Мяч в игре

Глава XV ПЕРЕЭКЗАМЕНОВКА

Коля в одних трусиках лежал на самом солнцепеке.

Казалось, Коля загорает, но на самом деле он пришел сюда и лег в одиночестве на трибуне, чтобы сосредоточиться и разобраться во всех сложных мыслях, не дававших ему покоя.

Добродушное, курносое с пухлыми щеками лицо мальчика сейчас выглядело упрямым и решительным; светлые, выгоревшие на солнце брови насуплены, губы плотно сжаты.

Солнце палило нещадно. Даже ветер, изредка набегавший с Финского залива, не приносил прохлады. Деревья и кусты стояли, не шевеля листвой, словно разморились на солнышке и задремали.

Вдали, над самой чертой горизонта, в синеве моря вставал над водой маленький бугор. Над ним из фабричных труб, которые отсюда, с трибуны казались меньше спичек, поднимались в небо столбы дыма, тоже маленькие, будто игрушечные.

Там же, почти у горизонта, белело шесть треугольных пятнышек — паруса яхт. Казалось, они стоят неподвижно на самом краю моря, словно впаянные в голубое небо.

Занятие футбольной секции давно кончилось, и ребята сразу забрались в воду. Ни на футбольном поле, ни на беговых дорожках, ни в секторе для метания почти не было людей. Жара разогнала всех.

Коля заставлял себя напряженно думать, но мысли в голове шевелились лениво, медленно.

«Ты должен, обязан сегодня все решить, — внушал он себе. — Хватит трусить! Пионер ты или нет?»

Уже много раз Коля давал себе слово сказать тренеру, что он обманул его: скрыл переэкзаменовку. Мысленно Коля часто признавался во всем тренеру: уже выучил наизусть свои слова. Он скажет:

— Вячеслав Николаевич, я обманул вас. Я обманываю вас уже почти два месяца. У меня переэкзаменовка по арифметике…

Но подойти к тренеру, всегда окруженному ребятами, поднять на него глаза, встретиться с ясным спокойным взглядом Вячеслава Николаевича и сказать ему всего только эти три короткие фразы — неимоверно тяжело.

Однажды Коля, собрав все свое мужество, направился к тренеру, находившемуся в секторе для метания, и смущенно остановился невдалеке. Мальчик уже шагнул к Вячеславу Николаевичу, но тот вдруг обернулся и весело сказал:

— Болотин, принеси-ка две гранаты со склада…

А когда Коля вернулся, вокруг тренера толпились ребята, и объяснение пришлось отложить.

И чем дольше отодвигал Коля решительный разговор с Вячеславом Николаевичем, тем труднее становилось мальчику начать его.

Коля знал — тренер запретит ему посещать занятия или даже исключит из школы. Надолго, а может быть и навсегда, придется расстаться с просторным, веселым стадионом. Трудно было даже представить себе, что наступит следующая среда или суббота, ребята соберутся на тренировку, в трусах и бутсах выбегут на футбольное поле, а он? Он будет сидеть дома — один-одинешенек над задачником.

Однако, постепенно мальчик свыкся и почти примирился с этим. Но впереди — спортивный праздник, ответственная, заманчивая встреча с фрунзенцами. Состязание с каждым днем приближалось, и у Коли усиливалось желание оттянуть разговор с Ленским, сыграть с фрунзенцами, а уж потом — была не была! — во всем признаться.

Но он понимал — это малодушие, так не поступил бы Павел Корчагин или Гастелло.

Мальчик беспокойно ворочался, лежа на досчатой трибуне. Доски так были раскалены, что, казалось, вот-вот задымятся и вспыхнут. Снизу, с залива донесся стрекот моторной лодки. Потом мотор трижды громко чихнул и заглох.

«Как Игорек — чихает трижды подряд», — усмехнулся Коля.

Над трибуной пролетала чайка. Распластав длинные крылья, прочертив плавный полукруг над Колей, она издала резкий гортанный крик и быстро повернула к заливу.

«Тебе-то хорошо», — подумал Коля.

У него мелькнула удачная мысль: а что, если написать тренеру записку?! Отличная идея! Те же самые три короткие фразы:

«Вячеслав Николаевич, я обманул вас. Я обманываю вас уже почти два месяца. У меня переэкзаменовка по арифметике».

Коля обрадовался: написать записку гораздо легче, чем притти к тренеру и громко, глядя ему прямо в глаза, сообщить об обмане. Но тут же мальчик рассердился на себя:

«Опять трусишь?»

Он встал, решительно натянул старенькие брюки из «чортовой кожи», футболку и спустился с трибуны.

«Только бы Ленский был один», — думал Коля, широко шагая через футбольное поле.

И он тотчас увидел Вячеслава Николаевича. Тот сидел в одиночестве в первом ряду противоположной трибуны и что-то записывал в толстую тетрадь с клеенчатой обложкой.

Сердце у Коли екнуло, но мальчик решительно направился к тренеру.

— Вячеслав Николаевич, я обманул вас, — одним духом выпалил он, остановившись возле тренера.

Тот оторвал глаза от тетради и, очевидно, не поняв быструю Колину скороговорку, вопросительно посмотрел на мальчика. Ленский был, как всегда, тщательно выбрит, белый полотняный костюм оттенял смуглоту его лица и шеи.

Коля быстро, как вытверженный на зубок урок, повторил три короткие фразы. Тренер молчал. Думая, что он чего-то не понял, Коля, сбивчиво и путанно, стал опять объяснять в чем дело.

— Ясно, — спокойно сказал тренер и снова замолчал, глядя куда-то мимо Коли.

Мальчик смущенно переминался с ноги на ногу.

«Хоть бы что-нибудь сказал, — исподлобья глядя на Вячеслава Николаевича, растерянно думал Коля. — Что я — нечестный, плохой пионер, не достоин…»

Тренер молчал. Потом он встал, сунул подмышку клеенчатую тетрадь и сказал:

— Эх, Болотин, подвел ты меня…

Лицо Вячеслава Николаевича сразу осунулось, казалось усталым, словно Коля больно обидел его.

«Опытный учитель давно бы заметил, что Болотин что-то скрывает, а я прозевал. Чуткости мало… — думал Ленский. — И сейчас надо бы, наверно, поговорить с ним по душам, объяснить, что врать нельзя, маленькая ложь влечет за собой большую. А я не могу. И слова приходят только казенные, скучные…»

Вячеслав Николаевич и не догадывался, что одна его фраза: «Эх, Болотин, подвел ты меня…» — больше подействовала на Колю, чем любая проповедь.

Потом так же коротко тренер запретил Коле посещать занятия до сдачи переэкзаменовки.

— И во встрече с фрунзенцами не будешь участвовать, если не пересдашь математику, — добавил он и уже хотел уйти, но остановился.

— Ты к экзамену-то готовишься?

— А как же, — облегченно вздохнул Коля. — Каждый день два часа…

— Надо прикрепить к тебе кого-нибудь из отличников. Пусть помогут, — медленно, словно раздумывая, проговорил Вячеслав Николаевич. — Постой! Может быть Валерия? Вы ведь, кажется, друзья, а он — отличник…

— Нет, — покачал головой Коля.

Тренер внимательно посмотрел на него и сказал:

— Ну, не Валерия, так Хохрякова. Еще и лучше!

Коля кивнул.

Вячеслав Николаевич повернулся к нему спиной и пошел к заливу, а Коля еще долго глядел ему вслед. Казалось, даже походка тренера изменилась: Вячеслав Николаевич ступал медленно и тяжело.

В середине августа Коля впервые пришел в школу. Залы, классы и коридоры были непривычно пустынными и вся школа — удивительно тихой. Эхо от Колиных шагов гулко разносилось по коридорам. На третьем и четвертом этажах панели стен сверкали заново отделанные синей масляной краской. В классах стояли новые парты с тугими крышками, блестевшими на солнце. Остро пахло свежим лаком.

В первом и втором этажах еще шел ремонт. Пареньки-ремесленники под руководством высокого строгого старика в ватнике вставляли стекла, шпаклевали и красили подоконники и рамы.

Коля вошел в свой класс, который показался ему маленьким, то ли потому, что Коля за лето привык к широкому простору стадиона, то ли потому, что сам вырос.

Он встал у доски и громко сказал:

— Пропорцией называется равенство двух отношений!

Эхо раскатисто повторило его слова.

Обойдя всю школу, Коля направился в учительскую, к Варваре Ксенофонтовне.

Классный руководитель совсем не изменилась за лето: такая же маленькая, худенькая, хлопотливая, только мешки под глазами, кажется, стали больше. И одета, как обычно, в черное платье с аккуратным белым отложным воротничком, седые волосы гладко зачесаны.

Варваре Ксенофонтовне уже пятьдесят восемь лет. Трое ее сыновей давно выросли: один — директор завода на Урале, другой — инженер, самый младший еще служит в армии. Они не раз предлагали матери оставить школу, отдохнуть, но Варвара Ксенофонтовна в ответ только негодующе махала своими маленькими руками.

Учительница сидела у окна и писала. Перед ней на столе лежала тонкая стопка тетрадей. Коля удивился:

«Даже летом тетради!»

Длинный, тонкий солнечный луч, в котором клубились и весело плясали пылинки, падал из окна на стеклянную чернильницу; грани ее переливались всеми цветами радуги и сверкали, как хрусталь.

— Ну, как? Все повторил? А на дополнительные занятия почему не приходил? — спросила Варвара Ксенофонтовна.

— Я и так подготовился, — ответил Коля.

— Валерий Громов тебе хорошо помогал?

Коля неопределенно повел плечами. Честно говоря, Валерий ни разу за все лето так и не позанимался с ним, но следует ли докладывать об этом Варваре Ксенофонтовне?!

А Хохрякова учительница, конечно, не знает, он из другой школы. Поэтому рассказывать, как Хохряков повторял с ним правила и решал задачи совсем глупо.

— Ну, если готов — приходи! Видел расписание? Переэкзаменовка завтра, — сказала Варвара Ксенофонтовна.

Весь остаток дня Коля провел над учебником, задачником и тетрадями, благо Таня увела Игорька в сад, и в комнате стояла тишина. Снова просматривал знакомые правила, примеры, задачи. Кажется, все это он знает, Хохряков тоже говорит, что переэкзаменовку Коля обязательно сдаст. А вдруг — нет?

Сегодня — среда. Ребята на стадионе. Наверно, сейчас как раз закончились занятия и все купаются в заливе. Интересно, кто вместо него теперь играет левого края? Только бы не Бастрюков! Какой из него левый край?! Толстенький, кругленький, катится на своих коротышках-ногах, как шар по полю. Всю команду подведет!

Коля достал бутсы, трусы, футболку, новые щитки; он недавно сам сделал их из толстого, твердого картона, обшив гранитолем. Бутсы запылились. Еще бы — уже две недели валяются под кроватью. Коля почистил их, густо смазал ваксой. Потом рассердился на себя, затолкал бутсы под кровать к самой стенке, а трусы, футболку и щитки глубоко засунул на дно корзины. Нечего любоваться ими. Только отвлекаешься. Надо заниматься.

На следующее утро Коля снова пошел в школу. В классе кроме Варвары Ксенофонтовны сидела высокая худая женщина в больших роговых очках с толстыми стеклами. За этими выпуклыми, как в бинокле стеклами, глаза ее казались круглыми и строгими.

«Злая, наверно!» — подумал Коля.

Он знал — это учительница физики в старших классах.

Рядом с Колей за парты уселись еще два мальчика, тоже шестиклассники, но из параллельных классов.

Коля очень волновался. Даже не сразу разобрал, что написано на доске. Но прочитав, тотчас успокоился. Задача на проценты — нетрудная, пример — тоже, пропорции — совсем легкие.

Вскоре он выполнил все три задания и отдал листок учительнице. Варвара Ксенофонтовна, легонько постукивая карандашей по столу и кивая седой головой, быстро пробежала его глазами.

Коля видел: она довольна.

Учительница физики, поправив роговые очки, тоже проглядела листок.

— Молодец! — сказала Варвара Ксенофонтовна, вставая, и Коля вдруг с удивлением понял, что экзамен уже кончился. Как быстро!

— Гляжу на тебя и даже не узнаю, — радостно говорила Варвара Ксенофонтовна. — Очень ты изменился. Подтянутым стал, бравым, словно в армии летом служил. Ведь в прошлом году — чего уж греха таить — был с ленцой, ой, с какой ленцой! — она засмеялась и что-то быстро написала в тетрадке своей маленькой, сухонькой рукой, густо испещренной длинными извилистыми синими жилками.

«Как реки на карте» — подумал Коля.

Он чувствовал себя так легко и радостно, словно все последние недели носил на плечах трехпудовый мешок, а теперь сбросил его.

Утром, идя в школу, Коля даже не заметил, какая сегодня погода. И только сейчас внезапно увидел и старую липу в саду, запустившую свою узловатую ветку прямо в классное окно, и солнечные лучи, насквозь пронизывающие нежные бархатные листики, и ясный, зеленовато-голубой прямоугольник неба в окне.

Радость переполняла мальчика.

«Сейчас же — на стадион! Непременно сейчас же рассказать все Вячеславу Николаевичу», — ликующе думал Коля.

Еле сдерживая радость, Коля выскочил в коридор.

— К Ленскому! К Ленскому! — пропел он и с разбега подпрыгнул, почти достав рукою до лампочки.

Вдруг Коля замер, глаза его округлились от удивления. В конце коридора, положив руки на подоконник, спиною к Коле стоял мужчина в белом полотняном костюме и смотрел в сад.

«Зачем он здесь? А может быть это не он?» — мелькнуло в голове Коли, и он бросился к мужчине.

Услыхав шаги, тот быстро обернулся. Так и есть — Ленский! Но что он здесь делает?

— Вячеслав Николаевич! — радостно воскликнул Коля.

— Ну, судя по твоим козлиным прыжкам, переэкзаменовка сдана, — улыбнулся тренер. — А я вот зашел к твоей преподавательнице. Узнал по телефону, что ты сегодня сдаешь математику и решил поговорить с нею…

Через несколько минут Вячеслав Николаевич уж сидел в учительской и беседовал с Варварой Ксенофонтовной. Рядом стоял Коля.

Тренер расспрашивал учительницу о Колиной успеваемости. Варвара Ксенофонтовна сдержанно похвалила Колю: к переэкзаменовке он подготовился неплохо.

Но едва Вячеслав Николаевич заикнулся о футболе, учительница замахала руками.

— Опять футбол? — негодующе воскликнула она. — Опять станет гонять мяч с утра до темна? Даже на переменах вместо отдыха будет носиться, словно угорелый, а на уроки придет взмыленный, как загнанная лошадь? Нет, ни в коем случае! Вы ведь не знаете, как мешал ему футбол прошлой весной?! И переэкзаменовка — тоже из-за футбола…

Тренер с трудом успокоил разволновавшуюся учительницу.

— Пора «дикого» футбола для Коли кончилась, — сказал Ленский. — Футбол больше не будет мешать Колиной учебе. Наоборот, станет его верным союзником. Вы, кстати, не заметили, каких-либо перемен в Коле за лето?

— Как так не заметила?! — чуть-чуть обиженно откликнулась учительница. — Очень даже заметила! Мальчик стал строже, подтянутей… Поэтому-то я и боюсь. Он, наверно, все лето готовился к переэкзаменовке — тут уж было не до футбола. И вот результат! А опять начнется футбол — опять разболтается…

Тренер засмеялся. Коля тоже улыбнулся.

— Ошибаетесь, Варвара Ксенофонтовна, — мягко сказал Ленский. — Летом Коля как раз впервые по-настоящему стал заниматься футболом. Но не беспорядочно, не с утра до вечера, как вы говорили, а под наблюдением тренеров, в специальной детской спортивной школе.

Варвара Ксенофонтовна задумалась. Потом она долго беседовала с Ленским, подробно расспрашивала о спортивной школе.

Расставаясь, они договорились: учительница не возражает против Колиных занятий футболом, а Коля обещает, что футбол не пойдет во вред учебе.

— Не беспокойтесь, Варвара Ксенофонтовна, — сказал на прощанье тренер, пожимая руку учительницы. — Я сам послежу за Колей. Ручаюсь — футбол поможет ему хорошо учиться.

Вячеслав Николаевич и Коля ушли, а Варвара Ксенофонтовна еще долго сидела в пустой учительской.

Варвара Ксенофонтовна вспомнила, как в прошлом году председатель совета отряда, круглый отличник Рома Голицын получил «тройку» по физкультуре. И тогда она, классный руководитель, пошла к учителю физкультуры и попросила его натянуть Роме «четверку».

«Зачем портить мальчику табель? — подумала она. — Ну, не умеет Рома прыгать: велика беда?!»

Варвара Ксенофонтовна мысленно видела перед собой Ленского, видела разительную перемену в Коле, происшедшую всего за одно лето.

«Молодой тренер, кажется, может кое-чему поучить тебя, старого педагога, — думала Варвара Ксенофонтовна. — На собраниях твердим: физкультура — наш союзник, могучее средство воспитания, то да сё… А на деле — пренебрегаем ею! Правду говорят: век живи, век учись!»