Мы уходим в степи

Глава 16

Пуля срикошетила об щиток пулемета и тяжелым шмелем пролетела над головой. Сзади шарахнул мощный разрыв снаряда и дико заржали чужие кони. Тачанка дернулась. Испуганные животные зафыркали, делая несколько шагов и остановились, повинуясь окрику второго номера.

— Не балуй! — прикрикнул грозно старый казак, утирая фуражкой вспотевшую голову. — Кажись, санитаров разбили! — тревожно добавил он, привставая, и всматриваясь в степь. — Лошадей поубивало, а сама бричка на боку лежит.

Я быстро обернулся назад, не выпуская ручки пулемета и только и увидел, бешеное вращающееся колесо, такой, ставшей за последнее время, знакомой брички. «Зоя!» — пронеслась отчаянная мысль в голове.

Цепь красногвардейцев, заходив было во фланг, залегла под прицельным огнем пулемета. И сколько матрос в полосатой тельняшке, черной бескозырке и с маузером в руке, не пытался поднять своих людей, бегая вдоль залёгшего взвода, ничего у него не получалось. Чужой хриплый голос холодил сердце.

Пора было менять новую ленту.

— Заряжай! — закричал я второму номеру. Казак кивнул, склоняясь над цинками с патронами. Потянул ленту, говоря скороговоркой:

— Кажись, жива сестричка. К нам с легко раненными и носилками бегут. Давай, ваше бродь! Не дай им головы поднять…

Казак не успел договорить. Несколько пуль глухими шлепками вошли в его тело и он, обмякая, уткнулся в зеленые цинки, словно хотел достать новую ленту, хотя я успел принять ее конец левой рукой, придержать ее большим пальцем, продернуть и двинуть вперед до отказа. Прапорщик-пулеметчик сидел во мне крепко: руки действовали механически, выполняя действия автоматически. Перевел взгляд на убитого помощника наводчика. На светлой гимнастерке казака быстро увеличивалось красное пятно. Посмотрел в прицел: на другом конце перекрестья бесновался матрос с маузером — он всё еще пытался поднять цепь в атаку.

Для стрельбы очередями, поднял предохранитель, нажал до отказа на спусковой рычаг и удерживал его, пока пулемет не выпустил короткую очередь в десять-пятнадцать патронов. Матрос упал. Быстро исправил наводку и стал бить очередями в тридцать патронов, не давая стволу закипеть.

Под плотным огнем, цепь красногвардейцев лениво отстреливалась, и не выдержав, принялась отползать, занимая более удобную позицию. Тертые солдаты, после окопных позиций, не торопились расстаться с жизнью. Не лезли на пулемет, выжидая. Хотелось верить, что без командира взвод совсем потеряет инициативу и откатится еще дальше.

— Миша! Михаил! — кто-то тронул за ногу. Обернулся, не понимая. Руки всё так же сжимали рукоятки. Костяшки побелели. Пулемет молчал — пустая брезентовая лента змеей свисала к земле, где плотным ковром поблескивали в подтаявшей земле стрелянные гильзы.

Зоя смотрела на меня расширенными от ужаса глазами, продолжая держать за ногу. Рядом деловито покрикивал на молодого гимназиста дед, укладывая тяжело раненого. В запале боя, оглохнув от очередей и разрывов, я не мог расслышать слова старика.

— Ты ранен? — тревожно спросила Зоя, словно заглядывая в душу. Я скорее прочитал вопрос по губам. Отрицательно мотнул головой, выкрикивая:

— Нет!

Звук вернулся: трескотня выстрелов потонула в гулком разрыве одинокого снаряда. Инстинктивно вжал голову в плечи. Больно ударило в голову, осыпая крошевом мерзлого глинозема. Показалось самим снарядом, но это был всего лишь ком земли.

— Дай! У тебя рука в крови! — требовательно сказала Зоя, приходя в себя, и беря инициативу в свои руки. Я посмотрел на место, куда тянулись ее ладошки, и земля превратилась в море. От вида своей крови повело вправо и стало дурно. Попытался сглотнуть и не смог.

— Уходить надо, ваше бродь! Слышь, как земля трясётся?! Лавой идут! Успеть бы!!! — кричал дед с другой стороны, больно теребя за ремни портупеи. — Пропадем! — И уже переключившись на гимназиста. — Давай, Игнатий, помогай! — Вдвоем они принялись вытаскивать убитого казака из тачанки. Школяр потерял фуражку, очки у него треснули и, кажется, он больше мешал, чем помогал.

Зоя рвала на мне военный френч, приговаривая:

— Это ничего, Миша, царапина. Это скоро пройдет. Через неделю заживет!

Рука вдруг разом отяжелела, наливаясь свинцом, и перестала слушаться. Не мог поднять и даже согнуть. Меня охватило беспокойство.

— Нажми здесь. Не мешай. Не двигайся. Я быстро, — скороговоркой говорила Зоя. Предплечье быстро обрастало бинтами. На белой марле выступила кровь. Заалела вспышкой, приводя в чувства. Словно красное знамя поднятое во степи. Или мне это не кажется. И знамена стремительно приближаются, полощутся на ветру, пока над невидимыми всадниками.

Уходить? Оставить позицию без приказа? Как такое возможно?!

— Отставить панику! Это всего лишь эскадрон! К пулемету, старик, заряжай.

Дед беспомощно выпустил из рук свой край носилок. Затравленно стал озираться, ища поддержки. Он уже собирался грузить раненого в тачанку. Школяр тяжело сопел. Рот его был искажен в немом крике. Зоя, закончив перевязку, сосредоточенно перебирала внутренность полевой сумки, мало обращая внимание на нас.

— Я зараз, зараз, — засуетился бестолково дед, переходя на малорусский язык. Руки его стали хватать всё подряд. Крышка цинка по-предательски долго на открывалась, пальцы срывались с замков. Видя, что вчерашний гимназист без оружия, я расстегнул кобуру, и сунул ему в дрожащие пальцы свой наган.

— Занять оборону!

Не мог я подвести Аверина, давшего мне наказ не уходить с удобного, такого прикрытого места. Был план у подпоручика: вывести запасной эскадрон красногвардейцев на пулемет и тем самым решить исход боя в свою пользу. Но где сейчас Аверин? И знает ли он о залегшем взводе в овражке?

Как в подтверждение, впереди, поднимая пыль, выскочило несколько всадников: подпоручик с пятком казаков из нашего передового разведотряда. Не жалея коней, несясь во весь опор, они тащили за собой преследователей, которые вот-вот готовы были обрушиться на нас, как громадный снежный ком.

— К бою! — закричал я срывающимся голосом, мало осознавая, что говорю. Волнение перехватывало дыхание.

Из овражка, где залег взвод красноармейцев, раздалась трескотня винтовочных выстрелов. Стреляли они по группе Аверина. Конь под одним из казаков споткнулся на полном скаку, передние ноги подогнулись, и дико ржа животное кувыркнулось, выбрасывая из седла всадника. Время замедлилось. Только снег, смешанный с грязью поднимался всё выше и выше. Непонятный гул нарастал. Земля ощутима задрожала. Я словно сейчас жил в чужой картине, не в силах пошевелиться от наваждения. «Смешались в кучу кони, люди…» — в затуманенной голове, словно эхо, отозвались строки классика. Кони, ломая ноги, дико ржали, взрывая наст. Люди падали с обеих сторон. Смерть собирала свою жатву, кося все живое направо-налево. Следующему, практически сразу досталось и подпоручику: пули выбили офицера из седла. Он еще в полете пытался удержаться за уздечку или гриву коня: пальцы несколько раз хватали воздух, но через мгновение уже полностью скрылся в поникшей жухлой траве. Несмотря на зиму островки засохшей травы там и тут, торчали из земли, словно могильные холмики. Конь Аверина поднялся на дыбы и понес в степь.

— Михаил Иванович! — резанул крик сзади. И прежде, чем я успел среагировать, мимо меня тенью бросилась вперед Зоя. Я попытался перехватить ее раненой рукой, но мгновенно застонал, рука безжизненно повисла: движение причинило мне боль, от которой потемнело в глазах.

Не успел! Потерял время.

Зоя стремительно двигалась вперед, низко склонившись над землей, то падая и вставая, то переходя на бег, и двигаясь зигзагами. Я взглянул на следы Зоиных ботиночек, оставленные в смешанном с грязью, снегу. Проходили томительные минуты. Мимо, стрелами, пронеслись уцелевшие казаки. Услышал знакомый голос. Кажется, увидел искаженное в крике лицо Харлампия. Интересно, что он кричал?

Я снова посмотрел на фигурку Зои мечущуюся по степи. Вот она резко остановилась, упала на колени, склонилась над травой и потом, распрямившись, быстро повернула к себе санитарную сумку.

— Дошла! — выдохнул облегченно я. И закричал радостно, поворачиваясь к гимназисту. — Она нашла его! — Адреналин переполнял меня. Казалась, опасность позади, поблекла, потеряла реальность. Сейчас Аверину окажут первую помощь и все благополучно закончится. Бой же не настоящий и сейчас всё закончится.

— Что?! — реакция парня меня насторожила. Он, глядя завороженным взглядом мимо меня, вдруг вздрогнул, и в миг лицо его стало белым. Медленно повернул я голову назад. По спине пробежала струйка холодного пота.Момент, когда вперед вырвались первые всадники красного эскадрона словно ледяным колом пронзил мое сознание. Кавалеристы, низко пригнувшись, летели над степью. Красный кумач гордо развивался над знаменосцем, заслоняя всё небо. Рядом с бравым кавалеристом, опережая его на несколько лошадиных корпусов, скакало с десяток всадников, затянутых в черную кожу: куртки и галифе. Как всадники апокалипсиса они неизбежно приближались, и, как нож в масло, не замедляясь и не останавливаясь, прошли через то место, где были в траве Зоя и Аверин. Я только заметил серебром мелькнувшие, в морозном воздухе, клинки шашек. Мгновение и над травой исчезли, такие, ставшие за короткие время, близкие силуэты людей.

Всадники понеслись дальше. Кажется, их стало больше.Неумолимо они приближались ко мне.

— Нет! — вскрикнул я. — нет, нет, — голос перешел на бормотание. Я еще не мог принять происходящее.

Тачанка резко качнулась, отрезвляя, приводя в чувства. Раздались короткие возгласы. С разных сторон появились пешие красноармейцы. На их перекошенных лицах читалась радость победы. Резко вскрикнул дед и тут же затих. Его безжалостно стащили с тачанки и закололи штыками. Вокруг себя я видел острые жала металла, направленные в лицо, в живот. Школяр оправился быстрее меня и несколько раз выстрелил из револьвера, так и не успев ни в кого попасть, видимо от напряжения. Его смели, повалили, закололи. Так же поступили с тяжелораненым.

Настала и моя очередь. «Ну, и пусть!» — пронеслась мысль в голове, и я прикрыл глаза.

— Золотопогонник! Недобиток! Тащи его вниз! — налитые ненавистью глаза этой дикой толпы, смотрели на меня. Руки тянулись ко мне со всех сторон. Еще минута и меня ждала бы та же участь, что и бедного гимназиста, и старика.

Страха не было. Ощущение брезгливости и призрения. Я закрыл глаза, пытаясь произнести молитву, ту, которой меня научила в детстве мама.

«Отец наш Небесный…» — прошептал я про себя.

— Офицера живым! — крикнул вдруг властный голос.

Я медленно открыл глаза, осознавая, что еще цел. Мельком заметил, как один из солдат резко поднял винтовку и в следующий момент я почувствовал тяжелый удар прикладом в лицо.

— Твою ж ма… — последнее, что я услышал, и голос мне показался вроде бы знакомым.

Дальше темнота.