Мы уходим в степи

Глава 8

Бодрой походкой я вышел из здания госпиталя. Не без удовольствия вдохнул напоенный теплым солнечным светом, воздух. Летний день перевалил на свою вторую половину. Не задерживая внимания на суетящиеся вокруг человеческие фигуры, одетые в униформу различного образца, соответствующую каждому роду войск, я прямиком направился в сторону штаба. Надо перестать удивляться. И замирать, рассматривая пуговицы и непонятные кресты. Больше естественности, чтобы не вызывать подозрений. И так, чувствую, будет не легко.

До штаба было примерно метров пятьсот. Домик укрыт среди толстых берез. И скорее напоминает усадьбу мелкого помещика.

То и дело попадающиеся навстречу солдаты, отдавали мне честь. Тянулись в струнку. На что я также отвечал, ловким движением прикладывая руку к козырьку своей фуражки. Мне даже начинало это нравиться. Чувство значимости, ощущение того, что ты хоть и прапорщик, но и не последний человек в этой многоцветной толпе военных, добавляло мне уверенности. И чувство радости, что ли. В детстве всегда мечтал быть военным. Офицером. И сейчас я себя чувствовал офицером как-никогда. И признаться, новая роль меня радовала. Форма сидела, как литая. Второй кожей. И я не чувствовал никакого дискомфорта. Да! Мне определенно нравилось быть прапорщиком Григорьевым. Конечно, на убийства членов по партии я не способен. И вряд ли смогу, когда-нибудь. Но кто меня заставляет? Может, я здесь для того, чтобы наоборот кровопролитие закончилось? Может, я должен спасать и не давать проливаться красной и белой крови. И в этом мое предназначение.

От новой мысли, дыхание перехватило. Узнай моя заводская ячейка во что я вляпался, вот бы парни мной гордились. Это вам не политинформация про Конго, где все без изменений. Да, что там ячейка. Ленин бы мной гордился. А может — это он и заслал меня сюда. Наш Вождь был не прост и многое, что видел наперед. Кто знает, что там строили в прошлом. Какие тайны ушли с той эпохой.

Хотя мысли путались и не давали покоя. Но это уже были новые отголоски. Принятие мира и… себя. Я с каждой минутой становился другим. Меня прямо распирало от своей значимости. Раз надо для дела стать избранным, то я готов! Раз надо забыть будущее, то и я на это готов. Прощай Варвара! Дед! Мы увидимся с тобой! Папа, мама — ладно, разберемся. Партия! Я не подведу! Товарищ Ленин положись на меня.

Я чувствовал, что в этот момент сверну горы.

Внутренне я вживался в новую роль, врастал в шкуру прапорщика РИА Григорьева и комсорг Мишка, словно туман, постепенно растворялся во мне. Затаился и притих. Видели бы меня сейчас мои родные и знакомые. Как я браво козыряю в форме белогвардейца. Особенно отец, с его несгибаемой, доходящей порой до фанатизма, веры в светлое коммунистическое будущее. Слепая преданность делу партии, Ленина и всего того, что связано с этими понятиями. Дед, ладно. Тот бы покряхтел по-стариковски, поворчал и сказал бы свою любимую поговорку, которую часто произносил на ломаном немецком языке, означающую в переводе — каждому свое. Мама? Думаю, что поняла бы и приняла как есть. Ну а товарищи по цеху, комсомольцы, коммунисты. О них и думать не хотелось. Те бы, разумеется, на партсобрание вызвали и если не приговорили бы к высшей мере, то непременно осудили и пришли к консенсусу.

Но какое мне дело до их мнения? Если я избранный, может, самим Лениным. Если будущее теперь, так туманно, и может измениться, если я вмешаюсь в события этих дней. Вы мне еще все скажите спасибо!

— Здорово живешь, ваше бродь! — громкий окрик, откуда-то сзади, вырвал меня из моих сугубо личных размышлений. Я машинально обернулся. В шагах двадцати стоял тот самый казак, спасший меня из горящего самолета. Он в вразвалочку приближался ко мне.

— А, Харлампий! — радостно ответил я. Я действительно был рад видеть этого здоровяка. Его, покрытое густой, черной бородой лицо, расплылось в улыбке. На плечах у казака лежала, туша какого -то небольшого животного.

— Запомнили, господин прапорщик?! — усмехнулся казак.

— Так как не запомнить- то?

— Имя у меня трудно произносимое, — отшутился бородач. — Не все сразу запоминают и произнести могут. Как только не кличут.

— Имя как имя, — ответил я и с интересом посмотрел на его плечи. Казак понял мой немой вопрос и похлопав широкой ладонью по ляжке животного, произнес:

— Вот барашком разжился у местных калмыков. Шурпа знатная получится. А если казаки мои пшеном разживутся, то и кулеша наварим.

Слова о еде вызвали внутри меня соответствующие звуки. Желудок был пуст и урчал, будто двигатель того аэроплана, на котором я чуть было не погиб. Казак, услышав стенания моего пустого желудка, усмехнулся:

— Приходи, ваше бродь на шурпу. Как управишься с делами, сразу приходи. Шурпа знатная у меня выходит. А ежели с пшеном выгорит, то и кулеша от пуза наешься.

— Да я, собственно, — начал я, было неуверенно, смущенный приглашением казака. Увидел два креста на гимнастерки, не удержался. — За что награды? — Так со мной всегда было: стоило только увидеть у ветерана на груди ордена и медали сразу начинались вопросы. Сейчас почему-то устыдился.

Но здоровяку понравилось. Однако он небрежно отмахнулся.

— Отказ не принимается, — уверенно заметил мой спаситель. — Вы мне теперь, ваше бродь, вроде кунака. Родственника. Стало быть милости просим к нашему очагу. И про кресты расскажу.

— Добро, — собравшись мыслями, ответил я. — А как найти -то?

— Тююю, — протянул Харлампий. — Спросишь где казаки стоят, тебе каждый укажет. А уж наши то знают за меня.

Я кивнул в ответ.

— Ну вот и ладно, — сказал бородач и зашагал дальше, поправив обмякшую тушу барана на своих широким плечах.

Я посмотрел вслед этому великану с восхищением. И сразу вспомнились слова Михаила Юрьевича Лермонтова: «Да, были люди в наше время!» Товарищ Май и в подметки не годился этому уряднику. Природная сила, несгибаемый характер и в тоже время безграничная простота, слились воедино в этом казаке. Я знал про казаков! Точно знал! Но этот бородач не сильно походил на свирепого зверя, про которых я читал в книжках и видел карикатуры. Чувствовал я в нем другого человека: беспощадный к своим врагам в бою, в моменты передышки он преображался, становясь совершенно иным. Добрым и отзывчивым. Сын вольного Дона, впитавшего еще с молоком матери дух свободы, в крови которого бурлила горячая смесь его тюркско-славянских предков, сейчас не был похож на грозного воина, наводившего ужас в атаке на отряды красноармейцев. Сейчас это был обычный мужчина, раздобывший для своих сослуживцев барана и спешащего приготовить сытный ужин.

— Как такое возможно, — прошептал я.

— Ну как вы, господин прапорщик? — передо мной выросла фигура подпоручика Аверина.

Я отдал честь в ответ.

— Благодарю вас, господин подпоручик. Вашими молитвами и стараниями наших эскулапов, спешу снова встать в строй.

— Похвально, господин прапорщик. Кстати, как вас по имени-отчеству?

— Михаил Степанович, — отозвался я.

— Так мы с вами тезки, выходит, — улыбнулся подпоручик и добавил. — Михаил Иванович, к вашим услугам.

— Значит будем знакомы?

— Не только знакомы, Михаил Степанович, но и, если не ошибаюсь, вас командировали ко мне в подразделение.

— Стало быть служить будем вместе? — спросил я, протягивая руку подпоручику.

— Стало быть так, — Аверин пожал мою руку. Чувствовалась сила и крепость его кисти. — Но вам все еще подробно, уверен, расскажут в штабе. Вы туда направляетесь?

— Так точно, господин подпоручик, — отрапортовал я.

— Вот и славно, Михаил Степанович. Не смею вас задерживать. Надеюсь увидимся еще сегодня.

— Меня к ужину пригласили, — заметил я.

— Можно узнать кто? — поинтересовался Аверин.

— Урядник ваш, что меня из аэроплана вытащил.

— А, Харлампий?! — радостно заметил подпоручик. — Добрый казак. Грозился сегодня кулешом накормить с шурпой. Так значит у него и увидимся с вами. Будет возможность узнать друг друга получше.

С этими словами Аверин подмигнул мне и, отдав честь, отчеканил:

— Честь имею!

— Честь имею, — также четко произнес я в ответ, приставив руку к фуражке.

Позади послышался приближающийся стук копыт. Я машинально повернулся. Мимо меня быстрым шагом, почти рысью, прошел конный отряд. Всадники шли как на параде. Один в один. Их командир, с погонами на которых виднелось по одному просвету без звезд, довольно серьезно глянул на меня. Я спохватился и, ловко приставив ногу, щелкнул каблуком сапог. Рука сама потянулась к козырьку фуражки. Офицер слегка кивнул мне в ответ и также приставил руку к фуражке. Я стоял как вкопанный, осознавая лишь то, что этот самый офицер, видимо был по чину намного старше меня. В голове роились мысли будто пчелы в улье. Как-то мне доводилось видеть цветной рисунок в одной из книг. На рисунке были изображены погоны чинов русской императорской армии. Один просвет без звезд, пытался я вспомнить и по спине пробежал легкий холодок. Так это же капитан! Теперь понятен мен его недовольный взгляд. Между чином прапорщика и капитаном была целая пропасть, целая серия военных операций и стычек в которых нужно было не только умело руководить своими подчиненными, но и постараться и самому не потерять головы.

— Нужно научиться различать офицерские чины сразу, — промелькнуло в голове. — Чтобы не попасть в просак и, не дай Бог, не попасть на гауптвахту.

Отряд всадников удалялся, оставляя после себя клубы пыли. Я откашлялся. Отряхнул, осевшую на форму, пыль и двинулся дальше. Здание штаба было в двух шагах.

— Разрешите? — спросил я, открыв дверь. Видимо это была приемная. Дежурный офицер, с такими же погонами капитана, с кем-то говорил по телефону. Он махнул мне рукой, указывая на слегка приоткрытую деревянную дверь. До моего слуха доносились короткие фразы, будто приказ:

«Да. Так точно! Все понял! Передам незамедлительно!» Капитан положил трубку и привстал с места, вопросительно посмотрев на меня.

— Прапорщик Григорьев, — уточнил я. — Мне наказано прибыть в штаб.

Видимо мой доклад был не совсем привычным для слуха капитана. Он слегка скривился и поправил:

— Приказано явиться, господин прапорщик. Слово наказ у нас не применимо. Из гимназистов, что ли? Привыкайте!

— Виноват, — поспешил поправиться я. — После ранения. Контуженный!

Капитан недоверчиво взглянул на меня и, указывая повторно рукой на приоткрытую дверь, произнес:

— Надеюсь, что вы в полном здравии. Господин полковник вас примет. Прошу.

С этими словами капитан открыл дверь шире и пропуская меня вперед, громко отрапортовал:

— Господин полковник, прапорщик Григорьев.

— Прапорщик Григорьев по вашему приказанию прибыл, — эхом повторил я, вытягиваясь в струнку. Передо мной стоял высокого роста военный в чине полковника. В момент, когда я входил, он, склонившись над столом, делал отметки на лежащей там же карте. Ее угол свешивался со стола, открывая моему взгляду несколько замысловатых знаков на пересечениях линий, обозначавших, видимо военные укрепления.

Полковник, не отрываясь от стола, медленно повернул голову в мою сторону и смерил меня взглядом. Молча указал рукой пройти. Я, насколько у меня это получилось, подошел ближе, чеканя шаг.

— Оставьте, прапорщик, — остановил меня полковник. — Вы не на параде.

Я смог разглядеть его лицо. На вид полковнику было примерно лет пятьдесят-пятьдесят пять. Относительно молодой, но почти все волосы на голове были седыми. Благородное, породистое, как бы сказал товарищ Май, лицо было искажено кривым шрамом, шедшим от правого виска, через щеку к уголку рта. Полковник пристально смотрел на меня, будто пытался разглядеть меня изнутри. Было слегка не по себе от такого пронизывающего взгляда, но я старался не показывать виду.

— У вас еще что-то? — спросил полковник, обращаясь ко все еще стоящему в дверях капитану.

— Господин полковник, — отозвался капитан. — Звонили со штаба армии.

— И что? Не тяните! — произнес полковник.

— Необходимо подтверждение данных воздушной разведки.

— Что ж, — снова посмотрев на меня, произнес полковник. На это раз его голос звучал немного мягче. — Раз необходимо, значит подтвердим. Не так ли, прапорщик?!

— Так точно, господин полковник! — отрапортовал я, не осознавая того, о чем сейчас говорилось. Вопросы пролетали в голове, как те всадники, что пронеслись мимо меня с четверть часа назад. Какая воздушна разведка? Что нужно подтверждать? И самое главное, какая роль во всем этом отводится мне?

— Похвально, — ответил полковник и, переведя взгляд на капитана, добавил — Что скажете, капитан? Если такие молодцы у нас в армии, то победа над красными не за горами?

Капитан молчал, по всей видимости, не зная, что ответить.

— Подпоручика Аверина ко мне, — вдруг распорядился полковник. Голос его снова стал похож на несгибаемый стальной жезл.

— Слушаюсь, — капитан отдал честь и удалился.

— Что ж, господин прапорщик, прошу к столу, — обратился полковник ко мне. — Разумеется не праздновать.

С этими словами полковник неслышно усмехнулся.

— Праздновать будем после победы над врагом, — и снова, уже строго добавил. — Что стоите? Прошу. Прошу.

Я подошел к столу. Молча, не смея поднять голову, посмотрел на карту. Толком ничего не понимая во всех этих условных обозначениях, я старался соотнести их с тем, что удалось увидеть с высоты, когда самолет, в котором я чудом оказался, стремительно падал.

— Узнаете? — спросил полковник

— Трудно…- язык будто присох к небу. Я старался скрыть, охватившее меня волнение и ответ дался как-то коряво .– Хотя можно соотнести…

— Старайтесь, голубчик, — заметил полковник. — Это приказ. От этого зависит исход нашего общего дела.

— Общего дела, — зачем-то повторил я.

— Именно! — повысил голос полковник. — Победа над врагами нашей Отчизны и есть наше общее дело!

— Разрешите, господин полковник, — в дверях показался знакомый мне подпоручик Аверин.

— Проходите. Как раз кстати, — пригласил Аверина полковник. — Мы как раз с господином прапорщиком обсуждаем суть того, что является для нас для всех общим делом.

Аверин подошел ближе и незаметно кивнул головой, мол, что происходит. Я в ответ также, стараясь быть незаметным, пожал плечами.

— То, что я вам сейчас скажу, господа офицеры, — полковник старался говорить негромко. — Должно остаться сугубо между нами.

Мы переглянулись с Авериным и снова уставились на полковника. Тот внимательно посмотрел сначала на меня, затем на подпоручика, словно убеждаясь в том, стоит ли доверять нам то, что он собирался сказать. Затем прошелся по кабинету и снова подошел к карте. Взяв в руку тонко очиненный карандаш, он зажал его между большим и указательным пальцами и тыкнув в карту, словно указкой, прочертил небольшой круг. Мы смотрели за его движениями не отрываясь.

— В этом районе сосредоточены большие силы красных, — сказал наконец полковник. — Это показывают данные воздушной разведки. То есть ваши, прапорщик.

Я напрягся. В голове смутно мелькали отрывки того, как я оказался в той маленькой церкви, как схватился за хоругвь, как меня накрыла яркая вспышка света. Какими-то туманными сюжетами в голове возникали неясные картины самого полета. Рев аэроплана, выстрелы из пушек, отмечавшиеся белыми облачками пороховых газов, множество снующих туда-сюда людей, похожих с высоты на муравьев и наконец ужасной силы толчок в борт самолета, мертвый пилот, падение.

— Так точно, господин полковник, — сказал я уверенным голосом, по крайней мере мне так казалось и показал на карту. — Именно в этом районе нас и подбили. С высоты было трудно определить истинное количество сил красных, но можно сказать, что их было не мало. Плюс пушки.

— Плюс пушки, — то ли передразнил, то ли всерьез произнес полковник и тут же выпрямился, и добавил. — Так вот, господа, чтобы не теряться в догадках с какой истинной вражеской силой нам предстоит вести бои, командование армии ставит перед нами задачу.

Тут полковник на секунду замолчал и, переходя на негромкую речь, закончил:

— Провести наземную разведку, выдвинувшись в расположение красных небольшой группой. Командовать группой будет подпоручик Аверин. В вашем подчинении, подпоручик, насколько мне известно, отряд конных казаков. Выберите из них с десяток самых надежных. Вы же, Григорьев, как офицер, проводивший воздушную разведку и знающий примерное место дислокации вражеских сил, будете «глазами» группы. Это значит, что прокладывание маршрута движения ложится целиков на ваши плечи. Задача ясна?

— Так точно, — выпалили мы с подпоручиком одновременно.

— Тогда, господа, не смею боле задерживать. На сборы минимальный срок. Данные разведки нужно собрать как можно скорее. Надеюсь, вы понимаете всю серьезность и важность этой операции?

— Так точно, — вновь повторили мы с Авериным в один голос.

— Тогда с Богом, господа! — закончил полковник, давая понять, что разговор окончен.

Мы, приставляя каблуки сапог, кивнули головами и следуя один за другим, покинули кабинет.

— Что, тезка, — произнес Аверин, задумчиво глядя в темнеющее небо. — Накрылась наша шурпа вместе с кулешом?

— Отчего же, — парировал я. — Господин полковник сказал «как можно скорее». А чтобы скорее выполнить задание, нужны силы.

— Абсолютно правильный ход мыслей, Михаил Степанович, — потирая ладони, заметил Аверин. — А, чтобы сил хватило на дольше, мы и подкрепим их, обещанной урядником Казимировым, шурпой.

— Тогда, командуйте, господин подпоручик, — поймав веселый тон своего командира, произнес я.

— Тогда вперед, господин прапорщик, — отозвался Аверин. — Только вперед!