Над Мерапи облака

У крестьян Западной Явы

Северо-Западная Ява — плоская, расчерченная по нераздельными дамбами однообразная равнина с мозаичным узором рисовых полей-савах. Поля сменяются деревушками. Возле легких хижин, крытых черепицей, а чаще камышом, можно увидеть бананы и папаю. Тонкоствольные папаи увенчаны зонтиками замысловато ажурных листьев, словно вырезанных из жести, и пучком продолговатых плодов. На горизонте синеют горная вершина и цепь холмов, покрытых чайными кустами. За ними неширокий пролив, отделяющий Яву от соседней Суматры.

Неужели это Ява? Где же ее экзотика? Той первозданной экзотики, которую здесь многие ожидают увидеть, давно нет. Джунглей на острове почти не сохранилось. Любой клочок земли, будь то крутой склон горы, или овраг, или даже узенькая полоска у обочины шоссе, возделан. Сравнительно небольшой остров и свыше семидесяти миллионов жителей! Немногие районы земного шара могут потягаться с Явой в плотности населения.

Мы выехали с рассветом. Солнце еще не поднялось над алым горизонтом, а крестьяне уже трудились ни полях. Сколько нечеловеческих усилий нужно затратить, чтобы оросить участок, вспахать землю, высадить нежно-зеленые стебельки рассады, уследить, чтобы не смыло ее потоками воды во время ливней, а потом дождаться урожая, сжать и обмолотить колосья. Деревянный плуг и пара буйволов — вот обычные орудия производства крестьянина. А если их нет — мотыга или заступ и собственные мускулы.

Индонезийцы еще в глубокой древности стали применить искусственное орошение полей. И сейчас обычно всей деревней возводится сложная система дамб, водохранилищ, отводных каналов и канав. С ее помощью крестьяне ухитряются орошать участки, лежащие выше уровня естественного водоема. Каждый крестьянский участок окружается земляной насыпью, чтобы задерживать воду. Уровень воды регулируется с помощью бамбуковых трубок, проложенных сквозь невысокую насыпь.

На полях женщины срезали маленькими серпами стебли с тяжелыми колосьями. Босоногие мускулистые мужчины семенили мелкой рысцой по обочине дороги со снопами риса на коромыслах. В илистой речушке, коричневой, словно кофейная гуща, ребятишки купали буйволов. Эти огромные животные с массивными рогами смело вступают в бой с тигром и безропотно подчиняются малышу.

Поднялось солнце, и наступил обычный зной. Крестьяне укрывались от солнца под широкими конусообразными шляпами из рисовой соломки. Оживились базары. Повстречалась какая-то пестрая процессия. Впереди шли парни с гонгами и барабанами, за ними — празднично разодетая толпа.

— Свадьба, — пояснил наш шофер, уроженец здешних мест.

В следующей деревне мы вновь услышали мелодичные звуки гонга. Опять процессия, на этот раз побогаче. Целый оркестр, а за ним двигались экипажи с невестой и женихом, многочисленной родней. Малорослые, словно пони, яванские лошадки были украшены пестрыми лентами и цветами. Сзади оживленная толпа поседей и друзей. Мужчины и женщины в праздничных саронгах.

Мы обогнали процессию и остановились в маленьком городке возле продавца фруктов. Продавец предложил нам связку золотисто-желтых бананов и сказал, прислушиваясь к приближающимся звукам оркестра:

— Женится Суварно, мой дальний родственник Этот может пыль в глаза пустить. Богатый человек У него почти полтора гектара савах.

— Разве это много? — спросил я.

Мой собеседник подумал и не без самодовольства сказал:

— Я не самый последний бедняк в деревне. Имею три десятых гектара савах да еще выращиваю бананы. Если покупают мои бананы, могу кое-как свести концы с концами. А у многих и этого нет. Приходится арендовать землю у богачей.

Выходит, что владелец полутора гектаров и впрямь почти богач. А на владельца нескольких гектаров уже смотрят как на помещика. Такой, как правило, не обрабатывает землю сам, а сдает ее в аренду крохотными наделами односельчанам. Потом продавец бананов рассказал нам, что сезон уборки урожая — это обычно и время деревенских свадеб. Церемония обходится недешево, если следовать общепринятым традициям Даже такому богатому человеку, как его родственниц Суварно, нелегко собрать столько денег, чтобы заплатить улему за богослужение, нанять музыкантов, эки пажи, угостить друзей и родных. Потом придется несколько лет выплачивать долги. Некоторым крестьянам приходилось даже закладывать землю, продавать скот.

— Года два назад я помогал младшему брату устраивать свадьбу. Обряд был не таким пышным, как у Суварно. Мы не могли нанять экипажи и пригласить оркестр. И все-таки пришлось занимать деньги у богатого соседа. Потом мы оба целый год отрабатывали долг.

— Разве земельная реформа не коснулась вашего района?

— Крестьяне, конечно, слышали о ней. Кажется, несколько лет назад правительство приняло такой закон, чтобы перераспределить землю и помочь беднякам. Разве это справедливо, когда в руках нескольких хозяев столько же земли, сколько у всей остальной деревни? У сотен семей вообще нет земли или ее так мало, что за счет собственного урожая можно кормиться лишь в течение двух-трех месяцев. Лурах, сельский староста, и еще кое-кто из богатеев забеспокоились и переписали часть земли на сыновей, даже на жен. Их примеру последовал и улем. Крестьяне ждали, что между ними поделят хотя бы холмы. На них можно выращивать пальмы, папаю, а если хорошо потрудиться, то и рис. Прежде на них англичане сажали чайные кусты. Но холмы перешли к государственной компании. Лурах сказал, что реформа здешних и жителей не касается, так как в округе нет излишков земли.

Музыка и звук бубенцов становились все громче. Пестрая свадебная процессия, обрастая все новыми и новыми участниками, приблизилась к базарной площади. Продавец бананов засуетился. Ему тоже хотелось присоединиться к толпе гостей. Оставив с нераспроданными фруктами сына, мальчугана лет десяти, он пожелал нам доброго пути и побежал к процессии.

Собственно свадьба с музыкой и угощением устраивается в доме жениха или невесты, обычно там, где молодые остаются жить. Перед домом сооружают временный навес из бамбуковых жердей, украшенный лентами, флажками, цветами. Богачи позволяют себе иногда иллюминацию из электрических лампочек или шариков. Под навесом собираются гости. Для жениха с невестой и музыкантов устраивают помост. Обычно ни одна деревенская свадьба не обходится без национальных танцев.

В деревнях и городах мы не раз видели навесы, приготовленные для свадебных торжеств. Кое-где уже собирались гости.

Проезжаем большую деревню с белой мечетью. В стороне от деревни нечто вроде выселка, несколько убогих хижин. Перед одной из них сидит, скрестив ноги, дряхлый старик. Перед ним его товар — спелые кокосовые орехи.

Не купить ли нам кокосов и не утолить ли жажду?

Старик ловким ударом ножа-голока отсекает часть скорлупы, но лишь столько, чтобы образовалось небольшое отверстие. Пью теплый маслянистый с каким-то необъяснимым привкусом сок. Не скажу, чтобы он мне нравился. Но надо отдать справедливость, кокосовый сок хорошо утоляет жажду.

Старик словоохотлив и старается завязать с нами беседу.

— Все ушли на свадьбу, — говорит он и смеется беззубым сморщенным ртом. — А я слишком стар, чтобы веселиться с молодыми. Вот присматриваю за домом.

— Много ли тебе лет, бапак? — спрашиваю я старика.

— Сорок три мне, — не сразу отвечает он.

Я искренне удивлен. Только сорок три! Выходит, я старше его. А на вид ему можно прибавить еще два-три десятка. Видать, жизнь не баловала этого преждевременно состарившегося крестьянина.

— Земля есть? — спрашиваю опять.

— Э, какая там земля! Я уж и не помню, когда наша семья владела собственным участком санах и снимала с него урожай, — отвечает старик и саркастически смеется, словно речь идет о чем-то забавном.

Крестьянин выбирает из своей жалкой кучки орехов самый большой, ловко подбрасывает его на ладони, как мячик, снимает ножом слой скорлупы и протягивает орех нам.

— Угощайтесь. Нет, нет, вы мне ничего больше не должны. К нам редко кто заглядывает, и я бываю рад гостям. Заходите, присаживайтесь. Если это вам интересно, расскажу кое-что про свое житье-бытье.

К крытой камышом хижине пристроен навес. Пол ним грубые бамбуковые нары, покрытые соломенной циновкой. На стене вырезанный из старого журнала портрет генерала Судирмана, командовавшего республиканскими войсками на Яве в период борьбы против интервентов, и фотография молодого солдата и рамке. Хозяин пояснил, что это он сам.

— Воевал с голландцами под Бандунгом. А что завоевал? Посмотрите на мое жилище.

Сама хижина — крохотная каморка с земляным полом, без окон, два на четыре метра. На полу жесткая циновка, которая служит постелью для всех членов семьи, бедная утварь, корзинка для платья. Никакой мебели.

Мы слушаем рассказ крестьянина. Обычная история, которую мог бы рассказать любой бедняк. Его отец еще владел собственным полем, но таким маленьким, что когда нескольким братьям пришлось делить отцовское наследство, то делить, собственно говоря, было нечего. Нашему знакомому достались только овца и вот эти несколько десятков квадратных метров, на которых стоит теперь его хижина да растут две пальмы и бананы. Пришлось арендовать землю у богатого туана. Условия аренды обычные: половина урожая — владельцу земли, половина — арендатору. Но жадному туану и этого было мало. Он норовил урвать побольше с бедняка арендатора. Одолжишь у хозяина пару буйволов или старый заступ — за все плати. А потом он придумал особую плату за воду, за пользование ирригационными сооружениями, хотя все знали, что сам хозяин не вложил в ирригацию ни одной рупии. Вот и доставалась арендаторам не половина урожая, а только четверть или того меньше. Бывший солдат, воевавший с интервентами, попытался как то раз поспорить с хозяином, заговорил о справедливости. Богатый туан не стал спорить, а сказал:

— Если тебя не устраивает хозяин, поищи себе другого. Ты больше не арендуешь мою землю. Я могу распоряжаться ею как хочу.

Попытался было бедняк просить землю в аренду у других богатеев, да никто не захотел связываться со строптивым арендатором. Прежний хозяин постарался создать ему самую скверную репутацию в деревне.

После этого пробовал старик с двумя такими же горемычными бедняками ловить питонов. Красивую шкуру питона можно выгодно продать на пляже в Мераке богатым иностранцам, падким до всяких диковинок. Но питоны давно перевелись в этой местности, и теперь попадаются лишь полевые ужи. Только однажды посчастливилось поймать хороший экземпляр в дальних холмах.

Эти и многие другие встречи показали мне, насколько сложна аграрная проблема в современной Индонезии. Официальные органы не скрывают этой сложности. В печати можно найти любопытные цифры, характеризующие систематическое обнищание яванского крестьянина. На Яве проживает 64,93 % всего населения страны, а площадь этого острова составляет менее 7 % общей площади Индонезии. Из года в год сокращается и без того мизерная средняя площадь земли, приходящаяся на одно крестьянское хозяйство. Сегодня она оценивается не более чем в 0,3 гектара. За этой средней цифрой кроется нищета многих миллионов крестьян, не имеющих и этого жалкого клочка земли и вынужденных арендовать землю на кабальных условиях у богачей.

Нельзя не считаться с объективным фактором перенаселенности Явы и близлежащих островов Бали и Мадуры. Но нельзя не видеть крайне неравномерного распределения обработанной земли. Ее значительная часть сосредоточена в руках кулацко-помещичьей верхушки, препятствующей справедливому перераспределению. Нередко, идя на поводу у этих сил, власти фетишизируют фактор перенаселенности и, по существу, прикрывают им свою неспособность осуществить демократическую аграрную реформу.

Может быть, равнина Западной Явы, о которой мы вели речь, район исключительной бедности, нищеты крестьян? Вовсе нет. Ту же самую картину можно наблюдать и в Центральной и Восточной Яве, где автору не раз доводилось бывать.

Едешь по шоссейной дороге из Джакарты в Бандунг и дальше в Джокьякарту. И всюду скученность. Скученность неописуемая. За всю дорогу не встретишь нигде даже клочка нетронутых джунглей, невозделанной земли. Все распахано, долины разрезаны межами-дамбами на крохотные наделы. И здесь террасы рисовых полей взбираются на крутые склоны холмов. Рисовые поля сменяются плантациями: чайными, каучуковыми, сахарного тростника. К серой ленте асфальта жмутся хижины. Города, городки, кампунги, деревни сливаются в сплошную многокилометровую улицу. Лишь на горных перевалах шеренги строений прерываются. А дальше опять хижины, мозаика рисовых полей. Такова щедрая и нищая Ява.

Перенесемся теперь на восток, в плодородную долину реки Брантас, которая у города Моджокерто растекается на два полноводных рукава — Кали Мас и Норонг, впадающие в Мадурский пролив. Здесь, в одной из деревушек, живет семья героя следующего рассказа — Харсоно.