На афганской границе

Глава 18

Особист приблизился, вскользь отдал честь, и Таран ему ответил.

— Что, Толя, — начал особист с едва заметным акцентом, — свежую кровь принимаешь?

— Так точно, товарищ капитан, — ответил начальник заставы.

Особист сузил маленькие глазки, оценил нас взглядом.

— Вроде крепкие, — как бы спросил он сам у себя, а потом заключил: — надо, что б были крепкие.

— Товарищ капитан, подождите чуть-чуть. Мне бойцов надо разместить, — ответил ему Таран, и обратился к старшине, — Ваня, покажи новеньким, где им упасть. Потом пусть в столовую идут. Начинайте без меня. Я скоро.

— Слушаюсь, — ответил старшина, обратился к нам, — вновь прибывшие, за мной, шагом марш. Остальные — свободны.

Вместе со старшиной мы потопали в расположение. Старлей с особистом уже вошли в казармы первыми. Пошли направо, видимо, к канцелярии.

Мы же пошли налево. Спальные помещения представляли собой маленькие комнаты на четыре — шесть человек. Старшина показал нам койки, освободившиеся после увольнения старших в запас, и их тумбочки для личных вещей. Эти крохотные комнатки станут нашим домом на весь срок службе здесь, на заставе.

После, всех повели в столовую, под которую отвели дальнее левое крыло казарм. В столовой было жарко. За перегородкой, отделявшей маленькую кухню от обеденного залика, хлопотал низенький солдат. Он то и дело мелькал на входе, что-то туда-сюда носил.

— Елки-маталки… — Удивился Уткин, увидев накрытые столы.

Несколько небольших столиков на четыре человека были заставлены не хитрой, но обильной едой: тут была печеная картошка, квашеная капуста, нарезанный ломтями свежий хлеб только из печи, а еще какие-то хлебные лепешки. Но несомненно гвоздем программы стал шашлык.

На каждом из столов стоял полный таз больших жирных кусков баранины, исходивших паром.

— Ой! Пришли уже⁈ — Показался повар — маленький грузинчик с круглым лицом, — вай, молодцы! Ну рассаживайтесь, дорогие! Сейчас кушать будем!

— Ты глянь, сколько мяса! — пробурчал Вася Уткин, осматривая едово дурными после еды в учебке глазами.

— Это Алим постарался, — разулыбался белобрысый, худой как палка, ефрейтор, по имени Стасик, — ходил сутки тому в ночной наряд, да подстрелил барашка.

— Это вам дембельский аккорд, — рассмеялся другой солдат по имени Сергей, — они вам тушу вчера освежевали, разделали, замариновали. Мы с парнями, кто был посвободнее, сегодня до самого обеда шашлыки жарили.

— А где ж сам охотник делся? — Спросил я.

— Алим? — Отозвался Стас, — Алим сегодня в наряде, на белых камнях.

— Вай, — вернулся поворенок, — Алиму сколько раз говорил, голову не стреляй! Шею стреляй! Голову я приготовить хочу. Настоящий хаш сделать, пусть ребята попробуют! Он все никак не успокоится, только голову барашку и стреляет. И тогда голове все, кирдык! Только кусочки и полетели! Он, как зарядит из своей винтовки, так у барашка одна шея и остается!

— Ты, Гия, уже замучил нас, — рассмеялся какой-то сержант, имени которого я не знал, — одно хашем своим пугаешь!

— Эй! Обижаешь, дорогой! — Кажется, поворенок Гия и сам обиделся, — ты раз попробуешь, пальчики оближешь! Ничего другого потом кушать не захочешь! Ну, кроме чип-липш моего!

— Повар-виртуоз, блин, — рассмеялся сержант.

Не скрою, что это незатейливый, маринованный в уксусе шашлык, показался мне сейчас чуть не самым вкусным блюдом, которое я когда-либо пробовал. Новички лопали так, что, кажется, только за ушами не трещало. Ребята с заставы не отставали, да еще вдобавок и подначивали, мол, лопайте, пока лопается. Каждый день такого вам тут, само собой, не будет.

Атмосфера за обедом была на удивление дружеской. Мы быстро познакомились с нашими новыми сослуживцами, и те приняли нас, считай, как своих.

— Ребят, помощь нужна, — вдруг вернулся с кухни Гия, который еще ни разу не присел за стол, — там у меня помои. Надо выкинуть. А то печка греет, а они воняют так, что кушать не могу!

— Ну ты, тоже мне, — разозлился прапорщик Черепанов, — нашел, когда про помои нам рассказывать.

— Вам тут, товарищ прапорщик, не воняет! А у меня там на кухне такой… запах стоит, что жить нормально нет никакой возможности!

— А чего ж ты не озаботился заранее, а? Горицавия? Чего раньше не избавился от отходов?

— Так кушать готовил, товарищ прапорщик, — развел руками Гия Горицавия.

— Давайте я помогу, товарищ прапорщик, — встал я из-за стола.

— Селихов? — Осведомился Черепанов.

— Так точно.

— Ну помоги, только давайте быстрее. А-то тут сейчас все без вас слопают.

Я прошел на кухню. Гия схватил с пола большое ведро с помоями, мне сказал взять полный картофельных очисток тазик. Вместе мы направились во двор, через отдельную дверь.

— Саша джан, — болтал без умолку Гия, — ты мне расскажи, правда, на учениях медаль заработал?

— Было дело, — улыбнулся я.

— А как это было? Правда, ты, генацвале, спас сержанта на учениях, от гранаты?

— Это кто ж тебе такое сказал? — Рассмеялся я.

— Да, ребята, — задумался Гия, — они разное говорят. Кто говорит, что ты его от гранаты спас, другие, что его на учениях застрелили, а ты вытащил. Вот я и решил, что спрошу у тебя, раз уж ты к нам попал.

— Не было там никакой гранаты, — улыбнулся я.

Поворенок даже остановился. Обернулся ко мне и уставился удивленными глазами.

— Что, правда не было, что ли?

— Правда.

— Эх… жалко… А мне история про гранату больше всех нарвалась.

Я хмыкнул, спросил:

— Куда нести?

— Вон там, пойдем-пойдем! Увидишь! Там чуть дальше за складом, куча компоста. Мы ей огород удобряем!

Мы обошли казармы сзади, у забора. Когда вышли из-за угла, Гия вдруг остолбенел, бросил ведро.

— Ай! Куда! — Крикнул он, схватившись за голову, — ай, да еще в одной рубашке!

С этими словами повар неожиданно проворно помчался куда-то во двор. Я увидел, как он бежит на перехват маленькой девчушки лет четырех. Смешная и всклокоченная, она топала в одной беленькой рубашенке прямиком к конюшне, у которой оставили того самого жеребца.

Конь косился на девочку, волновался. Подгибал заднюю ногу.

— Куда бежишь! Ай, проказница! Папка увидит, ругаться будет! — Причитал при этом Гия.

К счастью, он быстро перехватил девчонку, поднял ее на руки и убежал куда-то в расположение.

Я остался один. А потом услышал тихий разговор. Глянул на приоткрытое окошко казармы. Быстро понял, что за ним расположилась канцелярия заставы.

— Спрошу еще раз, товарищ капитан, — продолжал Таран, — это точная информация? В прошлый раз мои бойцы всю ночь в секрете просидели, и ничего. А между тем ночью было две сработки.

— Информация надежная, как и информатор, — хрипловато ответил ему особист.

— В прошлый раз вы говорили то же самое.

— Толя, ты чего упираешься? Тебе сказано, что нужна будет засада, значит, сделаешь засаду. Или не получал приказа из отряда?

— Засада будет, тут обсуждать нечего, товарищ капитан, но и вы меня поймите. Сейчас граница неспокойная. Душманы к нам нет-нет да и залезут. Только в прошлом месяце две стычки. Одна на белых камнях, а другая… Там наряд вообще с того берега обстреляли. А сколько провокаций? Я уже считать запарился.

— И чего?

— Извиняюсь за прямоту, тащтан, — быстро заговорил Таран, — но вы нас дергаете уже четвертый раз за месяц. И каждый раз вхолостую.

Особист помолчал немного. Я глянул на угол казарм, не идет ли Гия. Отошел на шаг назад.

— Слушай внимательно, Толя, — сказал особист. — В этот раз все точно. По наводке от нашего человека на участке Хирманджоу задержали нескольких контрабандистов. Наркоты, правда, при них было чуть-чуть совсем. Видать, прощупывали, как пройти.

— Слышал про задержание, — отозвался Таран, — про наркотики — нет. Вы же знаете, что контрабанды давно не было. Что они к нам соваться бояться.

— Задержанные были из группировки Захид-Хана Юсуфзы. Эти ничего не бояться.

— Юсуфзы?

— Так точно. И наш человек сидит у него в банде глубоко. Говорит, предполагается, что пойдет еще одна группа. Через три дня. Они попытаются пересечь границу со стороны Бидо, потом разделиться и малыми группами проникнуть в тыл.

— С грузом?

— Предположительно. Информация поступила именно такая. Только в этот раз груз будет значительнее. Отряд готовит операцию. А твои бойцы должны засечь боевиков… а потом пропустить их. Дать углубиться в нашу территорию.

— Что? — Удивился Таран, — дать углубиться? В тыл?

Услышав торопливые шаги, я аккуратно пошел на звук. Это возвращался Гия.

— Вай! Вот шайтан маленький! Шеф узнает, прибьет, кто коня на улице оставил, — сетовал он. — Если б не я, дочка шефа точно б пошла его за хвост дергать! Где там мое ведро?

В это время, где-то за рекой Пяндж

Американец хмыкнул, уставившись в окно. Там осла, гружёного цинками с патронами, гнал к схрону один из людей Юсувзы.

Юсувза нахмурился, погладил окладистую бороду.

— Фазир, — начал Юсувза, — спроси у этого американца, почему он ухмыляется.

— Сию секунду, Захид-Хан, — проговорил Фазир, грузный старик в кругленьких очочках.

Он поправил свой пестрый пакль и обратился к Американцу.

«Какой нелепый у них язык, — подумал Юсувза, вслушиваясь в непонятные варварские слова, — грязный. Какой-то собачий».

— Американец видит, что нам нужно оружие, — проговорил Фазир, — что с тем, что у нас есть, мы для шурави, как блоха на теле верблюда. Они даже не почувствуют нашего укуса.

— Скажи американцу, что я это знаю. А потом напомни, что сейчас господин Стоун находится целиком и полностью в моей власти. Скажи, что пусть он и гость, а я ценю священные законы гостеприимства, но все же не потерплю такого неуважения на моей земле.

— Захид-Хан, американец, — обратился к Юсувзе Фазир, когда передал слова Американу и выслушал ответ, — господин Стоун извиняется и говорит, что не хотел выразить вам неуважения. Он хочет всего лишь помочь.

— Я это знаю, — Юсуфза изобразил добродушную улыбку.

В лагере было многолюдно. Юзуфза разбил его в горах, в маленьком заброшенном пастушьем селении. На улице шумели. В крохотных окнах домишка мелькали вооруженные люди.

До Пянджа тут было подать рукой, но шурави этого места еще не нашли. Лагерь стал для Юсуфзы и его банды надежным и скрытым от чужих глаз пристанищем, из которого очень удобно было совершать короткие вылазки на Пяндж.

Юсуфза заглянул в карие глаза американца, пришедшего сюда меньше получаса назад, вместе с тремя своими людьми. Прибыли они конно, из ближайшего кишлака, развернувшегося в низине.

Американец был неприятен Юсуфзе. Человек казался ему варваром. Варваром, не знающим истинного пути. И более того, держащимся тут, на земле предков Юсуфзы, словно хозяин. Неьбыло в глазах американца ни страха, ни почтения. Только мерзкие искорки неоправданного превосходства, плясали у него на радужках.

— Но это не значит, что мне нужно его снисхождение, — сказал Юсуфза.

Фазир передал эти слова американцу, и тот едва заметно поклонился. Это заставило Юсуфзу улыбнуться.

Потом иностранец заговорил. Фазир прислушался.

— Был договор, — начал он, — если мы хотим получить помощи, хотим получить оружие и боеприпасы, коих великое множество он привез с собой, то должны показать господину Стоуну свою полезность. Показать, что мы сможем распорядиться оружием достойным образом.

— Это я тоже помню. Передай мои слова, Фазир. А еще спроси, неужели он сомневается в нашей доблести?

— Не сомневается, господин. Но он хочет видеть доказательства этому. А еще напоминает, что вы согласились с его условиями, когда встречались с господином Стоуном в прошлый раз.

— В прошлый раз американец смотрел уважительнее, — скривил губы Юсуфза.

Фазир передал эти слова иностранцу, и тот ответил, что извиняется. Юсуфза добродушно улыбнулся. Американец тоже показал неестественно белые зубы.

Ох, как бы хотел Захид-Хан посмотреть на то, как этому надменному и лживому варвару отрежут голову. Однако он понимал, что такой поступок будет крайне неосмотрительным. Недальновидным. Юсуфза хотел использовать этого чужеземца. Получить от него то, что он обещал — оружие, боеприпасы, мины, гранаты. В общем все, что американцы привезли с собой на землю его предков.

И если, чтобы убивать шурави ему придется терпеть надменный взгляд американца, пусть будет так. По крайней мере, пока.

— Скажи, что я не отказываюсь от своих слов, Фазир. Скажи, что мои войны принесут ему головы шурави, что стерегут землю по ту сторону Пянджа. Много голов. Он увидит, на что мы способны и поймет, что его оружие попадет в умелые руки.

Фазир передал. Американец улыбнулся и снова вежливо поклонился.

— Господин Стоун спрашивает, может ли он идти? — Спросил Фазир.

— Может, — благосклонно кивнул Юсуфза. — Распорядись накормить американца и его людей. Они проделали сложный путь, поднимаясь к нам, в горы.

Фазир бросил американцу что-то на их варварском языке, и тот снова поклонившись, встал с мягкого ковра, пригнув голову, вышел в низенькую дверь.

— Фазир, — остановил Юсуфза своего переводчика, прежде чем тот последовал за американцем, — когда закончишь с чужаком, позови ко мне Наджибуллу.

Фазир помрачнел. На обветренное лицо старика пала тень.

— Господин, вы уверены, что он…

— Да, Фазир. Уверен. Зови.

Через несколько минут, в дверях небольшого домика, где Юсуфза устроил себе штаб-квартиру и собственное жилище, появился Наджибулла.

Это был плотный и крепкий мужчина под пятьдесят. Носил он войлочный кафтан. Голову, плечи и грудь Наджибулла утеплил красной куфией, оставив открытым только лицо. Смуглокожее и суровое, оно было украшено седоватой короткой бородой.

— Ты звал, Захид-Хан?

Юсуфза, вздохнул, устроился поудобнее на ковре и поправил большой нож, заложенный за кушак. Потом снял каракулевую папаху, пригладил курчавые, тронутые сединой волосы.

— Прошу, присаживайся, мой старый друг.

Наджибулла выглядел настороженным. Втянув голову в широкие плечи, он прошел вглубь комнаты. Когда за его спиной появились два вооруженных моджахеда, старик, казалось, напрягся еще сильнее.

— Садись-садись, не бойся, — хитровато улыбнулся Юсуфза.

Наджибулла повиновался. Медленно присел на ковер, перед Захид-Ханом.

— Я хотел обсудить с тобой вылазку, что предстоит нам через три дня.

— Воины готовы и ждут, Юсуфза, — немного приосанился Наджибулла, — я отправил людей к схронам, забрать гашиш.

Наджибула вдруг замолчал, вглядываясь в темные, внимательные глаза Захид-Хана. Не выдержав взгляда своего командира, Наджибулла поторопился добавить:

— Решение сбыть все сейчас было очень мудрым, Юсуфза. Людям нужна еда и одежда. Нужны боеприпасы и лошади. Ты…

— Мы не будем ничего сбывать, — строго сказал Юсуфза, и Наджибулла вдруг замолчал. Потом нервно сглотнул.

— А как же вылазка?..

— Ты служил мне верой и правдой долгие годы, Наджибулла, — сказал Захид-Хан, откинувшись на большое одеяло верблюжьей шерсти, свернутое скатом, — без тебя я бы никогда не смог собрать столько людей.

— Ты же знаешь, Юсуфза. После смерти сына, я живу только, чтобы освободить нашу землю от чужаков.

Захид-Хан хмыкнул.

— Скажи мне, что ты думаешь о недавней вылазке к Хирманджоу? Из четверых воинов вернулся только один. Да и тот почти сразу умер от ран.

— Это потеря, — покивал Наджибулла, — но ты знаешь, у шурави крепкая оборона.

— Вернувшийся Малик был совсем молод. Его отец винит в смерти сына тебя.

— Я об этом слышал, — нахмурил брови Наджибулла, — уже принес ему свои извинения и заплатил за смерть Малика.

— Ты знаешь, что Малик умер не сразу, — сказал, немного помолчав Юсуфза.

— Нет, — покачал головой Наджибулла. — Этого я не знал.

— Он успел кое-что рассказать. Шурави знали, где они пройдут. Знали и ждали их. Они устроили засаду. А вылазку готовил ты. Ты выбирал путь и маршрут.

Наджибулла замолчал. Опустил взгляд.

— Я всегда был тебе верен, Юсуфза. Ты же помнишь, я убил собственного сына, чтобы доказать тебе свою верность.

— Гулям был предательской собакой. Он связался с грязной подстилкой из шурави. Поднял оружие против своих же братьев.

Вместо ответа Наджибулла поклонился.

— Но знаешь что, Наджибулла? В последнее время меня мучают сомнения.

Старик поднял взгляд, заглянул в глаза своему командиру.

— Я думаю: а правда ли ты прикончил сына из верности? Может, дело в том, что ты пытался втереться мне в доверие?

— О чем ты, Захид-Хан?

— Подробности рейда на Бидо знали только ты и я. Только мы знали сроки и маршруты.

Наджибулла непонимающе приподнял брови, покачал головой.

— Вчера вечером тебя видели в кишлаке Хаджи. Ты тайно направился туда, солгав мне, что возвращаешься к жене перед вылазкой. С кем ты встречался там?

— Я… — открыл рот от удивления Наджибулла, — О чем ты, Юсуфза?

— Не прикидывайся глупцом.

— Ты…

Наджибулла вздрогнул, когда тяжелая рука одного из людей Юсуфзы легла ему на плечо.

— Я уже давно подозревал тебя, Наджибулла. Рейд к Хирманджоу только подтвердил мои подозрения. Ты шпионишь для шурави, — он зыркнул на воинов, кратко приказал: — Взять его.

Охрана тут же схватила Наджибуллу, скрутила ему руки за спиной.

— Поход на Бидо тоже ложь, старый друг, — сказал изумленному Наджибулле Юсуфза, — просто уловка. И ты тут же заглотил наживку. А после, немедленно отправился к врагам, чтобы обо всем рассказать. Но сегодня я положу этому конец.

— Что⁈ Юсуфза! Это ошибка! — Закричал Наджибулла, — я… Я не предатель! Я был верен тебе все эти годы! Я…

— Рейд будет, — сказал Захид-Хан спокойно, — но будет он в другое время, с другими целями и вдругом месте. Но ты, Наджибулла, уже никому об этом не расскажешь. Потому что сейчас тебе отрежут голову.

— Нет, стой! — Вскрикну Наджибулла, когда его заставили подняться и потянули на улицу, — Я не предатель, Захид! Не предатель! Это все большая ошибка!

— И сохраните голову для шурави, — бросил Юсуфза своим людям, — мы принесем ее им, когда пойдем на тот берег Пянджа.