Наживка

20

В Миннеаполисе было много фешенебельных кварталов, пока автострады не стали отхватывать большие куски земли, где располагалась городская недвижимость. Там и стоял дом Бена Шулера, словно балансируя на верху холма под столетними вязами, затеняющими бульвар, который городские власти каждую весну сплошь засаживали цветами. За последние двадцать лет почти все деревья заразились голландским грибком, остальные исчезли, уступив место новой эстакаде, поэтому теперь местные жители не видят почти ничего, кроме шестиполосного шоссе у подножия холма. Выйдя из машины, Магоцци и Джино сразу услышали рев проезжавшего грузовика.

– Раньше тут было лучше, – заметил Магоцци, разглядывая длинную трещину в оштукатуренной стене Бена Шулера, покосившуюся веранду соседнего двухэтажного кирпичного дома. – Моей двоюродной бабке принадлежал большой старый викторианский особняк в паре кварталов отсюда.

– Почему ж ты так долго искал его, черт побери? – проворчал Джино, стаскивая с себя пиджак и галстук и вешая их на спинку сиденья.

– Давно сюда не заглядывал. Мы к ней приезжали всего пару раз, когда мне было лет шесть или семь. Жуткая старушка. По рассказам родителей, никогда не общалась с людьми, которых любила, включая родных. Не желала говорить по-английски, а мой отец отказывался говорить по-итальянски, исключительно ради того, чтобы ей досадить. При последнем визите хлестнула меня по щеке за то, что я взял вилку, прежде чем она произнесла благодарственную молитву.

Джино возмущенно поджал губы. Способность ударить ребенка выше его понимания.

– Господи боже мой, слушать противно. Надеюсь, твой отец ее придушил?

– Отец никогда в жизни не поднял бы руку на женщину, даже если б она заживо содрала с него кожу. – Магоцци слегка улыбнулся. – Впрочем, мама ее отчитала по полной программе.

Джино с улыбкой послал воздушный поцелуй в сторону Сент-Пола, где до сих пор живут родители Магоцци в том самом доме, в котором он вырос.

– Мне всегда очень нравилась твоя мама.

– И ты ей тоже нравишься. Собираешься сбросить с себя всю одежду или уже можно идти?

– Знаешь, сколько стоит сухая чистка костюма?

Магоцци покачал головой:

– Никогда внимания не обращал.

– Старик, иногда я терпеть не могу одиноких мужчин. Выкладываю немалые деньги за чистку, потому что мне очень не хочется, чтоб от вещей пахло трупами.

– А штаны?

– Насчет штанов пока ничего не придумал. – Джино захлопнул дверцу машины, и детективы пошли по дорожке.

– Кажется, Анант с ребятами-криминалистами нас опередили.

– Ничего удивительного. – Джино глянул на безобразный фургон скорой помощи на подъездной дорожке, за которым приткнулась машина криминалистов. – У всех установлена система спутниковой навигации, а у нас даже кондиционера нет. В этом мире никакой справедливости.

Джимми Гримм ждал их у задних дверей дома Шулера.

– Остановите убийцу, – сказал он первым делом.

– Хорошая мысль, – кивнул Джино. – Как она сразу нам в голову не пришла?

Джимми на шаг отступил, пропустив его в кухоньку, и спросил у Магоцци:

– Чего он задирается?

– Главным образом из-за невероятной дороговизны сухой чистки. Кроме того, у вас есть система спутниковой навигации, а у нас нет. – Он взглянул на карандашный рисунок, приклеенный к дверце холодильника. Что изображено, непонятно, но, очевидно, плод детского творчества не уничтожен, благодаря изумительному колориту. – Ну, как там, плохо дело? – Магоцци кивнул в сторону коридора, ведущего, по его мнению, в спальню.

Джимми надул щеки, расстегнул ворот чистой белой рубашки.

– Минимум пролитой крови и максимум скорби. Анант буквально сбит с ног. Его преувеличенное почтение к старикам не слишком помогает делу. У индуистов так принято?

– У порядочных людей так принято, – буркнул Джино.

– Ну, по-моему, это одно и то же, и, признаюсь, несчастные застреленные старики меня самого уже достали. Хожу по домам, разглядываю фотографии внуков, рецепты на аптечных пузырьках, счета за лекарства и прочее, понимаете, вижу родительский дом… Я имею в виду, жизнь убитых и так подходила к концу. Какой смысл их расстреливать? А этот случай хуже всех…

Джино затряс головой:

– Не хуже, чем с Розой Клебер. Я во сне вижу надпись «Бабушкин садик» и блюдо с печеньем, которое она испекла для внучек.

Джимми бросил на него долгий взгляд:

– Думаю, киллер одно утащил.

Магоцци вздернул брови:

– В рапорте не отмечено.

Криминалист пожал плечами:

– Я и не отмечал. Чистое предположение, официально неприемлемое. Никаких фактических свидетельств. Просто бабушка аккуратно разложила печенье на блюде, накрыла пластиковой пленкой, а с одной стороны пленка приподнята, в одном ряду пустое место. По-моему, убив старушку, сукин сын на обратном пути подкрепился печеньем. – Он с усилием выдавил жалкую улыбку. – Понимаете, подобное представление возникает со временем. В данном случае сразу ясно. Бен Шулер все понял, ошалел от страха… Может быть, киллер играл с ним какое-то время, гонялся за стариком, говорил что-то, не знаю. Сложившаяся картина, которая, черт побери, мне надолго запомнится, свидетельствует, что несчастный метался и ползал по спальне.

Джино насупился, усиленно стараясь выкинуть из головы нарисованную Джимми Гриммом картину. При осмотре места происшествия он составляет собственное представление, стараясь все увидеть, отобрать детали, которые, может быть, пригодятся для следствия, и забыть остальные. Если слишком долго представлять себе уползающего от убийцы стонущего перепуганного старика, сам раскиснешь, не сможешь работать. О чем Гримму отлично известно.

– Слушай, что ты рассусоливаешь, как в дешевом слюнявом кино? Хочешь инспектора на парковке разжалобить?

– Вы пока и половины не слышали. – Джимми направился в коридор. – Идите за мной. У входа вычистили, а дальше не успели. Анант хочет, чтоб вы осмотрели место происшествия, прежде чем мы начнем фотографировать, посыпать порошком и собирать вещественные доказательства.

Старые доски поскрипывали под ногами, пока они шли мимо обширной коллекции черно-белых семейных фотографий, снятых как минимум пятьдесят лет назад. Посреди коридора Магоцци и Джино вдруг остановились, оглядываясь на снимки, висевшие позади и впереди.

Джимми посмотрел на них через плечо:

– В чем дело? Надеюсь, ничего не трогаете?

– Угу, стенку трогаем, отпечатки смазываем, – раздраженно буркнул Джино. – Успокойся немножечко, Гримм, ради бога. Что это за фотографии? В жизни не видел ничего подобного. Дичь полная.

Джимми шагнул к ним.

– Можешь мне не рассказывать. Отпечатки одного и того же снимка. Шестьдесят штук. Бред, правда? Старый знакомый убитого… как его?

– Сол Бидерман.

– Правильно. Он еще был здесь, когда я приехал. Так вот, он сказал, это единственная сохранившаяся семейная фотография. Родители Бена Шулера, он сам, его маленькая сестричка. Похоже, каждый год вешал в рамке новый отпечаток.

– Сол не объяснил зачем?

Джимми пожал плечами:

– Все погибли в концлагере, а Бен выжил. То ли чувствовал себя виноватым, то ли устраивал мемориал, кто знает.

Магоцци и Джино мрачно переглянулись.

– Бен Шулер сидел в лагере? – переспросил Магоцци.

– По словам Бидермана. – Джимми Гримм взглянул в глаза детектива. – Считай, уже трое.

Анантананд Рамбахан стоял посреди спальни Бена Шулера, склонив голову, уткнув подбородок в переплетенные пальцы, больше напоминая скорбящего, чем медицинского эксперта. Магоцци остановился в дверях, гадая, не молится ли медицинский эксперт и не допустит ли он непростительную оплошность, прервав индуистский обряд.

Джино не стал миндальничать:

– Эй, доктор, вы в трансе?

Анант оглянулся со скупой улыбкой, не сверкая сегодня зубами.

– Добрый вечер, детектив Ролсет, детектив Магоцци. Нет, детектив Ролсет, я не в трансе. Иначе не услышал бы вас. Просто… – Доктор нахмурил темные густые брови, разжал пальцы, сложил вместе ладони и приложил к груди.

– …стараетесь составить картину?

– Да. Вы абсолютно точно описали задачу, которую я перед собой поставил. Спасибо. – Анант обвел комнату широким жестом. – Будьте добры, пройдите ко мне прямо от двери. Видите, где цвет пола темнее?

Магоцци взглянул на полосу шириной в три фута, где старый лак не выцвел на солнце, не стерся под ногами.

– Здесь ковровая дорожка лежала?

– Совершенно верно. До нашего прихода мистер Гримм забрал ее для исследования, поэтому можно пройти, ознакомиться с этой страшной историей.

Магоцци и Джино осторожно шагали по темной полоске, где раньше лежал коврик. Посреди комнаты остановились, молча огляделись.

Спальня полностью разгромлена, но, к счастью, пахнет главным образом дешевым одеколоном, а не чем-то еще. Стоявшие на комоде пузырьки и флакончики разбиты вдребезги, содержимое вылилось на пол. Тумбочка у кровати перевернута, рядом валяется лампа с треснувшим зеленым стеклянным колпаком. В дальнем углу осколки разбитого телефонного аппарата, выцветшее синее покрывало сорвано с постели.

Среди всего этого хаоса стоят почему-то нетронутые ботинки. Черные, начищенные до блеска, аккуратно расставлены перед креслом с жесткой спинкой, ожидая хозяина.

Джино глубоко вздохнул, глядя на распахнутый настежь платяной шкаф, на груды сдернутой с вешалок одежды, разбросанной по полу.

– Где он? Там?

Анант проследил за его взглядом.

– Был там. Мистер Шулер теперь под кроватью.

Магоцци на секунду зажмурился, воображая испуганного старика, мечущегося из одного места в другое в напрасных поисках укрытия, до конца тщетно пытаясь спасти свою жизнь в тошнотворном человеческом варианте игры в кошки-мышки. А может быть, смирился с судьбой и полез под кровать инстинктивно, как раненый зверь, чтоб по возможности умереть сравнительно достойно, не на глазах у обезумевшего садиста с пистолетом.

– Нигде крови не вижу. Он застрелен под кроватью?

– По-моему, вы правы, детектив, – кивнул Анант, опускаясь на колени и жестом предлагая им сделать то же самое. Вытащил из кармана фонарик, осветил труп под кроватью. – Прошу, джентльмены, если желаете.

Магоцци и Джино присели с ним рядом на корточки, разглядывая то, что осталось от головы Бена Шулера. Макушка превратилась в кровь, кашу, костные осколки, но призрачно-бледное в луче фонаря лицо не пострадало, застыло в причудливой искаженной гримасе, словно кто-то неожиданно ткнул паяльной лампой в портрет работы Пикассо.

Джино на миг отвернулся.

– Господи боже мой… Что это за выражение?

– Он умер с таким выражением, детектив. Оно остановилось во времени, чтобы дать нам подсказку. Я бы назвал его выражением ужаса. – Анант посветил на одежду: поношенная шерстяная кофта, под ней окровавленная рубашка, наполовину распущенный галстук. – Видимо, он собирался куда-то идти.

– На похороны Мори Гилберта, – тихо сказал Магоцци. – Собирался на похороны своего друга.

Джимми Гримм сунул в дверь голову:

– Ребята, на пороге репортеры. Все четыре канала и обе газеты. Обстановка накаляется.