На афганской границе

Глава 8

Дима, за моей спиной, остолбенел от страха.

— Саня… — прохрипел он испуганно. — Нас щас тут на клочки порвут!

— Боишься? Дуй отсюда! Быстро! — Закричал я, когда все четверо новых дембелей кинулись на нас.

Первым полез ко мне гитарист и тут же получил по щам. Не устояв на ногах, он рухнул на спину. Гитара при этом издала жалобный стон. Следом были щербатый и еще маленький, пузатый и крепкий, похожий больше на солдата-сверхсрочника. Вместе они схватили меня за руки.

— А ну, держите этого! — Кричал их заводила с челкой, — щас я ему зубы выбивать буду!

Не успел он ко мне подступить, как я оттолкнулся, задрал ноги и изо всех сил толкнул его ими в грудь. Челкастый споткнулся о, все еще орущего и валявшегося на земле сослуживца, и бухнулся на землю.

Мы с щербатым и усатым тоже повалились на спины.

— Пустите его, сукины дети, — Кинулся к нам Димка, отобравший у гитариста его поломанную гитару, — щас я вам тут такой концерт устрою!

— Э! Э! Ану отставить! — Услышал я пьяный крик, — отставить, мать вашу!

Из соседнего вагона повыпрыгивали трое лейтенантов, два сержанта и прапор. В общем, весь состав, сопровождающий нас в поезде.

Лейтенанты, помятые и с раскрасневшимися лицами, видимо, тоже закладывавшие за воротник в своем купе, кинулись к нам.

— Какого черта тут твориться⁈ — Взвизгнул помятый Машко и добавил матом. Потом заорал:, — э! Ну-ка отставить!

Я выпутался из лап щербатого, встал, отпихивая обоих дебелей ногами.

— Селихов! — Вдруг заорал старлей Машко, — ты⁈ Вот я так и знал, что от тебя одни беды будут!

— Где этот⁈ Я его щас стану бить! Возможно, даже ногами! — Мычал челкастый, вставая с земли и тряся головой, словно оглушенный телок.

— Ваня! Ваня, уймись! — Подскочил к нему лейтенантик, что сопровождал дембелей.

Он схватил челкастого Ваню за майку, стараясь оттянуть в сторону, но неминуемо схлопотал по морде. Отпрянув, схватился за лицо, стал отплевываться кровью из разбитых губ.

— Э! Всем отставить! Отставить, говорю! — Орал Машко, пытаясь унять разбушевавшихся дембелей.

Но оказалось уже поздно. Дембельский гнев было не остановить.

Когда нас стали окружать, мы с Димкой прижались друг к другу спинами: он вцепился в гриф, собираясь отбиваться от дембелей гитарой. Я же, стал в стойку, готовясь драться голыми руками.

Из вагона повыглядывали разбуженные призывники. Не ровён час, к дембелям подоспеет подкрепление. Гражданские из поезда высыпали на улицу, поглазеть на потасовку. Кто-то из проводников помчался в нос поезда.

Уткин с Мамаевым выглянули из тамбура. Мамаев застыл от страха, Уткин же, кинулся к нам. Он оттолкнул с дороги щербатого и стал третьим, между мной и Димой.

— Ну, подходи! — Заревел Вася, — не посмотрю, что старики! Все у меня по харям получите!

— Бей их, нах! — Крикнул челкастый Ваня, когда шестеро дембелей подступили ближе.

Перепуганные лейтенанты остолбенели, видя, как один из них получил по зубам. Раздался выстрел. Дембеля вздрогнули и оглянулись.

— Всем стоять на месте, сукины дети! — Кричал старый усатый милиционер.

Он, во главе наряда из четырех человек, несся к нам, придерживая фуражку. Позади, пробираясь сквозь онемевшую толпу, их догоняли проводник и полноватая женщина. Последняя, судя по форме — начальник поезда.

— Стой! Стрелять буду! — Добавил милиционер.

Сбитый и крепкий, он бежал, задрав руку с пистолетом к небу.

— Прекратить дебош! Немедленно прекратить дебош!

Дембеля от выстрела будто бы протрезвели.

— Этот вот! Он на нас напал! — закричал, один из дембелей, пристававших к девушкам, — Мы вышли на перрон покурить, а он кинулся драться! Ногу мне отбил!

При этом дембель топтался, прихрамывая на отбитую ногу и указывал на меня пальцем.

— Надо будет, еще что-нибудь отобью, — зло прошипел я, глядя тому прямо в глаза.

— Вранье! — Заголосил Дима, — вранье это все! Они к девчонкам приставали! Мы заступились, ну и вот!

— Ты давай, гитару опусти, сынок, — сказал усатый милиционер. — А лучше вообще брось!

По погонам я понял, что это был старший лейтенант. Видимо, главный в наряде, сопровождавшем поезд на всем пути дальнего следования.

Дима, недолго думая, кинул гитару на платформу. Она издала последний стон и благополучно переломилась в месте склейки грифа с декой.

— Да еп твою… — выругался гитарист, наблюдая за кончиной своего инструмента.

— Так! Все задержаны! Сейчас разбираться будем! — Крикнул усатый милиционер.

— М-да-а-а-а… Дела-а-а-а… — Протянул начальник станции, солидный мужчина с благородными залысинами на висках.

Потом зевнул, прикрыв рот рукой. Сощурил сонные глаза.

— Так мы ж познакомиться просто хотели, — борясь с собственным языком, промямлил дембель, что вышел из поезда в кителе.

Его китель, кстати, после всей случившейся свистопляски, вымазался в осенней грязи и стал напоминать очень красивую половую тряпку.

— Тоже мне! Женихи! — Вздернула маленький носик кудрявая девчушка, — пришли, перегаром дышут, лыку не вяжут! Да еще и за руки хватают!

Она сердито хмыкнула и отвернулась. Закинув ногу на ногу, скрестила ручки на груди.

— А вот этот молодой человек, нас очень выручил, — кивнув на меня, тихонько проговорила девушка в трубе.

Правда, сейчас свою трубу она сняла, показав всем красивые, цвета пшеницы, длинные волосы.

— Если б ни он, мы бы никогда не отделались от этих мужланов, — скромно добавила она.

В маленьком кабинете начальника станции, вызванного из дому по случаю ЧП, было многолюдно. Сюда набились все: шестеро дембелей, их битый ими же лейтенант; мы с Димой и Васей; две девчонки, которых разыскали милиционеры; красный от злости Машко; наряд поезда, возглавляемый усатым старлеем, и начальница — полная короткостриженая дама под пятьдесят.

Из местного отделения милиции даже приехал дежурный наряд ППС.

— И что мы с вами, товарищи дембеля, делать будем? — Спросил усатый старлей милиции.

— Высадить их! Высадить, и дело с концом, — сердито ответила начальник поезда, — мне на поезде такие дебоширы не нужны!

— Разрешите, — скромно встал дембельский лейтенант, — как так высадить? Нам же завтра сходить…

— А нечего было драки устраивать да к приличным людям приставать!

Дембеля, поникшие, когда их завели в кабинет, казалось, загрустили еще сильнее.

— Ну, так никто не пострадал же… — Не очень разборчиво пробубнил лейтенант, приложив платочек к губам, — никакого имущества они не попортили.

— Как же никто не пострадал? — Хмыкнул усатый старлей. — А вы?

— Ай, да ничего, бывает, — отмахнулся избитый. — Служба — дело такое. Никогда не знаешь, чего ждать. А ребята мои — хорошие. Вы их поймите, отдали долг Родине, ну и на радостях, вот… Ну разве ж можно им по таким пустякам, как мои зубы, домой дорогу перекрывать?

Начальник поезда нахмурилась. Шепнула что-то на ухо усатому. Тот поджал губы недовольно. От этого его усы смешно ощетинились.

— Раз так, тогда и Селихова ссадить, — заявил Машко, — это он весь этот дебош устроил! Я таких насквозь вижу! Одни проблемы от них! А я сам рапорт начальству напишу, о его преступлениях!

Сережа с Димой удивленно переглянулись.

— При всем к вам уважении, — начал я холодным тоном, — если бы товарищи лейтенанты не водку жрали в купе, а следили бы за порядком, такого бы не было.

Побитый лейтенант сконфуженно отвел взгляд.

— Ах ты! — Машко аж встал со своей лавки, — ты как с офицером разговариваешь⁈ Ты…

— Как заслужили, так и разговариваю.

— Арестуйте его! — Тут же крикнул Машко, — арестуйте этого Селихова! Он зачинщик драки!

— Селихова надо не арестовывать, а медаль ему выдать, — кисло заметил усатый старлей милиции, — Он ваши, товарищ старший лейтенант, обязанности выполнил. Пусть и в весьма грубой форме.

— Вы что, его защищаете⁈ И вообще! Да кто вы такой, чтобы указывать, как мне исполнять мои обязанности⁈

— Товарищ милиционер, может, вам и никто. Но, если хотите, вызовем кого-нибудь из окружной военной прокуратуры. Там таких, как вы любят. — Заметил я.

— Это можно, — кивнул усатый старлей и обратился к начстанции, — товарищ, есть кому доложить о таком нарушении?

— В юстиции все спят, ночь как никак, — зевнул начстанции. — Придется задержать товарища Машко и его команду до утра.

— Задержать⁈ У меня сроки! — Взвизгнул Машко, — призывникам нужно в отряд!

— Солдат спит, служба идет, — пожал я плечами.

Дима хмыкнул. Вася глуповато хохотнул. Усатый милиционер тем временем продолжил:

— Ну тогда молчите. А еще сообщите фамилию и звание вашего командира. Завтра утром, на первой же станции я с ним свяжусь и доложу.

Машко побледнел. Не найдя что ответить, опустился на лавку.

— Так что? Кого арестовывать будем? — Равнодушно спросил дежурный ППСник.

Снова поднялся битый лейтенант.

— Прошу не ссаживать моих ребят, товарищ начальник поезда. Прошу не забирать их в отделение, товарищ дежурный. Они ребята хорошие. Только вот водка… Их понять можно… Демобилизация, как никак.

— М-да-а-а-а… Дела-а-а-а, — снова протянул начстанции.

Усатый отвел начальницу поезда в сторонку. Они пошептались в уголке и вернулись.

— Скажите, кто-нибудь имеет к кому бы то ни было претензии? — Спросил он и глянул на девушек. — А, гражданочки?

— Ну… Если бы не товарищ Селихов, — заговорила куколка, — претензии, может быть и были. А благодаря ему, мы с Мариной отделались легким испугом. Да, Марин?

— Высадить бы вас, таких невоспитанных, где-нибудь прям на шпалах, — зло забурчала кудрявая девчонка, уставившись на дембелей, — да вы ж от скуки рельсы повыдираете! Нет! Нет у меня претензий! Одни эмоции!

— Так, хорошо. А у вас, товарищ Селихов?

Дембеля заинтересованно и почти синхронно обратили ко мне свои взгляды.

Понимая, что проблема, в сущности, не стоит выеденного яйца, я решил не обламывать служивым дембель. Да и доставлять милицейскому наряду или начпоезда лишние проблемы я тоже не хотел. Дембеля напились? Да. Дураки? Да. Но главное, девчонкам вреда не нанесли. Не успели. Ну а если б успели… Там был бы совсем другой разговор. Короче, пусть себе дембеля домой едут.

Тем более что Машко я на место поставил. Вон он как притих. Наверняка закусит удила. Да и пусть. Посмотрим, у кого зубы острее.

— У меня есть пара условий. — Сказал я.

— Какие же? — Спросил милиционер.

Дембеля и их лейтенант затаили дыхание. Как никак, сейчас я решал их судьбу.

— Пусть водку всю выкинут и ведут себя по-человечески. Если готовы на это, могут ехать. Не будет у меня претензий.

— Выкинут, товарищ Селихов, обязательно выкинут, — подорвался тут же битый лейтенант, — сегодня же отберу у них все спиртное! Все до единой бутылки!

Усатый старлей милиции мрачно задумался.

— Все имеющееся у вас спиртное передадите начальнику поезда, — проговорил он.

— Непременно!

— И пообещайте выполнять свои обязанности достойным офицера образом.

— Обещаю!

Старлей хмуро глянул на начальницу поезда.

— Ладно, пусть едут, — сказала она как-то нехотя. — Но одно-единственное нарушение порядка, хоть кого из них застукают выпившим, вся ваша шатия-братия будет высажена на первой же станции. Вам ясно?

— Есть, будет высажена! — Согласился битый лейтенант.

— Ну тогда, все свободны, — выдохнул усатый.

— Вот ты, товарищ Селихов, любишь в неприятности попадать, — хмыкнул Дима, подкуривая сигарету.

Мы остановились у маленького здания станции. Поезд, длинным железным червем покоился на путях и будто бы спал. Под светом уличного фонаря время от времени появлялся кто-нибудь из пассажиров, курил. Потом прятался в вагоне от ночного холода.

Я выдохнул. Теплый пар, похожий на сигаретный дым, и тот растворился в воздухе.

— А чего ж ты тоже полез в драку? Я говорил, уходи. Ладно Уткин, он парень прямой. Но ты-то.

Вася Уткин, укутавшийся в старую куртку, которую взял с собой в армию, казалось, дремал сидя на лавочке возле нас.

Димка хмыкнул. Помолчав пару мгновений, кривовато поулыбался.

— Да сам не знаю, чего на меня нашло. Я так-то из большой семьи. Пятеро нас. Привык, что братья всегда рядом, всегда помогут. Мама, колхозница простая, батя мотористом на гаражах работает. Мы все детство с братьями только вместе друг за друга и держались. А как в армию пошел, решил, что на рожон лезть не буду, раз уж теперь один остался. Смекалки мне не занимать. Сам понимаешь, в большой семье клювом не щелкают. Думал, так и стану тут, на смекалке ехать. Никуда особо не ввязываться.

— Сегодня ты прям не ввязывался так, что хоть стой, хоть падай.

— Ну да, — рассмеялся Димка. — Да только, когда ты мне сказал тикать, у меня будто перед глазами образ старшего нашего, Женьки встал. Тот тоже, когда я был малой, если драка, кричал нам, кому помладше: домой давайте, не ваше это дело. А мы наоборот.

— В драку лезли?

— Ну, — кивнул Дима. — Женька валяется в пыли, в грязи, борется с обидчиком. А мы вокруг бегаем, гада этого пинаем, кто куда достает. Пинали, конечно, не сильно. Но это по-началу. Потом и посильнее бывало.

Дима снова затянулся, глянул на черное бугристое небо.

— Видать, привычка взыграла, — докончил он.

А я между тем заметил, что у уголка конторы станции появились те самые, две девчонки. Пару минут они помялись, пока Дима рассказывал свою историю. Потом куклока, которую, к слову, звали Ниной, пошла к нам.

— Извините, — воспитанно начала она.

— Да-да, — Дима выкинул бычок, приосанился, — что вы хотели?

— Селихов? Саша? — Засмущалась девушка до красноты, — правильно же?

— Правильно, — улыбнулся я.

Дима при этом зыркнул на меня со значением, слегка ухмыльнулся.

— Извините, можно вас на минутку? — Потом она обратилась к Диме, — простите, я вашего друга надолго не задержу.

— Ну что ж, — Димка наигранно вздохнул. — Коль уж так, можете задержать и надолго.

От его слов Нина зарумянилась чуть ни до самых глаз.

— Да нет-нет, я быстро! — Она запротестовала так смущенно, что мне от этого даже стало забавно.

— Пойдемте, — пожал я плечами. — Раз уж быстро.

Мы отошли в сторонку.

— Я… я просто хотела вас поблагодарить лично, Саша, — опустив глаза к своим ботиночкам, сказала девочка, — Если бы не вы, мы бы и правда не отделались испугом, наверное. Точно попали бы в какую-то еще более неприятную ситуацию.

— Да ладно, не стоит. Тут любой мужчина бы заступился.

— Но на платформе было много мужчин, — девушка раскрыла широкие темно-голубые в темноте глаза, — а заступились только вы. Ну и ваш друг еще. Ему тоже от меня спасибо передайте.

— Хорошо, — я улыбнулся.

— Вы очень смелый, Саша. Очень. И сильный. Скажите, чем я могу вас отблагодарить?

— Вы уже поблагодарили. Ничего больше не надо.

Девушка задумалась на мгновение, потом сказала.

— Скажите, вы копченую рыбу любите?

— Люблю, — хмыкнул я.

— У меня папа — заядлый рыболов, — торопливо начала девушка, как бы застеснявшись того, что заговорила про рыбу, — он у меня, как наловит да как насушит-накоптит, что мы с мамой и младшей сестрой, не знаем, куда ее девать. Я к дяде с тетей еду. Завтра выхожу. Вот и везу ей гостинцев рыбных. Если я один вам отдам, они не обидятся.

— Не стоит, Нина. Хватит вам.

— Нет-нет! Я настаиваю!

Я вздохнул.

— Ну если настаиваете, я не откажусь.

— И еще…

И без того смущенная девочка, вдруг засмущалась так, что мне показалось, она вот-вот провалится сквозь землю. А Нина между тем достала аккуратно сложенную записочку из кармана, протянула мне.

— Что это?

— Мой почтовый адрес, — ответила она, пряча глаза. — У меня никогда не было друга по переписке. А между тем… мне кажется, это очень интересно. Особенно если дружишь с военным. Вы можете рассказывать мне какие-нибудь истории из армии. Да и вам, наверное, приятно будет, если кто-нибудь пришлет вам письмо в ответ.

Эх, Нина-Нина… Хорошая девочка Нина… При других обстоятельствах, я бы, наверное, и согласился на такое предложение. Да только… Только по меркам моей жизни, Наташа, супруга моя, ушла в мир иной совсем недавно. Горевал я по ней до самого конца. Да что уж там, и сейчас горюю и скучаю. Мечтаю увидеть ее снова. Молодой. Так что прости, Нина.

— Извините, — сказал я вежливо, — но я не могу это принять.

Девушка погрустнела. Потом вдруг улыбнулась. Видно было, что так она пытается спрятать свое разочарование.

— Я понимаю. Ну, тогда… Тогда пойдемте за рыбой?

— Пойдемте, — с искренней добротой сказал я.

Машко не мог уснуть. Алкоголь, после всего случившегося, будто выветрился из головы, и его место заняли неприятные мысли. Мысли о Селихове.

— Вот уж этот… Саша… Сучек…

Чувство стыда и злости смешались у него в груди и закрутили настоящую бурю эмоций. Он одновременно ненавидел себя, за то, что струсил, когда сказали про прокуратуру, и Селихова за его наглый тон. Как простой призывник, ноль без палочки, мог опозорить его, молодого офицера? Как он мог с ним разговаривать так пренебрежительно и дерзко? Это было немыслимо для Машко.

Его бурчание разбудило лейтенанта Свиридова. Тот заворочался, захрапел, потом медленно поднялся с нижней полки, выпил остывшего чаю.

— А чего вы не спите, товарищ лейтенант? — Спросил он.

— Ай, — отмахнулся Машко.

— Все переживаете? — Свиридов зевнул. — Да ладно вам. Могла быть и хуже. А так никто ни за что по шапке не получит.

— Ниче ты не понимаешь, — разозлился Машко, — старослужащий, а все равно салага!

Свиридов потер свой птичий нос, проморгался удивленно, и будто бы даже обиделся.

— От Селихова этого одни проблемы, — опять забурчал Машко. — В первый же день он мне не понравился. Так и знал, что солоно с ним хлебнешь!

Свиридов потер глаза. Машко снова забухтел:

— Вот было бы, как в прошлом году: привез призывников, сдал командиру и забыл, так нет же! Мне с ними возиться теперь весь КМБ! Пока по заставам назначения не получат! А я этого Селихова уже не перевариваю! Не люблю его так, что… Что кушать не могу!

— Товарищ лейтенант, ну разве оно того стоит? — Удивился сержант. — Ну получилось неприятно, ну и что? Через месяц никто и не вспомнит!

— Никто не вспомнит⁈ Да если кто из офицерья нашего узнает, на смех меня подымут!

Сержант нахмурил брови, скорчил непонимающую физиономию.

— Ну ниче… — прошипел Машко мрачно, — вот доберемся до отряда… ну я этому Селихову устрою…

Следующим днем дорога стала веселее. Нина подарила мне большую копченую щуку, и мы купили четыре трехлитровые банки пива на первой же большой станции.

Под душистую рыбку, настоящее советское пиво заходило только в путь! С нами выпил даже Сержант Свиридов.

Дембеля между тем утихли. Водку у них отобрали, и теперь они ходили грустные и унылые, словно гнилые пеньки.

К вечеру, что не мало меня удивило, к нашей купешке подошел челкастый дембель Ваня.

— Сашка… — начал он низковатым хмурым баском, — ты это… Тебя можно на минутку?

Мы с парнями переглянулись. Дима смотрел на дембеля с интересом. Уткин напрягся. Пугливый Мамаев, как и полагается, испугался.

— Ну можно, — я встал с лавки, — чего тебе?

— Если его отводишь, я тоже пойду, — зло выпятил грудь Уткин.

— Да успокойся, дружище, — примирительно поднял руку Ваня, — я просто поговорить хочу. Больше ниче такого.

— Тут разговаривай, — приподнял я подбородок.

— Я ничего злого не замыслил, Саша. Честное слово. Но хотел бы тет-а-тет. Ну, наедине то есть. В тамбуре.

Я недоверчиво приподнял бровь.

— Пожалуйста, — смутился челкастый Ваня, и это меня убедило.

— Ну лады. Пойдем.

В тамбуре тарахтело. Вагоны ходили ходуном относительно друг друга.

— Ну? Че хотел-то? — спросил я.

— Короче, при всех неловко, — замялся Ваня, — но я прощения хотел попросить. Тут сразу понятно — мои не правы были. Набрались беленькой, вот ум за разум и зашел. Да и я не лучше. Не узнал тебя, когда услышал, что наших бьют. Вот и кинулся.

Смущенный Ваня улыбнулся. Прятавший до этого взгляд, теперь он все же заглянул мне в глаза.

— А ты молоток, — Ваня ткнул меня в плечо большим кулаком. — Шестерых бугаев раскидал. Хоть и пьяных, но все равно. Не зря каратистом сделался.

— Ну, вы держались молодцами. И на ногах, и в драке.

Ваня хмыкнул.

— Захваливаешь. Ой, захваливаешь! — С веселым прищуром проговорил он, но сразу посерьезнел. — Короче, спасибо, что не стал зла держать. Что не закусил удила и не позволил нас с поезда ссадить. Вот был бы номер: хрен знает какое село, ниче вокруг непонятно, а надо как-то до дому добраться.

— Знаем. Плавали.

— В смысле? — удивился Ваня.

— Долгая история.

Он поджал губы, покивал.

— Короче, если этого не сделаю, совесть меня заест, так и знай. Надо мне от такого поганого чувства стыда как-то избавиться. Чтобы я себя перед тобой должным не считал.

Ваня рассмеялся.

— Уж я бы, на твоем месте, таких бы дураков, как мы, не задумываясь с поезда ссадил.

— О чем это ты?

— На вот, — Ваня полез в карман, — прими это, пожалуйста.