На стальном ветру

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

На следующий день работа вывела Чику за пределы "Занзибара". Ее вызвали сопровождать делегацию членов Ассамблеи и констеблей, чтобы сопроводить Травертина в Совет Миров. Она хотела сказать Травертину, что эта прогулка была не ее идеей, но не могла придумать, как сказать это так, чтобы не прозвучало так, будто она перекладывает вину на своих коллег.

Они вылетели на шаттле большой вместимости и совершили медленный облет вокруг своего собственного голокорабля, прежде чем отправиться в дальний космос. В поле зрения появилась брешь: разрез на боку голокорабля, который расширился до зияющей пустоты. Строительные бригады подровняли края раны, подчеркнув ее бело-голубым сиянием прожекторов и желтым сиянием временных жилых модулей и лачуг с оборудованием. С точки зрения Чику, небольшие суда и роботы парили "под" раной, удерживая положение с помощью тяги или фиксирующих тросов. Через сам разрыв было видно больше свидетельств уплотнения и ремонта. Фальшивые звезды отражались от далекой вогнутости неба Каппы.

"Занзибар" был огромен, но при постоянной тяге шаттла в половину g он быстро уменьшился до размеров гальки. Голокорабли кажутся большими только тогда, когда находишься внутри них, размышляла Чику. Если смотреть со стороны, было совершенно абсурдно представлять себе десять миллионов деятельных жизней, втиснутых в щели этой маленькой скалы, проникающих в нее подобно каким-то эндолитическим бактериям.

Недавно она была в "Малабаре", но на этот раз пунктом назначения был "Новый Тиамаат". Снаружи он напоминал другие голокорабли. У него была та же каменистая шкура, покрытая раковинами от человеческого трудолюбия; те же стыковочные порты, усеивающие поверхность, с более широкими отверстиями на передней и задней опорах. Толстые корабли-шмели и транспортники заполонили его воздушное пространство. Скопления дронов и людей в костюмах порхали вокруг них, как крошечные золотые искры. В тот момент за пределами "Занзибара" было много людей, но только из-за несчастного случая. "Новый Тиамаат" всегда был таким. Пузыри и купола выпирали из поверхности по мере того, как горожане искали новое пригодное для жилья пространство. Они замедлили вращение своего мира и опустошили большую часть его недр.

Чику не совсем доверяла жителям "Нового Тиамаата". Начнем с того, что они были панспермийцами, а у панспермийцев были определенно странные представления о многих вещах. Они направили свой голокорабль курсом на Крусибл, но в последнее время ходили разговоры о том, что они не высадятся на планету, когда прибудут. Они продолжат жить в "Новом Тиамаате", на орбите Крусибла. Или они могли бы даже отправиться в более глубокий космос, уже достигнув идеальной адаптации к межзвездным условиям. Им нравилось здесь, скользить между звездами. Когда были разработаны условия Соглашения "Пембы", жители "Нового Тиамаата" настаивали на принятии самого строгого законодательства. У них не было реальной заинтересованности в решении проблемы замедления.

В "Новом Тиамаате" не было вращения и тяги, не было ощущения подъема и падения. Когда они разрушили соединяющие их стены, обломки - во всяком случае, их часть - были сплавлены в фантастические шпили и выступы, спирали, дуги и контрфорсы, выступающие из пола, потолка, стен - выступающие в открытое пространство, обеспечивая фундамент и скальную породу для сказочных небесных дворцов и воздушных цитаделей. Здания, башни вырастали во всех направлениях, подобно кристаллам или кораллам. Зазубренные выступы из стекла, массивные выступы из оконного камня, сети и гнезда, похожие на ловушки или фильтры, и скопления лягушачьей икры из пастельных сфер. Крошечные летающие существа - жители "Нового Тиамаата", плывущие по воздуху в невесомых пространствах - появлялись и исчезали во всех направлениях. Это был взрыв возможностей, архитектурное выражение заветного зеленого цвета Панов.

Но, принимая один набор возможностей, они отказывались от другого. Эти сооружения были такими же кружевными, как сахарные скульптуры. Замедление - применение тяги даже в сотую долю g - привело бы к катастрофе. Граждане, конечно, знали об этом. Они санкционировали строительство этих чудесных дворцов и городов именно исходя из этого знания.

Делегацию "Занзибара" сопроводили в центр одного из городских комплексов. Башни в форме канавок торчат во все стороны из прочного фундамента из покрытого зеленым матом камня. Где-то внутри находился сферический зал суда. Он был белым и костлявым, похожим на чудовищный выдолбленный череп. Воздушный свет просачивался внутрь по хитроумным воздуховодам и каналам. Чиновники и делегаты расположились вокруг изгибающихся стен, цепляясь за шпильки и поручни, выглядывая горгульями из бородавчатых наростов.

Меловые распорки крепили центральную платформу к стенам. На платформе, большой, как трон, и изобилующей резными украшениями, стояло пристегивающееся кресло, в котором констебли и новые функционеры "Тиамаата" закрепляли Травертина. Платформу окружало кольцо из меньших по размеру и менее впечатляющих кресел, чем у Травертина, вмещавших представителей одиннадцати демократических собраний местного каравана, а также пустые кресла, которые должны были быть заняты делегацией "Пембы".

Совет Миров был приглашен на заседание старшим представителем "Нового Тиамаата", председателем Тесленко. Акватик, родившийся в одном из морских сообществ Земли, суровый Тесленко давным-давно покинул океаны ради космоса. Усатый, похожий на тюленя представитель часто хрипел, и его кожу нужно было регулярно увлажнять маслами.

Чику достаточно хорошо знала Тесленко. Он никогда особо не скрывал своей неприязни к тому, как они вели дела на "Занзибаре", с его небрежным подходом к общественному контролю. Травертину пришлось бы очень постараться, чтобы найти врага похуже.

Предварительная работа продвигалась быстро, были сформулированы пылинки, которыми обменялись в знак добрых намерений. От Чику требовалось очень мало, кроме как наблюдать и кивать. Личность Травертина была официально установлена с предоставлением доказательств того, что он был тем, за кого его выдавала делегация "Занзибара". Травертин не оспаривал ни идентификацию делегации, ни их обвинение в том, что он несет ответственность за то, что произошло в Каппе.

- Я знаю, что сделал, и я бы пошел на тот же риск во второй раз и в третий. Теперь я могу идти?

- Конечно, нет, - пробурчал Тесленко сквозь усы.

- На самом деле это был риторический вопрос.

- Вы не предложили никакой защиты в своем предыдущем отчете, - сказал другой из новых делегатов "Тиамаата". - Вы хотите внести поправки в свои показания?

- Я сказал все, что нужно было сказать.

- Вы не проявляете ни раскаяния, ни намека на угрызения совести, - прокомментировал представитель Эндозо, малабарский политик, с которым Чику недавно поддерживала связь по вопросу о слонах.

- Когда вы позволяете кому-то что-то сделать, - сказал Травертин, - когда вы втайне хотите, чтобы он это сделал, раскаяние не требуется.

- Вы хотите сказать, что эта ваша работа получила молчаливое одобрение Ассамблеи "Занзибара"? - спросил один из делегатов с голокорабля "Чеджу" с острым скептическим интересом. - Это поразительное заявление, Травертин.

- И одно мы категорически опровергаем, - сказал Утоми, взглянув на Чику и ее коллег-делегатов в поисках поддержки. - Мы, безусловно, не санкционировали эту работу. Травертин приложил немало усилий, чтобы убедиться, что никто из нас не знал об этом. Не было никакого "молчаливого одобрения".

Заговорила Чику. - Я знаю Травертина, по крайней мере, так же хорошо, как и все остальные в этом зале. Когда-то мы были друзьями - я не буду этого отрицать. У него определенно есть жилка интеллектуального тщеславия шириной в милю. Я узнаю это, потому что видела это у многих из нас, включая себя. Это не преступление, как и честность. Я считаю, что Травертин точно определяет его положение. Мы не признаемся в простой ошибке, потому что это было бы ложью. Но я также знаю вот что: Травертин никогда бы ничего не сделал, если бы не верил, что это к лучшему для всех нас.

- Сейчас не время обсуждать Соглашение "Пембы", - сказал Тесленко под одобрительный ропот по всему залу.

Чику продолжала двигаться дальше. - Но мы не можем обсуждать действия Травертина так, как если бы они происходили в вакууме. Снова и снова добрые люди пытались использовать законные политические каналы, чтобы оспорить Соглашение. Снова и снова они получали отпор. Но совесть Травертина не позволила бы ему просто стоять в стороне и ничего не предпринимать.

- Вы пытаетесь оправдать то, что произошло? - спросил Эндозо.

Чику решительно покачала головой. - Действия Травертина были неправильными, но это не делает их бесчеловечными.

Тесленко повернулся лицом к председателю Утоми. - Никто не предложил правдоподобной защиты действиям Травертина. Каков был бы надлежащий ответ в рамках вашей внутренней системы управления?

Конечно, Тесленко точно знал диапазон наказаний, доступных на "Занзибаре", и пределы их суровости.

- У нас нет смертной казни, - сказал Утоми.

- Как бы то ни было, преступление Травертина, должно быть, одно из худших, с которыми вы сталкивались, - сказал Тесленко.

- Я не собирался совершать убийство, - ответил Утоми.

- И у вас нет более сурового наказания, чем лишение свободы, но в то же время менее сурового, чем казнь? - спросил Тесленко.

- Вы знаете, что мы это делаем, - сказал Утоми, - но мы не склонны им пользоваться. Исторически сложилось так, что это всегда было инструментом крайней необходимости. Это стало стигматизацией похуже, чем сама казнь.

Тесленко остановил свой взгляд на Травертине. Его глаза были влажными, темными, как черные драгоценные камни, вделанные в пятнистую глину его лица. - Вам известно об этом наказании - отказе в продлении срока жизни?

- Конечно, - ответил Травертин.

- И разве вы не сочли бы это проявлением доброты, если бы альтернативой была казнь? - спросил Тесленко.

- Альтернатива - не казнь, - запротестовала Чику настолько твердым тоном, насколько осмелилась. - Это домашний арест или сотня других дисциплинарных мер.

- Возможно, по законам Занзибара, - сказал Тесленко. - Но это вопрос Совета, и перед нами открыт целый ряд вариантов. Если "Занзибар" вынесет ответственное решение, у Совета не будет необходимости выносить смертный приговор. Совет также был бы склонен занять благожелательную позицию в отношении любых дальнейших санкций, таких как введение внешнего управления. А судьба Травертина... послужит постоянным напоминанием тем, кто, возможно, подумает о том, чтобы оспорить Соглашение "Пембы" в будущем.

Тогда Чику увидела это с едкой ясностью. Была бы иллюзия дебатов, закон процедурных уступок и взаимоприемлемостей. Но судьба Травертина уже была решена. "Занзибар" ухватился бы за этот шанс, чтобы закрыть все это прискорбное дело при первой же возможности. Никакой эскалации на более высокие уровни правосудия, никаких репрессий, никакой угрозы захвата другим голокораблем.

- Решение не обязательно принимать немедленно, - сказал Тесленко. - Ну, скажем... за три дня?

Трех секунд было бы достаточно, - подумала Чику.