Музыкантская команда

КИРАКОС ДЕЙСТВУЕТ

На улице было холодно, ветрено. Небо затянуто черными тучами. Все говорило о приближении зимы. Но я так торопился, что даже взмок, шагая вверх по склону к центру города. На улицах не было ни души, и только шлепанье непомерно больших для меня башмаков нарушало тишину.

Но не успел я отойти от казармы и шагов на двести, как мне послышался другой звук — цоканье подков. Впереди показалась группа всадников, и я, опасаясь случайностей, быстро спрятался за стеной. Вскоре всадники были уже у этого дома. Я осторожно выглянул из своего укрытия и увидел среди всадников полковника Багратуни, начальника штаба Смбатяна, поручика Матевосяна и еще нескольких офицеров. Следом за ними ехали ординарцы. Кони у всех были взмыленные и тяжело храпели — видимо, их гнали изо всех сил, торопились добраться до места.

Когда всадники проехали, я мгновение колебался: что делать дальше? Очень меня обеспокоило это неожиданное появление офицеров. Тут, несомненно, что-то крылось. «Может, надо бежать назад к ребятам? — думал я. — Но все равно не успею прийти в полк раньше всадников». Кроме того, ребятам не угрожала никакая опасность, ведь они, в отличие от других, не дезертировали, остались в казарме. Значит, в глазах этих офицеров они будут выглядеть людьми, заслуживающими только похвалы и доверия. Таким образом, не имело смысла бежать снова в казарму. Наоборот, надо было спешить к товарищу Тиграну и, кроме всего, что велел сказать ему Арсен, сообщить еще и о появлении этих офицеров.

Я ускорил шаги. На улице появлялись только редкие прохожие: казалось, весь город затаив дыхание прислушивается к чему-то. И я, объятый этим тревожным настроением, шел и шел не оглядываясь… Да, что греха таить, я позабыл об осторожности. Позабыл о том, как в прошлый раз Цолак, идя к этому дому, непрестанно оглядывался вокруг себя.

Вот и знакомый переулок. Я обогнул первый поворот, затем второй… Впереди показалась калитка дома «тетушки». И тут я что-то вдруг почувствовал. Словно бы кто-то мне на ухо прошептал: «Оглянись!» Я обернулся и увидел… Киракоса.

Он, наверно, не ожидал, что я так внезапно остановлюсь, а потому не успел спрятаться. Мгновение он растерянно топтался на месте, затем направился ко мне. Я стоял, поджидая его. Сердце мое билось так сильно, словно пушка бухала. Калитка была шагах в пятидесяти от меня, но я даже боялся посмотреть в ту сторону. «Интересно, догадывается ли он, куда я иду? — думал я. — И что скажет, когда подойдет?»

— Гагик-джан, куда это ты так спешишь?.. — Его худые, впалые щеки растянулись в лицемерной улыбке, но маленькие глазки сверлили мое лицо.

Я сглотнул слюну и сдавленным голосом ответил:

— Так… к нашим знакомым. А ты куда?

— У меня в этих краях родственники живут. Выходит, нам по пути. Ну, пошли, что ли…

Я, не говоря ни слова, двинулся вперед. Киракос продолжал смотреть на меня выпучив глаза, а я зашагал дальше, глядя прямо перед собой.

Вот мы прошли калитку (я это скорее почувствовал, чем увидел). Затем прошли мимо еще одних ворот. Вот и еще ворота слева… Я шел и думал: «Чем же все это кончится?.. Как мне избавиться от него? Вот ведь пристал как банный лист… Нужно придумать что-нибудь и смыться».

Но так ничего и не придумав, я остановился.

— Что ты пристал ко мне? — спросил я тем враждебным тоном, которым обычно с ним разговаривал. — Топай к своим родственникам, а я хочу идти один.

— Почему же? — наклонился вперед Киракос, продолжая смотреть мне в глаза. — Что тут плохого — вместе идти?

— Не хочу я — и точка, — отрезал я и повернулся, намереваясь уйти от него.

Но Киракос мгновенно шагнул вперед и схватил меня за руку.

— A-а, выродок! — воскликнул он. — Думаешь, не знаю, куда ты идешь?.. Скажи, где этот дом? Тот, где нужно постучаться и сказать, что пришел сын сестры Гегама…

Я застыл на месте. «Наш пароль! Откуда он его знает?» — лихорадочно думал я. И вдруг припомнил ту минуту, когда Цолак отдавал нам последние распоряжения и я услышал шорох за дверью. Мне надо было тут же выйти проверить, кто там, а вместо этого я, оставив дверь при открытой, слушал Цолака. Значит, за дверью был Киракос?.. Он слышал все и теперь, дождавшись меня на улице, шпионил за мной, чтобы узнать, куда я пойду. Он давно уже интересовался нами, давно пытался вытянуть из меня сведения, узнать, где живет «тетка» Цолака… Ах мерзавец, вот если бы револьвер был со мной!..

— Пусти! — закричал я, пытаясь высвободиться из его рук. — Пусти, говорю тебе!

— Ну нет, дорогой. — На лице Киракоса была его обычная мерзкая улыбка. — Тебе от меня не уйти… Покажешь этот дом — отпущу, а нет — отправлю твою душу к дьяволу!

— Арсен идет! — вдруг закричал я, выглянув из-за плеча Киракоса.

Киракос испуганно оглянулся, но рук не разжал. Убедившись, что там никого нет, он рассвирепел:

— Тьфу, собака, собачий сын, погоди же ты у меня!..

Я не стал дожидаться, пока он ударит меня, неожиданно наклонился и укусил его в руку. Киракос взвыл, разжал пальцы, и я ринулся в сторону…

— Стой, говорят тебе, стой! — истошно орал он.

Не будь на мне этих огромных башмаков и длинной шинели, полы которой путались у меня между ног, мигом, конечно, убежал бы от Киракоса. Но сейчас я бежал с трудом и все время слышал за собой тяжелое дыхание. Раза два он чуть было не схватил меня, но я увертывался и снова убегал… Наконец он отчаялся, остановился и стал осыпать меня бранью и бросать вслед камни…

Я еще долго бежал по запутанным лабиринтам переулков, стараясь сбить его со следа. Наконец, совсем обессиленный, остановился передохнуть.

«Что же теперь делать? — думал я. — Идти к товарищу Тиграну? А если этот проклятый Дьячок засел там и поджидает меня?.. Нет, лучше уж возвратиться в полк и рассказать обо всем ребятам. Вместе легче придумать что-нибудь путное. Может, пойдем все, и если этот предатель еще там, ребята дадут ему по заслугам…»

Когда я подошел к казарме, уже начинало темнеть. Что и говорить, я теперь шел со всей осторожностью, то и дело оглядывался. Кто знает, что ждет меня в казарме теперь, когда вернулись офицеры.

Я осторожно проскользнул внутрь и, прижавшись к стене, прошел темным коридором и уже хотел с размаху отворить дверь, когда до моего слуха донесся чей-то громкий голос:

— Так, голубчики… Значит, мало вам было того, что отсиживаетесь в тепленьком местечке, играете по банкетам да клубам, пируете и в ус себе не дуете, а мы на все ваши проделки смотрим сквозь пальцы, вы еще и политикой решили заниматься? В большевики записались?

Я так и застыл у дверей. Это был голос Багратуни.

«Что там происходит? С кем это он разговаривает?»

— Мы не большевики, — тут же послышался глухой голос Арсена.

«Наши ребята! Их поймали?..» Сердце мое снова бешено заколотилось. Первой мыслью было повернуться и бежать, но потом я подумал: «Куда же бежать? Я примчался сюда, чтобы сообщить ребятам о предательстве Киракоса, а теперь куда мне идти, у кого спросить совета и помощи? Да и как же ребят в беде бросить?..»

— Да? — опять раздался голос Багратуни. — Тогда кто же большевики?

— Не знаю, — тем же глуховатым голосом отвечал Арсен.

Я осторожно приник к дверной щели и заглянул в дверь. Прямо напротив меня на деревянных нарах сидел Багратуни, рядом с ним стоял начальник штаба Смбатян, а перед ними выстроились Арсен, Завен, Корюн и Варткес… Там, наверное, были еще люди, но я их не видел.

Багратуни смерил Арсена взглядом и обернулся к Завену:

— И ты не знаешь?

— Да если бы знал, разве ж я вам не сказал бы? — с готовностью отвечал Завен. — Истинную правду ведь вы говорили — жизнь наша музыкантская в пирах да в развлечениях, какая же нам выгода якшаться со смутьянами или защищать их?

Багратуни мгновение глядел на него в упор, но Завен не растерялся и не отвел взгляда. И тогда полковник обернулся к Корюну:

— Вы, кажется, бывший гимназист?

— Да, парон полковник, — подтвердил Корюн.

— Как юноша образованный, вы должны знать, каких взглядов придерживается этот Саградян, с кем он поддерживает связи…

— Но он с нами не общался, держался особняком, парон полковник, — ответил Корюн. — Он очень кичился тем, что он сын торговца, учился в консерватории, служил у Колчака, и считал даже ниже своего достоинства поддерживать с нами отношения… Помните случай на вокзале, когда мы совершили ту глупую выходку, за которую вы изволили посадить нас на гауптвахту? Ведь Саградян был единственным, кто отказался надеть лохмотья, и прибыл на вокзал отдельно, вместе с маэстро…

— Верно, парон полковник, — подтвердил Арсен. — Я тогда еще, чего греха таить, хотел задать ему трепку, но он сам меня отдубасил и наказал, чтобы мы больше таких выходок не допускали, не нарушали дисциплину…

— Молчать! — замахнулся на него рукой Багратуни. Затем обратился к Варткесу: — А ты что скажешь?

— Я? — удивленно переспросил Варткес.

— Да, ты.

— Да ведь, парон полковник, — склонив голову, протянул Варткес, — если бы я знал, чего вы хотите, чтобы я сказал, я сказал бы; а раз я не знаю, чего вы хотите, чтобы я сказал, что же мне говорить?

— Молчать! — На сей раз полковник вскочил с места. — Ты что, круглый дурак или притворяешься олухом?.. — Затем он обратился ко всем: — Не пытайтесь провести меня, я с вас по семь шкур сдеру, знаете ведь сами… — Он повернулся влево и приказал: — Поручик! Отведите всех в другую комнату. А я их потом заставлю развязать языки…

Тут в поле моего зрения появился Матевосян и, держа револьвер на спуске, стал грубо подталкивать ребят в сторону репетиционной комнаты.

Когда они вышли, полковник повернулся к Смбатяну:

— Ну-с, что скажете?

— Затрудняюсь сказать что-нибудь определенное, — пожал плечами начальник штаба. — Во всяком случае, то, что они говорили, кажется довольно убедительным.

— Да-да, — вдруг послышался голос нашего маэстро, и затем он тоже появился в поле моего зрения. — Я повторяйт, что в мой оркестр большевик — нихт. Правильно, они есть немножко… хм… как это… шутники, но политика не заниматься…

— Как то есть «нихт», какой еще «нихт»? — вдруг раздался чей-то знакомый голос, и я вздрогнул от неожиданности.

Это был Киракос… Значит, пока я плутал по переулкам, он прибежал сюда и рассказал обо всем. Вот, оказывается, по чьему доносу арестовали ребят…

— Как это «нихт», маэстро? — визжал он сейчас. — А то, что я слышал?.. А тот мальчишка, что удрал от меня?.. А то, что тут все дезертирами стали?.. Это тоже «нихт»?

— Да, все дезертир, ты тоже дезертир, только эти четыре музикант оставаться в казарма, они настоящий золь-дат, — с горячностью ответил маэстро и повернулся к полковнику: — Этот человек — паршивый музикант, его в оркестр никто не любить, и он сейчас говорить неправда… Я удивляйся, что вы сейчас верить ему…

Это замечание, по-видимому, не понравилось Багратуни, потому что он сказал сердито:

— А нас удивляет, что вы до сих пор не знаете, какие люди собрались в вашем оркестре… Поймите, по пути с фронта в Ереван половина полка разбежалась! Мы поспешили сюда, чтобы восполнить эту потерю за счет запасного полка, и не нашли здесь никого. Так неужели не ясно, что это дела большевиков… И я убежден, что если ваши музыканты и не большевики, то они хотя бы помогают большевикам, связаны с ними.

— А вы, герр Штерлинг, вместо того чтобы помочь нам, по существу берете их под защиту, — вмешался Смбатян. — Вы должны понимать, что если мы сейчас же не обнаружим этих агитаторов, уже в Иджеване от нашего полка ничего не останется, разбегутся все, и тогда в стране утвердится большевистская анархия… Но, собственно, вам-то и забот мало, вы здесь чужой…

— Да, да! — совсем разгорячившись, закричал и Багратуни. — Если хотите знать, то в первую очередь я должен арестовать вас, потому что вы своим отношением покрываете наших заклятых врагов, ускоряете гибель Армении.

— Вот-вот, и я говорю… — вмешался Киракос.

Маэстро, видно, был так возмущен этим обвинением, что поначалу не находил слов. Но потом пришел в себя и, сбиваясь на фальцет, закричал:

— Что?! Это я погубить Армения?.. Я — честный музикант, никогда не заниматься политика, не вмешиваться дашнак-большевик… Но теперь я вам говорить — это вы погубить Армения… Вы не можете сделать порядок и дисциплина, вы допустить голод, эпидемия, маузеристы, воровство. Вы проиграть эта война и еще кричать на меня, что я погубить Армения?!

— Молчать!.. — зверем заорал Багратуни, хватаясь за револьвер. — Развязал язык, мерзавец… Думаешь, все кончено, мы пропали, погибли? Ошибаешься, голубчик… Погоди, сведем счеты с этими большевиками, и тогда я с тобой поговорю… Вон отсюда! Иди к себе и жди, пока позовем.

Штерлинг молча и с достоинством поклонился остальным и направился к двери. Я тут же отскочил в сторонку и прижался к стене. Сердце мое опять заколотилось при мысли, что маэстро может заметить меня, но в коридоре было уже совсем темно, а Штерлинг был слишком взволнован, чтобы замечать что-нибудь. Он хлопнул дверью и прошел в свою комнату.

Мгновение было тихо, затем раздался громкий голос полковника:

— Поручик!

— Слушаю, парон полковник, — ответил Матевосян.

— Я и начальник штаба отправимся сейчас встречать полк: их нельзя приводить в эту мерзкую казарму. Если солдаты увидят, что здесь никого не осталось, все, как один, тоже разбегутся… Мы их поведем сразу до самого Иджевана. А вы в это время должны здесь покончить с большевиками… Поставьте двух верных людей стеречь арестованных, а сами возьмите этого музыканта и отправляйтесь домой к мальчишке. Если не найдете…

Я уже не стал дожидаться окончания его речи, повернулся, выскользнул из коридора и бросился к воротам…