На крючке ярости

Глава 10

Кирка вновь оттягивала руки, дополнительно отягощенные кандалами. Все мышцы ныли, спина горела, будто обожженная пламенем, в голове мутилось от боли.

Он с трудом взмахнул киркой и, отколов от монолитной стены перед собой пару мелких камешков, кое-как перевел дух. От пыли першило в горле, дышать было невыносимо и больше всего хотелось просто упасть лицом в отколотые камни, застыв там навеки.

Почему он опять здесь? Ведь все закончилось, он покинул это место, бежал, он освободился от этого кошмара! Освободился… уже так давно, больше тысячи, да что там — полутора тысяч лет назад! Так почему он снова очутился тут??

Винсент раздраженно швырнул тяжелую кирку на землю, и туда же сплюнул, силясь избавиться от пыли, забившей собою горло. Сзади послышался негодующий возглас и в следующий миг тяжелый толстый кнут с размаху прошелся по его обнаженной спине.

Мужчина выгнулся, с трудом сдержав крик боли и, чертыхнувшись, опять поднял кирку, с трудом занося ее над головой.

По спине побежали, обжигая еще сильнее, горячие струйки — кнут рассек ему кожу. Под ноги упало еще несколько мелких камешков.

Винсент, продолжая делать вид, что работает, осторожно огляделся, с неприятным чувством дежа-вю вспоминая это место.

Шахта… или просто какой-то карьер, кажется, небо где-то высоко-высоко все-таки виднеется. Люди, набитые сюда, как селедки в бочку, трудятся друг рядом с другом в полном молчании — за разговоры можно получить удар кнута, и никому этого не хочется. В воздухе стоит запах пота и пыли, запах боли и страданий. Изредка слышатся слабые стоны тех, кому уже совсем невмоготу терпеть…

Каторга.

Он помнил это место, помнил так хорошо, что самому порою становилось противно, и хотелось забыть, забыть навсегда, вычеркнуть из памяти…

Мужчина глубоко вздохнул, закашлялся от пыли и мрачно улыбнулся. Выходит, хорошо, что не забыл. Если бы было иначе, ему бы, наверное, было труднее…

А впрочем, и так несладко. Руки и ноги закованы в тяжелые кандалы, спина болит от многочисленных ударов, в голове мутится от боли.

Что ж… пожалуй, ему есть за что ненавидеть отца. Чертов ублюдок, надо было позволить Леону убить его! Ах, если бы ему только довелось еще раз взглянуть в лицо этому мерзавцу, если бы довелось увидеть Антуана ла Бошера, так поступившего с родным сыном, спасшим ему жизнь, уж он бы…

Нет, стоп! Стоп-стоп-стоп, это же неправильно! Эти мысли, эта боль, каторга, его пребывание здесь… Его здесь не должно быть, черт возьми, он покинул ее уже больше полутора тысяч лет назад! Сбежал. Убил трех человек… Сейчас это кажется равноценной платой за ту боль, что эти самые люди заставили его пережить, за все, что причинили ему.

Винсент медленно выпрямился, разминая спину и, неспешно повернувшись, окинул долгим, внимательным взглядом надсмотрщика. Ключи от кандалов… ага. На поясе. Все, как и должно быть.

Осталось только вспомнить, как это было в прошлый раз. Куда бежать, как спасаться после того, как он убьет этого ублюдка…

— Работать! — свист кнута в воздухе и резкий удар на сей раз по рукам: он позволил себе повернуться, смотрит не на стену, а на человека, его мучающего.

На обеих руках появились длинные кровавые ссадины. Винс зарычал и, подняв кирку, перехватил ее поудобнее, делая короткий из-за кандалов шаг к обидчику.

Тот, заметив бунтовщика, размахнулся посильнее и ослабленного тяжелой работой мужчину немного отшвырнуло назад, на стену. Он попытался выпрямиться, но нога поехала на мелкой щебенке, отбитой им самим, и он упал, неловко ударяясь головой о большой камень, возле которого трудился.

Сознание на секунду расплылось, но тотчас же собралось воедино. В голове шумело, по виску стекала еще одна горячая струйка — а он и забыл, что тогда так глупо ударился. Ничего… Если ему не помешало это в прошлый раз, не помешает и в этот.

Кирка все еще была в руках. Надсмотрщик, убежденный, что бунтовщик примерно наказан и больше проявлять непокорность не будет, равнодушно отвернулся, шагая к другим несчастным.

Винсент приподнял кирку, сжимая ее обеими руками и, как следует размахнувшись, швырнул.

Он почти не целился — он знал, что не промахнется. Знал на сто процентов, просто потому, что это уже было, было прежде и он лишь повторял свои собственные действия.

Он не ошибся.

Надсмотрщик упал, не успев издать ни звука. Кирка, пробившая ему грудную клетку сзади, так и осталась торчать из спины.

Стук кирок вокруг смолк. Такого на каторге прежде не случалось, такой вольности ни один узник не мог себе позволить, и теперь на убийцу все смотрели со страхом и затаенным восхищением.

Винсент видел это, но долго почивать на лаврах не стал. Кое-как, с трудом переставляя скованные ноги, он приблизился к убитому надсмотрщику и, одним движением сорвав с его пояса связку ключей, безошибочно выбрал нужный — он помнил его, до сих пор помнил, чему был несказанно рад! — и с некоторым трудом отпер замок кандалов. Сначала на ногах, чтобы почувствовать себя на воле. Потом на руках — кое-как воткнув ключ в замочную скважину и повернув его зубами.

Товарищам по несчастью мужчина не доверял — не тем местом была каторга, чтобы можно было завязать здесь добрую дружбу, здесь каждый был сам за себя, и все старались выслужиться перед надсмотрщиками, перед охраной, лишь бы заслужить толику снисхождения.

Неважно. Это их дело, этих людей из прошлого, они все уже итак давно мертвы! Но он-то жив, он-то из будущего! Он пришел сюда, потому что прожил свыше полутора тысяч лет, потому что выжил в этом аду! Потому что сбежал, потому что вырвался!

И вырвется вновь.

Замок щелкнул; кандалы упали на землю к его ногам. Винсент, не удержавшись, пинком отшвырнул их и, быстро оглядевшись, бросился со всех ног бежать туда, где, как он помнил, был выход из этого карьера, где почва повышалась, переходя в плоскость, по которой следовало добраться до леса. А потом — несколько дней скитаний, поле, еще один лес, деревушка, которую надо будет обойти стороной, лес, поле и, наконец, Рейнир. Учитель. Спаситель.

Этого не должно было быть. Он все сделал правильно, он не мог ошибиться! Это… это все он, этот проклятый оборотень, он что-то сделал, вмешался в их с Альбертом магию, и теперь его забросило в… собственное тело? В то тело, которым он обладал в шестом веке…

Дьявол! В то тело, что еще не было хранителем памяти, то, что не имело магической силы! Вот подстава-то, а… Этак его тут убьют, а он и возразить толком не сможет.

Нет, глупости! Он выбрался однажды и выберется вновь, надо только бежать, бежать, бежать…

Камень, прилетевший как будто из ниоткуда, ударив в висок, остановил его бег. Винсент упал, попытался встать, но упал снова, смутно слыша какие-то голоса.

Его окружили, заломили руки и стянули их веревкой.

«Точно», — успел подумать мужчина, прежде, чем потерять сознание, — «Они же меня сначала поймали…»

Ренард резко вздохнул и рывком вскочил на ноги. Ему почудилось, что он задремал в кресле, увидел какой-то странный, наполненный невероятными событиями сон, и до сих пор не мог понять, проснулся он или все еще спит.

Вокруг была удивительно домашняя, привычная обстановка — шкафы вдоль стены, книжные полки, камин…

Все, казалось бы, как и должно быть, все так, как было… много лет назад. Много… много-много лет назад. Он ведь уже не живет в этом доме, он давно покинул его, да и дома-то как такового уже нет. Он живет в замке, со своими родными и близкими, с племянниками, с маленькими наследниками рода, он ведь бежал отсюда!

Мужчина зажмурился, стискивая виски руками. Конечно… конечно, он же сбежал, покинул это место после того события. После того, как Виктор… как Виктора… Но ведь и сюда они отправились вместе с ним, с Виком, они должны были оказаться здесь все вместе, а не каждый по отдельности! Что за черт? Что произошло, почему он один, да еще и в своем старом доме?..

— Рене… — знакомый до боли в груди женский голос резанул по ушам; мягкая рука осторожно коснулась локтя. Рене, не веря себе, медленно обернулся и, не в силах выдавить из себя ни слова, уставился на миловидную молодую женщину, глядящую на него с тревогой и недоумением.

— Рене, что с тобой?

— Ада… — слетел с губ потрясенный вздох, и мужчина, подавшись вперед, крепко обнял родную сестру, давно оставшуюся в прошлом.

Лишь сейчас он осознал, как сильно скучал, как тосковал о ней. Только сейчас понял, до какой степени важна была ему близость семьи, как всегда гнело его ее отсутствие.

Ада, Аделайн, жена Виктора и родная сестра баронета Ренарда Ламберта, изумленно заморгала, неуверенно обнимая брата в ответ.

— Да что случилось? Рене, я ничего не понимаю… — она аккуратно выскользнула из его объятий и, подняв руку, встревоженно коснулась его щеки, — Мы говорили с тобой, и вдруг ты вскочил, а теперь ведешь себя так, словно видишь меня впервые! Ты здоров? Ты кажешься бледным…

— Я здоров, — Ренард, сияя ярче солнца, мягко сжал руку сестры, с восторгом глядя на нее и, глубоко вздохнув, покачал головой, — Какая ты у меня красавица… Как же я… — сообразив, что если скажет о том, что тосковал, сестра наверняка вызовет лекарей, мужчина осекся и попытался взять себя в руки, — Прости, я… сам не знаю, что со мной случилось. О чем мы говорили?

Аделайн изящно склонила головку набок, вглядываясь в брата с, казалось, все возрастающим подозрением.

— О Викторе… Я рассказывала тебе о своей тревоге — я не понимаю, как долго мы еще будем жить в доме его родителей! — она вздохнула и, присев обратно в только что оставленное кресло, покачала головой, — Я люблю Виктора, люблю его отца и мать, но, Рене… Сейчас, когда я ношу нашего первенца, я начинаю мечтать о собственном гнезде, о месте, где могла бы стать действительно хозяйкой. Где мне не пришлось бы спрашивать совета у матери мужа, как воспитывать своих детей, где я бы могла… В конце концов, где мы бы могли завести себе преданных слуг, а не тех, что думают только о покое старых де Нормондов! — на щеках молодой женщины проступила краска, и ее брат, слушающий с крайним вниманием, ощутил, как сердце сладко кольнула нежность. Конечно, Ада ведь всегда краснела, когда волновалась… Он уже успел забыть об этом. Как он только мог забыть!

— Поговори с Виктором, Рене, — Аделайн прижала руки к груди, с мольбой глядя на брата, — Он твой друг, он послушает тебя, он всегда к тебе прислушивается! Он должен понять, что мы не можем провести всю жизнь под крылом его родителей, мы должны вить собственное гнездо!

— Да-да… — Ренард неуверенно кашлянул и, пытаясь собрать мысли в кучу, нахмурился, — А… где сейчас Виктор?

Сестра растерянно заморгала — по-видимому, такой решимости прямо сейчас броситься и побеседовать с ее мужем она от брата не ожидала.

— Полагаю, в поместье. Он должен был вернуться к полудню, но я ушла раньше — хотела поговорить с тобой. Родители передадут ему, что я отправилась к тебе, не беспокойся.

— Не беспокоиться… — эхом отозвался Рене и, тяжело вздохнув, на несколько секунд закрыл глаза рукой.

Если с Виком случилось то же, что и с ним, если он тоже попал в свое собственное тело… Бедный граф, что же он должен переживать сейчас! Встретить родителей, покинувших этот свет больше полутора тысяч лет назад — от этого немудрено рехнуться, а Виктор человек ранимый, нежный, с хрупкой психикой. Да еще и Чеслав в свое время над последней поработал… поработает? Сейчас же этого еще не произошло… Какой дурдом, голова кругом идет.

— Рене?

— Ничего-ничего… — Ренард выдавил из себя улыбку и, присев перед сестрой на корточки, взял ее руки в свои, глядя снизу вверх с неизбывной нежностью и любовью, — Знаешь, Ада… Когда я вскочил, на меня вдруг накатило что-то вроде… озарения, предвидения, как бывает с магами, понимаешь? Я вдруг увидел, что будет и, клянусь, я убежден, что все будет именно так! — он глубоко вздохнул, стараясь говорить как можно убедительнее, — Вы с Виктором… вы будете жить с ним в большом, красивом замке, который он, думаю, вскоре уже начнет строить. Там же будут жить и ваши дети, и внуки, и правнуки… и вообще все потомки вашего союза. Вы дадите начало большому и прекрасному роду, вы станете основателями великолепной семьи… Вас ждут и горе, и счастье, и преграды, которые вы сумеете обойти… Но как бы там ни было, Ада, знай — все, что произойдет, что происходит прямо сейчас однажды выльется в огромную радость, однажды все приведет к однозначному, прекрасному исходу…

Аделайн слушала, не то веря, не то не веря, слушала, глядя на брата растерянно и подозрительно, робко кивая иногда. Она слушала, почти ничего не понимая, лишь ощущая в словах Рене поддержку, надежду и, слабо улыбаясь порою, вздыхала.

— Хочу верить, что все так и будет, — она покачала головой, — Но сейчас трудно осознать это. Как ты мог прозреть будущее, Рене, ведь ты никогда не был магом! Я… знаю, кто ты, — Ада понизила голос, глядя на собеседника почти со страхом, — Но ведь это не делает тебя колдуном! То, что ты способен менять облик…

— В твоей крови это тоже есть, но не так сильно выражено, — возразил Ренард и, легко поднявшись с корточек, вновь сел в кресло, — Я же пошел в отца… Но это неважно, не имеет сейчас значения. Ада… — мужчина внезапно посерьезнел; в глазах его сверкнули искорки затаенной боли, — Знаешь… чтобы ни случилось, чтобы ни произошло, прошу тебя, всегда помни, что я люблю тебя. Что я никогда бы не предал ни тебя, ни твоих детей, что я люблю и тебя, и Виктора, и я жизнь за вас готов отдать! Помни об этом, прошу тебя, сестричка, помни!

— Я помню… — сестра баронета вновь растерялась, с волнением глядя на него, — Рене, что с тобой творится? Такое чувство, что ты прощаешься со мной, будто хочешь покинуть меня… нас…

— Нет, — Рене на мгновение закусил губу и вновь заставил себя улыбнуться, — Нет, дорогая, не сейчас. Сейчас я не покину, не оставлю тебя, не оставлю… Виктора… Знаешь, он ведь, наверное, ждет тебя, — мужчина глубоко вздохнул, — Прошу, милая, отправляйся к мужу. И цени каждое мгновение, что он проведет рядом с тобою, цени! Никто не знает, что уготовано ему в жизни…

Аделайн, растерянная, изумленная, поднялась и, явно не желая этого, неуверенно попрощалась с братом. Тот, мягко улыбаясь, поцеловал ее на прощание в щеку и, проводив до двери, долго смотрел ей в след.

Потом вздохнул и, вернувшись в комнату, снова упал в глубокое кресло.

Что же все-таки произошло, что случилось? Почему, как он оказался вновь Ренардом Ламбертом, снова занял свое место в этом времени? Вообще, разве такое возможно?

Эх, хорошо бы спросить об этом у Винсента… Интересно, с ним тоже такое случилось? Если да, то…

Рене нахмурился, закусывая губу и потер лоб. Какой же сейчас период времени, что происходит в жизни других людей?..

Если Вик пока еще даже не выстроил замок, а Ада носит их первенца… А Винсент бежал с каторги за пару дней до того, как они с Виктором нашли тот холм, где он решил построить Нормонд! Значит, сейчас он на каторге?..

Черт возьми, бедняга, надо же спасти его! Вытащить… или нет?

Баронет помрачнел, глядя в пламя камина. Нельзя нарушать ход событий в прошлом, иначе в будущем может произойти черти что… Винсент бежал с каторги сам, а встретились они с ним впервые… той ночью, когда его обратил Рейнир. В Ночь Большой луны! Нет, тогда он был в облике льва, человека-Винсента он увидел уже позже, в домике Рейнира…

Черт возьми, Рейнир! Ренард вскочил на ноги и воодушевленно хлопнул в ладоши. Точно! Конечно! Они хотели поговорить с Рейниром, значит, все, кто оказался в этом времени — даже если они вновь стали теми собой, какими были в шестом веке, — отправятся к нему! Значит, ему нужно только подгадать момент, прийти вовремя к домику старика…

Ламберт опять упал в кресло; взгляд его исполнился почти ужаса. Все они вновь стали теми собой, какими были здесь… но ведь с ними отправились те, кто в шестом веке просто не существовал. Татьяна, Людовик, Роман… Господи, что же стало с ними?! Надо… надо как-то разыскать их, найти…

Баронет решительно сдвинул брови. Да, он обязан найти их. В конце концов, трое молодых людей, одетых совершенно непривычно для этого мира не могли не привлечь ничьего внимания.

Виктор разжал объятия, отпуская отца и, сияя от счастья, перевел взгляд с него на недоумевающую мать. Как давно! Сколько лет!.. Господи, вот теперь он понимает, на что в самом деле способна магия, понимает, как прекрасно дружить с магами!

— Что с тобой? — отец нахмурился, изучая сына взглядом, — Ты болен? Виктор, если ты надеешься таким образом отвлечь нас от спора…

— Какого спора? — мужчина заморгал, ничего не понимая. Разве он мог о чем-то спорить с родителями? Разве мог хоть в чем-то быть не согласен с ними? Они же… они же… родители! Самые родные, самые близкие люди!

Мать тяжело вздохнула и, переглянувшись со своим мужем, покачала головой. Она, судя по всему, тоже полагала, что сын пытается отвлечь их внимание от чего-то важного.

— Извечного спора, сынок! — она нахмурилась, — Почему твоя жена так хочет покинуть нас? Почему мечтает уехать из нашего дома, чем мы ей не по нраву?

Вик растерялся до такой степени, что в первую секунду едва не спросил, кто у него жена. Затем, сообразив, что речь идет о его единственной и неповторимой Аделайн, неловко кашлянул и, торопливо припоминая, как когда-то отвечал на такие вопросы, попытался восстановить цепь событий.

— Она… она просто хочет узнать то же, что уже знаете вы — хочет создать свою семью, сама воспитывать и растить наших детей… Вы не думайте, мы не забудем вас! — он прижал руки к груди, — Я клянусь… мама, отец, я никогда не забуду вас! Никогда… — в последнем слове прозвучали нотки грусти, и мужчина попытался спрятать их за улыбкой.

Он помнил, он сознавал себя человеком, пришедшим из будущего, вернувшимся в прошлое и, коль скоро прежде путешествовать во времени ему не доводилось, полагал, что сейчас все происходит именно так, как и должно происходить. Странно только, что остальных рядом нет — где он их должен искать? И ладно еще Рене — где он живет в этом времени, граф знал, но вот хотя бы тот же Винсент или Альберт… И его потомки — Луи и Роман, жена Эрика — Татьяна! Они-то где?

— Виктор, — отец сдвинул брови, видя, что сын его не слушает, — Мы лишь хотим помогать вам, пока вы не встанете на ноги, хотим поддерживать вас… но твоя жена, видимо, недолюбливает нас за что-то, раз так рвется сбежать!

— Да что вы, Ада любит вас! — граф замахал перед собою руками: в том, что говорит, он был совершенно уверен, — А, кстати… где она?.. — мысль о том, что может вновь встретиться с женой, встретиться с той, любовь к кому пронес через всю свою бесконечную жизнь, заставила его побледнеть.

Мать мужчины слегка поморщилась.

— Она отправилась к своему брату, сынок. Зная, что ты должен вернуться к полудню, она отправилась к Ренарду, будто специально не желая дожидаться тебя! Я знаю, ты ее очень любишь, как и она тебя, но все-таки такое неуважение…

— Мама, ради Бога! — Вик мимолетно закатил глаза, начиная понимать, в чем именно он мог не быть согласен с родителями, — Ада часто ездит к Рене, он — ее единственная родня, конечно, ей хочется повидаться с ним! Уверен, она скоро вернется, я буду счастлив…

— Ваше сиятельство… — робкий голос слуги, раздавшийся из-за спины, заставил графа резко обернуться и расплыться в еще более широкой улыбке. Этого человека он тоже помнил, помнил немного более смутно, чем родителей, но все-таки знал, был к нему искренне привязан, уважал и любил его. Старый слуга, верный пес его семьи, всегда относился с почтением и нежностью не только к родителям мужчины, но и к нему самому, к его жене, поэтому в ответ заслуживал самой горячей приязни.

— Жюльен… — Виктор порывисто шагнул к слуге, желая заключить его в объятия. Тот, видя намерение хозяина, испуганно отступил, хмурясь и все-таки попытался объяснить, с чем пожаловал.

— Ваше сиятельство, к вам пожаловал какой-то месье… Он не представился, сказал лишь, что он ваш старинный друг и что вы будете чрезмерно счастливы свидеться с ним. Я взял на себя смелость проводить его в гостиную.

— Старинный друг? — Вик нахмурился, пытаясь понять, кто должен был пожаловать к нему в этот день, что это вообще за день, и какие у него есть старинные друзья, — Хм… проводи его в мой кабинет, будь так добр. Я сейчас подойду, — он послал родителям быструю улыбку и, коротко поклонившись в их сторону, направился в холл, откуда вела лестница на второй этаж, где и располагался, как помнилось графу, его рабочий кабинет. Гостиная располагалась там же, на втором этаже, поэтому увидеть гостя преждевременно у Виктора бы не вышло.

Он покинул родительские покои, миновал комнату для чтения, где обычно любил проводить время отец и, наконец, вышел в холл.

Он успел сделать по нему три шага, когда входная дверь вдруг распахнулась, и в дом вошло чудесное видение, самая прекрасная женщина, какую только видел свет.

— Ада… — голос сел; на глаза навернулись слезы. Не в силах сдержать порыв, граф бросился к жене и, подхватив ее на руки, закружил, прижимая к себе и осыпая поцелуями ее лицо.

Аделайн, изумленная сверх всякой меры, обнимая супруга в ответ, непонимающе смотрела на него и, когда он, наконец, поставил ее на пол, осторожно коснулась ладонью его лба.

— Любовь моя, у тебя жар? Что случилось?

— Ничего! — Виктор, сияя от счастья, вновь прижал ее к себе, — Просто я безмерно соскучился по тебе, моя ненаглядная, я… я так счастлив вновь видеть тебя!

Его жена неуверенно улыбнулась; взгляд ее исполнился подозрения.

— Виктор… любимый мой… Скажи мне, что происходит? Рене ведет себя странно, ты тоже… что с вами обоими?

— Рене ведет себя странно? — Вик, усилием воли заставляя себя отвлечься от счастья, сдвинул брови. Так-так… значит, скорее всего, Рене тоже полностью осознает, что он пришел из будущего. Но почему они оказались так далеко друг от друга? Они ведь и в дверь, созданную Винсентом, входили вместе… как странно.

— Я… не думаю, чтобы с ним что-то случилось, — граф улыбнулся, с глубокой нежностью целуя жену в губы, — Но, коль скоро тебя это так беспокоит, я обещаю, что обязательно поговорю с ним! Сегодня же… но после того, как побеседую с ожидающим меня человеком, хорошо? — он выпустил ее из объятий и, поймав ее руку, нежно поцеловал кончики пальцев, — Я поговорю с ним и вновь приду к тебе. Жди меня, любимая, жди! — мужчина глубоко вздохнул. Жена смотрела на него с нескрываемым изумлением, ничего не понимала, а ему было так безмерно жаль расставаться с ней даже на секунду…

И, тем не менее, будучи немало знаком в своей жизни с магами и магией, он смутно помнил, сознавал, что нарушать ход событий прошлого нельзя, что в будущем это может иметь слишком далеко идущие последствия, причем не всегда хорошие… Поэтому, еще раз с сожалением вздохнув, он поцеловал любимую супругу в щеку и, выпустив ее руки, оставив ее в абсолютном недоумении, бегом поднялся по лестнице на второй этаж.

В этом теле он чувствовал себя на редкость чудесно — он был молод, здоров и силен, был готов свернуть горы и не сомневался, что сумеет одолеть всех и каждого из своих врагов.

Виктор быстро прошел по короткому коридору до конца и, толкнув знакомую до боли дверь, вошел к такую родную, но давно забытую комнату. Его кабинет в родительском доме… Чудо, что он сумел вновь сюда попасть, просто чудо! О, при встрече он обязательно отблагодарит Винсента за эту потрясающую возможность!

Он вошел, закрыл за собою дверь и огляделся. Напротив его письменного стола, спиною ко входу, кто-то сидел в глубоком и удобном кресле, кто-то, невидимый от дверей. Над спинкой кресла лишь едва заметно виднелась белесая макушка.

В груди неприятно екнуло, и Виктор, шагая осторожно, довольно бесшумно, двинулся вперед, обходя кресло и безмерно опасаясь увидеть в нем того человека.

Взгляд прозрачно-зеленых глаз, упавший на него, взгляд спокойный и уверенный, заставил графа откровенно похолодеть.

— Чем… могу быть полезен… месье?.. — говорить получалось с трудом, в горле стоял комок. Человек в кресле тонко усмехнулся и, закинув ногу на ногу, сложил пальцы домиком, глядя на собеседника открыто и прямо.

— Думаю, это я смогу оказаться вам полезен, Виктор де Нормонд, — немного растягивая слова, произнес он, — Особенно, если вы прекратите притворяться, что не знаете меня.

— Дедушка!

Мужчина немного отпрянул, пораженно созерцая обнимающего его семи-восьмилетнего мальчика, смутно знакомого, с широкой, радостной улыбкой и светлым взглядом. Кто это, он не знал.

Несколько секунд назад он осознал себя стоящим в прихожей какого-то дома — весьма богатого и красивого дома, здесь не могло быть сомнений, — а тут вдруг откуда-то вылетел этот мальчуган и бросился к нему с объятиями!

— Малыш… — он попытался осторожно отцепить от себя паренька, — Ты… ты, должно быть, ошибся… Я не твой дедушка.

Мальчик весело рассмеялся, не прекращая висеть на нем.

— А чей же тогда? — он поднял голову и, обнаружив на лице собеседника растерянность, сам немного посерьезнел, — Ты устал, да? Ты собирался сегодня уладить что-то… ну, с папой.

— С кем?.. — еще больше обалдел мужчина, — С… э… — он умолк, понимая, что придумать нужные слова попросту не в состоянии. В конце концов, кто бы на его месте не растерялся? Оказывается в незнакомом доме, в объятиях незнакомого ребенка, считающего его своим дедом и говорящего, что он хотел что-то уладить с его отцом… Да кто, черт возьми, вообще отец этого мальчика?! Где его родители, почему он тут один?..

— Так… — мужчина честно попытался взять себя в руки, — Малыш… давай-ка с тобой поиграем в игру. Притворимся, будто дедушка… вдруг все забыл, потому что его… заколдовали, — ничего умнее в голову упорно не лезло, — Скажи мне, например… как твое имя?

— Патри́к! — мальчик гордо выпрямился, наконец, выпуская его из объятий, — Патрик ла Бошер! А ты правда все забыл?

— Похоже, что да… — он потряс головой. Ла Бошер! Что за чертовщина, он даже не помнит людей с таким именем у себя в роду! С другой стороны… не так уж хорошо он этот самый род и знает…

— Ладно, продолжим, — мужчина торопливо улыбнулся, — А папу твоего как зовут?

— Венсен ла Бошер! — отчеканил мальчик и внезапно помрачнел, — Ой, прости… Ты говорил, что после того, как он убил дядю Леона, он недостоин носить твое имя… Тогда он… он просто каторжник Венсен, да?

— Ага… — новость была поразительной, шокировала до кончиков пальцев, и он потихоньку начинал о чем-то догадываться, но догадка эта казалась настолько лишенной оснований, до такой степени дикой, что в ней сначала следовало убедиться, прежде, чем принимать ее за истину. Он глубоко вздохнул и, изо всех сил стараясь сохранять олимпийское спокойствие, осторожно осведомился:

— А я кто такой? Мое имя… ты знаешь?

— Антуан ла Бошер! — Патрик даже грудь выпятил от гордости, широко улыбаясь, — Мой любимый дедушка! Ой, дедушка, что с тобой?

Земля ушла из-под ног. Он ухватился за стену и, бледнея на глазах, неуверенно провел ладонью по лицу. Антуан… Антуан ла Бошер… не может этого быть…

В голове, сменяя друг друга с бешеной скоростью, завертелись мысли. Парадокс, парадокс, один и тот же человек не может быть одновременно в одно и то же время в двух разных местах… Кто-то вмешался в магию Венсена… Мальчик! Тот самый основатель рода, тот, кого Антуан сумел укрыть, спасти от мстительного вораса… И он сам. Господи, ведь ему говорили, не единожды говорили, что он похож на отца Венсена! Даже мать при рождении дала ему его имя… Да и по сию пору он носит его.

Альберт Антуан де Нормонд… Антуан ла Бошер. Кто бы мог подумать, что очутившись, благодаря браслету и кулону, благодаря магии Венсена и — несомненно! — вмешательству Чеслава, в прошлом, он воплотится в теле своего собственного предка!

Но почему тогда Патрик называет Венсена своим отцом? Его родителем был Леон, это доподлинно известно — Венсен клялся в этом, и не верить ему оснований нет…

Безумие какое-то.

— Так… — Альберт попытался взять себя в руки, чтобы не пугать мальчика еще больше, — Давай-ка мы сейчас пройдем в более уютное место, малыш, и я там немного поразмыслю. Где, ты полагаешь, я должен был устать сегодня?

Патрик неуверенно пожал плечами.

— Ну… ты говорил, что хочешь убедиться, что мой папа находится именно там, где должен быть. Говорил, что тебе страшный сон приснился, будто он сбежал!

— Страшный сон… — мужчина потер подбородок и, действуя совершенно машинально, скользнул пальцами левой руки по своему правому запястью. Ощутив знакомый металл браслета, он немного успокоился. Что ж, он, во всяком случае, не безоружен.

Но, однако, какие любопытные подробности открываются! Неужели Антуан когда-то тоже владел магией, мог предвидеть будущее?.. Или ему и в самом деле просто приснился кошмар. Глупый маркиз, предавший собственного сына! И угораздило же воплотиться именно в его теле…

— Да-да, разумеется, — он быстро улыбнулся, продолжая прокручивать в голове разные варианты поведения, — Венсен на каторге, как… и должно быть, — пришлось сделать над собою маленькое усилие: гнев за несправедливость в отношении предка на миг затопил его, — Все хорошо, думаю, то был просто плохой сон. Тебе нечего бояться, Патрик.

— Я его не боюсь, — мальчик удивленно моргнул, — Он меня никогда не обижал, это с дядей Леоном они почему-то вечно ссорились… — он вздохнул и, махнув ручкой, неожиданно указал на шею собеседника, — А откуда у тебя это, дедушка?

Альберт поспешно спрятал за ворот туники изящный кулон в виде кошачьей фигурки, и быстро улыбнулся.

— Купил на ярмарке по дороге назад. Хотел немного отвлечься и развеяться.

— Ааа… — Патрик склонил голову набок, изучая его удивленным и даже капельку недоверчивым взглядом, — А я думал, ты не любишь ярмарки…

— Во всем есть свои исключения, — обтекаемо отозвался мужчина и, поднявшись из кресла, в которое сел, едва зайдя в гостиную на первом этаже дома, прошелся по последней, затем останавливаясь у окна и хмурясь.

Если дело действительно в парадоксе, если Чеслав решил создать им трудности таким нестандартным образом… Значит, его друзья и родственники тоже оказались в своих собственных телах. Ричард — Ренард, Виктор — граф де Нормонд, Винсент — Венсен… но что сталось с его дочерью и племянниками? У них нет прототипов в этом времени, они не похожи ни на кого из ныне живущих… Где они сейчас, что с ними?

Мужчина сжал в кулаке тоненькую занавесочку, прикрывающую собою окно. Он должен отыскать их. Должен, обязан, черт возьми!

Если он воплотился в теле Антуана ла Бошера, да к тому же сохранил кулон и браслет, значит, есть возможность предположить, что силой он в этом времени какой-никакой обладает.

А вот Луи… Альберт закусил губу. Бедный мальчик, он ведь, скорее всего, не поймет сразу, что случилось, будет пользоваться магией, а запасы силы его быстро иссякнут… Он принес с собой ее некоторое количество, то, что осталось от пребывания в настоящем, то, что он впитал от древних камней. Но здесь нет ни замка, ни камней, из которых он сложен, здесь нет даже самого Людовика! Он, они все — лишь тени из будущего, да, материальные, живые (тут маг не сомневался) но все-таки тени, и когда они исчезнут — это лишь вопрос времени!

Он должен отыскать их. Вместе они найдут остальных своих друзей, смогут добраться до Рейнира, а после и вернуться домой…

Хм. Рейнир… Быть может, ребята к нему и отправятся? В конце концов, он был конечной целью их пути, к нему они все должны были прибыть, может быть…

Альберт раздраженно мотнул головой. Нет, нельзя полагаться на случай! Надо отыскать их, надо помочь, спасти… а потом уже решать, что делать дальше.

Патрик следил за дедушкой с нескрываемым изумлением и, сознавая, что того что-то гнетет, совершенно не понимал причин этого. Отец мальчика, человек, которого он таковым считал, был на каторге за совершенное преступление, дедушка, казалось, был удовлетворен тем, что его сын понес заслуженное наказание… Что же изменилось, что так взволновало его?

— Дедушка… — неуверенно окликнул мальчик, силясь хоть как-то улучшить настроение любимого деда, — Может… я могу чем-то помочь тебе?

— Пожалуй, — Альберт неспешно повернулся и неожиданно широко, спокойно улыбнулся, — Будь добр — позови слуг, малыш.