведь уже понял, что с вами обоими по трезвой лавочке ни за что не разберешься, а по пьяной тем более.

Он побежал искать ручку и бумагу, а Виктория почувствовала сентиментальное тепло на душе, оттого, что он так их охарактеризовал, да ещё объединил в одно: "с вами обоими".

— Так. Что я должен спросить? — вернулся к телефону Спиин, — "Как дела?" — это я уже записал.

— Как нос, зажил ли? — диктовала Виктория.

— Не не-не. Нос это святое! Это мистика какая-то была!

— Это заставит его вспомнить — кто ты такой и воспылать к тебе сердечным теплом, как к свидетелю его чертовщины. Потом пожалуешься, что с фингалом были проблемы.

— Не было проблем. Неделю отсиделся и как новенький.

— Были проблемы! — нажимала Виктория — Из-за него неделю никуда не мог выйти, чтобы тебя принимали за приличного человека, и потерял возможность устроиться на отличную работу. Он тебе посочувствует. Ты спросишь, нельзя ли снова вам встретится, чтобы вновь обговорить о возможности твоей поездки в Таиланд.

— В Таиланд?! Не-не не! В Таиланд я больше не поеду! — заорал Спиин.

— Жди больше! Чтобы поехать в Таиланд, тебе теперь придется обращаться в другие турагентства. А при слове Таиланд его так же протрясет как тебя! Ты ему должен предложить, чтобы услышать отказ. Потому что теперь, как я понимаю, он не пьет — ему некогда. Он готовится в командировку в Европу.

— Куда?

— У него турагентство, значит — по разным странам. Он тебе сам это сообщит, как причину отказа от встречи. Узнав, о том, что ему предстоит такая интересная поездка, ты должен живо откликнуться и чуть ли не заверещать от восторга.

— Нормально. Так и пишу: "заверещать от восторга".

— А дальше любым путем всучить ему телефон моего знакомого Вилмара.

— Это что ещё за мужик?!

— Ты что? Ревнуешь?!

— Не-не не. Я уже давно понял, что это не то чтобы бесполезно, а вредно для здоровья.

— Вот, тогда и не вникай! — нагло кокетничала Виктория.

— Нормально. Давай дальше. Всучу я ему номер телефона, а дальше что?

— Ты должен быть уверен, что он по нему позвонит. То есть заведи речь обо мне, что я классный художник, но пропадаю. Тут все для художников как болото, потому как народ у нас не живет, а пережидает и никто не обустраивается, так что б навеки, отсюда и традиции — приобретения произведений искусства нет. А для меня это смерть. Но я капризная к тому ж. А ты знаешь одного бизнесмена — Вилмара, который хотел бы купить мои картины и рад поддержать меня.

— С такими не знаком!

— Но ты же не буддист, Спиин! Что тебе стоит солгать? Тем более не на суде же, а так… в разговоре.

— Ради тебя я бы и на суде, но только я не вижу, какое во всей этой истории мое место?

— Да ты как бог Олимпа! Ты — Меркурий!

— Нормально. Я все понял. Но в Тайланд я даже ради тебя не поеду!

Звонок из Таиланда распорол тишину её ночи.

Палтай предупреждал: Лунное затмение через пять дней — орбис в два дня до, два дня после. За ним следует солнечное затмение с гораздо большим периодом действия. Все дела этих дней ведут к далеко идущим последствиям. Роковым последствиям. Одних они разрушат, другим придадут силы. Постарайся не делать лишнего! Иначе семь лет расплачиваться!