Музыкантская команда

„СТРАШНЫЙ СУД“

После репетиций музыканты обычно собирались все вместе и, как умели, коротали время до обеда: в шутках, играх. После обеда те, у кого в городе были семьи, отправлялись домой и уже оттуда вечером приходили прямо в Летний сад.

Но в этот день музыканты остались в казарме. Сидя на своих кроватях, они лишь изредка обменивались отдельными репликами.

Я был до глубины души возмущен тем, что вместо Арсена старшиной у нас теперь будет этот предатель, и все приставал к ребятам с вопросом: что же нам теперь делать? Но они либо отмалчивались, либо сердито отмахивались от меня.

Видно, и сами не знали, что надо делать.

Еще от завтрака я припрятал кусок хлеба для мамы, и теперь мне нужно было домой. Но у кого теперь просить разрешения на отлучку? Раньше я обращался к Арсену, а теперь… Мне даже подумать было противно, что теперь со всеми просьбами надо обращаться к этому негодяю.

Цолак вошел в казарму, когда его никто не ждал. Ребята тут же, конечно, отвернулись от него, стали вдруг громко переговариваться друг с другом и только изредка косились на Цолака. Мне казалось, что тучи, собравшиеся над нами, вот-вот разорвет молния, но проходили минуты и ничего не происходило.

В конце концов я решился и подошел к Цолаку.

— Послушай, — сказал я, избегая называть его «старшиной», — мне надо домой.

— Домой? — Цолак удивленно взглянул на меня.

— Да, а что? — мрачно ответил я. — Арсен всегда позволял.

На лице Цолака появилось выражение озабоченности и недовольства. Он быстро обернулся к Арсену и позвал:

— Арсен, поди-ка сюда на минутку…

Я краем глаза наблюдал за Арсеном, когда он подходил к нам. Более мрачным я его никогда не видел. Но Цолак этого не замечал или делал вид, что не замечает.

— Малыш просит отпустить его домой. Что скажешь?..

— Я всегда ходил домой, — повторил я, испугавшись, что он не хочет отпускать меня.

— Какое мне дело, — сказал Арсен, исподлобья глядя на него, — теперь ты старшина.

— Понимаешь, какое дело… Мне, собственно, тоже надо в город…

— И ты хочешь идти в город? — прервал его Арсен.

— Да, а что тут удивительного?

— Ничего. Просто я тоже хотел отпроситься…

— И ты? А я надеялся, что ты останешься за меня, потому как мне непременно надо уйти.

— Ну уж нет, братец ты мой, я от этого раз и навсегда отделался, — твердо сказал Арсен. — Ну так как же, позволишь мне уйти?..

— Ведь, насколько мне известно, у тебя в городе никого нет, зачем же тебе так уж надо срочно идти?

— С чего ты взял, что никого у меня нет? Есть. Дядя мой живет тут.

Я оторопело уставился на Арсена. Кому-кому, а мне-то уж точно было известно, что никакого дяди у Арсена в городе нет и вообще никаких родственников. Но я, конечно, промолчал. Раз он решил соврать, значит, есть у него на то какая-то причина.

Цолак улыбнулся. Он явно не верил Арсену, но решил не спорить.

— Ладно, иди, если тебе так надо, — пожал он плечами. — Но только посоветуй, кого же мне оставить вместо себя… Я должен быть сегодня в городе.

— Оставь Завена, он парень с головой, — торопливо буркнул Арсен.

Цолак подошел к Завену:

— Останешься за меня?

Тот, прежде чем ответить, вопросительно посмотрел на Арсена: мол, соглашаться или нет?

— Останься, — сказал Арсен. — Да гляди, чтобы все было как следует. Не подведи нового старшину… А вечером соберешь ребят и приведешь в Летний сад.

Завен согласно кивнул, и Цолак облегченно вздохнул.

— Ну тогда я пошел. Ты тоже можешь идти, Арсен.

— А как же со мной? — напомнил я.

— Ну, о тебе и речи быть не может, — улыбнулся Цолак. — Ты же всегда пользовался этой привилегией…

В его словах мне послышалась насмешка, а потому, даже не взглянув на него, я обернулся к басисту и сказал:

— Пошли, Арсен-джан, нечего время терять.

— Сейчас иду.

Арсен подошел к койке и стал приводить себя в порядок. Цолак тоже был чем-то занят в своем углу.

А я стоял посреди казармы и ждал. От моего внимания не ускользнуло, что между Арсеном и остальными музыкантами происходит какой-то немой разговор. Не было произнесено ни слова — только выразительные взгляды и едва заметные кивки головой. Но я чувствовал, что все относится к Цолаку; только вот что все это значило, не понимал.

Наконец, закончив свои приготовления, Цолак вышел. Тут же вскочили с места Корюн, Асканаз, Вардкес и Левон и вроде тоже стали собираться куда-то. Но Арсен поднял руку:

— Вы оставайтесь, ребята. Не вмешивайтесь… Я сам должен с ним расправиться. Только пусть Малыш будет свидетелем, что все было по-честному, по-мужски…

— Ох, Арсен-джан, смотри, как бы нам снова не пришлось расхлебывать кашу… — испуганно предостерег его Киракос. — Едва от гауптвахты отделались. Видишь, он уже старшина, в доверие к начальству втерся…

Потому-то я и прошу никого не вмешиваться. Что бы там ни случилось, за все буду один в ответе.

Но Завен и другие считали, что это неправильно. Цолак насолил всем, и расправиться с ним должны все вместе, а накажут — так тоже пусть всех.

— Сказано вам — один пойду! — прикрикнул Арсен. — Не идти же всей оравой на одного разнесчастного Жоржика. И один с ним расправлюсь. Да и не по-мужски это будет. Вы не беспокойтесь, отделаю этого прилизанного как надо… Пошли, Гагик-джан!

Мы надеялись, что Цолака давно и след простыл. И каково же было удивление, когда вдруг увидели, что он стоит во дворе и разговаривает с Киракосом. Я не заметил, когда это Дьячок успел выскользнуть из казармы. Увидев нас, он тут же отошел от Цолака.

Старшина улыбнулся и сказал Арсену:

— К дяде спешишь?

— Каждому свое. Ты — к тете, а я — к дяде…

— Молчу, мне нечего сказать, — рассмеялся Цолак, — видно, у каждого человека есть свой дядя или своя тетя…

Дальше мы пошли все втроем, но больше не сказали друг другу ни слова.

Теперь-то уже я знал, к какому дяде шел Арсен. Скоро, очень скоро над этим пижоном свершится справедливый суд. И стоит ли говорить, как я ликовал в глубине души и боялся только одного: как бы в самый решающий момент басист не прогнал меня и не лишил удовольствия увидеть посрамленного Цолака.

Мы подошли к Центральному рынку, и тут Цолак вдруг остановился.

— Ну, ребята, вам в какую сторону? — спросил он.

— Нам в эту. — Арсен указал в сторону рынка. — А тебе?

— А мне в другую. — Цолак в свою очередь махнул рукой в сторону улицы за парком. — До свидания.

И он удалился. Я в недоумении смотрел на Арсена. Ясно, что Цолак попросту сплавил нас: скажи мы, что идем в его сторону, он отправился бы в противоположную. Я был ужасно разочарован. Надо же было дать ему так легко улизнуть!

Однако Арсен почему-то выглядел довольным. Глядя вслед удаляющемуся Цолаку, он вдруг потер руки и выдохнул:

— Все идет как надо!..

Шагах в ста — ста пятидесяти от нас, в ограде парка, были большие ворота. Подойдя к ним, Цолак замедлил шаг и оглянулся. Арсен тут же затащил меня за угол, а когда мы снова вышли, Цолака уже не было. Зашел, наверно, в парк.

— Все идет как надо!..

Мы бегом помчались к воротам и влетели в парк.

Прямо перед нами вытянулась длинная аллея, но Цолака на ней не было.

Арсен с беспокойством огляделся:

— Куда он пропал, мерзавец?

— Вон, видишь? — вскричал я, вдруг приметив беглеца.

Цолак неизвестно почему, свернув с аллеи, шел прямиком через кустарник. Могло показаться, что сделал он это из страха. Но Цолак шел не спеша, спокойно и даже насвистывал какую-то мелодию.

Арсен молча направился в ту же сторону, я засеменил за ним. Когда мы были уже в нескольких шагах от Цолака, он вдруг оглянулся и остановился.

Вопреки моим ожиданиям, на его лице не было ни удивления, ни страха.

— Ну что, пришли? — спросил он насмешливо.

— Пришли, как видишь, — ответил Арсен.

— И далеко собираетесь путь держать? — поинтересовался Цолак.

Арсен посмотрел вокруг. В кустах не было ни души, более удобного места для расправы не придумаешь.

— Нет, недалеко, — сказал он, — уже пришли.

— Пришли, говоришь? В таком случае, еще раз до свидания…

Цолак повернулся, чтобы идти, но в ту же минуту на плечо его опустилась тяжелая лапища Арсена.

— Погоди.

Я поспешил отойти в сторонку, не хотел путаться под ногами.

— Ты хочешь мне что-нибудь сказать? — с простодушным видом спросил Цолак.

— Видишь это? — угрожающе произнес Арсен, поднося к лицу Цолака свой огромный кулак. — Как ты думаешь, сколько он весит?

Цолак добросовестно рассмотрел этот комок костей, мышц и мозолей и сказал:

— Фунта три потянет… А что?

«Ну и простофиля…» — подумал я. А Арсен продолжал:

— Сколько ударов такого кулака понадобится, чтобы сделать из тебя кюфту?[8]

— Если попадешь в цель, и одного достаточно.

Самое удивительное было то, что Цолак, видно, до сих пор не догадывался, что его ждет. Он отвечал совершенно спокойно, даже улыбался, и это окончательно вывело из терпения Арсена.

— Если попаду? — заорал он. — Тогда получай!..

Последующие события развертывались так быстро, что я едва мог понять, что же происходит. Увидел только, как кулак Арсена решительно опустился на Цолака, но не услышал ни звука удара, ни криков получившего удар. И удивительнее всего было то, что Арсен, перекрутившись от силы собственного удара на триста шестьдесят градусов, вновь вернулся в прежнее положение, а Цолак стоял на том же самом месте и продолжал улыбаться. Издав что-то вроде рычания, Арсен во второй раз занес свой кулак. На сей раз я успел разглядеть, как Цолак мгновенно отклонил голову, и удар Арсена снова не достиг цели. Не помня себя от ярости, басист сделал третью попытку все с тем же успехом.

И только после того я услыхал звук удара — короткий, резкий звук, — и огромное тело Арсена, как резиновый мячик, отскочило в сторону и, ударившись о дерево, медленно скользнуло вниз…

Я оторопел, не зная, что и подумать. Мне ведь Арсен всегда казался самым сильным из знакомых мне людей. И вот он лежит поверженный…

Но в следующее же мгновение я пришел в себя. И пусть мне всего тринадцать лет, решил я, но ведь Арсен — мой друг и мой долг прийти ему на помощь… Набычившись и издав какой-то воинственный клич, я кинулся на ненавистного Цолака.

Мое нападение было настолько неожиданным, что он не успел даже увернуться. Я осыпал его градом ударов по груди, по бокам, а он стоял изумленный и неподвижный. Потом вдруг сильно обхватил меня руками и оторвал от земли.

С минуту я трепыхался и дрыгал ногами, ожидая, что он вот-вот швырнет меня оземь. Но он почему-то медлил. Тогда я повернул голову и посмотрел на Цолака. Каково же было мое удивление, когда я увидел на лице корнетиста не ярость, не злость, а улыбку… От досады мне хотелось разреветься. Человеку надавали столько тумаков, а он улыбается обидчику прямо в лицо…

Цолак осторожно опустил меня на землю и сказал:

— Ай да Малыш, ай да молодец! Честное слово, здорово!..

Потом повернулся к лежащему под деревом Арсену:

— Теперь поглядим, что с этим случилось.

Он прислонил Арсена к дереву и стал тереть ему виски. Вскоре басист открыл глаза, широко зевнул, затем потер челюсть и лишь после этого, совсем придя в себя, устремил взгляд на Цолака:

— Послушай, чем это ты меня ударил?

— Рукой, — улыбнулся Цолак.

Арсен вопросительно взглянул на меня, и я, утвердительно кивнув, подтвердил, что, мол, да, ударил рукой. Но Арсен не хотел верить.

— Это не был удар рукой… Словно конь копытом лягнул…

— Такой удар называется «аперкот справа», — с подчеркнутой любезностью объяснил Цолак. — Ты вдохни поглубже — пройдет…

Арсен рывком поднялся на ноги. На мгновение мне показалось, что он снова набросится на Цолака. Действительно, гигант-басист напряженно глядел на невысокого корнетиста, словно приготовившись к прыжку. Но, по-видимому, он еще не совсем очухался — как маятник качался из стороны в сторону.

Цолак подошел к нему и дружелюбно сказал:

— Я не хотел с тобой драться, ты сам меня вынудил… Теперь давай попытаемся разобраться, чего же мы хотим друг от друга, а?..

Арсен кивнул, и они уселись друг против друга на пеньках. Я оставался стоять в сторонке. Такой поворот событий совсем смутил меня.

Удивительно было то, что Цолак избил Арсена, но еще удивительнее было то, что они после этого сидели и беседовали… Ничего я не понимал.

— Давно вижу, ты настроен против меня, искал только повода, чтобы подраться, — сказал Цолак. — Но до сегодняшнего дня не понимал, с чем твоя злость связана.

— А сегодня понял? — спросил Арсен.

— Думаешь, что я за тем и поступил в оркестр, чтобы стать старшиной? Не так ли?

— Что с первого же дня ты стал выслуживаться перед маэстро, так это факт!..

— Чем же я выслуживался? Не тем ли, что отказался надеть драную форму? — Цолак говорил с улыбкой, как учитель с нашкодившим учеником.

— Это во-первых, — подтвердил Арсен. — А еще на вокзал ты явился в фаэтоне вместе со Штерлингом.

— Ах вот оно что! — пожал плечами Цолак. — А ты попытайся представить себе такую картину. Я спешу на вокзал, и по дороге меня нагоняет Штерлинг, удивляется тому, что я один, запихивает к себе в фаэтон и привозит… Могло такое случиться или нет? И мог ли я отказаться?

Арсен и я невольно переглянулись: подобное объяснение и впрямь было правдоподобно.

— Теперь об одежде, — продолжал Цолак. — Во-первых, откуда я мог знать, что вы задумали? Ведь вы же мне не доверяли и планами своими со мной не поделились…

— А если бы поделились, ты присоединился бы к нам?

— Сначала я постарался бы убедить вас не делать этого…

— Ага, вот видишь? — встрепенулся Арсен.

— …потому что, оставив в глазу бревно, вы видите только занозу. Для всяких там багратуни ваша затея что комариный укус, и этим вы ничего не измените, — продолжал Цолак.

— А что мы должны изменить?

— Предположим, положение нашей команды улучшится и мы станем получать все, что положено. Что дальше?.. А остальные роты, полк, вся армия?.. Везде ведь есть свои багратуни и матевосяны. Ты-то об этом знаешь?

— Что же, нам теперь и о них думать? — удивился Арсен. — Пусть каждый заботится о себе.

Цолак с усмешкой взглянул на него:

— А говорят, есть такой оркестр, первое правило которого — за товарища и в огонь и в воду!

Эти слова всерьез смутили Арсена.

— А что же мы можем сделать для них?

— Не знаю, — пожал плечами Цолак. — Надо подумать, посмотреть. Может, есть люди, которые знают, что можно сделать, и нам подскажут…

На сей раз уже Арсен внимательно посмотрел на Цолака.

— Слушай, объясни-ка нам, в конце концов, по-человечески, какого ты поля ягода? — подозрительно спросил он.

— А неужели ты не знаешь? — без тени иронии ответил Цолак. — Я — корнетист, служил у Колчака.

— И это весь твой послужной список? — Арсен продолжал смотреть на него испытующим взглядом.

— Так точно, — подтвердил Цолак. Затем спросил: — Табаку у тебя не найдется? Страсть как курить хочется.

— Найдется. — Арсен вытащил из нагрудного кармана две помятые папиросы. — Осталась парочка из тех, что Малыш присылал на гауптвахту.

— Кто посылал? — оторопел я. — Никаких папирос я не посылал!..

— То есть как это не посылал? — в свою очередь, изумился Арсен.

— Я только насобирал табаку… Цолак сказал… — Я совсем запутался, не зная, что и подумать. Выходит, Цолак и правда помог мне, выходит, он тогда не просто отделался от меня…

Наверное, Арсен тоже подумал что-то, потому как он вдруг повернулся к Цолаку и спросил:

— Уж не ты ли посылал нам эти папиросы?

— Не я, а мы посылали, — улыбнулся корнетист, — несколько ребят. От твоего имени, Гагик-джан, не сердись, пожалуйста. Узнай они, что в этом деле замешан я, еще отказались бы принять.

— Вот оно что? — протянул Арсен.

«Вот оно что? — мысленно повторил и я. — А я-то думал…»

Они прикурили и некоторое время молча попыхивали папиросами. Потом Цолак сказал:

— Ну ладно, давай теперь о деле поговорим, да я пойду, не то опоздаю…

— О каком деле?

— Нужно что-нибудь придумать, чтобы ты снова стал старшиной.

— Ну зачем же? Не думаешь ли ты, что я жить не могу без этого? Оставайся уж сам, командуй, только смотри ребят не обижай…

— Не могу, понимаешь, быть в этой должности. Мне надо часто бывать в городе, а из-за этой дурацкой обязанности я теперь связан по рукам и ногам.

— Зачем же тебе так уж нужно часто бывать в городе?

— Я же сказал, что жена дяди тяжело больна, и мне нужно навещать ее каждый день, доставать лекарства. Я уже говорил со Штерлингом, просил его освободить меня от этой должности, но он упорствует… Так что ты уж постарайся искупить свой грех перед ним, а я через какое-то время снова поговорю с маэстро. Идет?

Арсен еще раз внимательно посмотрел на Цолака, затем молча пожал протянутую ему руку.

Спустя минуту мы втроем шли к выходу.

— Слушай, ты не знаешь, почему нас раньше времени отпустили с гауптвахты? — спросил вдруг Арсен.

Цолак ответил не сразу.

— Как ты думаешь, зачем этот англичанин приехал в Армению? — сказал наконец он.

— Какой англичанин? Этот Нокс, что ли?

— Да, Нокс.

— Откуда мне знать! Они то и дело мотаются взад и вперед. У них, видать, свои заботы.

— Да еще какие! — подтвердил Цолак. — Боюсь, что от этих забот нам головы не сносить.

— То есть как это? — не понял Арсен.

— А ты не чуешь, браток, что войной попахивает? Потому, может, и вас отпустили. Не время сейчас воспитывать каких-то там музыкантов.

— Кто и с кем воевать-то собирается? — пожал плечами Арсен.

— С турками… Не помнишь разве речь Нокса на банкете?

— Гм… Помню, конечно. — Арсен почесал затылок. — Но, честно говоря, я не очень кумекаю, зачем англичанам-то нужно, чтобы мы с турками воевали.

— Это история длинная. Как-нибудь поподробнее поговорим, — сказал Цолак и, обернувшись ко мне, добавил: — А ты, Малыш, смотри держи язык за зубами… Никому ни слова об этом нашем разговоре… Особенно Киракоса остерегайся.

— Киракоса? Почему именно его? — спросил Арсен.

— Он, по-моему, не очень-то заслуживает доверия… Сегодня, во всяком случае, подошел ко мне во дворе и стал нашептывать: мол, его отец тоже почтенный человек, духовного сословия… «Держи, говорит, ухо востро с Арсеном, он на тебя аки лев рычит…» Словом, это я от Киракоса узнал о твоем намерении избить меня…

— Вай, Дьячок трухлявый, ну погоди же у меня?.. — вскипел Арсен.

— Не вздумай с ним расправляться. Просто знай, что от него надо держаться подальше, — поспешил утихомирить Арсена Цолак. — Ну как, Малыш, уразумел, что я тебе сказал?

— За Гагика не беспокойся, он парень что надо.

— Вообще-то я уже имел счастье в этом убедиться, — улыбнулся Цолак. — Вон каких мне тумаков надавал за тебя, до сих пор бока болят.

— А ты вдохни поглубже — пройдет, — ухмыльнулся я.

Мы вышли из парка в сторону русской церкви. Там толпились беженцы. Это было их пристанище. Они сидели на телегах, стояли группками под стенами церкви… В основном это были женщины, старики и дети. Многие из них лежали тут же, на расстеленных под открытым небом матрацах, иные и на голой земле, метались в тифозной агонии. Тут и там мелькали одиночные фигуры санитаров с носилками. Они едва успевали уносить трупы.

Мы шли мимо этих несчастных, и сердца наши сжимались от боли. В те годы и наше-то положение было не ахти какое, но с беженцами, конечно, не сравнить.

Мы уже почти миновали их, когда я вдруг заметил группу мужчин, одетых с ног до головы во все черное. Особенно бросались в глаза мохнатые папахи на их головах и маузеры на боку. Они шли, нагло разглядывая всех женщин.

— Мама, посмотри, что я принесла! — послышался вдруг чей-то радостный голос.

Мы обернулись на голос. Молоденькая девушка со счастливой улыбкой протянула сидящей у костра женщине солдатский котелок.

— Смотри, я принесла с бойни целый котелок свежей крови, сварим из нее похлебку.

Маузеристы подошли к костру, и я различил среди них хозяйского сынка Бахшо. Он вдруг схватил девушку за подбородок и, приподняв голову, нагло уставился ей в глаза.

— Что? Что вы хотите?.. — испуганно отшатнулась девушка.

— Пошли со мной, — сказал Бахшо. — Хлеба дам. Целый фунт. И сахару дам. Три… нет, четыре куска.

— Бога ради, чего вы хотите от ребенка? — вскочила с места мать девушки и встала между ними. — Оставьте нас в покое…

— А ну отойди-ка, старая! — прорычал маузерист, оттолкнув женщину, и снова схватил девушку за руку. — Пошли. Слышишь, ты!..

— Оставьте меня, слышите? Оставьте!.. — кричала бедняжка.

Мать безнадежно поглядела вокруг и, увидев нас в военной форме, взглядом взмолилась о помощи. Конечно, силы у нас были слишком неравные. Пять вооруженных маузе-ристов, а нас всего трое, да к тому же безоружных. Тем не менее я увидел, как Цолак сжал кулаки, а Арсен вытащил из кармана медный мундштук от своей трубы. Они вдвоем двинулись в ту сторону, и я последовал за ними, хотя сердце у меня замирало от страха. И тут вдруг случилось неожиданное. Я услыхал знакомый голос:

— Бахшо!..

От людской толпы отделилась Анаит. Увидев ее, Бахшо выпустил руку девушки и пристально посмотрел на Анаит. Я не раз замечал, как он, выпучив глаза, пялился на Анаит. Она в таких случаях опускала голову и отходила от него. Но на этот раз она не отошла, а продолжала упорно и требовательно смотреть прямо в лицо Бахшо. И удивительное дело: он, эта обезьяна, лишенная каких бы то ни было стыда и совести, не выдержал ее взгляда. Повернулся и, сбив ударом ноги стоявший на земле котелок, поспешно направился к своим весело гогочущим товарищам.

Я сорвался с места и подбежал к Анаит:

— Молодец, если бы не ты, не миновать нам драки.

Анаит обернулась ко мне и мягко упрекнула:

— А тебе здесь вовсе и не место. Иди домой.

Цолак и Арсен уставились на Анаит. Она вдруг встретилась с ними взглядом, покраснела и отошла к санитарам.

Я вернулся к ребятам.

— Кто эта девушка? — спросил Цолак.

Я в нескольких словах рассказал об Анаит, об Аракеле-аге и Бахшо. Цолак долго смотрел туда, где скрылась Анаит, потом, вдруг спохватившись, сказал:

— О черт, я ведь опоздал… Побегу. Пока, ребята.

Мы расстались как самые лучшие друзья.