Коля и Валерий, придя на следующее занятие, сразу увидели: ученики чем-то взволнованы. Хотя два друга и держались обособленно, но все-таки они быстро поняли, в чем дело.
Форма! Все ученики наперебой говорили о новенькой спортивной форме! Только что грузовик привез на стадион тюки трусов, футболок и гетр, связки бутс и щитков.
Форма! О ней давно мечтали ребята. Ну, что в самом деле за футболисты без формы? Один — в синих трусах и зеленой майке, другой, наоборот, — в зеленых трусах и синей майке, а третий — вообще в рубашке с закатанными рукавами, как дачник какой-то. Даже смотреть стыдно.
А на ногах? Во что только не были обуты мальчишки! На них красовались и сандалии, и тапочки, и ботинки, и туфли, но только не бутсы! Бутс не было ни у кого. А футболист без бутс — все равно, что лыжник без лыж.
Еще больше, чем ребята, переживал отсутствие формы Ленский. Но Вячеслав Николаевич волновался не только потому, что это — некрасиво. Нет, тренер знал, как дисциплинирует, как организует ребят одинаковая, чистая, отглаженная, хорошо пригнанная спортивная форма. А кроме того — без формы невозможно проводить соревнования. Не выпустишь же на футбольное поле ватагу мальчишек в разноцветных трусах, рубашках, пиджаках, в тапочках и ботинках! Как тут отличить игроков одной команды от их противников?!
Правда, покамест его ученикам еще рановато было участвовать в состязаниях. Надо сперва хоть немного овладеть техникой игры. Но пройдут еще две-три недели — и как быть тогда?
Тренер придумывал всевозможные упражнения, изобретал игры одну увлекательнее другой, и все-таки все время видел, с какой жадностью глядят ребята на ровное, зеленое, покрытое коротко-подстриженной травой футбольное поле с желтыми проплешинами около ворот. Оно влекло мальчишек, притягивало, и Ленский понимал всю глубину переживаний своих учеников, стосковавшихся по футболу. Но он знал, что ребята еще «не обстреляны» и Вячеслав Николаевич терпеливо разучивал с ними всевозможные удары по мячу: подъемом, внутренней стороной стопы, наружной стороной, носком; удары с места, с хода, по неподвижному, летящему и катящемуся мячу. Они учились быстро «обрабатывать» мяч, учились самому трудному — обводке противника, обманным движениям корпусом и ногами.
Тренер знал: все это хорошо, и все-таки — еще не то! Нехватало самого основного, самого главного: игры, острой, напряженной, захватывающей битвы на поле, которая больше всего интересовала мальчишек. Из-за нее-то они и пришли в спортивную школу, а тут: сегодня — разучивай удары, завтра — разучивай удары, послезавтра — опять удары. А когда же настоящая схватка, в которой и пригодятся все их навыки?!
Ленский сам, не доверяя умелости и активности завхоза, ездил по магазинам, складам, спортивным обществам. Он узнавал, расспрашивал, уговаривал, требовал…
Все безрезультатно.
— Вы же знаете, — говорили ему, — только что кончилась война. Обувные фабрики выпускают в первую очередь самое необходимое: сапоги, ботинки, галоши. А вам подавай сразу бутсы… Подождите годик-другой, все будет…
Но Ленский не мог и не хотел ждать «годик-другой». Наконец, потеряв надежду достать бутсы, трусы и футболки, тренер решил использовать последний шанс: он пошел в райком партии.
Снова, наверно уже двадцатый раз, Вячеслав Николаевич излагал свою просьбу. Сперва он говорил коротко, так как знал, что работники райкома — люди занятые, но его не перебивали, не торопили, и постепенно Ленский рассказал о своих хождениях по мукам.
Молодой, чуть седоватый секретарь райкома в военном френче внимательно слушал тренера, изредка делая пометки в настольном календаре.
Кожа на левой половине его лица была в рубцах, багрово-красного цвета.
«Вероятно, танкист. Горел в танке», — подумал Ленский.
— Трудное положение, — сказал на прощанье секретарь райкома. — Позвоните послезавтра.
Он ничего не обещал, и Вячеслав Николаевич ушел без каких-либо радужных надежд.
Но в назначенное время он все-таки позвонил в райком. Неожиданно для него девушка-секретарша, как только он назвал свою фамилию, сказала, что все в порядке, спортивная форма для детишек (она так и сказала «детишек») приготовлена. И она сообщила, куда и к кому следует обратиться.
Ленский так обрадовался, что, кажется, даже забыл поблагодарить ее.
И вот новенькие бутсы, трусики, футболки доставлены на стадион.
Ребята все занятие волновались, с нетерпением ждали, когда же им выдадут форму. И только, расписавшись в ведомости у кладовщика и получив на руки трусы, футболки, гетры, бутсы и щитки, ученики немного успокоились.
Одно лишь удивило их: футболки, настоящие футболки с круглым вырезом вместо воротника, были светложелтые, очень маркие.
— Зачем нам дали такую светлую форму? — огорчались мальчики. — Как это Ленский не сообразил: она же быстро испачкается.
— Вячеслав Николаевич не виноват, — говорили старшие ученики. — Вероятно, просто не было темных футболок.
Ребята ошибались: тренер нарочно выбрал светлую форму. На складе ему предложили футболки трех цветов: светложелтые, голубые и темносиние. И он без колебаний взял светложелтые. Ленский хотел, чтобы ребята приучались тщательно следить за своей одеждой. На темной рубашке не так заметны пятна, грязь, а в светлой рубашке — грязной — не придешь. Стыдно.
«Вообще-то следовало бы иметь два комплекта спортивной формы, — думал Вячеслав Николаевич. — Один — для тренировок, второй — для состязаний. Но сейчас это — немыслимая роскошь. Ничего, пока обойдемся и так!»
После занятий тренер сообщил ребятам свои требования: являться всегда в чистой, хорошо отглаженной форме. Бутсы просушивать, смазывать перед каждым занятием, тщательно следить за кожаными шипами на подошвах, чтоб из них не вылезали гвозди. Если шипы обдерутся, сносятся — самим ремонтировать их.
Ребята так ожидали формы, так хотели быстрее примерить ее, что Ленский уступил их просьбам и разрешил тут же, после занятий, надеть ее и немного поиграть с мячом.
Ученики быстро переоделись и весело выбежали на поле. Вот теперь они похожи на настоящих игроков!
В бутсах мальчики чувствовали себя неловко. Шипы, которые создают большую устойчивость футболисту, не дают ему скользить по траве, с непривычки только мешали.
Десять минут пролетели мгновенно, и тренер строго-настрого приказал ребятам кончать игру.
Домой Коля вернулся грязный. Еще бы — пришлось несколько раз останавливать мяч грудью. Как тут не измажешь футболку?!
Но Коля и не подумал ее постирать. Он преспокойно сунул свою спортивную форму на этажерку.
На следующее занятие все ребята пришли в выстиранных, выглаженных трусах и футболках, только Коля — в грязной форме.
Разговор с Вячеславом Николаевичем был краток.
— Болотин! Два шага вперед! — скомандовал тренер, когда ребята выстроились перед занятием.
Коля вышел и встал впереди шеренги. Лицо его с каждым мгновением все гуще краснело.
— Ступай домой, — строго приказал тренер, и не обращая больше внимания на Колю, увел остальных ребят на беговую дорожку.
Коля печально побрел домой.
Он решил сразу же выстирать свою спортивную форму. С жаром взялся за дело.
Но где стирать? На кухонном столе — грязная посуда, а таз для стирки выпачкан чем-то густым и твердым, будто засохшей кашей.
— Что за новая мода — варить кашу в тазу? — сказал Коля сестре. — Какой шалопай так насвинячил?
— А это вы сами, ваша светлость, изволили вчера клей из муки разводить: змея делали, — ехидно ответила Таня. — Ну, а вымыть, конечно, забыли…
Коля сердито помыл таз. Потом согрел воду и стал так ожесточенно мылить и тереть трусы, что Игорек, сунув палец в рот, глубокомысленно произнес:
— Смотли, совсем состилаешь штаны…
— Чего? — не понял Коля.
— Я говолю, совсем сотлешь штаны: только дылки для ног останутся…
Не отвечая братишке, Коля быстро натянул в кухне веревку и повесил форму сушиться.
Через полчаса он перевернул футболку на другую сторону — смотрит, а на ней черная, рубчатая полоса, будто след от тоненькой велосипедной шины. Что такое? Провел ладонью по веревке. Так и есть — грязная! Оказалось, Таня вчера брала веревку во двор, прыгала через нее с подругами.
— Безобразие! — возмутился Коля. — Надо снова все стирать! А учительница говорит — экономьте время. Наэкономишь тут с вами — как же!
Таня помогла брату переполоскать одежду.
Под вечер, когда футболка и трусы высохли, Коля решил погладить их.
Таня уютно устроилась на диване с толстенным растрепанным романом.
Она вообще много читала, все, что попадалось под руку. Сегодня — «Графа Монтекристо», а завтра — Салтыкова-Щедрина; вчера — Николая Островского, а позавчера — «Бедную Лизу». Настоящий винегрет! Ирина Петровна даже прозвала ее «книгоедом». И действительно, Таня была не читателем, а «книгоглотателем»: умудрялась за один вечер проглотить целый том.
— Про любовь? — усмехнулся Коля, показывая глазами на пухлый роман.
— Ага! Не мешай, пожалуйста…
— О чем еще могут читать девчонки? — глядя куда-то в потолок, философски сказал Коля. — Бесполезная трата времени. Ты бы лучше о партизанах почитала, или о разведчиках. Вот отец был разведчиком, а ты даже не знаешь, что такое ЧП, ППШ или ДОТ! Стыдно!
— Отстань, — огрызнулась Таня. — Прекрасно знаю: ДОТ — это крепость — тяжелая, непробиваемая, как твоя лень. И вообще, что за манера учить старшую сестру?
— «Старшая сестра», — ухмыльнулся Коля. — Подумаешь, всего на год старше! Это не считается.
Такие споры вспыхивали между ними уже не раз, и всегда Таня выходила победительницей: у нее был острый язык и она умела постоять за себя. Поэтому Коля счел за лучшее замолчать, пока последнее слово осталось за ним. Он включил электрический утюг и снял с кровати байковое одеяло. Мама всегда гладила на этом одеяле. Но где его расстелить, если стол заставлен грязной посудой, а клеенка липкая, будто кто-то специально устраивал приманку для мух?
— Ну, конечно, обычная картина, — заявил Коля. — Девица читает про любовь, а клеенка — грязная. Ну, как там — еще не поженились?
— Тебя не касается, — отрезала Таня. — А клеенку сам можешь вытереть.
Коля махнул рукой. Таню разве переспоришь? Но вытирать он, конечно, не станет.
Коля по привычке загнул половину клеенки и стал стелить одеяло.
— Стоп! — вдруг скомандовала Таня, оторвавшись от книжки. — Вот уж, действительно, свинство! Клеенка — для чего? Чтобы предохранять стол от всякой грязи! А ты ее отгибаешь. Прошлый раз три кляксы на доски посадил. Мама с солью отмывала, ножом скребла.
— Что же я должен за тебя клеенку вытирать? — разозлился Коля. — Ты, небось, тоже ела! И Игорек! А я за всеми убирай!
— Не волнуйтесь, сеньор! — насмешливо сказала Таня. — За всеми убирать вам не придется!
Она схватила тряпку и быстро вытерла половину клеенки. Потом бросила тряпку Коле:
— Прошу вас!
Коля нахмурился, но вытер другую половину стола:
— Итак, высокие договаривающиеся стороны условились: вытирать за собой клеенку. Всегда! И честно! Так? — сказала Таня.
— Так! — подтвердил Коля.
Он быстро выгладил футболку и трусы, а заодно отгладил до костяного блеска два носовых платка.
Свежую, чистую, прохладную форму приятно было держать в руках. Только куда ее положить, чтоб не смялась, не испачкалась?
— Сунь на шкаф, — посоветовала Таня.
— Хо, на шкаф! — сердито откликнулся Коля. — Там и так всякого барахла — уйма… Банки, склянки, ломаные игрушки, балалайка, патефон, хорошо еще не догадались галоши и сапоги ставить туда! Вымажу форму — опять от тренера попадет… Выходит, зря я ее стирал?
Коля в растерянности бродил по комнате с отглаженной чистой одеждой в руках. Заглянул в шкаф — все полки полны; на подоконнике — Игорек захватает руками. Как же быть?
— Ладно, — захлопнув книжку, сжалилась Таня. — Давай уберем на шкафу. Только больше никакого барахла туда не кидать! Договорились?
— Договорились! — обрадовался Коля.
Пустые бутылки и банки из-под лекарств он выкинул в мусорное ведро, патефон убрал под кровать, балалайку повесил на стену. А Таня мокрой тряпкой тщательно обтерла шкаф и застелила газетой.
— Вот теперь — порядок! — удовлетворенно заметил Коля, кладя на шкаф чистую форму.
У Валерия тоже возникли неприятности из-за спортивной формы. Правда, на первые два занятия он являлся в чистых, хорошо отглаженных трусах и футболке. Но однажды пришел грязный-грязный. На прошлой тренировке он стоял в воротах, ловил, отбивал мячи, чтобы в случае необходимости заменить вратаря. Ну, конечно, не раз падал на землю, вывалялся весь.
Тренер велел ему выйти из строя.
— В чем дело? Почему форма грязная?
Валерий, думая, что у него веские доводы, спокойно ответил:
— Мама была занята. Не успела выстирать!
— Мама? — сурово переспросил Вячеслав Николаевич. — А нос тебе тоже мама вытирает?
Ребята прыснули. И хотя в строю не положено смеяться, тренер не сделал замечания.
— Его, наверно, и кормит мама с ложечки! Сыночек, открой ротик! — насмешливо прошептал кто-то в самом конце шеренги.
Все снова засмеялись.
Валерий оглянулся: обидное замечание принадлежало маленькому шустрому Васе Карасеву, суетливому, чернявому пареньку, которого ребята называли Вась-Карась. У него худенькая, острая, как у хорька, мордочка и необычайно подвижное лицо, выражение которого непрерывно меняется. Когда Вась-Карась смеется, лицо его покрывается морщинками. Но едва он перестал хохотать — лицо уже разгладилось, а плутоватые черные глаза смотрят невинно и серьезно. Вася часто горячится, доказывая что-либо, и для убедительности непременно прижимает оба кулака к груди.
Как всегда, в момент обиды или гнева Валерий сильно побледнел и закусил губу.
— Маменькин сыночек! — тихо добавил кто-то.
А тренер все не останавливал смеющихся ребят.
«Это ему урок, — думал Ленский. — Суровый урок, но справедливый».
— Стыдно, — сказал тренер. — На маму больше не ссылайся. Сам можешь стирать свою форму. Не маленький! — и отправил Валерия домой, не допустив к занятиям.
«Интересно, — подумал Коля. — Валерий все время твердит, что наши ребята — маменькины сыночки, мол, чересчур вежливые, как девчонки, а выходит: он сам-то и есть маменькин сыночек!»
Еще конфузнее получилось у Валерия с бутсами.
На бутсах — кожаные шипы, чтобы не скользить, иметь лучшую опору. Но от бега и прыжков шипы быстро снашиваются, начинают торчать гвозди. Это опасно. Ведь игрок, борясь за мяч, может случайно задеть противника ногой. Футболисту запрещено иметь даже какие-либо металлические пряжки или застежки на одежде, не то что — гвозди.
Тренер сказал ребятам, что перед каждой игрой следует тщательно осматривать бутсы и чинить их. Показал, как ремонтировать шипы. Все ребята следили за своей спортивной обувью. Но однажды Вячеслав Николаевич обнаружил, что у Валерия из шипа вылез гвоздь.
— Почему не поправил? — строго спросил тренер.
И тут-то оказалось, что, во-первых, у Валерия нет даже молотка, не то что клещей и шила, а во-вторых, если бы инструменты и были — толку мало, так как Валерий никогда в жизни не сапожничал, не знал даже, как подбить набойку на каблук. Надставить кусок кожи — невыполнимая задача для него.
«Белоручка» — дружно решили ребята.
Тренер поручил Коле обучить Валерия этому нехитрому делу.
На следующее утро Коля, захватив инструменты, спустился во второй этаж, к Валерию.
Инструменты у Коли хорошие — крепкие, остро заточенные, с удобными ручками. Мальчик хранит их в плотной брезентовой сумке от противогаза. Клещи, сверла, отвертки, напильники — наследство от отца, который был лекальщиком. И хотя Коля не очень ясно представлял себе, что это за профессия, но от соседей и родных знал: отец считался опытным, искусным мастером. И мать, наблюдая за Колей, часто думала, что у него руки в отца: ловкие, сильные, умелые.
Дверь Коле открыла Филомена Архиповна. Наверно, она недавно встала. На ней был пестрый шелковый халат с таким множеством вышитых птиц и рыб, что огромный, сердитый и важный кот Паулюс то и дело трогал халат лапой. Очевидно, хотел закусить этими рыбешками.
Мальчики взялись за работу.
Коля, показывая товарищу, как срезать острым ножом кожу, чтобы шипы получались одинаковые, конической формы, удивился: Валерий не умел даже по-настоящему держать нож. Лезвие то врезалось глубоко в шип, то скользило, лишь царапая кожу. Работа не клеилась. Вдобавок, мать Валерия ходила вокруг и то и дело испуганно приговаривала: «Ой, нож! Ой, порежетесь!» А когда нож затупился, Валерий совсем растерялся: как наточить его?
— Оселок-то у тебя есть? — спросил. Коля.
— Оселок? — Валерий даже не понял, что это такое.
«Вот это да, — удивленно думал Коля, точа нож о металлический край кухонной плиты. — Ведь Валерий и в самом деле белоручка! А я и не подозревал!»