Звук шагов в коридоре затихает.
Жан-Батист снова садится на кровать, на коленях у него лежит пачка белых листов бумаги. Он начинает сочинять очередную поэтическую фразу, извлекает ее из своего уникального мозга, словно победоносный красный флаг, который развевается в такт движениям ручки по бумаге. Его душа переполнена поэзией. Как просто создавать из слов образы, идеи, исполненные глубокого смысла, вращающиеся в идеальном ритме, как просто.
Вращающиеся в идеальном ритме. Он снова и снова выписывает эти строки своим изящным каллиграфическим почерком, сильно нажимая на шариковую ручку.
Кружащиеся в идеальном ритме.
Так лучше, — думает он, и снова ведет ручкой по бумаге, подчиняясь своему внутреннему ритму.
Он может писать быстрее, медленнее, сильнее или слабее нажимая на ручку, в зависимости от музыки в крови, которую вызывает в нем каждое совершенное убийство.
— Кружащиеся, — снова начинает он. — Mais поп.
Все кружится в идеальном ритме.
— Mais поп.
"Дорогой Рокко, — решает написать Жан-Батист, — вряд ли ты сказал какому-нибудь чужаку, что будешь в Польше. Ты слишком труслив".
"Но кто же тогда? Может, Жан-Поль, — пишет он своему мертвому адвокату.
— Эй, Волосатик! У меня тут радио работает, — кричит Зверь. — Ох, жаль, что ты этого не слышишь. Знаешь, что? Опять про твоего адвоката говорят. Еще одна свежатинка, новость прямо с пылу, с жару. Он оставил записку, слышишь? Написал, его убило то, что ты был его клиентом. Понял?
— Заткнись, Зверь.
— Достал уже, Зверь.
— Шуточки у тебя тупые, приятель.
— Я хочу курить! Почему, черт возьми, мне не разрешают курить?!
— Это вредно для здоровья, придурок.
— Курение тебя убьет, тупица. Даже на пачке написано.