На афганской границе

Глава 7

Первые пару часов Дембеля вели себя достаточно спокойно, хотя и громко. Они кричали, смеялись, орали армейские песни под гитару. Надо ли сказать, что остальные призывники испытывали в такой компании мало удовольствия.

Мне же дембеля не особо мешали, по крайней мере, не бедокурили и ладно. Пока не бедокурили. А там посмотрим.

Я ушел в свои мысли. Думал о заставе, на которой мне придется служить, о том, что мне придется там пережить. А еще о брате. Интересно, как он там устроился?

Еще в прошлой жизни, в Афганистане, где я пробыл до самого вывода войск, привык я думать под грохотом рвущихся снарядов. Особенно после того, как стал лейтенантом и получил в подчинение взвод из тридцати человек. Иной раз, высадиться под огнем противника и занять правильные оборонительные позиции — та еще задача. Думать нужно молниеносно. Молниеносно принимать решения. Ну и не в самых комфортных условиях.

Если уж к этому я со временем привык, то горланящие дембеля, в принципе, мало меня волновали.

Почему тогда, в прошлой жизни, я остался на сверхсрочной? Я мстил. Просто мстил за брата, желая забрать с собой побольше «духов». Надеялся в глубине души, что очередной уничтоженный моджахед окажется именно тем, кто убил Сашку. Сам не заметил я тогда, как уже стал офицером.

Желание отомстить толкало меня вперед. Сначала я мстил хоть и плечом к плечу с товарищами, но, по сути, в одиночку. Когда стал сержантом и получил под команду отделение, мы мстили вместе. Я — за брата, они — за погибших друзей. Что уж говорить, о взводе, который я командовал, после получения офицерского звания.

Дембеля, между тем, мало волновали и офицеров. Лейтенанты просто ушли в другой вагон, в купе, где один из них ехал со своим прапорщиком и сержантом. Возвращались они только на остановках, смотрели за призывниками и лениво напоминали дембелям не безобразничать.

Часов в девять вечера пошла длинная санитарная зона. Когда мы ее проехали, я спустился со своей полки, чтобы сходить в туалет. В наш была большая очередь, потому я прошел в соседний вагон. Оказалось, там людей стоит поменьше.

Уже в тамбуре я увидел четверых покуривающих дембелей. На обратном пути один из них меня окликнул. Это был крепкий парень чуть выше меня. Светловолосый, он носил короткую челку, слипшуюся на лбу от пота. Его квадратное лицо усеивали немногочисленные веснушки.

— Слышь, ты не знаешь, есть тут вагон-ресторан? — Спросил он. — А то че-то с закусью не рассчитали. Заканчивается.

— Не знаю, — суховато ответил я.

— А мож, метнешься? Ты ж все равно бревном лежишь. А так разомнешься! — поддакнул другой, высокий и худощавый, с щербатым ртом. — Пробегись по поезду кабанчиком. Глядишь, попадется.

Остальные смеясь поддакнули.

Я быстро оценил ситуацию. Еще чего… что б я был у дембелей на побегушках? Ага. Аш два раза. Я понимал, что будет, если я откажусь. Благо, спину защищала дверь тамбура. Сзади не подобраться.

— Тебе надо ты и иди, — ответил я холодно.

Дембеля от такой дерзости даже опешили.

— Ты че, пацан, — набычился парень с челкой. — Дембеля не уважаешь?

— А ты ему лося пробей, Миха!

Пацаны засмеялись. Двое, стоящие чуть позади, перекрыли выход из тамбура широкими спинами. Один из них добавил:

— Ну! Хай выбирает: или пусть идет ресторан шукать, или лося пробьем!

— Слыхал, — разулыбался челкастый, — что уважаемые люди говорят? Ну так что? Лося? Или все-таки метнешься?

— Лося, — хмыкнул я.

На лице челкастого на мгновение отразилось замешательство, но он быстро скрыл его, чтобы не показать остальным.

— Ну так давай. Вставай! — Щербатый заулыбался во весь рот, и оказалось, что дыры у него не только между двух передних зубов.

— Зачем? Пусть так пробивает, — кивнул я на челкастого.

Тот скрыл удивление за ухмылкой.

— Так? Ну, давай так, — пожал он плечами и сразу замахнулся.

Когда дембель ударил, я был готов. Привычным движением защитился от его кулака, схватил за локоть, выкрутил изо всех сил, заламывая руку.

Остальные Демблея аж присели от неожиданности.

— Аг-х! — крикнул от боли челкастый, когда я придавил его к двери поезда и впечатал рожей прямо в стекло.

Оно задрожало, но не разбилось. Дембеля в ступоре переглянулись. Первым очнулся щербатый. Он хотел, было кинуться ко мне, но челкастый его остановил.

— Тихо! Ну ка назад, Ванек! М-гх-м… Я его щас сам уложу…

С этими словами он попытался с силой оттолкнуться от стены, превозмогая боль, но я заломил ему кисть чуть не до самой лопатки. Челкастый просто снова бабахнулся мордой в стекло.

— Предупреждаю, — я зло зыркнул на щербатого, — каждый, кто приблизится, будет валяться на полу, в пылюке.

Смелые по началу, теперь они не спешили подходить, видя, что самый крепкий из них не может выбраться из моей хватки.

— Лады… Лады пусти… — прохрипел челкастый, хватая ртом воздух.

— Глупостей не наделаешь?

— Нет… не наделаю, нормально все будет!

Я медленно, готовясь к подвоху, отпустил челкастого. Тот тут же отскочил, разминая ноющее запястье. Выпучив глаза, он спросил:

— Слышь, а ты где так научился?

— На карате ходил, — отшутился я.

Удивленные дембеля снова переглянулись.

— А меня научишь? — Спросил челкастый.

Я хмыкнул.

— Не, не покатит. Это ж секретный прием.

Квадратное лицо челкастого удивленно вытянулось и стало почти прямоугольным. А потом он взахлеб расхохотался. Остальные дембеля стали неуверенно посмеиваться, но уже через мгновение и вовсе залились таким же гогочущим хохотом.

— Секретный прием! Во даешь! Ну ты прям как Джеки Чан! Слышь, че? А пошли с нами? Выпьем вместе?

— Я ж спортсмен, мне нельзя, — с ухмылкой, снова пошутил я.

— А! Так он еще и спортсмен! Ты гляди! — снова рассмеялся Дембель и глянул на меня теплее. — Ну, как знаешь, спортсмен. Проходи. И мы пошли, мужики! А то дует тут!

Пока я, в компании дембелей, проходил к своему месту, те засыпали меня вопросами, мол, откуда я, где на карате хожу, как тренера зовут и не служил ли он в каком-нибудь ГРУ.

На все их вопросы я отвечал шутливо, но они, кажется, принимали все на веру без каких бы то ни было сомнений.

— Ты, это, передумаешь, подходи к нам, за нашим столом тебе, брат, всегда рады будут, — заключил челкастый, когда мы остановились у купешек, где сидели дембеля.

Потом он осекся.

— Слышь, а ты сгущенку любишь, спортсмен?

— Если только с печеньем, — с улыбкой ответил я.

Дембеля, которым кто-то из очевидцев нашего с челкастым «спарринга» уже успел все рассказать, затянули в один голос: «О-о-о-о-о!»

— Ну чего ж ты сразу не сказал⁈ — Пыхнув на меня алкогольны духом, удивился челкастый. — Алежа, достань-ка банку из моего баула! Серег, отсыпь ему печенья! Да не жопься ты, отсыпь-отсыпь, или ты его себе на закусь оставил? Ай! Давай весь пакет!

Вот так, с печеньем и банкой сгущенки, я и вернулся к своему месту. По пути заглянул и к Уткину с Мамаевым, предложил сладостей.

— А че б и не попробовать? — сразу навострил уши, ехавший на боковушке Мамаев.

Вася Уткин тоже не отказался. Втроем мы добрались до наших мест. Потом послали Мамаева с одним из парней, что ехали у нас на нижних полках, к проводнику, за чаем и открывашкой.

— А открывашки у него нету, — виновато сказал Мамаев, когда они с парнем притащили шесть граненых стаканов чая в латунных подстаканниках.

— Брешет, есть у него все. Просто побоялся давать, — пробурчал Дима, выглядывая с верхней полки. — Вдруг ты ей кого-то порезать решил?

— Я? Да кого ж я порежу? — Рассмеялся Мамаев, — вы на меня гляньте!

— Да кто тебя знает, — Васек Уткин сунул в рот целое юбилейное печенье, продолжил с набитым: — Мож ты у нас только с виду такой тихий!

— Как вскрывать-то будем? — Спросил Дима.

Я помешал чай, отпил. Он оказался очень насыщенным, сладким и горячим. Достав ложку, взял банку, поставил перед собой.

— Ща все будет.

Я упер хвостик ложки в край банки, стал с нажимом тереть. Через минуту это место сточилось и можно было вылить сгущенки на печенье. Этим мы и занялись.

И Мамаев, и Дима Ткачен, и даже Уткин, не говоря уже о наших едва знакомых попутчиках — все уплетали сгущенку с печеньем так, что чуть не за ушами трещало.

Странно, к преклонным годам, к сладкому я был равнодушен, но это юбилейное печенье, сдобренное сгущенным молоком, показалось мне самым вкусным едовом, которое я когда-либо пробовал.

Банка разошлась быстро. Остатки юбилейного стали макать в чай.

— А ты где умудрился сладостей достать? — Спросил Вася, ложкой вылавливая из кружки размокшее печенье.

— Дембеля дали, — пожал я плечами.

— Че? Просто взяли и дали? — Удивился Дима Ткачен, ютившийся за столом, у окошка.

— Нет. Сначала немного посопротивлялись.

Парни недоуменно переглянулись. Потом вдруг рассмеялись хором.

— Ладно. Доедайте печенье, — я отставил пустую кружку, отряхнул крошки с брюк, — че тут осталось-то уже.

Под утро, часа в четыре, поезд стал на длительную стоянку. Остановились мы у небольшой станции, чтобы пропустить встречный состав. Железная дорога тут была одноколейная, а поезд запаздывал. Сколько придется стоять, никто не знал, но старлей Машко сообщил нам, что ждать будем не меньше часа.

В темном вагоне стоял храп. Храп этот исходил по большей части от набравшихся дембелей. Большинство призывников тоже спали. Кто-то курил на платформе.

Только тихое гитарное бренчание слышалось где-то в конце вагона. Это не спалось дембельскому гитаристу.

Проснувшись, я приподнялся на полке. Когда узнал об остановке у шатавшегося по вагону сержанта, решил выйти на улицу подышать.

На платформе было немноголюдно. У дальнего от нас вагона собралось несколько проводников. Покуривая, они болтали о чем-то своем.

Были тут еще и две молодые девчонки лет по семнадцать-восемнадцать. Видно было по ним, что городские. Одна носила облегающий комбинезончик яркого желтого цвета и голубую дутую курточку. Ее пышно завитые волосы трепал легкий, но холодный ветерок.

Вторая, походила на куколку. Она одела яркое красное пальтишко на синие платьице, капроновые чулки и короткие сапожки. Голову же прятала в такую же красную «трубу».

Похожие на студенток, они, видимо, ждали отправления поезда. А может быть, приехали недавно, чтобы сесть в свой вагон.

Я вдохнул полной грудью колючий почти утренний воздух. Когда услышал резкий смешок, глянул на девчонок. Те, подхихикивая, смотрели на меня, перешептывались. С улыбкой, я помахал им рукой.

Девчонки залились смехом, кудрявая сказала что-то куколке, и та, смущенно хлопнула ее по плечу, отвернулась, все еще посматривая на меня.

По железным ступеням раздались шаги. Это спускался Дима Ткаченко. Он стал рядом, закурил.

— Чего? Не спится? — Спросил он своим все еще немного мальчишеским голоском.

— Да вот, подышать решил.

Димка затянулся, выпустил яблочко дыма и сунул мне пачку Явы.

— На вот, угостись.

— Спасибо, Дим. Не курю я.

— Ого, спортсмен, что ли? — Улыбнулся Дима.

— Ну есть немного, — уклончиво ответил я.

— Ну ниче. Если правду говорят, и мы едем в Афганистан, то быстро закуришь, — хохотнул он.

— Сдается мне Дима, будет мне там не до курения.

С этими словами я задумчиво поглядел на девчонок. Их образ навеял мне воспоминания о покойной моей жене. Наташе сейчас семнадцать лет, и что самое интересное, она сейчас в Таджикистане со своим папой — геологоразведчиком.

Познакомились мы тогда через Сашку. В это время, в тех местах как раз работала геологическая экспедиция и сидели в кишлаке Шамабад, у Даштиджумского ущелья. По названию того кишлака Сашина застава получила свой позывной.

Ребята с заставы не раз и не два сопровождали геологов, пока те лазили по горам вдоль Пянджа. Следили, что б те ненароком не забрели на сопредельную территорию, ну или не нарвались на местных духов.

После пропажи Сашки я получил письмо от Наташи. В нем она слала мне свои соболезнования и говорила, что были они с моим братом хорошими друзьями. Так завязалась наша переписка, а позже, когда попал я в Пянджский госпиталь, встретились там лично. Ну и понеслось.

Вот такая злая ирония судьбы получилась: я потерял брата, но приобрел любовь всей моей жизни. Однако теперь в моей жизни все будет иначе. Я почти уверен был, что снова встречу Наташу. Но брата теперь не потеряю.

Вдруг девушки отскачили от поезда. Наружу из вагона, выбрались двое пьянящих дебелей. Видимо, покурить хотели. Когда заметили девчонок, немедленно стали к ним приставать.

— О! — Заявил один, крепкий, одетый в одни только галифе и китель, наброшенный на плечи, — а мы и не знали, что с нами такая красота едет!

Говорил он неразборчиво, по пьяному тянул слова.

— А вы с какого вагона? — Спросил второй, выбравшийся в штанах и майке, — пойдемте к нам! Вы чего?

Девчонки торопливо пошли прочь. Дембеля увязались за ними.

— Девочки, вы куда⁈

— Отстаньте, у нас женихи есть! — Заявила кудрявая зычным голосом.

— А мы чем не женихи⁈ — Удивился первый, поправляя китель, — Так вам еще и лучше! Ваши женихи где-то далеко, а мы вот они!

— Поехали с нами, — мямлил второй, — у нас в вагоне место вам живо найдется!

— Отстаньте!

Наблюдая всю эту картину, проводники опасливо вошли в вагонный тамбур.

— Попали девчули, — заключил Дима, равнодушно поглядывая за всем происходящим.

— Стой тут.

Я направился к пьяной компании.

— Сашка! Ты куда? — Удивился Дима. — Они ж тебе почки поотбивают!

— Стой тут, говорю.

Дима чертыхнулся себе под нос, быстро сделал последнюю тягу и, щелкнув бычком под вагон, пошел за мной.

— Нам обоим намнут. Видит бог, намнут, — причитал он по дороге.

— Караул! — Вдруг вскрикнула кудрявая, когда один из дебелей схватил ее за руку, чтобы затормозить.

— Да чего ты? Я ж не кусаюсь, малая!

— Марина! — Пискнула вторая 'куколка и вцепилась в руку дембеля.

Другой тут же потянулся к ней.

— Да не кричи ты, девчуль! Мы ж хорошие!

Он схватил ее за плечи, попытался обнять.

— Э! — Крикнул я и присвистнул.

Оба дембеля обернулись. Глянули на меня волками.

— Ну-ка, отвалили оба!

Парень в ктителе отпустил девчонку, названную Мариной, и подтянул штаны за ремень. Куколка вырвалась сама, когда второй отвлекся. Обе девушки быстро убежали и спрятались в вагоне.

— А тебе че надо? — Зло спросил дембель, поправляя китель на плечах.

— Ты на кой ляд девчонок наших напугал? — Пошатнулся второй.

Понимая, что они так просто не отвалят, я промолчал, не замедляя шага.

— Сашка, ты куда? — Лепетал за моей спиной Дима. — Уже все! Пошли в вагон!

— Ну-ка сюда иди, — промямлил китель и сам направился мне навстречу.

Второй икнул. Поплелся следом.

Первый тут же попытался меня схватить, прям с ходу. Я легко увернулся от его рук, вцепился в в воротник и одним махом надел китель ему на голову. Напрочь закрыв лицо, оттолкнул. Запутавшись в собственной одежде, дембель рухнул на платформу.

Второй замахнулся кулаком, но неловко. Промазал спьяну. Мне даже особо напрягаться не пришлось. Я ушел чуть вправо, и дембель навалился на меня. Схватив его за плечи, я просто дал ему в живот.

Дембель согнулся, упал на колени. Опустившись на четвереньки, стал блевать как из брандспойта.

— Саня! — Крикнул вдруг Димка, неведомо как оказавшийся у меня за спиной.

Я обернулся. Там был первый. Он умудрился как-то подняться, откинул свой пестрый, в аксельбантах, китель и кинулся на меня с криком:

— Атас, мужики! Наших бьют!

Димка не сплоховал. Не успел я развернуться, чтобы принять дембеля как надо, он подскочил к нему, пнул пьяного парня под колено. Тот рухнул, чуть не разбив лицо о бетон перрона.

— Тихо-тихо, — подхватил я его.

Дембель было хотел вцепиться мне в одежду, но я оттолкнул его, и он завалился набок.

— Ах ты сука… — протянул дембель, но тут же взвыл от боли, когда я пнул его по голени.

— Мужики! Наших бьют! — Заорал он, потом снова принялся выть и постанывать.

— Пойдем! Пойдем отсюда, Саня! — Потянул меня Дима за рукав, — эти пьяные, если повезет, нас не вспомнят! А что будет, когда остальные прибегут⁈ А! Сука! Черт меня дернул во все это влезть!

Димка был прав. Не успели лежачие подняться, как из вагона вывалились четыре человека дебелей. Среди них были и челкастый, и щербатый. Пьяные, они все же крепко стояли на ногах. Гитарист, оказавшийся тут же, схватил свой инструмент за гриф, словно дубину.

— Че тут такое⁈ — Неразборчиво крикнул челкастый, — щас всех, нах, разнесу, кто наших трогает!