Моя бабушка курит трубку

Глава сорок вторая. Откуда берутся демиурги

Женщина неторопливо поднялась, спустив при этом на пол кота. Задумчиво посмотрела на вазу с фруктами, улыбнулась чему-то своему, повернулась к двери. И вроде бы ничего странного в её движениях не было, даже наоборот, смотреть было приятно. Но в голове демиурга будто застучали молоты, к горлу подступил странный комок, в животе скрутилась жгучая боль, тело выгнулось в приступе судороги, и он зарычал…. Вернее, заквакал.

- Да он же сейчас обернется! Ураган! Держи его!

….Достать! Дотянуться! Впиться в глотку клыками! Рвать! Пить – кровь, энергию, силу. Как она посмела!...

-Арст! Он невменяем! Аура в клочья!

….Он же отдал ей все, что у него было! Даже самого себя не пожалел, когда она попросила! Каталина была так прекрасна! Юная, смущающаяся от каждого слова, робко подставляющая губы под его поцелуи. Жаркая ночь в просторных покоях. Напиток Вечной любви из тонких розовых пальчиков, разбившийся о мраморный пол тонкостенный бокал, вспышка тьмы в глазах, и торжествующий женский смех.

-Это из какого же он клана? Да держите ж его, драконы! Или от дома не останется и бревна!

Моя бабушка курит трубку….

Плачут в топке смолой дрова.

Она б рада забыть о рубке,

Да вот сабля – всегда права.

Потому и мушкет наготове,

Потому и пушкарь не спит

Моя бабушка курит трубку.

На коленях сейменец бдит.

-Шерри, что это было?

А этот голос совершенно не похож на голос Каталины. Хотя и женский. Кажется, когда-то он слышал его. Давно. Когда никто еще не называл его Демиургом. Как же его звали тогда…. Нет, не вспомнить…. Из прежней жизни остался только этот голос. Нежный, ласковый, как и руки, что укачивали мальчишку – недодракона…. Мама…. А потом мама исчезла. Нет, все же у мамы голос был другой. Похож, но все равно другой, более родной, наверное.

-Петерис дракон –полукровка, Леночка. И кажется, он из клана Серебряного Вихря. Малочисленный клан, они ушли из Светлого мира почти сразу после финальной битвы. В таком случае, кто его мать? Не человек, однозначно.

-Эмильтель, ты же в курсе – кто мать нашего демиурга?

Этот голос Петерису хорошо знаком. Маг – куратор Феллен. Великий маг оборотней. Петерис, хоть и задирал нос, но мага уважал и побаивался, старательно пряча страх даже от самого себя.

Странное дело, после бессмысленной песенки, исполненной женским голосом, его отпустила боль и ушла судорога. В глазах перестала качаться серая пелена, а когда на лоб опустилась прохладная ладонь, Петерис испытал блаженство.

-Ну, если он – демиург…. Пусть и недоучка…. И знак рода на предплечье….

-И привычка тянуть кота за…э-э-э…. хвост! Эмильтель, ни в жизнь не поверю, что ты не помнишь, какому роду принадлежит этот знак!

Знак? Какой еще знак? На его теле никогда не было никаких знаков. Ему ли не знать.

-Знак из переплетенных ветвей благословенного древа всех эльфов принадлежит роду Залесских! – это кто еще там такой умный? Петерис с трудом приоткрыл один глаз и тут же увидел этот самый знак на предплечье молодого эльфенка.

-А если ветвь растет из середины цветка – значит, матерью демиурга Петериса была старшая сестра Повелителя. Дедушка Эмильтель! Значит, Петерис – мой троюродный дядя?!

И снова – здравствуй, дорогой обморок. Ты становишься ближе друзей….

-И как нам это понимать? – вопросил Ураган, скрестив руки на мощной груди. – Каким образом дочь эльфов оказалась матерью полудракона? И кстати – она где сейчас?

-А вот об этом я ничего не знаю, - ответил великий маг эльфийского народа. –Нет, о том, что в нашем роду была принцесса, я в курсе. Сами знаете, девочек в наших семьях рождается не так уж и много. Но она пропала как раз в те смутные времена, когда мы только появились в этом мире. И рождена она была не здесь. А вот что с ней случилось, куда она исчезла – об этом мне ничего неизвестно. Ты ошибся, Эмиль. Петерис никак не может быть тебе троюродным дядей, скорее уж троюродным дедом. И то – вряд ли. Я мало что знаю о демиургах, об этом, скорее, Феллен может поведать, но в одном уверен: Петерис родился и рос где-то в других мирах. А вот как он оказался здесь, почему решил, что может стать здесь Единым – это надо выяснять.

Все присутствующие уставились на великого эльфийского мага. Тот нервно подергал себя за роскошную косу, фыркнул и сморщил великоэльфийский нос:

-А я –то здесь при чем? Я вообще не при делах, знаете ли! Когда это случилось, меня вообще в Светлом Мире не было. А когда вернулся –о Светлониэли уже никто и не вспоминал. Не до того было, знаете ли! Да она мне вообще никто! Побочная ветвь, к тому же изгнанница. Это сейчас мы всех детей признаем, вводим в род, и нянчимся с ними. Хотя иных я бы в вашу МАКи сослал лет на триста, пока ума не наберутся.

На это Шерридар только хмыкнул.

-А что ж не ссылаете? – тут же влез принц Эридар. – Я так понимаю, у вас полукровки с человеческими корнями имеются?

-Имеются, куда ж им деться, - грустно вздохнул Эмильтель. – Все же, наши мужи красивы и на ласки не скупятся, а ваши женщины на доброту падки. К тому же, полукровки все равно со временем к нам в Светлый лес приходят. Кровь зовет.

-Ладно, об этом потом, - остановил его Ураган. – Феллен, а что ты можешь нам поведать? Как мальчишка из клана Серебряного Вихря вдруг оказался в Школе Демиургов, да еще попал на стажировку сюда?

Феллен тяжело вздохнул. Подумал минутку, потер свой крючковатый нос, щелкнул пальцами. На беленой стене проявилось изображение серо-сиреневого марева….

...Беспамятство –такая удобная вещь, когда можно уйти от прямого ответа и попробовать хоть что-то определить для себя…. Петерис плавал в туманном мареве, всматриваясь в образы, то и дело проносящиеся мимо него. И странное дело – он их почти не узнавал. Они то разделялись, то вдруг сливались, то вновь растворялись в тумане, а он никак не мог понять – что же ищет там, в серо-сиреневом мареве. Что? Или – кого? Он не знал. Потому просто смотрел. Постепенно туман будто стал рассеиваться. Проступили очертания скалистого утеса, нависшего над серебристо – синей рябью холодного моря. Петерис даже почувствовал соленый ветерок на своем лице, ощутил вкус и запах. Море было холодным. И Петерис неожиданно вспомнил, как однажды все же окунулся в волны. Вспомнил, как холодно ему было, как он потом долго не мог согреться, трясся в ознобе у подножия утеса. Потом была горячка. Он не помнил – кто нашел его там, на самой кромке узкого галечного пляжа. Не знал, кто вливает в обметанный жаром рот прохладную горькую влагу. Но это была не мать. К тому времени её не было в мире. Почему-то Петерис знал об этом, хотя и не помнил, как и куда она ушла. Однажды её просто не стало. Об отце он и вовсе ничего не знал. Мать не рассказывала, а больше некому было. В том месте они были чужими. Но и это Петерис помнил смутно: будто он смотрел на чужую жизнь сквозь мутное стекло.

В себя он пришел в светлой комнате, где стояло еще несколько кроватей. Увидел высокую женщину в странной одежде: белый халат, запахнутый на спине, и подвязанный узким белым пояском. Женщина была на первый взгляд моложава, но в глазах плескалась мудрость, свойственная лишь много пожившим и много повидавшим. И она не была ни человеком, ни эльфом.

-Добро пожаловать в мир, малыш, - услышал он её теплый и ласковый голос.- Теперь ты проживешь гораздо дольше, чем тебе было отведено изначально.

-Где я? – просипел он, потому что голос повиновался ему плохо. –И как сюда попал?

-Ты в Школе Демиургов, малыш, - погладила его по голове женщина. – Тебя нашли наши поисковики, кода ты почти умер от горячки. Принесли сюда, я тебя выходила. Пришлось кровь демиурга вливать, иначе ты не выжил бы. А раз выжил – то и тебе быть Демиургом, малыш.

Потом Петерис узнал, что кровь демиурга пробудила в нем творческое начало, достаточное для развития способностей. Кем был тот самый демиург –Петерис не знал до сих пор. Но был ему благодарен, почитая вторым – если не первым – отцом. В отрочестве он каждую ночь воскурял для него благовония, стараясь хотя бы таким образом отблагодарить. А потом в их Школе появилась Каталина. Она была прекрасна. Прекрасна настолько, что все студиозусы мужского пола тут же влюблялись в неё. Правда, со временем пыл большинства угас. Большинства. Но не Петериса.

Сейчас, находясь в странном тумане забытья, Петерис сознавал, что это была не любовь. Скорее – одержимость. Стремление доказать лучшей из женщин, что он может все. Ради одной её улыбки он забывал себя, что уж тут говорить о неизвестном спасителе. А уж когда она предложила ему свое руководство! Петерис был счастлив. Настолько, что почти не обращал внимание на подоплеку заданий. Выполнял все, совершая порой невозможное. Потом и сам увлекся опытами, силясь создать сверхсущество.