Наживка

15

Магоцци свернул в машине без опознавательных знаков на свою подъездную дорожку, думая, что беседа с родственниками Розы Клебер останется в его памяти вечной занозой. Тяжело разговаривать с громко рыдающими людьми, которых приходится перекрикивать, чтоб они тебя услышали; тяжело расспрашивать родных и близких с остекленевшими от горя глазами и монотонными невыразительными голосами, но еще тяжелей иметь дело с симпатичными немногочисленными членами семьи, которые, беззвучно плача, с готовностью отвечают на каждый вопрос.

Конечно, обнаружившие бабушку девочки-студентки страшно переживали, глотая слезы, поглаживая сидевшего между ними на диване кота, находившегося в невменяемом состоянии. Их мать, дочь Розы Клебер, была потрясена еще сильнее. Ее муж бегал по комнате, похлопывал дочерей и жену по плечам, поглаживал по головам, утешительно обнимал, но и сам всхлипывал, хоть старался держаться достойно. Кем бы ни была Роза Клебер, ее горячо любили.

Нет, никто из них лично не был знаком с Мори Гилбертом, включая Розу, насколько им известно. Дочь навещала мать каждый день и, если бы меж стариками существовали дружеские отношения, обязательно знала бы об этом.

– Мы иногда кое-что покупали в оранжерее, – подтвердила она, – возможно, он нас пару раз обслуживал… Честно, не могу припомнить.

– Не догадываетесь, для чего ваша мать записала его номер в телефонной книжке? – спросил Джино.

– На каждом растении есть пластмассовый ярлычок с телефоном, может, оттуда переписала?

Детективы задали еще несколько вопросов – чем Роза Клебер занималась в свободное время, не была ли членом каких-нибудь обществ и самый трудный насчет татуировки. Однако родные ничего не знали о ее пребывании в лагере смерти полвека назад. Она об этом никогда не рассказывала.

Джино распахнул правую дверцу в тот самый момент, как Магоцци остановил машину.

– Ни черта не поймешь, – проворчал он, прервав мрачное молчание, царившее на протяжении всего пути от дома дочери Розы Клебер к дому Магоцци. – Только знаешь что? Тут настоящее горе. Именно так должны были бы горевать Лили Гилберт с выпивохой сынком, если, конечно, не сами прикончили несчастного старика.

Магоцци со вздохом отстегнул ремень безопасности.

– Люди переживают горе по-разному, Джино.

– Слушай, это полная чушь. Может, со стороны кажется, будто по-разному, только хорошо видно, что они переживают. Уверяю тебя, я как-то не заметил, чтобы кто-то из Гилбертов особенно переживал, пожалуй, кроме Марти. Начинаю думать, что он единственный из всей компании искренне жалеет убитого старика. Господи боже мой, Лео, я уже говорил, что никогда еще в жизни не видел другого такого убогого и запущенного двора?

После этого Джино забыл о горюющих родственниках Розы Клебер и о расследовании убийства, затоптался на месте, увлекая за собой напарника.

Магоцци облегченно вздохнул и с усмешкой сказал:

– Не говорил в последнее время.

Оба вышли из машины, зашагали по лужайке с обширными пятнами голой грязной земли.

– Знаешь, на что это похоже? На плешивую голову Вигса с клочками волос.

– Ксерический газон и должен так выглядеть, – воинственно заявил Магоцци.

– Какой?

– Ксерический. Сухоустойчивый. Засаженный местными растениями, не нуждающимися в особом уходе.

– Ты имеешь в виду одуванчики и пырей?

– Именно. – Магоцци открыл дверь, жестом пригласил друга в дом. – Неси харчи, я гриль разожгу.

Когда он развел хороший огонь под решеткой на ножках, подклеенных пластырем, Джино, закончив возиться на кухне, бродил по гостиной, оглядывая голые стены, раскладное кожаное кресло, единственный столик с энергосберегающей лампой.

– А это как называется? Ксерическая обстановка?

– Минимализм.

Джино покачал головой:

– Смотреть страшно. Точно как в тот самый день, когда твоя бывшая ободрала тебя как липку. Надо что-нибудь сделать.

– Знаешь, ты здесь не обязан обедать. Если не нравится, иди домой, там поешь.

– Не могу. Во-первых, я вчера сюда привез колбаски и двенадцатилетний чеддер, во-вторых, предки Анджелы заполняют лишь третий из десяти фотоальбомов, подготовленных для последнего круиза. Благослови их Бог, они прекрасные люди, но пробыли тут уже четыре дня, надо время от времени отступать в сторонку. Серьезно, Лео, долго еще собираешься жить в доме, который смахивает на заброшенный товарный склад? Можно подумать, будто ты распрощался с жизнью в день ухода Хитер, а это нездорово.

– Во-первых, я распрощался с жизнью в день женитьбы на Хитер, а в день ее ухода почувствовал, что выздоравливаю. Во-вторых, одинокие мужчины не проводят свободное время на семинарах по фэн-шуй в «Мире мебели». Это не для мачо.

Джино хмыкнул:

– Правда, не для мачо. Для мачо телевизор с большим экраном и бар с выпивкой. Кругом сплошное безобразное запустение, будто в доме никто вообще не живет. Ты когда-нибудь слышал, что дом – отражение мужчины?

– Насколько мне известно, дом – отражение женщины, с которой он живет.

– Ты мой дом имеешь в виду?

– Фактически свой, когда в нем жила Хитер, – сказал Магоцци, на самом деле думая о большом нехорошем вооруженном Джино, живущем в доме, полном мягкой мебели, сухих цветов и венков из травы. Девичий дом. Дом Анджелы. Никакого телевизора с большим экраном, бар с бутылками не торчит на виду. Всегда пахнет соусом из базилика с чесноком, вечно томящимся на плите, а время от времени детской присыпкой. – Пожалуй, твой тоже, – добавил он.

Джино с ухмылкой качнулся на каблуках.

– Что и подтверждает мою правоту. Мой дом идеально меня отражает. Я мужчина, который любит Анджелу.

Через полчаса Магоцци расправился с третьей колбаской.

– Невероятно.

– Что я тебе говорил? – прошамкал с полным ртом Джино. – Главный секрет в том, что их перед жаркой надо вымачивать в пиве с луком. Иначе будут по вкусу похожи на японский соевый творог. Хочешь последнюю?

Магоцци приложил руку к сердцу.

– По-моему, на сегодня артерии достаточно пострадали. Я готов на риск, но не на самоубийство.

Пару секунд подумав над последним куском, Джино подцепил его с тарелки.

– Для этого Бог изобрел «Липитор». – Он помолчал, нахмурившись. – Кстати, о самоубийстве. Как думаешь, не приглядеть ли за Пульманом? Он не очень-то хорошо нынче выглядел.

Магоцци откинулся на спинку кресла.

– Трудно сказать. Между тем, что собираешься сделать и действительно делаешь, большая разница, хотя он вполне может свернуть на эту дорожку. Если действительно ушел в депрессию, точно допьется до смерти.

– Вместе с шурином. Господи, ну и семейка! Знаешь, мне в самом деле хотелось бы, чтобы папашу грохнул Джек Гилберт, хотя, сказать по правде, не верю. Кишка тонка.

– Не вздумай кидаться подобными выражениями завтра на похоронах.

– Ладно. В любом случае это не он. – Джино жевал, погрузившись в размышления. – Кроме того, я раскрыл дело, остановившись на первом подозреваемом.

– На Лили Гилберт?

– На ком же еще? Только теперь мы ее обвиняем в убийстве мужа и Розы Клебер.

Магоцци закатил глаза.

– Ладно, сдаюсь. Зачем ей убивать старушку, с которой она никогда не встречалась?

– Здрасте! Затем, что ее муж положил глаз на бабушку, мастерицу печь печенье. Преступление из старческой ревности – ясно, как стеклышко.

– Кажется, мы почти все утро потратили на выяснение того факта, что Мори Гилберт и Роза Клебер вообще друг с другом не были знакомы.

– Из того, что родные об этом не знают, еще не следует, что они на самом деле не были знакомы. Подумай. Никто не станет изменять жене, а потом членов семьи оповещать об измене.

– Дай дух перевести. Они же старики.

– Ну и что? Думаешь, старики сексом не занимаются? Хочешь переночевать в моем доме? Мне пришлось перекрашивать стенку за изголовьем кровати, где спят родители Анджелы.

Магоцци вытаращил на него глаза.

– Не верю.

– Я с тобой не шучу.

– Сколько им? За семьдесят?

– Угу.

– Превосходно, – улыбнулся Магоцци. – Весьма обнадеживает.

– Еще бы.

– Все равно, это самая глупая мысль, какую ты когда-либо высказывал.

– Хорошо, умник. Есть идея получше?

– Ну, если искать связь между Мори Гилбертом и Розой Клебер, то оба пережили концентрационный лагерь. Возможно убийство из ненависти.

– Намекаешь на каких-нибудь оголтелых неонацистов?

Магоцци пожал плечами:

– Возможно. Они то и дело где-нибудь всплывают. Хватает случаев вандализма в синагогах и прочего. В Сент-Поле какая-то шайка повсюду расклеивает антисемитские листовки.

Джино хмыкнул:

– С закрученной наоборот свастикой? Господи, Лео, их всего трое, и, насколько я слышал, на всех троих одна извилина.

– Возможно, они не одни в городе.

– Другие еще хуже. Можно на всякий случай проверить, просто чтобы дыру заткнуть, но эти идиоты оставляют подпись, писая на тротуар, иначе какой смысл? Кроме того, по словам родственников, ни Гилберт, ни Клебер в храм никогда ногой не ступали, оставаясь вне поля зрения обыкновенных неонацистов. А на местах происшествия чисто, будто профессионал поработал. Ни следов, ни отпечатков пальцев, ни свидетелей… Тут действует очень умный киллер, например сообразительная старушка в хорошей физической форме, которая любит смотреть детективы по телевизору.

Магоцци с усмешкой качнул головой:

– Не поверю.

– Предложи еще что-нибудь.

– Ну, не знаю. Какой-нибудь ненормальный носильщик выбирает жертвы в супермаркете в День пожилых граждан,[20] когда выдается пятнадцать свободных минут.

Джино поднял глаза к потолку.

– Ну, старик, ты даешь. У нас два разных орудия убийства, разнополые жертвы, и назови хоть одного серийного убийцу, который гоняется за стариками. Вдобавок, если говорить о серийных убийствах, к ним надо причислить и Арлена Фишера, умершего совсем другой смертью, чем Гилберт и Клебер. И это не единственная проблема. Даже не хочется думать о жуткой возможности, что убийца сознательно расстреливает стариков, получая от этого нездоровое удовольствие. Все равно что убивать детей и щенков. Хотя столь же трудно представить, что престарелые Мори Гилберт и Роза Клебер сделали что-то такое, из-за чего их убили.

Магоцци принялся убирать посуду со стола.

– Может быть, мы ошибаемся, стараясь их связать. Еврейский квартал заселен почти сплошь стариками, стоит ли удивляться, что в телефонной книжке Розы Клебер записан номер Мори Гилберта? Он был хозяином питомника, она занималась садоводством. Вполне очевидное объяснение.

– Значит, считаешь простым совпадением убийство в один день двух стариков-евреев, живших рядом друг с другом?

Магоцци безнадежно вздохнул:

– Нет. Я в это не верю с той самой минуты, как услышал о гибели Розы Клебер. Убийства безусловно связаны. Пока не пойму, чем и как.

Джино встал, потянулся, подпер поясницу руками, выпятил живот.

– Знаешь, все это прекрасно и мило укладывается в версию, что обоих прикончила Лили Гилберт, а тебе просто не хочется идти легким путем. Кончай искать зебру, Лео.

Магоцци фыркнул, принялся мыть тарелки и складывать в раковину.

– Если правильно помню, ты твердо считал Грейс Макбрайд убийцей в своей милой и прекрасной версии по делу «Манкиренч».

– Она была идеальной подозреваемой.

– А убивала зебра.

– Может быть, в тот единственный раз я слегка ошибался. А в этот не обязательно. У тебя есть «Тамс» или еще какой-нибудь нейтрализатор кислотности? Последняя колбаска говорит на иностранном языке.

– В шкафчике со стаканами.

– У тебя и стаканы есть? Почему я пил содовую из банки?

– Тебе стакан нужен был?

– Господи, Лео, я все-таки более или менее цивилизованный. – Джино нашел «Тамс», бросил в рот пару подушечек, начал задумчиво жевать, прислонившись к столу. – Кстати, о «Манкиренч». Можно было бы попросить эту обезьянью компанию прогнать Гилберта и Клебер через программу, с помощью которой они расщелкали те самые «глухари». Пусть посмотрят, вдруг что-нибудь выскочит. Слушай, старик, грандиозная штука. За две секунды находит ниточку, которую ты искал бы годами.

– Думаю, не помешает. Нынче же вечером попрошу Грейс и дам сведения.

Джино пристально на него покосился, и Магоцци сморщился. Грядет очередная лекция.

– Тебе отлично известно, что мне очень нравится Грейс Макбрайд.

Джино закатил глаза.

– Вовсе не собираюсь тебя донимать, но скажи честно, как ты представляешь с ней свое будущее? Лео, взгляни правде в лицо – она больная. Адская паранойя. А что в прошлом? Поганое дело. Я хочу сказать, ее последней любовью был маньяк-убийца.

Магоцци бросил на напарника пылающий взгляд.

– Ей становится лучше, Джино.

– Да ну? Почему тогда она на прошлой неделе ходила в кино с пистолетом?

– В кино нынче много всякой швали.

– Лео, в воскресное утро люди ходят мультфильмы смотреть. Не пойми превратно, я полностью за сотрудничество с «обезьянками», они замечательные ребята. Но по-моему, ты должен быть осторожен, пока, может быть, ограничиваясь чисто деловыми отношениями.

– Все?

– Да. Урок закончен.

– Спасибо. Не называй их больше «обезьянками».

Джино сморщился.

– Ох, забыл. Черт возьми, никак не могу отвыкнуть.

Как и все прочие жители города, подумал Магоцци.

– Придумали новенькое название?

– Нет, насколько мне известно.

Джино выпятил нижнюю челюсть.

– Надо пошевелить мозгами. Помочь им найти выход.