Марти было тяжело покидать детскую спальню Ханны. Хотя от жены ничего уже в комнате не осталось, он смотрел на стены, на дверную ручку, на старые волнистые оконные стекла, зная, что она тысячи раз видела то же самое, и, куда бы он ни шел, она шла перед ним. Но, сунув обратно в ящик 45-й калибр Мори, он больше не чувствовал рядом ее присутствия. Словно она увидела пистолет, поняла, что с ним связано, и навсегда отсюда исчезла.
После этого он долго сидел на полу, скрестив ноги, с опустошенной душой. Пришлось включить свет, чтобы закончить сборы, а потом выключить, спускаясь вниз по лестнице, оставляя за собой погруженную во мрак комнату.
Лили сидела одна в гостиной с сурово застывшим в свете настольной лампы лицом. Смотрела бейсбольный матч с выключенным звуком. Внизу экрана бежала строчка прогноза погоды рядом с миниатюрной картой штата. Почти каждый округ окрашен в оранжевый цвет.
– Где Джек и Беккер? – спросил Марти.
– В теплицу пошли. Джек там свои вещи оставил.
– Давно ушли?
– Когда ты поднялся наверх.
Марти взглянул на часы и нахмурился, припоминая, во сколько пошел в душ и начал собираться.
– Они там уже около часа, – подсказала Лили. – Тебя долго не было, Мартин… Куда ты?
– За Джеком. Перед уходом хочу поговорить с ним пару минут.
– Поговоришь в машине или в отеле.
– Не сердись, Лили, но если он что-то знает об убийце Мори, вряд ли станет при тебе говорить.
– А с тобой разговорится? – хмыкнула она.
– Думаю, у меня теперь есть рычажок.
Она внимательно посмотрела на него.
– Ты его в ванной нашел?
– Запри за мной дверь.
– Не валяй дурака. В меня никто стрелять не будет. Я самый добропорядочный член семьи.
Марти не смог сдержать улыбку. Возможно, того она и добивалась.
– Я серьезно, Лили. Черный ход я уже запер и буду стоять у парадного, пока не услышу, как щелкнет замок. Собирайся, пока меня нет.
Лили с недовольным вздохом пошла за ним к двери.
– Собралась уже. За пять минут. Вы, мужчины, такие копуши, просто чудо, как вам вообще удается чего-нибудь сделать.
Шагнув за порог, Марти сразу же покрылся потом. По-прежнему жарко, душно, безветренно. Тучи на западе потемнели, окрашивая ранние сумерки фантастическим зеленовато-серым светом, который неизменно предвещает летние грозы, искажая подлинные краски мира, как дешевые солнечные очки с желтыми стеклами. Извилистая дорожка от дома среди задних клумб стала темной, незнакомой.
Он помогал Мори засыпать ее гравием и утрамбовывать, сидя в маленьком бульдозере, стараясь ничего не задеть лезвием. Сам гравий из какого-то карьера близ канадской границы представлял собой безумную роскошь. Кварц, агат, прочие минералы окрасили камешки сверкающими розовыми, лиловыми и желтыми прожилками. Марти чуть в обморок не упал, когда Мори сообщил ему, сколько это стоит.
Дешевый гравий серый, Мартин, а моя старушка ненавидит серость. Наверно, после лагеря. Там все было серое, ничего не сверкало. Видишь, как эти камешки переливаются в солнечном свете? Ей понравится. Доставит радость.
Это было единственное упоминание об Освенциме, которое он удостоился слышать от Мори. Кроме того, получил объяснение, зачем дорожка засыпается сверкающим гравием. Ханне затея не очень понравилась, показалась неестественной. Джек считал это просто безвкусицей, а Марти, посвященный в тайну, бережно ее хранил, как подарок. Лили почти ежедневно проходилась по дорожке с граблями.
Он так и не разобрался в отношениях между Мори и Лили. Если это была любовь, то совсем не такая, как у них с Ханной. Он старался припомнить, видел ли их хоть раз целующимися или обнявшимися, даже взявшимися за руки, и так и не припомнил. Тем не менее они оказывали друг другу какие-то непонятные нежные знаки внимания – цветной гравий, какие-то необычайно соленые огурцы, которые Лили подавала Мори каждое утро и которые ел только он.
Марти нашел Джека с Беккером в конторке без окон в дальней части теплицы с рассадой. Включенная настольная лампа бросала на стены длинные тени, оставляя углы в темноте.
Джек развалился на потрескавшемся виниловом диване у стенки, хмурый, красный от выпивки и от солнца, с неизменным стаканом в руке. Беккер стоял одной ногой в дверях, а другой на дорожке, первые крупные капли дождя падали ему на плечи, прикрытые форменной курткой. Внутренняя дверь в теплицу закрыта и заперта на засов.
– Эй, Марти! – Джек хлопнул рядом с собой по сиденью, отчего винил треснул. – Приземляйся. – Он поднял с пола у лежанки еще один стакан и бутылку «Болвени» из запасов Мори, которую, видно, утащил из дома.
Беккер отступил в сторонку, пропустив Марти.
– Детектив Ролсет сказал, что у вас есть оружие, сэр. Оно сейчас с вами?
Марти кивнул, задрал подол белой льняной рубашки, предъявив неуклюже заткнутый за пояс «магнум».
– Не самое лучшее место, сэр.
– Можете не рассказывать. Вы уже должны были смениться.
Молодой полицейский говорил, не глядя на него, всматриваясь в сгущавшуюся за окнами тьму.
– Сменюсь, когда всех вас устрою в отеле.
Марти кивнул, довольный поведением Беккера, столь серьезно относящегося к своим обязанностям.
– Я очень рад, что вы с нами.
– Спасибо, сэр. Все готовы?
Марти оглянулся на Джека, больше занятого выпивкой, чем их беседой.
– Если не возражаете, мне хотелось бы перемолвиться на минуточку с Джеком наедине.
Видно, Беккеру это не сильно понравилось, и он понизил голос:
– По правде сказать, мистер Пульман, проведя день с мистером Гилбертом, я только и жду, когда он очутится в запертой комнате с постовым у дверей. Скачет кругом, абсолютно не думая о стрелке́, который нынче утром выпустил в него пулю.
– Угомонись, Суперкоп, – пробормотал Джек с дивана, должно быть слушая внимательней, чем думал Марти. – Он аудиенций не любит. Расстреливает одиноких старушек в их собственном доме или прячется за деревьями и бьет прямо в цель, сволочь трусливая.
Беккер, не знавший ни о чем, кроме выстрела в Джека, вопросительно поднял брови и взглянул на Марти, который кивнул.
– Пока так и есть.
– Тогда ладно. Выйду, оставлю вас наедине, джентльмены, но за дверью буду присматривать.
– Спасибо, Беккер. – Марти посмотрел, как полицейский идет среди горшков с кустами, постепенно превращаясь в тень, и решил, что, по крайней мере, парень не промокнет. При первых каплях казалось, будто небо вот-вот разверзнется, но дождь прекратился почти так же быстро, как начался.
Он закрыл дверь, прошел к столу, сел в кресло, покачал головой на стакан, который под опасным углом протягивал ему Джек, расплескивая виски по полу.
– Нет, спасибо.
Джек пожал плечами и принялся пить сам, хоть и держал в другой руке свой стакан.
– Бекки звонил, предупредил, где находишься?
– Бекки? Моей жене?
– Именно.
– Ох, Марти, это все равно что звонить мистеру Филчеру в мясную лавку, предупреждать, где я нахожусь, и услышать в ответ: «А мне какое дело, черт побери?» Если хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонил исключительно ради такого ответа, предпочту мясника.
– Бред какой-то.
– Возможно. После полбутылки виски случается. Я себе так представляю – минут через десять умру от алкогольного отравления, и уже убивать меня никому не потребуется.
– Не смешно.
– Нет, смешно. Объясню. Вчера вечером Бекки отсалютовала мне одним пальцем. Еще до стрельбы в коррале. «Кретин долбаный, проваливай в задницу, увидимся в суде». Даже в дом не впустила, я ночевал в купальне, приняв душ из садового шланга.
Марти с силой выдохнул, потянулся к одному из частично наполненных стаканов, которыми жонглировал Джек.
– Извини. Сочувствую.
– Не надо. Все равно я терпеть не могу этот дом. Извращенец-дизайнер, нанятый Бекки, сплошь расписал большую ванную лягушками. Можешь поверить? То же самое, что вставить кусок дерьма в рекламу «Будвайзера». – Он осушил стакан, снова налил. – Хочешь, долью тебе?
– Нет. Хочу, чтобы ты объяснил, зачем Мори в Лондон летал.
Джек взглянул на него:
– Не понял.
– Или в Прагу. Или в Милан. Или в Париж. – Марти бросил паспорт Джеку на колени, и тот резко дернулся.
– Черт возьми, что это?
– Паспорт. Я нашел его в ящике с рыболовными снастями, спрятанном в шкафу.
– У папы был паспорт? – Джек открыл книжечку, сильно прищурился. – Боже мой, до чего печать мелкая! Париж или Прага? Проклятые лягушатники даже штамп отчетливо не могут поставить…
– Париж. Он там провел один день. Не намного больше, чем в других местах. С каких пор Мори стал путешествовать по всему свету?
Джек пил, перелистывая странички.
– Господи Иисусе… И в Йоханнесбурге побывал?
– Хочешь сказать, что ничего об этом не знал?
– Об этом? – Он бросил паспорт рядом с собой на подушку. – Абсолютно ничего не знал. Все? Можно теперь отсюда уйти? Дьявольски жарко при закрытой двери.
– Зачем он прятал паспорт в ящике с крючками и блеснами? Зачем то и дело летал за границу и на другой день возвращался? Что он там делал, черт побери?
– Так я и знал. Знал и не ошибался. Из человека можно сделать копа, но из копа человека обратно не сделаешь. Ты снова превратился в дерьмового детектива. Что дальше? Опять будем в допросы играть? Хочешь перейти в сарай с инструментами? Там лампочка висит на проводе. Будешь мотать ее взад-вперед, как в кино?..
Марти закрыл глаза, бессознательно хлебнув из стакана.
– Может, лучше перестанем молоть ерунду и ты попросту скажешь мне правду, Джек? Знаю, в нашей семье так не принято – наверно, и в любой другой, черт возьми, – но вчера вечером я попробовал с Лили, и вышло удачно.
Джек хихикнул:
– Да? Какую же правду ты ей сказал?
Он взглянул ему прямо в лицо:
– Сказал, что собирался покончить с собой.
Рука со стаканом замерла в воздухе на полпути к губам.
– Господи боже мой, Марти! Из-за Ханны?
– Не только.
Это особенно озадачило Джека.
– Из-за чего же еще, ради бога?
Марти сделал очередной глоток, поставил стакан на стол, отодвинул одним пальцем подальше. Выпивка по-прежнему манит, хотя тюрьма вылечит, подумал он с мрачной улыбкой.
– Это страшная тайна, Джек. Давай меняться. Откровенность за откровенность.
Джек поставил свой стакан на пол, склонился, уткнулся локтями в колени.
– Я должен был тебя поддержать, старина. Не бросать одного. В списке сотен моих прегрешений, накопившихся за последнюю пару лет, это стоит в первых строчках.
– Выкладывай правду. Что тебе известно об убийце отца?
Джек улыбнулся, не двигаясь.
– Знаешь, Марти, правда не всегда такая, как кажется.
– Он убивает других людей, Джек. Ты должен помочь.
– Нет. Его дело кончено. Остался только я.
– Откуда ты знаешь, черт побери?
Джек посмотрел в стакан, вдохнул, с силой выдохнул.
– Лучше, пожалуй, с самого начала начать.
Иногда надо бесперебойно сыпать вопросами, заколачивать гвозди, но в ходе каждого допроса наступает момент, когда следует просто сидеть и молчать. Марти спокойно положил ладони на ручки кресла и принялся ждать, не сводя с Джека глаз.
– Не хочется терзать тебя, Марти. Я знаю, на что тебя толкнул старый гад.
– Он был хорошим человеком, Джек.
– Выйдет как с Элвисом.[36]
– Не понял.
– Ну, помнишь, что вышло, когда все узнали, что он наркоман? Я хочу сказать, парень был настоящий король, и кем вдруг оказался? Пузатым дерьмом, напичканным таблетками. Идол рухнул, мир пошатнулся. Ты к этому готов?
– Джек…
– Папа впервые вложил мне в руку пистолет в девятый день рождения. Ты никогда об этом не слышал? «Надо готовиться», – сказал он и по субботам каждое утро водил меня в стрелковый клуб стрелять по мишеням. Мама думала, что мы ходим в «Макдоналдс», укрепляя узы дружбы между отцом и сыном, и мне строго-настрого запрещалось сообщать ей правду. Тоска зеленая. Ненавижу оружие. Но глупому мальчишке хорошо было с папой. – Он поднял с пола стакан, откинулся на спинку, сделал долгий глоток, улыбнулся. – Марти, я чертовски меткий стрелок. Хотя с ним не иду ни в какое сравнение.
Марти разглядывал белые ноги в шортах, небольшой животик, загорелые залысины на лбу, где раньше у Джека были волосы. Как ни дико представить его метким стрелком, представить пистолет в добрых ласковых руках тестя и вовсе невозможно.
– Ты к чему-то ведешь?
– Разумеется. – Джек слегка покачал головой взад-вперед, фокусируя взгляд. – Хочешь знать, кому его понадобилось убивать? Великого человека, который всех любил и которого все любили?.. Черт возьми, Марти. Последние два года я изо всех сил губил свою жизнь, чтобы это никому не рассказывать, а теперь должен взять и выложить по твоему приказу.
Послышался далекий рокот грома.
– В любом случае копы со временем сложат все воедино.
Джек фыркнул:
– Болванам никогда даже в голову не придет, но, даже если придет, и тогда не поверят.
– Чему?
Джек старался одновременно соображать и держать Марти в поле зрения. Задача для него почти непосильная.
– Тому, что их все-таки кто-то вычислил. Конечно, не копы, иначе мы все сейчас были бы за решеткой. Но нельзя вечно делать подобные вещи и уходить безнаказанным, правда?
– Какие вещи?
– Господи, Марти, пошевели мозгами! Убивать людей, разумеется. Насколько я понимаю, приблизительно пару в год на протяжении долгих лет.
Марти глазом не моргнул.
– Сколько же в тебе дерьма, Джек.
Тот кивнул – опасный поступок в его состоянии.
– Угу. Знаю. Только я видел собственными глазами. – Он схватил с пола бутылку «Болвени», налил стакан до краев, немного расплескав, когда гром грянул ближе. – Приблизительно за полгода до гибели Ханны папа как-то на выходные повез меня в Брайнерд. Говорит, порыбачим, из офиса вылезать надо время от времени, и так далее. Когда добрались до старого охотничьего домика с пансионатом, подъехали еще две машины. В одной был Бен Шулер, в другой Роза Клебер.
Марти поднял брови:
– Значит, ты ее знал?
– Видел тогда в первый раз и в последний. Милая старая седовласая леди в платье с лиловыми цветочками и в больших неуклюжих ботинках. Я еще удивился, чего она делает тут, на рыбалке, с двумя стариками вроде папы и Бена. Даже имени ее не слышал. Папа представил как старую знакомую. Зашли в дом – я думал, комнаты забронировать или еще что-нибудь, – а там никого, кроме старого чудака за администраторским столом, потому что на озере проходили какие-то крупные соревнования. Тут папа вытащил пистолет из кармана, потянулся через стол, выстрелил ему в голову. – Джек на минуту закрыл глаза, тяжело дыша, а у Марти отвисла челюсть, сердце бешено заколотилось, словно пыталось вырваться из груди. – Я, наверно, закричал, не помню. Следующее, что помню, – папа передал пистолет Бену, старый ублюдок обошел вокруг стола, несколько раз пальнул в лежавшего на полу старика и протянул оружие милой бабушке, которая всадила в него еще несколько пуль, хоть он уже был холодный, как огурец. Платье, черные ботинки сплошь забрызгала кровью. Забавно, какие запоминаются вещи, правда? – Джек посмотрел на Марти с кривой страдальческой улыбкой.
У того горло полностью пересохло, он секунду пытался сглотнуть, наконец, хрипло вымолвил:
– Кто он был? Кого они убили?
Джек пожал плечами:
– Очередной нацист, как и прочие. Знаешь, что потом было?
Марти, выпучив глаза, бессмысленно тряс головой.
– Потом, Марти, дружище, Роза сунула мне пистолет.