Свежий ветерок трепал короткие волосы и ворот легкой рубахи, заставляя ежиться и ностальгически вздыхать о собственной длинной шевелюре. Вокруг сновали люди, что-то продавали, что-то покупали — ничего необычного, все так, как должно быть на рыночной площади.
Но что здесь делает он?
Мужчина поднял руку и, хмурясь, сжал и разжал кулак. Внимания на него, судя по всему, особенного не обращали, а это могло значить только одно — выглядит он сейчас уже не как беглый каторжник. Впрочем, он ведь и чувствует себя на порядок лучше.
Он осторожно провел ладонью по короткой шевелюре и, с приятным удивлением осознав, что она более не спутана, что волосы лежат шелковистой волной, негромко хмыкнул. Мнение о самом себе у него поднялось на несколько пунктов.
Он еще раз посмотрел на свою руку, начиная задумываться уже о том, как чувствует себя, вернее — кем чувствует себя и, стиснув кулак, широко, совершенно по-звериному улыбнулся.
Да! Он не ошибается, он не может ошибиться! Наконец, наконец-то! Он чувствует ее, свою силу, ощущает, как она вновь бурлит и переливается по жилам, он понимает, он сознает себя как хранителя памяти! Еще не совсем мага… но уже как создание великого учителя.
Значит, сюда, на рынок, его отправил Рейнир. Что ж, это не удивительно — учитель часто отправлял его за покупками, не только чтобы использовать как дешевую рабочую силу, но и чтобы максимально социализировать бывшего каторжника.
Винсент помнил, что поначалу он шарахался от людей. Так было тогда, в шестом веке, тогда, когда он бежал с каторги, но не сейчас и не для него. Сейчас он другой, он помнит, сознает себя другим, воспринимает себя иначе…
С каторги он бежал уже много лет назад, так давно, что не должен был бы этого помнить, да и не вспомнил бы, не приключись с ними такая неприятность. Но даже повторение страшного сна, даже новое возвращение на каторгу не оставило на нем такого же следа, как и в прошлом.
Сейчас, здесь, на рыночной площади он стоял совершенно спокойно и уверенно, ощущая себя Винсентом де ля Бошем, хранителем памяти, учеником Рейнира, но отнюдь не беглым каторжником ла Бошером.
Тот остался в прошлом, где ему самое место. Пожалуй, единственный, кто еще звал его Венсеном, был…
— Венсен! — чей-то голос, очень знакомый, но совсем не принадлежащий тому человеку, про которого думал хранитель памяти, заставил его вздрогнуть и на секунду замереть, теряясь в многообразии вариантов поведения. Повернуться? Взглянуть врагу в лицо, открыто, без страха, как он привык смотреть всегда?.. Или не подавать виду, что слышал, не раскрывать инкогнито, ибо сие в этом веке может быть чревато, причем чревато смертельно?
Если он ответит, этот мерзавец, безусловно, не станет таиться, не станет притворяться ради него. А не ответит — он решит, что уже победил и нападет со спины. От такого, как он, этого вполне можно ждать…
Винсент медленно, неотвратимо грозно повернулся, открыто взирая в лицо извечному врагу. Прятаться, притворяться он желания не испытывал, предпочитая лучше разобраться потом с могущими последовать проблемами.
— Мактиере… — голос мужчины прозвучал откровенно зловеще: никакого уважения к этому негодяю он не питал, — Значит, я не ошибся.
Анхель, молодой, самоуверенный, отчего-то очень радостный, широко улыбнулся в ответ.
— Ты не мог ошибиться, Венсен. Ты всегда был умен и догадлив, слишком догадлив и умен. Обычно таких как ты, в живых не оставляют…
— И не сумев сделать этого в будущем, ты решил попытаться оборвать мою жизнь в прошлом, — подхватил хранитель памяти, как бы невзначай разминая кулаки, — В том времени, где я еще смертен… Забавно. Должен признать, идея хороша, но и в ней есть некоторые недоработки, — он прищурился, склоняя голову набок и очень мягко проговорил, — Если смертен я, то смертен и ты.
Мактиере ухмыльнулся в ответ.
— Но я силен, тогда как ты все еще слаб. Если не ошибаюсь, сейчас ты едва ли знаком со стариком и не успел ничему у него научиться?
Винс на секунду замер, просчитывая возможные варианты ответа и внезапно, осененный догадкой, куснул себя за губу, глуша невольный смех.
— Может быть, может быть… — задумчиво проговорил он, с любопытством созерцая противника, — Но память-то все еще при мне. А для кое-чего нужны только знания, не правда ли… заклинатель?
Последнее слово хлестнуло Анхеля, как бичом — в нем чудилась насмешка посвященного, сведущего и способного мага над тем, кто не мог творить колдовство иначе, как при помощи слов.
Заклинатели никогда не были в почете у магов, всегда полагались людьми более слабыми, менее способными, и Мактиере прекрасно знал это. Знал и тихо злился порою, стремясь сделать свои заклятия более сильными.
Теперь Венсен открыто ткнул в больное место чувствительного маркиза, и этого оказалось достаточно, чтобы тот, вскипев, перешел к решительным действиям.
Опустился на одно колено Анхель так быстро и, вместе с тем, столь изящно, плавно, текуче, что хранитель памяти даже не сразу сообразил, что он собирается делать.
— Dum spiro spero, — шепнул мужчина, скользя пальцами по траве и, усмехнувшись, жестко прибавил, — Interfectorem occidero!
Прямо перед Винсентом взметнулась стена горячего, дышащего жаром пламени, и мужчина невольно попятился.
По сторонам раздались испуганные крики, вопли — люди, окружающие их, безусловно, тоже видели огонь и боялись его ничуть не меньше, даже больше, чем сведущий в магии мужчина.
Винс скрипнул зубами — справиться с магией Анхеля он никогда не мог, пламя, вызванное им, потушить был неспособен, и сейчас был практически беспомощен перед проклятым заклинателем, не имея возможности защититься.
Что он, в сущности, мог сейчас, на что был способен? Обратиться львом, перемахнуть через огонь, как делают хищники в цирке? Да это же смешно, в самом деле, к тому же привлечет лишнее внимание.
Нет, конечно, он что-то помнит, обладает некоторыми знаниями, которые в этом времени иметь еще не должен… Хм. Что ж, видимо, придется их пустить в ход.
Мужчина бесстрашно шагнул навстречу бушующему пламени и вдруг как-то вскинулся, резким движением раскрывая и расправляя плечи, поднимая голову и немного разводя руки в стороны. Он, в отличие от противника, времени на слова не тратил, он колдовал, творил душой, сердцем, а такая магия всегда превосходит ту, что создана искусственно.
Мощный столб пламени, взметнувшись в нескольких сантиметрах от него, казалось, достиг небес. Замер на несколько мгновений и внезапно растянулся, растекся в разные стороны, заслоняя дорогу огню Мактиере, перекрывая ему путь.
Его противник, такого, очевидно, не ждавший, откровенно зарычал, выпадая из образа холодного, уравновешенного маркиза и, не желая терпеть поражение, стиснул руки в кулаки, затем вскидывая их в воздух.
— Non progredi est regredi, — прошипел он и, раскрыв ладони, словно толкнул пламя вперед, — Vincere aut mori!!
Пламя, бьющееся в агонии перед останавливающим его огненным забором, взметнулось выше, будто пытаясь перебраться через него… но в последний миг вдруг изменилось, обращаясь острыми, как иглы, шипами, по-прежнему пламенными, по-прежнему горячими, но теперь куда более опасными.
Люди, те из них, кто еще оставался поблизости, кто в ужасе созерцал битву магов, с криками и визгами бросились в рассыпную — попасть под горячую (в прямом смысле) руку озлобленному колдуну не хотелось никому.
Винсент, сознавая, что с такой атакой справиться ему будет не по силам, невольно отступил, пытаясь удержать свой огонь нерушимым, пытаясь не дать противнику пробить его… увы. Пламенные шипы, копья, иглы пронизали пламя, как нож мягкое масло, проходили сквозь него, атакуя самого мага, били точно в цель, не давая возможности спастись.
Хранитель памяти увернулся от одного, отпрыгнул от другого… и, вскрикнув, схватился за плечо, падая на одно колено. Руку обожгло острым, как нож, пламенем, и по рукаву выданной учителем рубахи заструилась кровь.
Анхель криво ухмыльнулся и, подняв руку, указал точно на него, направляя атаку так, чтобы, наконец, оборвать жизнь извечного врага.
Винс вскинул голову. Прямо на него несся огромный сгусток пламени, острый, опасный, готовый уничтожить, готовый стереть с лица земли, а он не успевал никуда деться. Он не мог уклониться, он был обречен!..
И вот в тот миг, когда смерть несчастного хранителя памяти уже казалась неминуемой, когда даже он сам готов был малодушно закрыть глаза, сдаваясь своей горькой судьбе, прямо перед ним, берясь из ниоткуда, вдруг взметнулась гигантская водяная волна с искрящимися в ней хрусталиками льда. Взметнулась, закрывая его, отсекая смертоносное пламя и, нахлынув на последнее… потушила его, заливая заодно и заклинателя. Пламя, которое потушить не мог никто, кроме самого Анхеля, пламя, которое нельзя было одолеть, с которым невозможно было справиться — волна залила его, не давая более возродиться.
Мактиере замер с поднятыми в воздух руками, мокрый с ног до головы, растерянный, недоумевающий и безмерно злой; Винсент обалдело созерцал его. В том, что волну призвал не он, мужчина был уверен на сто процентов — во-первых, он даже не пытался что-то сделать, малодушно принимая горькое поражение. В том, что это сделал не его учитель, он был уверен тоже — Рейнира нигде поблизости определенно не было.
На залитую водой, укрытую тишиной площадь вдруг обрушился громом стук конских копыт. Ла Бошер повернул голову, недоумевая, не понимая, кому могло прийти в голову примчаться сюда, да еще и с такой громогласной дерзостью… и тотчас же растерялся еще больше. Уж кого-кого, а этого человека он увидеть точно не ждал.
Всадник, стремглав подлетев к ошарашенным магам, затормозил и, не покидая седла, склонился с него, протягивая хранителю памяти руку.
— Залезай, — коротко велел он.
Винсент медленно встал. Он все еще стоял на одном колене, все еще казался сам себе побежденным, и от встречи с этим человеком чувство поражения лишь усилилось. Но как, как, откуда???
— Антуан… — Анхель скрипнул зубами, лишь сейчас неспешно опуская руки, — Какой дьявол принес тебя, проклятый мерзавец?! Оставь мальчишку, это моя добыча!
Антуан ла Бошер, видя, что спасаемый мужчина помощь пока принимать не торопится, неспешно обернулся к его врагу и криво ухмыльнулся.
— А ты довольно невоздержан на язык… ворас, — последнее он бросил с нескрываемым презрением, — И, кроме того, очень глуп. Разве не твой приятель устроил эту бешенную игру с парадоксом, разве не благодаря ему я оказался в теле собственного предка?
Винсент, ощущая, как с каждым словом «отца» на его губах расплывается все более и более широкая улыбка, подался вперед.
— Альберт!
— Всегда приятно быть узнанным, — отозвался великий мастер и, усмехнувшись, кивнул, — Забирайся в седло. Не хотелось бы ждать, пока этот бледнолицый выдумает еще что-нибудь.
«Бледнолицый»! Щеки Анхеля немного покраснели от гнева — спускать такое оскорбление он намерен не был.
— Антуан… — с губ вораса сорвалось озлобленное шипение, — Мальчишка! Молокосос! Ты… ты… потушил мое пламя, но больше тебе не удастся!..
— Тише, Анхель, — Альберт, помогая одной рукой предку забраться в седло, равнодушно глянул на него, — Смею напомнить, что в этом времени ты пока еще смертен. Будь добр, веди себя более разумно, не провоцируй меня… нас. Или домой мы тебя не захватим.
— Домой не вернется никто из вас! — альбинос яростно сплюнул под ноги коню маркиза, — Вы не знаете… не представляете, на что́ я способен, когда зол! А сейчас я в бешенстве, Антуан, в бешенстве! Видеть тебя, да еще в этом теле… — он потянул носом воздух, принудительно успокаивая себя, — Но ничего, ничего… Все вы здесь смертны, все уязвимы, а в моих руках есть один маленький, но очень полезный козырь, — прозрачно-зеленые глаза насмешливо сузились, — Посмотрим, как вы отобьетесь, когда Виктор де Нормонд будет атаковать вас!
Винсент, уже успевший сесть на коня, нахмурился. Альберт стиснул зубы, не позволяя себе выражать эмоции.
Анхель, криво ухмыльнувшись, рывком развернулся, шагнул… и исчез, обращаясь пауком, почти мгновенно затерявшимся среди травы.
…Они успели отъехать уже на порядочное расстояние, когда хранитель памяти, наконец, подал голос.
— Думаешь, он снова заморочил Вику голову?
— Не удивлюсь, — Альберт глубоко вздохнул, легонько понукая коня, — Виктор всегда был внушаемым человеком, к тому же, к Анхелю его отношение практически не изменилось. Сколько раз, оговорившись, он называл его «господином»? А Мактиере достаточно приложить минимум усилий, чтобы снова переманить его на свою сторону.
Винс уверенно покачал головой — уж настолько-то Виктору де Нормонду доверять он мог.
— Не думаю. Вик, конечно, человек внушаемый и слабый, очень податливый, а Анхель прекрасно знает его слабые места… Но все-таки против семьи Виктор больше не пойдет. Семью он любит, особенно Анри…
— Венсен, — мастер даже поводья натянул, поворачивая голову к собеседнику, — Ты, безусловно, прав, и нас всех Виктор любит, мы все — его семья. Но в этом времени, в этом веке у него есть другая семья, та, которую он любит еще больше — его жена, его родные дети… Ради них он пойдет на что угодно. А Мактиере, повторюсь, способен надавить на нужные кнопочки.
Винсент, сознавая и признавая безусловную правоту потомка, безнадежно вздохнул и безрадостно кивнул.
— И что же ты предлагаешь делать в таком случае?
Альберт, отвернувшись, вновь тронул поводья.
— Я предлагаю отправиться к Виктору и, если Анхель уже успел опутать его своей паутиной, попытаться прочистить ему мозги. Ну, а впоследствии, при хорошем раскладе — направиться вместе с ним к Рейниру.
— А остальные? — Винс нахмурился: ему на миг почудилось, что мастер забыл о них, забыл о неродных племянниках и родной дочери, не говоря уже о Ричарде.
Его собеседник чуть усмехнулся, тщась скрыть некоторое самодовольство.
— За них можно не волноваться, — негромко вымолвил он, — Я послал слуг твоего отца на их поиски, но они, вернувшись, доложили мне, что ребят перехватили буквально у них из-под носа… слуги баронета Ренарда Ламберта. А это значит…
— Что мы постепенно начинаем собираться все вместе, — хранитель памяти, улыбаясь, тряхнул короткой шевелюрой, — И я предполагаю, что Ричард, будучи человеком разумным, сделает разумный выбор и отправится или к Рейниру, или к Виктору. Кстати, я заметил, что ты обладаешь силой? Это странно — в теле отца у тебя ее быть не должно.
Альберт, хмыкнув, небрежно вскинул правую руку, демонстрируя спутнику опоясывающий его запястье серебряный браслет в виде кошки, и Винсент вновь расплылся в широкой улыбке. Лицезрение этого предмета давало ему надежду на благополучный исход.
— Пришло время платить по счетам, капитан.
Чарли, склонившийся над картой на своем любимом месте — на мостике фрегата, — неспешно поднял голову, устремляя взгляд на обнаглевшего помощника.
— Не припомню, чтобы по нашим с тобой счетам платить должен был я, — неспешно вымолвил он и, вновь опустив голову к карте, бросил, — Проверь фок. Парус плохо зарифлен, черти обленились без капитана.
— Я проверю, — Чеслав чуть склонил голову набок, вглядываясь в своего капитана, вновь вернувшегося в строй, — Конечно, капитан, сделаю все, как ты скажешь, капитан… Но долги все-таки придется отдать. Я вернул тебе корабль.
Бешенный, не поднимая на сей раз головы, на мгновение сжал зубы. Хитрый дьявол… И ведь не поспоришь — корабль-то он действительно вернул, а Чарли не нашел в себе сил отказаться от фрегата!
— Что ты хочешь, отродье шакала? — он говорил вроде бы спокойно, но за спокойствием угадывалось пламя, грозящее того и гляди вырасти в настоящий пожар. Старший помощник быстро улыбнулся. Таким он знал своего капитана, таким помнил его и таким хотел видеть, именно такого хотел использовать для своих целей.
— Совсем немного. Несколько твоих чертей и лично твое горячее расположение, — желтые глаза насмешливо блеснули, — Жаль, конечно, что Нормонд стоит не на берегу моря…
— Осади, — голос Бешенного прозвучал хрипло: он понял, чего жаждет Чес и понимание это не доставило ему удовольствия, будя только гнев, — Я не пойду против ребят.
Оборотень равнодушно пожал плечами, не прекращая лучиться доброжелательностью.
— Пойдешь, Чарли, — очень мягко вымолвил он, — Пойдешь, если я скажу тебе. Ты принял корабль, ты не смог отказаться от него… Увы, увы. Ты обрек себя сам, мой друг. Видишь ли… — желтые глаза чуть сузились, в них заплясало пламя, — Согласившись принять корабль, взойдя на его мостик, ты фактически заключил контракт со мною. И по этому контракту обязан расплатиться в означенный мною срок. Время пришло — я требую платы.
— Что же будет, если я откажусь? — капитан попытался сдержать рвущийся наружу гнев, и мысленно прикинул, что в револьвере на поясе (откуда он только взялся?) патронов еще достаточно. Оборотень равнодушно пожал плечами.
— Мне придется заставить тебя. И, поверь, Бешенный, я смогу это сделать… Скажи. Ты ведь не заметил маленькую щепочку, царапнувшую тебя, когда ты впервые коснулся борта фрегата? — увидев, как напрягся собеседник, Чес иезуитски продолжил, — Не заметил каплю крови, которой окропил этот несчастный корабль? И даже не знаешь, к чему твоя оплошность может привести!
— Гром и дьяволы! — Чарли все-таки сорвался: будучи сыном мага, он прекрасно понимал, как опасна может быть такая промашка, — Кой черт приволок тебя на мой корабль, какого морского дьявола тебе нужно, пиранья?!
— Я ведь сказал, — рыжий, который цвет своих волос скрывать уже не пытался, как и свою внешность, широко ухмыльнулся, обнажая в ухмылке зубы, делая ее хищной, — Мне нужен маленький отряд из верных тебе людей, Чарли. Тебя я не прошу идти с нами — знаю, тебе будет тяжело пойти против своих. Но твои волки с радостью окажут помощь старшему товарищу, не правда ли? Особенно, если это им прикажет любимый капитан.
Бешенный медленно потянул носом воздух. Следовало успокоиться, следовало взять себя в руки и уяснить, что за дьявольские сети опять плетет этот рыжий мерзавец, следовало усмирить дурманящую ярость.
— Ты бросаешь все в одну кучу, — мрачно рыкнул капитан, сверля старшего помощника тяжелым взглядом, — Причем здесь моя кровь, причем здесь контракт, о котором ты говоришь? Как связано…
Оборотень расплылся в сладчайшей улыбке. Сообщить Чарльзу приятную новость ему было радостно.
— Непосредственно, капитан, — промурлыкал он, — Корабль призвал я, чтобы получить каплю твоей крови. Я ее получил. Теперь, если ты не будешь слушаться, ты умрешь — только и всего. Конечно, для мирового флота это будет невосполнимая потеря… — мерзавец элегически вздохнул, — Но ведь всегда приходится идти на какие-то жертвы во имя цели. Итак, капитан, каков же будет твой выбор? Ты дашь мне нескольких головорезов, чтобы я исполнил свое намерение или сложишь голову по собственной воле? Выбирай, и помни — в дальнейшем пойти против меня ты все равно не сможешь. Я умею защищать свои тылы, — здесь желтые глаза нехорошо сверкнули: Чеслав вспомнил про оставшегося в замке Анри. От этого мальчишки, довольно способного и сильного мага, он себя тоже защитил, взяв его жизнь в свои руки, крепко сжав ее в кулаке. Он пытается трепыхаться, но вырваться все равно не сможет. Один глупец, второй… Как они наивны. А ведь от Бешенного он ожидал большей сообразительности… впрочем, для того, чтобы проявить ее, он сам не оставил капитану ни единого шанса.
Чарли задумчиво скользнул пальцами по подбородку, где уже начала пробиваться щетина, и растянул губы в несколько загадочной, насмешливой улыбке.
— Что ж… — он хмыкнул и пожал плечами, — Похоже, ты крепко взял меня за горло, пес. У меня нет выбора — можешь взять пару моих чертей, если они пойдут за тобой. Но вынужден предупредить — я не привык мириться с угрозами. Очень скоро я найду способ вывернуться из твоей хватки.
Чеслав медленно шагнул вперед и, приподняв подбородок, окинул своего капитана долгим изучающим взглядом. Затем покачал головой.
— Наследник великого мага… — нараспев проговорил он и, не сдержавшись, хохотнул, — Ты похож на Рейнира, Чарли, похож много больше, чем думаешь сам. Старик был столь же опрометчиво безрассуден и так же убежден в своих силах. Не стану напоминать, к чему его это привело, — желтые глаза стали жестокими. Оборотень чуть вытянул вперед правую руку и красноречиво сжал пальцы, намекая на способ, каким он оборвал жизнь несчастного Рейнира.
Его собеседник остался холоден. Показывать испытываемые им эмоции, демонстрировать свои истинные чувства неприятелю Чарли давно отучил себя, не желая давать кому бы то ни было дополнительного оружия против себя, поэтому сейчас сдержался без особых проблем. Мысленно он, правда, уже вздернул Чеслава на рее и теперь, развлекаясь, расстреливал трепыхающееся тело из револьвера серебряными пулями, но внешне этого никак не проявил.
— Бери чертей и убирайся, — голос капитана был тверд и спокоен: угрозы его тоже не напугали, — Когда закончишь — верни их на палубу. Я не собираюсь драить ее сам.
— Есть, капитан, — рыжий лениво улыбнулся, напомнив в это мгновение сытого кота и уже повернулся, было, к трапу… как вдруг остановился на половине шага и постучал себя пальцем по губам.
— Знаешь, Чарли… — задумчиво проговорил он, — Ты все-таки глуп. Твои «друзья» никогда не относились к тебе с достаточным уважением, всегда использовали тебя в своих целях, подставляли под мои пули, я уже молчу о том, что сделал с тобой Альберт!.. И ты все еще их защищаешь. Рейнир не позволял себе такого безрассудства.
Бешенный усмехнулся, сдерживая так и рвущийся наружу гнев. Ноздри его носа немного побелели; в голубых глазах огнем полыхнула ярость, однако, оборотень этого не заметил.
— Разве? — осведомился капитан, скрещивая руки на груди и, качнув головой, очень вежливо прибавил, — А разве не ты обманул его доверие, притворившись другом, выкормыш акулы? Разве не ты солгал, чтобы убить его? И разве не ты подыгрывал мастеру в созданном им мире, старательно лепя из меня пирата?! Небо и земля! Ты смеешь обвинять кого-то, рыжая собака, обвинять тех, кому не достоин лизать сапоги! Твое место в конуре, ты должен сидеть на цепи, а не… — он осекся, глядя на направленное на него черное дуло пистолета. Когда Чеслав успел вооружиться, Чарльз не знал, но открытие это оказалось до чрезвычайности неприятным.
— Закрой рот, капитан, — старший помощник неспешно взвел курок, — Твой папаша продлил тебе жизнь, но бессмертия не даровал, увы… Увы. Пока мне нет резона убивать тебя, ты еще пригодишься. Но мой тебе совет — будь благоразумен, мальчик, и постарайся усмирить свой бешенный нрав, особенно когда говоришь со мной. Или, боюсь, до берега ты не дотянешь… — он склонил голову набок и жестко, четко прибавил, — Я возьму столько людей, сколько мне нужно. Пленник будет находиться в моем поместье, на корабль я его не потащу. Охранять его поставлю другого, не кого-то из твоих, они вернутся. Нет нужды волноваться, капитан.
Пистолет исчез, скрываясь за поясом, и Чарли ощутил невольное, разозлившее его самого облечение. И когда он успел стать таким трусом? Когда начал бояться смерти, неужели жизнь в ипостаси врача так расхолаживает?
— Кого ты хочешь взять в плен? — негромко молвил он, глядя, как старший помощник вновь направляется прочь. Тот равнодушно повел плечом. Скрывать это он смысла не видел.
— Графа.
Анри постучал по странице открытой книги обратной стороной карандаша и раздраженно бросил его на стол. Он был способен иногда улавливать некоторые слова Чеслава, мог видеть то, что видит он, но, увы, не всегда это оказывалось своевременно. Сейчас до него смутно донесся возмущенный голос Чарли, юноша сумел понять, что оборотень от него что-то требует, чего-то хочет, что капитану не слишком-то по нраву… но что это, разобрать не сумел.
— Они спорят, — безрадостно буркнул он, не поворачиваясь к толпящимся за его спиной и вновь пытающимся перелистнуть страницу времени магам и хранителям памяти, — Чеславу что-то нужно от Чарли, Чарли возражает… В принципе, это все не так уж и важно, не думаю, чтобы у рыжего были на него рычаги давления. Если только… — парень задумался и, вновь взяв карандаш, принялся в раздумье грызть его навершие.
Тьери, которого судьба сына, разумеется, волновала значительно больше, нежели перемещения друзей в прошлом, тем более, что друзьям этим как будто ничего и не угрожало до сих пор, отвлекся от собственных занятий и внимательно глянул на молодого мага. О сообразительности этого юноши старику было известно не понаслышке — сам когда-то принимал посильное участие в его воспитании и еще тогда был приятно удивлен острым умом парня.
Сейчас же повзрослевший маг приобрел еще и опыт, поначалу теоретический, а в последнее время спешно нарабатывал еще и практический, что на остроте его ума сказалось как нельзя более лучшим образом.
— Если только что, Анри? — старый маг склонил голову набок, внимательно вглядываясь в молодого наследника, — Что тебя беспокоит?
Парень пожал плечами и, тяжело вздохнув, откинулся на спинку стула, снова отбрасывая карандаш и скрещивая руки на груди.
— Меня беспокоит альтруизм Чеслава, — честно признался он, — Он призвал фрегат, чтобы возвести Чарли на его мостик, но, боюсь, сделал он это не просто так… Понимаете, в том мире корабль существовал, будучи столь же эфемерен, как и весь мир. Чтобы сделать его реальным здесь, нужно что-то большее…
— Крещение кровью? — Паоло, улавливая мысль юноши на лету, обеспокоенно подался вперед. Его названный сын быстро перевел взгляд с отца на Тьери, потом на Дэйва и нахмурился. О чем идет речь, он тоже знал.
— Да, — Анри ощутимо помрачнел, — Чарли мог этого не заметить, это могла быть какая-нибудь маленькая заноза или легкая царапина, для крещения ведь нужна всего капля… Но если это произошло, если капитан Бешенный проявил такую неосторожность… — парень тяжело вздохнул, — Убить наследника Рейнира не так просто, особенно ослабленному оборотню. А вот уничтожить деревянный корабль можно одной спичкой. А смерть корабля, крещенного кровью человека…
— Означает смерть крестителя, — негромко добавил Тьери, ощутимо бледнея, — Ты прав, Анри, прав… У Чеслава не было иных причин призывать корабль, кроме как для того, чтобы получить власть над Чарльзом. Крещение кровью, особенно направленное умелой рукой, может обернуться и еще худшим образом — если Чарли связан с окрещенным кораблем, то, управляя последним, Чеслав может управлять и его капитаном…
— И к чему это может привести? — Эрик нахмурился и, шагнув к сыну, как бы между прочим положил ладонь на его плечо, как бы беря юношу под защиту. Тому угроза в данный момент, казалось бы, не угрожала, однако, известие о новых подлостях рыжего оборотня вызывало в благородной душе графа определенное беспокойство.
Марко, мрачный, как ночь, негодующе фыркнул и упер руку в бок.
— К чему угодно! Что за глупые вопросы, господин граф? Вы Чеслава, что ли, не знаете, чтобы задавать их? Этот пес непредсказуем, как ежик с вентилятором, угадать вот так навскидку, куда его занесет в следующую секунду просто невозможно!
— Марко, — итальянский маг быстро улыбнулся, всем видом демонстрируя, что понял шутку сына, а также ее истоки, — Клянусь, я запрещу тебе общаться с Романом и Людовиком. Сейчас не самый подходящий момент для глупых острот.
Молодой хранитель памяти, такого, по-видимому, не ждавший, возмущенно выдохнул и, насупившись, умолк, обнимая себя руками. В светло-серых глазах его промелькнула тень обиды.
— Итак, — Паоло, делая вид, что обиды названного сына не замечает, с хлопком соединил ладони, — Вернемся к напечатанному. Что мы можем предпринять, чтобы защитить нашего друга и помочь ему, при этом не покидая замок?
Тьери, который, не вслушиваясь в беседу итальянцев, как раз размышлял об этом, устало вздохнул, опуская плечи.
— Боюсь, что такой возможности мы лишены, мой друг. Крещение кровью — сложное заклятие, чтобы снять его, нужно находиться, как минимум, рядом с крестителем и с окрещенным предметом. То есть, мы должны быть на корабле.
Эрик, как-то сразу собравшийся и напрягшийся, перевел взгляд с одного из магов на другого, затем осторожно покачал головой.
— Но вы… вы же не собираетесь покидать замок сейчас, друзья мои?..
Ответить ему никто из магов не успел. Марко, совершенно не могущий держать себя в руках, красноречиво закатил глаза.
— Mannaggia la…[5] — он выразительно фыркнул и, сунув руки в карманы, неприязненно воззрился на молодого графа, — Да вы трус, Ваше сиятельство! Как только…
— Марко! — Паоло, возвысив голос, резко шагнул к своему воспитаннику, — Мне кажется, мы уже говорили об этом — невежливо разговаривать на языке в присутствии людей, его не понимающих.
Молодой итальянец скривился в непередаваемой гримасе.
— Scusi, papá, - и, наткнувшись на взгляд собеседника, тотчас же с невинным видом повторил уже по-французски, — Извини, папа. Но я думаю, что тебе понравилось бы меньше, если бы я чертыхнулся по-французски, а не по-итальянски. И все равно считаю, что поведение синьора Эрико недостойно храброго джентльмена!
Эрик неспешно повернулся к явственно бросающему ему вызов молодому человеку и заинтересованно склонил голову набок.
— Ты назвал меня трусом?
— А что, разве я недостаточно ясно выразился? — очень невинно удивился Марко и, очаровательно улыбнувшись, с издевательской вежливостью пропел, — Вы трус, месье, боитесь вылезти из-за чужой спины… А мне еще рассказывали сказки о смелых графах де Нормонд!
Ноздри аристократического носа дворянина побелели от ярости. Человеком он был гордым и подобных оскорблений сносить не желал категорически, ни под каким видом их не приемля, и неважно, кем они были высказаны — другом или врагом.
— А ну-ка возьми свои слова обратно, ты… — в голосе графа зазвучал металл. Дэйв, почитая возможным и даже необходимым вмешаться, поспешно встал между потенциальными противниками.
Паоло, Тьери и примкнувший к ним Влад в растерянности созерцали происходящее. Анри незаметно подошел и встал позади отца, готовый оказать поддержку.
— Вы что, рехнулись оба?! — Дэйв, как человек, доселе хранящий еще некоторое благоразумие, гневно сдвинул брови, — Там, в прошлом, с нашими друзьями творится черти что, а вы тут…
— Скажи прямо — не с нашими друзьями, а с твоим хозяином! — итальянец скривился в презрительной усмешке, — Только и знаешь, что бегать, как собачонка, за своим обожаемым Рикардо, только о нем и думаешь!
— А ты думаешь только о себе! — вспылил, в свой черед разгневанный Эрик, — Все, что тебя интересует — безделье, тебе лень даже помощь оказать!!
— Да вы оба только о себе и думаете! — разозлился, не выдержав Дэйв, который вспыльчивостью ничуть не уступал своему хозяину, — Заткнитесь и займитесь делом, какого хрена балаган устроили в замке?!
Граф ухмыльнулся.
— Это мой замок, и я здесь устраиваю все, что захочу! А ты, если хочешь нарваться на драку — иди, подерись с итальяшкой, он только того и ждет!
— Я скорее тебе нос на сторону сверну, французишка! — не остался в долгу задиристый итальянец, делая шаг вперед и сжимая кулаки, — Да и этому неучу мозги на место вправлю!
Дэйв зарычал, немного склоняясь. Создалось впечатление, что с секунды на секунду за спиной его взовьется длинный черный хвост, хлещущий по бокам уже не человека, а дикого зверя. Глаза Марко засверкали желтым.
Эрик, единственный человек в компании спорщиков, презрительно улыбнулся.
— Два зверя на одного человека? Давайте, покажу вам, кто здесь трус и кто с кем не справится!
Анри за его спиной, созерцающий происходящее в молчаливом ошеломлении, наконец, почел за лучшее вмешаться и осторожно коснулся плеча разгневанного родителя.
— Папа…
Граф раздраженно дернул плечом, сбрасывая руку сына.
— Не лезь, Анри! Это мое дело!
— Боюсь, это не только ваше дело, — итальянский маг, переглянувшись со своим французским коллегой, сдвинул брови, — Клянусь, я не знаю, какая муха укусила вас всех, господа, но просил бы вас сейчас выйти на улицу. Вам необходимо или остыть, или выпустить пар.
Блондин всем корпусом повернулся к нему; лицо его потемнело от ярости.
— Ты гонишь меня из моего замка, итальянец?!
Марко, такого стерпеть уже просто не могущий, резко шагнул вперед, занося кулак.
— Не смей дерзить моему отцу!!
— ПОШЛИ ВОН! — голос Тьери, внезапно громкий, разнесшийся по гостиной отдаленными раскатами, заставил спорщиков на мгновение замереть, а затем попытаться, было, что-то сказать, как-то возразить старому магу… но тот оказался быстрее.
Он резко выбросил правую руку вперед, открытой ладонью к гневной троице и быстро согнул и разогнул пальцы, словно прощаясь с ними.
Внезапный вихрь, взявшийся невесть откуда, налетел ураганом и, подхватив троих спорщиков, буквально вышвырнул их из гостиной, пронося по холлу и, наконец, бросая прямо в снег.
Тьери тонко улыбнулся и легко отряхнул ладони.
— Это остудит их горячие головы. Что на них нашло, на всех троих?
— Особенно на отца… — Анри покачал головой, — Он всегда так холоден, так рассудителен — и вдруг такая вспышка! Страшно представить, что он может натворить… или что могут сделать с ним злые хранители памяти, — лицо молодого человека помрачнело, — Пожалуй, я пойду, взгляну, как они там. Не хочу оставлять папу одного против двух больших хищных котов.
Паоло легко пожал плечами и сделал жест, который вполне можно было истолковать и как милостивое дозволение исполнить намерение, и как категорический запрет это делать. Юный маг, тем не менее, счел возможным истолковать его в первом варианте и, на ходу призывая на свои плечи зимнюю куртку, поспешил на выход. Мысль о том, что родитель сейчас стоит на морозе в одной тонкой рубашке тоже беспокоила чувствительного юношу.
Владислав, Тьери и Паоло остались втроем и вновь переглянулись. Художник неловко пожал плечами и, переведя взгляд на окно, покачал головой.
— И вправду, что на них могло найти… Как будто затмение какое, помутнение рассудка, как… как туман в головах сразу троих!
— Как магия, — неожиданно подал голос старый француз и, устремив взгляд на своего итальянского коллегу, сдвинул брови, — Вы помните, как Чеслав заманил Анри к себе в подвал? Поймал его на крючок ярости, помните?
Паоло ощутимо помрачнел и, скользнув пальцами по своим губам, постучал указательным по нижней.
— Но одно дело схватить за крючок ярости, и совсем другое — эту ярость воссоздать искусственно. Вы полагаете, рыжему псу хватит на это сил?
Тьери неопределенно повел плечами.
— Он возвращает былую мощь, синьор Паоло, и возвращает ее стремительно. Если ему достало силы устроить чехарду с парадоксом, если достало силы провернуть крещение кровью… — маг тяжело вздохнул и слегка махнул рукой, — Признаюсь, я бы сходил проверить, как дела у наших друзей. Снег должен был остудить их горячие головы и, я смею надеяться, мог бы помочь им справиться с навеянной злостью, но все-таки меня гложет нехорошее предчувствие. А интуиции своей я привык верить.
Владислав, внимательно выслушавший обоих магов и предпочитающий не отвечать на их долгие рассуждения, быстро кивнул и, подхватившись с места, решительно зашагал к двери. За ним последовал Паоло, на ходу выражая согласие со словами коллеги. Тьери замкнул процессию.
То, что случилось нечто непоправимое, стало понятно в первые же секунды, стоило им выглянуть наружу из замковых дверей.
Марко и Дэйв, совершенно растерянные, ошеломленные и опешившие, стояли среди белоснежного ледяного ковра, устилающего холм, переглядываясь и почему-то не произнося ни слова. Ни Эрика, ни Анри рядом с ними не было.
Влад, чувствуя, как сжимается сердце, немного подался вперед; маги поспешили покинуть замок, выходя на снег.
— Что произошло? — то, что что-то случилось, было очевидно, посему вопрос художника прозвучал вполне закономерно, — Где… где Эрик, где Анри??
Молодые хранители памяти, еще раз переглянувшись, перевели потерянные, почти несчастные взгляды на вновь прибывших и абсолютно синхронно покачали головами.
— Мы не знаем… — шепнул Дэйв и внезапно запустил руку в волосы, стискивая их и медленно опускаясь на колени. Марко, демонстрируя чудеса дружелюбия, легонько потрепал его по плечу, явственно утешая.
— Мы… мы сами не поняли, что произошло… — негромко проговорил он, — Мы были здесь, спорили, потом пришел Анри… А они, они взялись словно бы из ниоткуда, никто ничего не успел понять!
— Кто — они? — Тьери, хмурясь, переглянулся с мрачным итальянцем рядом с собой, — Колдуны, вампиры? Демоны? Упыри?
Марко медленно покачал головой, не в силах выдавить и слова. Дэйв вскинулся. Голос его при ответе прозвучал хрипло и страшно.
— Пираты!