Мы уходим в степи

Глава 4

Первая неделя нашего пребывания в столице Германской Демократической Республики подходила к концу. Работа по наладке станков, как и говорили, шла в две смены. Приходилось помимо работы на станках, много читать технической литературы и ходить на лекции немецкого светилы, разработавшего эти станки. Суббота и воскресенье в ГДР как правило были выходными днями. «Вохэнэндэ» — как говорили сами немцы. Что означало в дословном переводе «конец недели». Наши германские коллеги, в основном такие же трудяги-пролетарии, с интересом смотрели на то, как мы постепенно осваиваем их станки. В контакт с немцами вступать было категорически запрещено. Если честно, то и особого желания не возникало. Язык мой был на уровне «Ви хайст ду» и еще пары слов, которые вошли в словарный запас моего деда. Он нахватался их на войне и с удовольствием применял в общении с такими же как он, стариками, проводившими свободное время за игрой в домино во дворе нашего дома.

Во время работы в цеху постоянно находился кто-то из представителей нашей и гэдээровской госбезопасности. Они также дежурили по сменам, следя за тем, чтобы у нас не возникало нежелательных контактов с германскими коллегами. Что интересно и наши и немецкие «особисты» были одеты практически одинаково. Даже прически у них были схожи.

Жили мы в общежитии, при заводе. Здание самого общежития находилось за пределами производства. Что имело свое преимущество. Если в цеху мы все, кто был непосредственно занят наладкой станков, были как на ладони. То выйдя за пределы производственной территории завода, недреманное око особистов уже не так зорко могло наблюдать за нами. Создавалось некое ощущение свободы и несколько наших товарищей охотно пользовались этим, уходя в «самоволку» по улицам столицы ГДР. Среди них непременным участником был и председатель профкома Розенберг. Несмотря на персональное задание, данное мне «товарищем Маем-Палычем», о сборе информации о том, кто, когда и где именно в отношении Розенберга я был всего лишь пассивным наблюдателем его отлучек. Сам же я старался покидать свою комнату и выходить из здания общежития только по необходимости. А точнее лишь на работу и на личные встречи с Палычем. Большого удовольствия от таких встреч я не испытывал, но желание работать в доблестных органах, заставляло поступаться некоторыми моими принципами.

Отчитавшись после дневной смены перед Палычем о том кто вчера устроил в общежитии небольшую вечеринку с обильными возлияниями и с участием женского общества, я намеревался незаметно покинуть свою комнату, чтобы наконец то исполнить просьбу родного деда. «Дал обещание — держи!» — учил он меня с малых лет. Да и как я мог подвести деда, фронтовика. Выполнить то, что он мне наказал, было сродни исполнению клятвы. Наскоро переодевшись, я спустился по лестнице в холл. Кроме вечно улыбающейся администраторши, стоявшей, как мумия за перегородкой, над которой красовалась табличка с надписью «INFORMATION», здесь никого не было. Было тихо, лишь у лифта послышался легкий стук, как будто кто-то сдвинул с места стул. Чтобы не привлекать внимание администраторши, я незаметно шмыгнул к запасному выходу и подергал за ручку двери. Та без особого усилия отворилась. Легкий ветерок коснулся моего лица. В шагах десяти от выхода начинались заросли какого то неизвестного мне кустарника. Они росли так густо, что практически полностью скрывали калитку в металлическом заборе. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что слежки нет, я быстрым шагом прошел к калитке и отворил ее. На улице было малолюдно. Несколько «Трабантов» проехало мимо, урча моторами. Дед, надеясь на свою память, а она, нужно отдать должное, его еще ни разу не подводила, набросал мне схему с названиями улиц, на перекрестке которых находилось то самое кладбище, где покоился прах его боевого товарища. Схема была составлена грамотно и со знанием дела. Но когда ты в чужой стране и знание языка оставляет желать лучшего, даже подробный план местности, плохой помощник. Пришлось выкручиваться самому. Несмотря на строгий запрет избегать любые контакты с местным населением, я все же решился попытать счастья. По дороге встретилось мне небольшое кафе со странным названием «Stadtbäckerei». Помня некоторые слова, я перевел это как городская пекарня и несмело вошел внутрь.

— Гутэн таг! — приветствовал меня средних лет мужчина в белом, пекарском костюме — Вас кан ихь фюр зи тун?

То, что он выдал, повергло меня в ступор. Если с гутэн тагом проблем не было и я на ломаном немецком в ответ тоже сказал ему «Гутэн таг», то смысл дальнейшей, сказанной им фразы был для меня далек, как Северный полюс. Мне не оставалось ничего кроме как кивнуть в ответ с совершенно глупой улыбкой на лице. Мужчина моментально сообразил, что перед ним не немец и попытался показать мне жестами, что готов помочь, но не знает с чем именно. С горем пополам я смог прочитать названия улиц и показать дедов рисунок пекарю, показывая жестами, что мне нужно именно туда.

— А, я! — произнес немец — Вайс их эндлихь во ист дас.

Я не разобрал его слов, но по его эмоциям понял, что он знает где находится кладбище.

Немец махнул мне рукой, предлагая выйти на улицу. Я проследовал за ним. На улице по прежнему было немноголюдно. Мне показалось, что какой-то человек быстро юркнул за большое дерево, росшее у самой дороги, в метрах пятидесяти. Может показалось? Это сейчас было не важно. Важнее понять, как мне добраться до кладбища.

— Дер вег финден зи айнфах — произнес немец, указывая рукой на соседнюю улицу — Ир зольт нур герадэ геен. Ин цвай хундерт метер эрайхэн зи дас циль.

Из всего, что он сказал я понял лишь «герадэ», «цвай хундерт» и «циль». Методом научного тыка, как говорил мой отец, я сложил все единую цепочку. Выходило, что если я пойду прямо, то через метров двести будет цель, которую я ищу.

— Данкэ! — радостно ответил я немцу и припустил быстрым шагом по улице. Идя по ней меня не отпускало неприятное чувство того, что за мой кто-то следит. Чтобы проверить свою догадку, я время от времени оборачивался. Но улица была пуста, если не считать одинокого мужчину с тростью в руках, мерно расхаживающего по уличной брусчатке. Успокоившись, я пошел дальше. Ряд невысоких, двухэтажных домиков закончился и передо мной внезапно открылся вид на небольшую церковь и кладбище перед ней. Что удивило, так это то, что церковь своей архитектурой напоминала православную. Почти такая же была и в нашем городе. Мама ходила туда раз в год, на Пасху. «Так надо» — говорила она, пряча в сумочку платок, чтобы ни отец ни дед не видели.

Отличало эту церковь лишь то, что на ней не было привычных куполов. Вместо них здание покрывала крыша пирамидальной формы, на которой, отливая в солнечных лучах, красовался православный крест. Кладбище в отличие от наших, не было огорожено никаким забором. Увлеченный созерцанием, непривычного для взгляда советского человека пейзажа, я не заметил, как позади меня постукивая тростью о брусчатку прошел тот самый мужчина, которого я заметил минут десять назад.

Тишина, царившая на территории кладбища, невероятным образом успокаивала и, казалось, уносила меня в совершенно иной мир. Совершенно иное ощущение испытывал я сейчас. Какое-то умиротворение в душе. Негромкое пение неизвестных мне птиц — черненьких с желтоватыми клювами — завораживало. Я поймал себя на мысли, что нужно торопиться. Ведь я обязан был вернуться в общежитие до темноты, а мне еще предстояли поиски могилы дедова однополчанина. Спасло то, что кладбище было небольшим. Но поиски могилы заняли у меня приличное время. Я проходил от могилы к могиле, вчитываясь в имена и фамилии, написанные, конечно же на немецком. Некоторые надписи были сделаны каким-то причудливым шрифтом. Лишь даты рождения и смерти читались без проблем. 17, 18 века. Мама дорогая! Как же эти могилы сохранились?! Здесь лежат не просто люди. Это все судьбы, переплетенные с давно минувшим временем и растворившиеся в веках. Солнце перевалило далеко за зенит и клонилось к закату, когда я набрел на небольшой обелиск. Привлекло то, что это был единственный могильный камень, надписи на котором были сделаны на русском языке. Пятиконечная звезда была вделана в центр надписи. Слева и справа от нее шли фамилии, перед некоторыми стояли сокращения «ряд.», «серж.», «кап.». Пробежавшись глазами по надписям, я наконец нашел нужную фамилию «ряд. Сергеев П». Сердце почему-то забилось сильнее, как будто я встретил могилу своего родственника. «Ну теперь, дед, можешь быть спокоен, помянул я твоего однополчанина» — произнес я мысленно. И тут горячая волна ударила мне в голову. Я вспомнил, что не купил, как обещал, цветы. Но тут же стал себя успокаивать, ссылаясь опять же на недостаточное знание и языка и этого города. Где я мог, собственно, найти хоть какой-то маленький цветочный магазин? Не рвать же эти цветы с клумбы? Где-то рядом, совсем близко, хрустнула ветка. Я машинально посмотрел в ту сторону. Тень человека скрылась за большим могильным памятником.

Кровь ударила мне в виски. Мысли натянулись как струна. Голова гудела, готовая вот-вот разорваться от напряжения. Кто это? Зачем? Вопросы, которые я задавал сам себе, сыпались без остановки, оставаясь без ответов. И действительно, откуда я мог знать, кто следит за мной. И судя по всему слежка эта ведется уже давно. На мгновение силуэт человека мне показался знакомым. Где я мог его видеть? Может кто-то из тех особистов, что сопровождали нашу делегацию? Или это местные гэбисты из «штази»? В любом случае нужно быстрее убираться отсюда. Не видя под ногами ничего, я быстрым шагом пошел к выходу. Сзади послышались такие же быстрые шаги. Чем быстрее шел я, тем торопливее слышались шаги позади. Страх овладел мной. Так и до паники не далеко. А вдруг убьют? Что тогда? Скорее в общежитие, там хотя бы наши! Я споткнулся и чуть было не растянулся на одной из могильных плит. Мелькнула мысль укрыться в церкви. Если конечно она открыта. Не оборачиваясь, я почти бегом направился к зданию церкви. Дернул со всей силы дверь. На удивление она оказалась открытой. Я пулей залетел в здание, и плотно прикрыл за собой дверь. Прислонив к ней ухо, я прислушался. Как будто из-за толстого дерева, из которого была сделана дверь, можно было что-то услышать. Оглядевшись, я увидел в центре церкви то ли флаги, то ли какие-то полотна. Чтобы обезопасить себя, я метнулся к ним. Они давали хоть какую-то возможность укрыться. Пульс стучал в висках. Легкие готовы были вырваться наружу. Стараясь не двигаться, я спрятался за один из больших флагов. По крайней мере мне показалось сначала, что это флаг. Присмотревшись, я увидел, что на полотне, прикрепленном к толстому деревянному шесту, помимо рисунка с изображением женщины с желтым кругом над головой, начертаны какие-то фамилии. «Как и на могильном камне» — мелькнула мысль. Но в отличие от холодного гранита, на полотне не было пятиконечных звезд. Под фамилиями, русскими, но не современными, что ли, похожими больше на фамилии каких ни будь белогвардейцев, было начертано «Вечная память и покой в станицах небесных». Как это? Станицы небесные. Какой там покой? Мои мысли прервал скрип открывающейся двери. Чьи-то шаги, сопровождающиеся стуком трости, гулко раздались в тишине церкви. «Так-так-так» — раздался голос. Он был, вроде мне знаком. Но волнение, охватившее меня, смешанное со страхом, отключало логическое мышление. Я машинально взялся за древко флага с именами. Внезапно пространство взорвалось, осветив помещение церкви ярким голубовато-красным светом. Свет закружился, поднимаясь к потолку и тут же снова резко опустился вниз, закручиваясь в спираль. Конец ее коснулся меня. В голове, казалось, начала закручиваться подобная спираль, и я стал терять сознание. В глазах вспыхнули огни, похожие на звезды, причем пятиконечные, замелькали смазанные сюжеты, фамилии. И тут же в ушах отчетливо раздалась пулеметная очередь. Свет внезапно потух, выключая мое сознание.