Мясная муха

55

На углу Восемьдесят третьей и Лексингтон грузовик сбил какую-то старушку.

Бентон Уэсли слышит возбужденные разговоры зевак, мимо, направляясь за оцепленное место происшествия, проплывает мигалка «скорой помощи». Несчастный случай произошел меньше часа назад, Бентон быстро проходит мимо, отводит глаза от изуродованного тела под колесами грузовика. За свою жизнь он видел достаточно крови.

Он слышит что-то про мозги, обезглавленное тело и челюсти, валяющиеся на дороге. Если бы дать людям волю, они, наверное, устроят из этого платное шоу: пять долларов за вход, и можешь любоваться на кровь и вывернутые кишки, сколько душе угодно. Когда он раньше приезжал на место преступления, все полицейские расступались, пропускали его, эксперта, вперед. Тогда он имел право удалять людей, не имеющих отношения к расследованию. Мог выражать свое мнение в какой угодно форме.

Бентон оглядывает территорию сквозь темные стекла очков, пробираясь через толпу на мостовой с проворностью рыси, черная бейсболка, низко надвинутая на лоб, скрывает лицо. Он вышел из такси в нескольких улицах от офиса Люси и теперь направляется туда. Он мог бы пройти мимо нее на улице и сказать «извините», она бы наверняка его не узнала. Шесть лет прошло с тех пор, как они виделись последний раз, и сейчас он многое готов отдать, чтобы увидеть ее вновь, поговорить с ней.

Волнение заставляет Бентона ускорить шаг, и скоро он уже приближается к современному высотному зданию на Семьдесят пятой улице. Около двери, заложив руки за спину, стоит консьерж. Видно, что ему очень жарко в серой форме, и он переминается с ноги на ногу, демонстрируя тем самым, что уже устал здесь стоять.

— Я ищу Особый отдел, — говорит Бентон.

— Чего? — консьерж смотрит на него, как на сумасшедшего.

Бентон повторяет еще раз.

— Вы говорите о каком-то полицейском отделе? — консьерж пристально разглядывает Бентона, бездомный чудак в черной бейсболке явно вызывает у него подозрение.

— Может, вы имеете в виду отдел на шестьдесят девятом?

— Двадцать первый этаж, офис 2103, — отвечает Бентон.

— А, теперь понятно. Но там у них компьютерная компания, что-то в этом роде.

— Ты уверен?

— Я же тут работаю, так? — консьерж начинает терять терпение, он неодобрительно косится на женщину, чья собачка забрела на газон напротив здания.

— Эй, — говорит он женщине, — никаких тут собак.

— Он же просто нюхает, — возмущенно отвечает женщина, дергая поводок и оттаскивая своего злополучного пуделя с газона.

Продемонстрировав таким образом свою значимость, консьерж перестает обращать внимание на женщину с собачкой. Бентон достает из кармана потертых джинсов бумажку, разворачивает ее и смотрит на номер телефона и адрес, который не имеет на самом деле никакого отношения к Люси, к этому зданию и организации под названием «Особый отдел», несмотря на утверждения консьержа. Если этот парень, пусть даже в шутку, расскажет ей, что какой-то чудак интересовался Особым отделом, она забеспокоится. Марино полагает, что Жан-Батист знает название компании Люси. Бентон хочет, чтобы и Марино, и Люси были начеку.

— Здесь написано офис 2103, — говорит Бентон, пряча бумажку обратно в карман. — Как называется компания? Может, у меня неверные сведения?

Консьерж исчезает за дверью, возвращается с книгой в руках, проводит пальцем по странице и отвечает:

— Так-так, офис 2103. Как я и говорил, компьютерное оборудование. Обработка данных. Если хотите подняться, я сначала должен им позвонить и проверить ваше удостоверение.

Удостоверение — пожалуйста, но звонить им необязательно, забавляясь, думает Бентон. Консьерж косо смотрит на него, неопрятного чужака, ведет себя подчеркнуто невежливо. Он, как и многие обитатели Нью-Йорка, давно забыл, что когда-то город с распростертыми объятиями приветствовал таких вот неопрятных серых людей, бедных иммигрантов, почти не говорящих по-английски. Бентон, когда хочет, может отлично говорить по-английски, он вовсе не беден, хотя его средства и регулируются.

Из кармана куртки он достает бумажник и показывает водительские права на имя Стивена Леонарда Гловера, сорок четыре года, родился в Итаке, штат Нью-Йорк. Имя Тома Хэвиленда Бентон использовать не может, потому что его знает Марино. Когда Бентону приходится в очередной раз менять имя, а делает он это при малейшей необходимости, на него наваливается депрессия и чувство бессмысленности происходящего. Каждый раз он злится непонятно на кого и снова превозмогает себя, не имея возможности выплеснуть наружу свою ненависть.

Ненависть уничтожает сосуд, хранящий ее. Ненавидеть — значит потерять ясность зрения и слуха. Всю свою жизнь он боролся с ненавистью, слишком просто ненавидеть обозленных безжалостных преступников, за которыми он гонялся, когда работал в ФБР.

Талант Бентона оставаться бесстрастным был бы невозможен, поддайся он ненависти или каким-либо эмоциям вообще.

Он стал любовником Скарпетты, будучи еще женат, возможно, это единственное, за что он не может себя простить. Он не в силах вынести мысль о том, что пришлось испытать Конни и детям, когда они узнали о его смерти. Иногда он думает, что его ссылка — наказание за то, что он сделал со своей семьей. Он был слаб, он поддался эмоциям, которые до сих пор не в силах сдержать. Скарпетта так на него действует, он знает, что ничего не изменил бы, вернись в те времена, когда они оба поняли, что чувствуют. Он смог придумать единственную отговорку — их желание, любовь не были преднамеренными, никто не знал, что так случится, но так вышло.

— Я позвоню им, — говорит консьерж, возвращая Бентону поддельное удостоверение.

— Спасибо... как тебя зовут?

— Джим.

— Спасибо, Джим, в этом нет необходимости.

Бентон поворачивается и, не обращая внимания на красный свет, пересекает Семьдесят пятую улицу, смешивается с безликой толпой людей, спешащих по Лексингтон-авеню. Он сворачивает в проход под строительными лесами, надвигает бейсболку глубже, но взгляд из-под темных очков не упускает ни единой детали. Если бы хоть один из этих людей прошел мимо него еще раз, всегда осторожный и внимательный Бентон вспомнил бы его лицо. Если кто-то встречался ему чаще двух раз, он снимал этого человека на портативную видеокамеру и выяснял о нем все. За последние шесть лет он записал сотни пленок, и пока они показывают лишь то, насколько мал мирок Бентона в очередном большом городе.

На улицах Нью-Йорка ощущается присутствие полицейских, они курсируют по дорогам на мотоциклах, беседуют друг с другом на улицах. Бентон спокойно проходит мимо них, глядя вперед, чувствует тяжесть пистолета в кобуре на лодыжке. Это серьезное нарушение, заметь полицейские оружие, наверняка набросились бы на него и прижали к стене. На него надели бы наручники, запихнули в полицейскую машину, допросили, потом проверили бы его отпечатки пальцев и привлекли к суду. Но это ничего не даст. Когда он работал в ФБР, его отпечатки внесли в автоматическую базу данных, но после его смерти изменили на отпечатки трупа из морга в Филадельфии. ДНК Бентона нет ни в одной базе данных мира.

Бентон заходит в арку и набирает номер справочной. Он звонит по сотовому, номер которого принадлежит Департаменту юстиции штата Техас. Сделать это не так уж сложно, у Бентона было достаточно времени, чтобы стать экспертом в компьютерах, научиться использовать киберпространство в своих целях, правда, не всегда законно. Незаметный телефонный звонок, появившийся в счетах Полунской тюрьмы, вряд ли привлечет внимание, и уж точно не приведет ни к кому, тем более к Бентону.

Он знает, что когда позвонит по этому телефону в офис Люси, ее система безопасности проследит звонок и определит номер Полунской тюрьмы. Конечно, все звонки записываются. Конечно, Люси проведет компьютерный анализ голоса звонившего. Конечно, у Бентона есть записанный голос Жан-Батиста, еще со времен давней секретной операции, в результате которой предполагалось уничтожить группировку Шандонне, но вместо этого была разрушена жизнь Бентона. Бентон так и не простил себя. Он не уверен, сможет ли вообще когда-нибудь простить себе эту вину и свое унижение. Он переоценил тех, кому слепо доверял, от чьей преданности зависела его собственная жизнь.

В детстве Бентон и его волшебное кольцо совершали множество ошибок в своих расследованиях. Когда Бентон вырос, он и его золотое кольцо ФБР тоже совершали ошибки, ошибки в суждениях, в психологических портретах преступников. Но единственный раз в своей карьере, когда ему как никогда требовался его дар, трезвый ум и интуиция, он оступился, и эта мысль не оставляет Бентона в покое, приводит в ярость и причиняет боль.

В самые тяжелые моменты он говорит себе: Никто в этом не виноват, ни Шандонне, ни их сообщники. Ты заварил эту кашу, тебе и расхлебывать.