Мы уходим в степи

Глава 15

— По коням, братцы! — раздался резкий оклик Аверина.

Мы все стояли, молча над небольшим могильным холмиком. Воздух был наполнен запахом свежевскопанной земли. Коричневато-серые комки ее холодели, застывая на легком морозце. Там, под этим покровом покоились тела родственников нашего урядника. Сам Харлампий стоял неподвижно на коленях и тихо бормотал себе под нос. Слова были не разборчивы, монолитны и от этого непонятны. Смысл понятен: молитва, или обещание отомстить за смерть неповинных людей, половина из которых были дети.

Лишь громкий приказ подпоручика Аверина заставил меня, да и других из нашего небольшого отряда, вернуться в реальность. Я и остальные казаки направились живо к своим коням, надевая на ходу папахи. Лишь Харлампий не двигался с места, окаменел, и отрешенно гладил своим широкими ладонями могильный холмик.

— Урядник Казимиров, — вновь раздался голос Аверина. Тон его стал более жестким. — По коням!

Мы уже сидели в седлах.

Кони, словно предвкушая опасность, били копытами по стылой земле. Пар, исходящий из их ноздрей, оседал легким инеем на шерсти. Отчего кони были похожи на сказочных драконов. Да и мы, седоки, с нашим нарастающим желанием отомстить за смерть всех убиенных красными и в особенности за родственников Харлампия, сейчас походили на всадников Апокалипсиса. Реальность двоилась, картинка наслаивалась, подсказывая новое видение. Я ощущал себя белым рыцарем, как из сказки рассказанной мамой в детстве. Я не вольно заоборачивался по сторонам: надуманные образы стали медленно таять, превращаясь в серые фигуры солдат. Аверин молча кивнул, указывая направление, отряд тронулся вперед.

Харлампий медленно поднялся с колен, перекрестился и молча, не подымая головы, прошел к своему коню.

— Знаю, Харлампий, — вставил я, охрипшим голосом, нарушая субординацию, но Аверин сделал вид, что ничего не произошло. — Знаю, что в душе у тебя. Поверь, отомстим за их смерть.

Урядник буркнул в ответ, не смотря в мою сторону, и тяжело сел в седло. До меня лишь донесся отрывок фразы из которого я понял, что утешение сейчас не только бесполезно, но вредно. За время нашего знакомства я мог более-менее узнать характер Харлампия. Он был сродни тому суховею, что дует в родной ему донской степи. То тихий, лишь касающийся верхушек седого ковыля, то безудержный, срывающий высохшее перекати-поле и гоняющий его остервенело по бескрайним просторам. Зная об этом, я не стал лишний раз бередить душу казака своими словами и, подняв ворот бекеши, ткнул задниками сапог в бока своего коня. Тот недовольно фыркнул, и рванул с места легкой рысью, догоняя отряд. Через минуту я обернулся, чтобы посмотреть на урядника. Но он, словно вихрь, промчался мимо меня, обдав морозным воздухом. Спустя мгновение, урядник уже нагнал Аверина и что-то говорил ему, то и дело жестикулируя руками. Я пришпорил своего коня, переводя его в галоп. Не хотелось отстать от своих, к тому же ветер в степи усиливался, приводя заснеженный покров степи в движение.

— Не могу я этого позволить, Харлампий! — донеслось до моего слуха, когда я поравнялся со своим отрядом.

— Ваше благородие, комар носа не подточит. Пройдем швидко и делов нема, — настаивал на своем Казимиров.

— Понимаю, урядник, — Аверин был несгибаем. — Все прекрасно понимаю. Но эмоциями бои не выигрывают.

— Хотя бы одного пустите, — не унимался Харлмапий.

— Урядник Казимиров, — резко оборвал казака подпоручик. — Слушай мою команду. Занять свое место в конном строю, и приступить к исполнению непосредственных обязанностей.

— Слухаю! — сдался наконец Харлампий, с трудом выдавив из себя это «слухаю». Желваки на его скулах заходили ходуном. Хлестнув коня, Харлампий поскакал вперед, оставаясь глазами и ушами нашего отряда. Надо отдать должное. Несмотря на взрывной характер, дисциплина у урядника в его взводе была, как говорится, на высшем уровне. И следовать порядку он требовал не только от своих казаков, но и, в первую очередь, от себя самого. И поэтому, как бы не тяжела была ноша утраты, и как бы не велико было желание отомстить за убиенных родственников, урядник Казимиров не мог нарушить приказа, и пойти в разрез с решением своего командира.

Я кивнул вопросительно Аверину, мол в чем дело? Тот, слегка придержав коня, поравнялся со мной. Негромким голосом произнес:

— Представляешь, Михаил, — это был первый раз, когда Аверин обратился ко мне по имени и на «ты». И сие могло означать лишь то, что врата нашей дружбы распахнулись настежь. Такое могло быть или после долгого знакомства или же, если учесть военное время, перед критическим моментом надвигающейся опасности. Об опасности думать не хотелось, ее и так было в последнее время хоть отбавляй, а вот то, что наше долгое знакомство наконец переросло в дружеские отношения, вполне было мне на руку.

— Понятия не имею, — отозвался я, понимая, что Аверин хочет мне поведать о причине их короткого спора с урядником.

— Харлампий наш в бой безудержно рвется, — продолжил подпоручик. — Предлагал молниеносный рейд в тыл красным.

— Понятно его рвение, — отозвался я.

— Вполне согласен, спорить не буду, — спокойным тоном произнес Аверин. — Но представь себе этот момент.

Я старался мысленно представить, как наш маленький отряд врезается в тыл красным. Как падают один за другим враги, сраженные шашкой или метким выстрелом. Как бегут уцелевшие в панике. И с каждой такой мыслью во мне креп дух воина. Я хоть сейчас был готов лететь с урядником Казимировым, и разить красную сволочь, истреблять ее дочиста. Если до последнего момента у меня и витала тень сомнения в праведности этой войны, то с события, произошедшего на хуторе, я перешел грань между красным и белым. Я вышел за флажки. Собственной рукой я уничтожил свое прошлое. Мишка-комсорг с писклявым голоском — командир мародерского отряда красных, убил во мне веру в тот самый коммунизм, чему меня учили чуть ли не с рождения. А я убил этого Мишку. В его лице для меня умерли идеалы пятиконечной красной империи.

— Михаил? — голос проник в мое сознание издалека.

— А? Что? — невнятно отозвался я.

— Ты где? — Аверин внимательно смотрел на меня.

— Здесь, — уточнил я сам для себя и добавил. — В мыслях о рейде.

— И ты туда же? — спросил серьезным тоном подпоручик. — Ну ладно, Казимиров, у него трагедия, но ты же офицер! Ты же должен…

— Нет, — ответил я, не дав договорить Аверину. — Рейд — довольно сумасбродное решение. Такими силами мы и до первого поста красных не дойдем. Положат, как одного.

— Слава Богу, что ты меня понимаешь, — смягчив тон, произнес Аверин. — Харлампий — он кто? Казак. Кровь горячая у этого народа. Ему сейчас хоть с чертом драться раз на раз. А тактика — наука тонкая, не так ли?

— Да все так, — я хотел добавить еще и «Михаил», но внутреннее чувство останавливало меня. Нерешимость с моей стороны перейти на «ты» с Авериным оставалась неизменной. Я, видимо, снова наружно показался своему командиру задумчивым. Его внимательный взгляд блуждал по моему лицу.

— А сами вы что думаете, господин прапорщик? — вопрос подпоручика прозвучал неожиданно для меня. И он снова перешел на «вы». Странно.

— Хороший вопрос, господин подпоручик, — незамедлительно ответил я. Мысли, будто рой диких пчел, пролетели в голове, обжигая сознание. Что я могу ответить? Ведь я не тактик и мои познания в военном деле сводятся лишь к нескольким удачным, для меня, совместным вылазкам и в субъективном отношении ко мне того же Аверина и наших казаков. Копни глубже и все, рассыпался образ прапорщика Григорьева. То, что изучали будущие офицеры РИА в военных училищах несоизмеримо объемнее тех знаний, которыми успел овладеть я. Нужно было выпутываться из ситуации. Но на выручку, не осознавая того, пришел сам Аверин.

— Вот видите, Михаил Степанович, — цокнув языком заключил подпоручик. — И я не знаю. Мы с вами отклонились немного от намеченного ранее маршрута, посему давайте выбираться поближе к нашим. В противном случае, быть нам вздернутыми, как родственникам Харлам…

-Тра-та-та, тра-та-та-та, — вдруг раздалось где-то невдалеке. Аверин не договорил. Он перевел взгляд на остановившихся казаков:

— Казимиров где? — выкрикнул подпоручик.

— Здеся я! — раздался бодрый голос урядника. Он, словно заснеженная гора, появился также неожиданно, как и исчез.

— Где тебя…те самые носят, Харлампий?! Слышал выстрелы?

— Не только слышал, ваш бродь, — слегка задыхаясь, выпалил урядник. Откашлявшись он добавил. — В верстах двух, может меньше бой идет. Полк наш на красных напоролся. Тех, шо крыс в амбаре. Я доложить прискакал.

— Бой, говоришь?! — то ли переспросил, то ли утвердительно для себя самого произнес Аверин и поднявшись в стременах, крикнул. — А ну, братцы, покажем тем крысам, как чужое брать.

С этими словами Аверин выхватил шашку из ножен, казаки последовали его примеру.

— Ты хотел, Харлампий, отомстить?

— Так я, ваш бродь, эту нечисть руками.

— Вперед, — заорал Аверин.

С диким свистом понеслись казаки вслед за подпоручиком. Чтобы не ударить в грязь лицом, я тоже со всей силы хлестнул своего коня нагайкой, вынимая одновременно шашку из ножен. Конь рванул с места сразу в галоп. Я еле удержался в седле. Несколько секунд не мог поймать ритм, чувствуя удары на своей гузни, как выражался Харлампий. Но быстро сориентировавшись, я все же удержался в седле, и дальше все пошло, как учил меня урядник Казимиров.

Расстояние до места, где по словам Харлмапия шел бой, мы пролетели незаметно. Вот уже видны наши передовые отряды. Чуть далее, справа виднелась наша батарея. Несколько пушек выплевывали из своих дул облака беловатого дыма. С левого фланга навстречу нашим неслась красная конница. Впереди шел всадник в черной кожаной куртке, держа в одной руке красный флаг. Его полотнище четко выделялось на фоне белого снега.

— Тра-та-та, тра-та-та-та, — вдруг раздалось где-то впереди и несколько всадников, перекатываясь через головы лошадей замертво попадали на землю.

— Смотрите, прапорщик, — крикнул мне Аверин. — Тачанка наша красных как укладывает.

— Тра-та-та, — повторялось вновь и вновь. Лошади, ломкая ноги падали на своих всадников.

— Тра-та-та, — еще несколько всадников противника навсегда остались лежать в степи. Уцелевшие развернулись и повернули назад. Было видно-ка кони спешились и пустив лошадей, залегли за небольшим пригорком.

— Тра-та-та, — пули подымали снеговые фонтанчики взрывая наст.

— Тра-та…

— Туж, — прозвучал ответный выстрел и пулемет на нашей тачанке захлебнулся. Молодой офицер, стрелявший из пулемета и косивший ряды красных, подался вперед, его тело обмякло и в причудливой, неестественной позе сползло на землю. Старик-солдат, подававший ленты с патронами, испуганно развел руками. Ряды красных, спрятавшиеся за холмом, вновь поднялись.

— Прапорщик Григорьев, к пулемету! — отдал приказ мне Аверин и понесся вперед. Я глянул мельком ему вслед и оторопел. Метрах в двухстах находилась санитарная повозка. Знакомый силуэт крутился возле. «Зоя!» — меня пронзило будто током. Да, это была она — Зоя. С перевязочной сумкой на боку она спешно что-то говорила двум санитарам.

— Григорьев, к пулемету! — громкий окрик Аверина вернул меня в реальность. Буквально вылетев из седла, я прыжками добежал до тачанки и в один момент сел за пулемет.

— Патроны! Ленту! — заорал я старику.

— Щас, ваш бродь. Я живо, — старик, озираясь испуганными глазами вставил ленту в пулемет. Я поймал в прицел нескольких красноармейцев, и дал очередь. С непривычки оказалось довольно коряво. Всего один из пятерых упал и то, был ранен. Он лежал, корчась от боли.

— Получайте, сволочи, — я не узнал свой голос. Вторая очередь была точнее. Я вошел, что говорится в раж. С каждым выстрелом получалось все лучше. Красные, спасая свои шкуры, снова залегли за холмом. Я подмигнул старику и потрепал его по плечу. Где-то сбоку пронеслась фигура Аверина. Сверкнула шашка и красноармеец упал бездыханный с рассеченной головой.

— А! Варнаки! — раздался совсем рядом дикий голос Харлампия. Его окружили четверо красных. Но, видимо, они не учли с кем имеют дело. В Харлампии сейчас жил не человек, но сущий дьявол. Он с неудержимой ненавистью опускал булатный клинок на головы врагов. Через минуту тела всех четверых лежали у ног коня урядника, истекая кровью.

— Стой, шкура красная! — взревел вновь Харлампий, завидев комиссара в кожанке. — Стой гад.

Комиссар не успел сделать и шага, его бренное тело, расчлененное надвое упало на снег.

— Тра-та-та, — пустил я вновь очередь по красным. Несколько пуль прямехонько попали в цель. Пока старик перезаряжал ленту я попытался найти взглядом Зою. Но тщетно.

Пальцы онемело сжали гашетку:

— Молитесь сволочи красные своему идолу!

Я не узнавал сам себя. Впрочем, в этот момент это было совершенно не важно. Мне незримо передалось состояние Харлампия и в каждую очередь, выпущенную по врагам, я вкладывал такую ненависть за всех невинно убиенных.

— Ленту! — крикнул я снова старику. В этот момент со стороны красных раздались несколько выстрелов. Где жахнул пушечный выстрел.