Уходя от управхоза, Ленский сообщил Коле и Валерию: занятия в спортивной школе проводятся два раза в неделю — по средам и субботам. Тренер написал в блокноте адрес заводского стадиона, вырвал листок и передал ребятам.
И вот сегодня как раз среда!
Коля с самого утра радостно взволнован. Интересно, что это за «футбольная» школа?!
И денек нынче тоже особенно веселый, звонкий: солнце заливает комнату, небо синее-синее, совсем прозрачное, а нахальные воробьи шумно чирикают прямо на подоконнике. Младший братишка, Игорек, совсем разбаловал их. Каждое утро кидает на подоконник хлебные крошки, вот и приучил глупых птиц.
Одно только портит настроение Коле: переэкзаменовка по арифметике. Правда, до осени еще далеко, но Варвара Ксенофонтовна, учительница, предупредила: заниматься надо регулярно, хоть понемногу, но каждый день. Иначе толку не будет.
Эх, глупо все-таки срезался он на экзамене! Не смог решить такую простую задачу. Ведь если два тракториста вспахали 6¾ га, ясно, что все поле пахали семь трактористов. А у него получилось 5¼. Четверть тракториста! Вот ерунда-то!
И главное — обидно! Какой предмет провалил — арифметику! Вот алгебра и геометрия куда тяжелее. Их и проходить-то начинают только в шестом классе, потому что у пятиклассников до таких наук еще нос не дорос. А все-таки он получил и по алгебре, и по геометрии за год круглые «тройки». А арифметику прохлопал!
Впредь наука — не тащись на стадион перед самым экзаменом, а повтори все, как следует. Впрочем — разве помогло бы? Если уж говорить совсем честно, кто в году лодыря гонял, тот перед экзаменом не надышится.
Но теперь все пойдет иначе. Это Коля решил твердо. А раз решил — точка! Его слово закон. Заниматься каждый день три часа. Никаких поблажек! Только так! «Так! Так! Так!» — уверенно подтверждает маятник стенных часов.
«А впрочем, — размышляет Коля, — если каждый день, то и два часа, наверно, хватит. Даже, пожалуй, и полтора часа в день — за глаза достаточно. Но регулярно! Это уж обязательно».
Коля тяжело вздохнул. Как раз насчет регулярности у него и не клеилось. Вернее, регулярные занятия может и наладились бы, даже наверняка наладились, но Коля никак не мог начать их. Главное — начать, позаниматься первый раз, а там-то уж он заставит себя учиться систематически. Раз решил — так решил! Его слово — закон!
Уже четыре дня Катя по утрам предается таким размышлениям. А за занятия все никак не взяться: обязательно что-нибудь да помешает.
Позавчера совсем уже сел за учебник, вдруг слышит — во двор, пронзительно сигналя сиреной, въехала пожарная машина. Оказывается, в сорок первой квартире загорелась электропроводка.
Стихийное бедствие — тут уж Коля, конечно, не виноват.
А вчера у Валерия порвалась антенна. Ну, а что Лерка понимает в антеннах? Пришлось Коле лезть на крышу, помочь другу. Это только так говорится — помочь, а вообще-то Коля все сделал сам — соединил порванный медный провод, установил изоляторы. А Валерий загорал около трубы.
Но теперь — все! Сегодня Коля начнет занятия и не выскочит во двор, даже если ребята найдут, как в прошлом году, осколок снаряда на чердаке.
Ведь осколок можно и вечером посмотреть. Не взорвется же он до вечера, в самом-то деле?
Коля решительно достает из сумки книжки и тетрадки и кладет их на подоконник. Он недовольно оглядывает комнату. Вот беда — а где заниматься?
В комнате — ералаш. Застелена только одна кровать. Это мать, в шесть утра, уходя на работу, как всегда, убрала свою постель. А на двух других кроватях — его и Тани — и на диване, где спит Игорек, валяются сбитые на бок подушки, скомканные простыни и одеяла.
На столе — грязные стаканы, блюдца из-под чая, ложки, нож, куски хлеба, тут же тарелка с остатками манной каши: Игорек не доел. Клеенка — мокрая, жирная.
— Безобразие, — громко возмущается Коля. — Когда мама дома — чистота, порядок. Как уедет — сразу в комнате свинарник. Опять ушла и не убрала за собой.
Это относится к Тане: она по утрам ходит в магазины за продуктами, а главное — за молоком для Игорька.
«Другая сестра, — снова недовольно думает он, — не только себе, но и брату постель бы убрала. Подумаешь, трудное дело: раз, раз — и готово!»
Колю даже охватывает злорадное желание тут же застелить и свою кровать, и вдобавок еще Танину. Придет, — небось, стыдно станет! Так и надо! Пусть не ленится.
Но он быстро передумывает.
«Если бы работа стоющая, трудная, — размышляет Коля, — я бы, конечно, сразу сделал. А тут что — раз, раз и готово! Не стоит и возиться!»
Коля решительно берет книги, тетрадки и направляется к столу. Но клеенка — мокрая. Может, вытереть?
«Нет, — твердо решает Коля. — Мне, конечно, не лень. Но слово мужчины — закон. Раз обещал ценить время, значит, не трать его на всякую ерунду…»
Он быстро отгибает половину клеенки и кладет книги прямо на доски стола.
С чего же начать? Неужели с самой первой страницы? Коля взвешивает в руке учебник и задачник по арифметике и грустно свистит.
Вдруг сзади раздается смех и картавый голос Игорька:
— Ну, постой, ну, не плыгай же, дулачок! Я же не Балмалей, я тебя не зажалю…
Коля стремительно оборачивается. Так и есть! Игорек опять забрался на подоконник и бесстрашно тянется обеими руками к воробью. Храбрая пичужка, сверкая блестящими бусинками глаз, не улетает, но и не дается Игорьку: прыгает возле самых его рук, словно дразнит.
Подбежав к окну, Коля стаскивает братишку с подоконника, с треском захлопывает раму и дает Игорьку подзатыльник.
Братишка громко ревет. Коля, не обращая на него внимания, снова садится за стол.
Но в передней дребезжит звонок: три длинных и один короткий. К ним! Кто бы это? Тане еще рановато.
Коля быстро идет к двери. У Игорька сразу высыхают слезы, и он торопливо семенит за старшим братом.
Оказывается, пришел Валерий.
— А, Игорек! — весело говорит он, входя в коридор. — За ночь не отучился картавить? А ну, скажи — «рыба»?
Игорек смущается. Валерий вечно подтрунивает над ним. Малыш знает, что вместо «рыба» у него получится «лыба» и, насупившись, молчит. Потом вдруг глаза его загораются, он громко, радостно кричит:
— Щука! — и, довольный, убегает.
Коля и Валерий проходят в комнату.
— А, занимаешься, — похлопывая Колю по плечу, нарочито громко и весело говорит Валерий. — Прекрасно! Отлично! Ученье — свет, неученье — тьма!..
Но видно, что он смущен.
Классный руководитель, учительница математики Варвара Ксенофонтовна — пожилая, маленькая, с гладко зачесанными седыми волосами и отечными мешочками под глазами (у нее пошаливало сердце), — отпуская ребят на летние каникулы, подозвала к себе Колю и Валерия.
— Ты, Коля, обещал мне регулярно заниматься, а если что-нибудь будет непонятно, — приходить в школу на консультацию. Не забыл? — спросила учительница.
— Нет, не забыл, — ответил Коля.
— А к тебе, Валерий, у меня просьба и поручение, — сказала Варвара Ксенофонтовна, мягко кладя руку ему на плечо.
Это ее привычка: в торжественных случаях или когда ученик волнуется, упрямится, шалит, Варвара Ксенофонтовна кладет руку ему на плечо.
— Прошу тебя, Громов, — повторила учительница. — Летом помоги Болотину подтянуться по арифметике. Да и алгебру повторить ему не вредно. Ведь вы товарищи. Помоги же ему!
— Конечно, конечно! — горячо сказал Валерий. — Не сомневайтесь, Варвара Ксенофонтовна! Разве я допущу, чтобы мой друг остался на второй год?!
На последнем сборе отряда тоже много говорили о Колиной переэкзаменовке.
Настроение у ребят было уже летнее, веселое, беззаботное. Некоторые уезжали в деревню, лагеря, на дачи, бегали по магазинам, закупали рыболовные крючки, блесны, камеры для мячей, тапочки. Но большинство оставалось в Ленинграде. Ничего не поделаешь, всего год назад кончилась война: многие лагеря, дачи разрушены и еще не отстроены.
Председатель совета отряда Рома Голицын, высокий, сухощавый, с большими очками на маленьком лице, несколько раз стучал пеналом по столу, призывая мальчиков к тишине. Но в пионерской комнате все-таки стоял гул.
— Совет отряда решил прикрепить к Коле Болотину отличника Валерия Громова, — объявил Рома Голицын. — Варвара Ксенофонтовна целиком одобряет наше решение. С Громовым мы уже говорили: он обещает помочь Болотину. Обещаешь, Валерий?
— Конечно, обещаю, — воскликнул Валерий. — Честное пионерское! Можете, ребята, не беспокоиться. Считайте, что переэкзаменовка уже сдана!
— Ишь, какой ты быстрый, — усмехнулся Рома Голицын. — «Считайте, что переэкзаменовка уже сдана». Смотри, Валерий, и я, и ребята знаем тебя. Не получится ли так, что сгоряча пообещаешь, а потом — подведешь и Колю и весь отряд?
— Я, кажется, еще никого не подводил, — обиделся Валерий.
— Ну, хорошо, — согласился Рома Голицын. — Значит, так и запишем в протокол.
…Но с тех пор прошло много дней, а Валерий так и не начал заниматься с Колей.
— Знаешь, Коля, — смущенно говорит Валерий. — Завтра мы с тобой начнем повторять по-настоящему. А сегодня — пойдем в кино, — он достает из кармана два билета. — Как раз успеем после 12-ти часового сеанса вернуться домой, поесть, а потом — на стадион.
— Завтра, завтра, — ворчит Коля. — Сколько раз уж ты говорил — завтра?..
Валерий чувствует себя неловко. В самом деле, как-то так получается, что занятия все откладываются и откладываются.
Коля колеблется. Вообще-то говоря, надо заниматься. Раз решил — так решил! Его слово — закон. Но как назло, почему-то именно сегодня особенно хочется в кино. А впрочем, до начала сеанса остается еще почти час. Может быть позаниматься, а потом уж пойти в кино?
— Брось! — говорит Валерий. — Несерьезный подход! Кто это занимается так мало?
«Да, — думает Коля. — Я же твердо обещал себе повторять полтора часа в день. Не меньше! А остается всего сорок пять минут. Нет, мое слово — закон! Уж лучше начну завтра, а то получится вроде и занимался, а вроде — и нет. Обман какой-то!»
Коля тщательно закрывает окно, убирает спички на шкаф, дает Игорьку кусок сахара и берет с братишки клятву, что тот не будет плакать и шалить, спокойно подождет Таню.
— Хо, чуть не забыл, — перед самым уходом восклицает Валерий. — Знаешь, что я вчера у Мишки выменял на треугольную марку Гватемалы? Ни за что не угадаешь!
Коля и не пытается отгадывать: у Валерия страсть ко всяким обменам, прямо-таки болезнь. Меняет все на все: Жюль Верна на фонарик, фонарик — на живую мышь, мышь — на коробку пистонов.
— Клей ЛБФ-3 выменял! — сообщает Валерий. — Универсальный! Клеит все: стекло, фарфор, гипс, дерево и даже железо. Во!
— Ну, насчет железа ты приврал, — спокойно объявляет Коля.
— Приврал? Я? Ничего подобного, — горячится Валерий. — Хочешь, пойдем испытаем?
Коле нравится эта идея. Только, что́ бы склеить?
Ребята шарят по комнате. Ага, вот разбитая чашка — Таня разбила; вот целлулоидный пупс — Игорек оторвал ему голову; вот стеклянная вазочка для варенья с отбитой ножкой и гипсовая статуэтка Пушкина с отбитой рукой.
А где бы взять что-нибудь металлическое? Коля быстро осматривает кастрюли на кухне. Так и есть! Вот эта эмалированная миска вполне подойдет. Она, правда, не дырявая, но на дне в одном местечке отскочила эмаль и металл уже совсем истончился. Конечно, тут все равно скоро будет дырка! А пока — можно проковырять миску отверткой и наклеить заплату. Профилактический ремонт, как говорит шофер, дядя Степа.
А то потом, когда миска сама потечет, может быть клей уже кончится — и тогда выбрасывай миску на помойку.
Коля быстро укладывает разбитую чашку, пупса, вазочку и Пушкина в эмалированную миску и друзья через три ступеньки сбегают по лестнице к Валерию.
Вдруг в миске что-то жалобно звякает.
— Так, — говорит Коля. — Вазочку кокнули…
— Да она все равно уже была кокнутая, — утешает Валерий. — Заодно все склеим!
— Ой, мальчики, — восклицает Филомена Архиповна, открывая им дверь. — Что это вы принесли?
Комнаты у Валерия большие, но кажутся маленькими, так тесно они заставлены. Прямо не комнаты, а комиссионный магазин! Чего здесь только нет! Коля всегда удивляется: зачем этот хрупкий столик на одной ножке — к нему боязно даже прикоснуться; или вот эти низкие мягкие пуфики, на которых никто никогда не сидит — неловко, сгибайся в три погибели. А вот два стеклянных шкафчика и в них полным-полно самых разных чашек, блюдец, вазочек. Однако, из этой посуды никто не ест и не пьет. Для украшения она, что ли?
А на стенах — картины, ковры и зачем-то еще тарелки.
Ребята приступают к работе.
Как требует инструкция, приложенная к наполовину выжатому тюбику клея, «очищают склеиваемые поверхности от грязи и жира», моют их. Потом сушат над электроплиткой.
Собственно, делает все Коля: Валерий лишь суетится без толку. Потом Коля спичкой наносит тонкий слой клея, дает ему просохнуть, и мажет вторично — толстым слоем.
Склеенные вазочку, чашку, пупса и статуэтку Пушкина, как написано в инструкции, греет над плиткой.
— В кино опоздаем, — тревожится Валерий, которому уже надоела эта возня.
— Ничего, успеем, — успокаивает его Коля.
Ему хочется обязательно заклеить эмалированную миску. Неужели и вправду можно клеить железо?!
Отверткой он быстро расковырял дырку в миске, потом ножницами вырезал из куска жести маленькую круглую заплату, приклеил ее и стал греть над плиткой.
— Ой, нальете воды и все отвалится, — вздыхает Филомена Архиповна.
— Ничего не отвалится, — авторитетно опровергает Валерий. — Видишь, в инструкции написано: «выдерживает холодную и горячую воду».
Без пяти минут двенадцать ребята торопливо складывают все отремонтированные изделия в миску и галопом мчатся наверх, к Коле.
Коля рад. Вот теперь утер нос Тане. Это тебе не кровать застелить! Тут работа посложнее! И мать будет довольна.
Вдруг в миске что-то снова печально звенит.
— Понятно, — говорит Коля. — Опять вазочку кокнули…
Ребята склоняются над миской.
— Смотри, — радостно кричит Валерий. — Кокнули, да в другом месте. Где склеили — там-то держится! Крепче целого стало! — Да ты не огорчайся, — прибавляет он. — Вазочку мы потом снова склеим.
Оставив дома посуду, ребята бегут в кино, а после сеанса, наскоро пообедав, отправляются на стадион.
Трамвай долго кружится по веселым, озаренным солнцем улицам. Мальчики стоят на площадке и беседуют. Настроение у них чудесное. Только Коля по временам хмурится. Скоро он встретится с Ленским. Сможет ли он глядеть тренеру прямо в глаза? Ведь Коля соврал ему. Правда, соврал не Коля, а Валерий вместо Коли, но это почти одно и то же.
Ленский, когда закончилась бурная сцена у управхоза, прощаясь с ребятами, спросил, как они занимаются в школе, нет ли двоек? Двоечников в спортивную школу не принимают. Коля смущенно промолчал, а Валерий уверенно ответил за двоих: в школе все в порядке.
Валерий считает, что он помог другу. Но Колю тревожит эта ложь.
— Ерунда! Мы же условились — завтра начнем заниматься. Переэкзаменовку ты сдашь. Ленский ничего и не узнает, — успокаивает приятеля Валерий.
Трамвай громыхает мимо большого изувеченного бомбой дома. В нем уже кипит работа. Каменщики, одетые в белые фартуки и поэтому похожие на продавцов, в красных от кирпичной пыли сапогах, восстанавливают здание. Кран подает наверх пачку гладкообструганных досок. Веселая курносая девушка в синем, забрызганном мелом, комбинезоне стоит в проеме окна и машет крановщице брезентовой рукавицей:
— Давай, давай, левее!
Лицо девушки густо окроплено мелкими брызгами мела, словно усеяно белыми веснушками.
Трамвай приближается к стадиону. Коле и Валерию не терпится выяснить, что это за спортивная школа.
Мальчики не знают, что спортивная школа Дзержинского района работает уже полгода. В ней много секций: легкоатлетическая, конькобежная, лыжная, волейбольная, плавательная, а недавно организована и футбольная.
Коля и Валерий с трепетом ждут первого занятия. А вдруг их проэкзаменуют и выяснится, что они не годятся? Вот будет обидно!
На трамвайном кольце мальчики выскакивают из вагона и бегут на стадион.
Подумать только — проехали всего полчаса, и уже все другое, будто они и не в городе! И река уже не закована в гранит, а сверкает песком пляжей, усыпанных бронзовыми людьми. И трава вокруг, и деревья прямо на мостовой, а огороды подступают вплотную к улице.
Тут же, неподалеку от трамвайного кольца, пасется лошадь. Она высоко вздергивает голову, мотает ею вверх-вниз, будто здороваясь с ребятами, и показывает крепкие, желтые, словно прокуренные зубы. А рядом привязана к вбитому в землю железному колышку маленькая смешная козочка, белая-белая, словно фарфоровая.
И даже сам воздух здесь другой: терпкий, бодрящий, настоенный смолой и травами. Как легко дышится!
Над рекой разносятся зычные бархатистые гудки пассажирских пароходов; с палубы беленького, чистенького «речного трамвая» звучит баян и голоса поющей молодежи.
Стадион расположен в излучине реки.
— А вдруг не пустят? — беспокоится Валерий.
В самом деле, у них ведь нет ни пропуска, ни записки.
С замиранием сердца ребята подходят к воротам. Над ними трепещет на ветру кумачевое полотнище: «Добро пожаловать!»
— Вот вас сейчас сторож «пожалует» метлой! — усмехается Валерий.
Но нет, ворота открыты, и ребята быстро прошмыгивают на стадион.
Ленского они находят сразу. Он стоит в толпе мальчишек и что-то рассказывает им.
— А, новички прибыли, — радостно приветствует он Колю и Валерия, смешно потирая двумя пальцами переносицу.
Вячеслав Николаевич уже давно борется с этой странной привычкой, но все-таки нет-нет да и дотронется до переносицы, будто наденет пенсне.
Он тут же записывает фамилии новеньких в толстую тетрадь с клеенчатой обложкой.
— Для круглого счета, — шутит кто-то из мальчишек. — Было нас 28, а теперь — ровно 30.
— Пока еще не 30, а 28, — поправляет Ленский. — Вот пройдут они медосмотр, тогда станут полноправными учениками. Виктор, проводи новичков!
— Есть! — четко отвечает приземистый паренек в черном пиджаке с красным галстуком на груди.
— Пошли! — командует он Коле и Валерию.
Мальчики быстро шагают по стадиону и не успевают оглянуться, как входят вслед за Виктором в какую-то дверь под трибуной, сворачивают налево и попадают в кабинет врача.
— Привел новобранцев! — рапортует Виктор.
Старичок-врач с совершенно голой, сверкающей, как биллиардный шар, головой, велит ребятам раздеться и долго осматривает их. Он ставит мальчиков на весы, измеряет их рост, объем груди, заставляет изо всей силы дуть в какую-то машинку, сжимать правой и левой рукой блистающие никелем приборы, приседать, подпрыгивать, выстукивает, выслушивает и все записывает в специальные карточки.
— Пошли! — торопит Виктор, когда осмотр закончился.
…Все в спортивной школе поражало Колю и Валерия.
Во-первых, занятие проходило вовсе не так, как ожидали ребята. Они думали, что тренер сразу поведет их на футбольное поле, и начнется игра.
Но Вячеслав Николаевич словно забыл, что они пришли учиться футболу. По его указаниям ученики бегали по черной гаревой дорожке, прыгали через планку, толкали ядро.
Наконец, когда ребята уже немного устали и стали менее внимательны, тренер собрал всех в круг и объявил, что сейчас они будут играть. Но, к сожалению, оказалось, опять не в футбол.
Нет, тренер предложил какую-то, как показалось Валерию, совсем глупую игру.
— По счету «раз» все приседаем, — объявил Ленский, — по счету «два» — хлопаем в ладоши над головой; «три» — подпрыгиваем; «четыре» — достаем руками носки ног; «пять» — кружимся на месте.
— Как первоклассники, — шепнул Валерий Коле. Тот кивнул головой.
Но, оказалось, игра вовсе не такая простая. Пока Ленский считал подряд — все шло хорошо. Ребята дружно приседали, хлопали в ладоши, подпрыгивали… Но вот Вячеслав Николаевич крикнул:
— Внимание!
И вдруг стал считать вразбивку.
— Раз, три, два, пять, четыре, три…
На площадке началось что-то невообразимое! Одни приседали, другие — кружились, третьи — подпрыгивали, четвертые — хлопали в ладоши. Шум, смех, суета…
Звучит свисток тренера.
— Повторим еще раз! — командует Ленский. — Это игра на внимательность, «собранность», как говорят спортсмены. Итак, будьте внимательны! Начали!
И он снова считает вразбивку. И снова ребята путаются, сбиваются…
Занятие шло весело. Но и Колю, и Валерия поразило, что веселье не мешало строгой дисциплине.
Все слушались тренера беспрекословно. Команды его ловились на лету и мгновенно исполнялись. Больше того — Ленскому зачастую даже не приходилось командовать. Старшие ученики, например, сами принесли ядра и гранаты, сами следили за порядком в секторе для метаний.
«Подлизываются», — подумал Валерий.
После занятий все ребята пошли купаться. Резвились, брызгались, ныряли.
Почти все ученики, подражая Ленскому, плыли «кролем». Только Валерий смешно и неуклюже загребал руками, а высоко поднятая голова его торчала над водой.
— Этак далеко не уплывешь, — сказал ему тренер. — Учись плавать стильно!
— У него и так новейший стиль: «по-собачьи»! — улыбаясь, сострил кто-то из ребят.
— Да я же хочу стать футболистом, а не пловцом, — обиделся Валерий.
— Плохой спортсмен никогда не будет хорошим футболистом, — ответил Ленский.
Особенно поразились Коля и Валерий, зайдя после занятий под трибуну. Они никогда не представляли себе, что под трибунами так много всяких помещений: раздевалки, душевые, склады спортивного инвентаря, комнаты для судей, учебные залы, кабинеты врачей.
В одной из таких больших комнат футболисты изучали новейшие системы игры, тактику.
В центре комнаты на столе стоял прямоугольный ящик с невысокими бортами. Дно его изображало футбольное поле: оно расчерчено белыми линиями, как настоящее. Даже укреплены маленькие ворота, а перед ними обозначены белые точки — отметки для одиннадцатиметрового удара. На этом макете футбольного поля находились маленькие, вроде оловянных солдатиков, фигурки игроков. Их можно передвигать по полю, создавать различные комбинации атак и защит.
Стены комнаты — ученики торжественно называли ее «аудиторией» — были увешаны чертежами и фотоснимками.
Валерий и Коля, рассмотрев чертежи, смущенно переглянулись. Они никогда раньше и не слышали ни о каких системах в футболе. Играли, как придется, «как ноги подскажут»!
Тут же на стенах «аудитории» висят кинограммы: серии моментально следующих друг за другом фотоснимков.
Вот на одной кинограмме, состоящей из восьми фотографий, запечатлен бросок вратаря Акимова.
На первом снимке — Акимов стоит в воротах, зорко следя за всем, происходящим на поле.
На втором — вратарь пригнулся, «собрался»; чувствуется — он приготовился к прыжку.
Третья и четвертая фотографии: Акимов уже в полете. Вытянувшись во весь рост, наискось, он «тянется» в левый верхний угол ворот, куда, очевидно, направлен мяч.
Пятый снимок: мяч «прилип» к черным перчаткам вратаря.
Шестой кадр: вратарь еще в воздухе. Он приземляется, на лету сворачиваясь в клубок и подтягивая мяч к животу.
Седьмой кадр: Акимов упал, сделав ловкий «перекат» по земле, чтобы не разбиться. Мяч крепко зажат в его руках.
Конец кинограммы: вратарь уже на ногах. Сейчас он выбьет мяч в поле.
Рядом на стенах «аудитории» висят и другие кинограммы: прорыв игрока с мячом, обводка, обманные движения.
Мальчики изумились. Оказывается, чтобы хорошо играть в футбол, надо изучать чертежи, кинограммы. Целая наука!
Коля и Валерий прилипли к макету. Передвигают фигурки, разыгрывая настоящее состязание.
Тренера в комнате не было, и мальчики чувствовали себя свободно. Они смеялись, кричали и, наконец, Валерий даже запустил фигуркой в Колю.
— Ты что́ — маленький? — строго остановил Валерия один из учеников. — Подними фигурку и поставь на макет!
— А ты что́ — староста? — зло огрызнулся Валерий. — Подумаешь, указчик нашелся!
— Может еще тренеру наябедничаешь? — поддержал друга Коля.
— Он — не староста! А я вот — староста! — вмешался в спор Виктор Хохряков — коренастый подросток в синем тренировочном костюме. Это был тот самый паренек, который провожал новичков к врачу. Но тогда он был в пиджаке и красном галстуке.
— Однако, не бойтесь, — продолжал Виктор. — Вячеславу Николаевичу мы не расскажем. Уж как-нибудь сами справимся с такими «героями»! Правда, ребята? — обратился он к окружающим.
— Еще бы!..
— Видали мы таких «вояк»!..
— Пришли к нам, так не хулиганьте, — раздались дружные голоса ребят.
— Но, но! Кто это хулиганы? — попробовал еще петушиться Валерий, но быстро понял, что все ребята против него.
Он с независимым видом поднял фигурку, небрежно кинул ее на макет и сказал Коле:
— Ишь, паиньки какие!
— Маменькины сыночки! — подтвердил Коля, и два друга под насмешливыми взглядами ребят покинули «аудиторию».