Насилие истиной

ГЛАВА 26

Иллюзионист Марк Вересковский встретил Мелентьева и майора Петрова в своей небольшой студии.

— Только что приехали с гастролей! — объяснял он, указывая гостям путь между коробок, ящиков и чемоданов.

— Успешно? — вежливо поинтересовался Леонид Петров.

Вересковский усмехнулся:

— В принципе неплохо, но все по варьете, по небольшим зальчикам… а так соскучился по огромному пространству цирка! По представлению-торжеству! Что говорить, красиво было! — протянул он. — А сейчас вот мотаюсь с небольшой труппой по заграницам, деньги зарабатываю.

— И в фильмах снимаетесь! — подхватил детектив.

— Да, вы, когда мне позвонили, что-то о фильме спрашивали! — воскликнул иллюзионист. — Только чем я-то могу быть полезен? Вот сюда, в эту дверь. Осторожно! Низкий проем! — предупредил он своих визитеров.

Они вошли в маленькую, пыльную комнатку, в которой девушка проворно наводила порядок.

— Моя жена, Лидия, ассистентка, администратор и по совместительству уборщица, — представил он не без гордости длинноногую, длинногривую, ужасно бледную без привычного грима примерно тридцатилетнюю женщину.

— Садитесь! — указала она на стулья. — Чисто!

— Простите, а вы тоже снимались в том фильме? — обратился Мелентьев к Лидии.

Она сразу догадалась, о каком фильме идет речь. Кивнула желтовато-оранжевой гривой.

— Мы с Мариком шагах в десяти стояли от фотографа. Ужас! До сих пор мороз по коже, как вспомню!

— Если не ошибаюсь, — обратился к Вересковскому майор, — вы должны были показывать фокусы на сцене перед ширмой?

— Верно!

— Где теперь эта ширма?

Иллюзионист удивился повышенному интересу к какой-то ширме…

— Так сразу, как произошел несчастный случай, милиция опечатала павильон. Мы не смогли даже взять свой реквизит, в том числе и ширму. Потом, несколько недель спустя, нам позвонили и сказали, что можно все забрать. Мы с помощником поехали, забрали и привезли сюда, в студию. Но ширма нам не понадобилась для гастрольной поездки. Она так и оставалась здесь.

— Можно на нее взглянуть? — спросил майор.

— Пожалуйста! — не скрывая удивления, ответил фокусник. — Только зачем, если не секрет?

— Секрет не у нас, а у вас! — пошутил Петров. — Ведь ширма, говорят, с ловушкой?

— Ах, вот оно что! — протяжно воскликнул Вересковский, но все равно ничего не понял. — Лидочка, — обратился он к жене, — попроси Лешу принести ширму.

— Понимаете, у нас есть основания предполагать, что ваша ширма-ловушка поймала одну важную улику.

В глазах Вересковского отразилась тоска.

— Боюсь показаться вам совершенно глупым, но я ничего не понимаю. Какую улику?

— А вот сейчас мы взглянем! — оживился Мелентьев при виде синей, расписанной павлинами и диковинными цветами ширмы, которую внес Леша.

— Раздвиньте ее, пожалуйста! — попросил Петров.

Леша выполнил просьбу.

— Именно так она стояла на сцене? — спросил майор.

— Да!

— Давайте посмотрим, нет ли там чего? — предложил Мелентьев.

— Давайте!

Вересковский подошел, наклонился и открыл снизу задвижку на столбике. Из полой трубы выпала красивая крупная запонка.

— Не трогайте! — подлетел к фокуснику Мелентьев.

Он вынул из кармана пинцет, подхватил им запонку и положил в прозрачный пакетик.

— Откуда она здесь? — удивился тот.

— А вот откуда!

Кирилл зашел за ширму, размахнулся и словно бросил что-то. Опускаясь, рука коснулась столбика ширмы: круглая крышечка сдвинулась и тут же закрылась.

— Вот так запонка выскочила из манжеты убийцы, когда он запустил стрелу в Олега Ветрова.

— Ветрова убили! — обхватив бледное лицо, воскликнула Лидия. — Разве это был не несчастный случай?!

Наконец Вересковский все понял. Он задумчиво покачал головой.

— И кто же это сделал?

Мелентьев и Петров красноречиво промолчали.

— Ясно! Узнаем из печати!

— Ужас! Какой ужас! — причитала Лидия, провожая вместе с мужем необычных гостей.

Кирилл вернулся домой поздно, но ужин устроил себе роскошный. Отпраздновал завершение дела. Потом перешел с бокалом бордо на диван, но мысли все вертелись вокруг убийств. Вместо того, чтобы постараться поскорее избавиться от них, Кирилл отдался им во власть. Пусть натешатся, пусть все «переживут» до последнего самого жуткого ощущения, тогда и оставят его в покое. И началось… сначала дикий разгул: то одна мысль блеснет, а другая ее перекроет, то несколько одновременно хоровод заведут, но вскоре все улеглось и выплыла самая сильная: «Напольский безупречно убил Ветрова, даже не приблизившись к нему».

Перед мысленным взором Кирилла отчетливо предстала съемочная площадка: все внимание приковано к Олегу с питоном. Напольский неслышно отступает назад, и вот он уже за бутафорскими стенами парижского ресторана. Оглянулся — никого. Все, словно завороженные кролики, смотрят на удава. Надел перчатки, вынул из бокового кармана пиджака чехол со стрелой. Прокрался за ширму. Место съемок было ярко высвечено, остальная часть павильона тонула в легком полумраке. Выпрямился, прицелился в секунду, бросил, не особенно веря в успех… и тут же назад… Все ошалели, замерли, он первым поспешил на помощь… А потом, так кстати, списали ЧП на актерских детей. Никита ликовал. Нет! Сначала испугался. Страшно, до тошноты. Он — убийца! Все что угодно мог бы совершить он в жизни, но не убить! Верил в это, знал! И вдруг! Как же это произошло? «Случайно! — ответил он сам себе. — Пошутил, поставил на случай…» И принялся выискивать причину «шутки». Истинную причину вычеркнул, словно не было. И так поначалу хорошо получилось, что даже обрадовался. Но истина стала приходить. Страшная, как вопрос в саване. Встанет, посмотрит и скроется. А он ей в пику — «Хотел перед Светкой героем предстать — друга на глазах спасти! Да каждый мечтает кого-нибудь спасти, только случая не представляется…» Вот он сам и подстроил случай… Кто ж знал, что так обернется!

А потом все помчалось, завертелось, как он того желал. Нарасхват! Гарри Бахарев убедительно попросил взять репертуар Ветрова. Два режиссера утвердили его на роли, в которых, без сомнения, мечтали видеть Олега. «Ничего, привыкнете ко мне!» — мысленно посмеивался Напольский.

Светка на плечо голову опускала, печалью снедаемая… Однажды так опустила, что проснулись на шелковых подушках… И вдруг, словно смерч — Жаклин! Тогда на даче, как увидел в зеркале ее искаженное торжествующей злобой лицо, руки, сотрясающие воздух, направленный на него немигающе-черный взгляд, — понял: эта стерва что-то знает! Проверил — точно! Каким-то образом старая кикимора добилась утверждения на крохотную роль ресторанной певички и случайно увидела его шутку со стрелой.

Действовать решил немедленно. Во время всеобщего визита на дачу потихоньку вытащил ключи от ее квартиры. Все обыскал: ни листка, ни дискеты. «Тем лучше, — подумал, — убью гадину — и делу конец!»

Ночь седьмого июня выдалась странная… всех всколыхнула… словно шептала ласково-коварными синими губами: «Сегодня! Сегодня!»

…Марианна с концерта бежала, чтобы с Валуевым встретиться. Тот, позабыв приличия, покинул важный банкет в клубе…

Светлана в постели ворочалась, злилась, заливала слезами одиночество, от которого никакими деньгами не откупишься…

Роскошный автомобиль Эдуарда Крылова, словно конь, почуявший неладное, остановился, как вкопанный, посреди дороги. Фантастика! А ночь седьмого июня все не унималась. Продержала Крылова, потом отпустила…

Гарри Бахарева задержала в театре. Ни с кем не дала встретиться по пути домой. Никто даже не позвонил, в то время как обычно он едва поспевал от сотового к обычному переходить…

Илону Крылову ночь дома оставила. Хотела она пойти в гости к знакомой, та звала очень, да что-то затосковала. Все одно и то же: и лицо знакомой, хищно-ласковое, и муж ее, неудачник журналист, надоедающий просьбами о помощи, и девочка их, мечтающая о загранице и льнущая к Илоне в надежде получить очередной подарок…

А вот Валерия Бахарева веселилась! Пила и не хмелела. Мысли там были, на даче. Все мерещилось, как Виктор будет убивать Жаклин. «Хоть бы не душил, лучше уж из пистолета…» Искажается испугом лицо Леры, сердце бешено бьется, хватает скорей рюмку — опрокидывает, — легче…

Виктор! Все подготовил заранее. Еще днем, когда милиция почти не останавливает машины, отвез пистолет с глушителем в надежное место. В леске небольшом дерево с секретом у него было. А лесок, — как раз по дороге к дачному поселку… Поэтому и выехал спокойно, ровно в одиннадцать вечера. Настроение — рабочее. «Получу деньги и махну в Дагомыс! Отдохну, отдышусь…» и на такой вот блаженной ноте едва руль удержал. Ни с того ни с сего повернуло его «Хонду» и выбросило на обочину. Оказалось, «Газель» на него налетела. Несколько минут двинуться даже не мог. Грудь болела, и голова кружилась. Милиционеры помогли. Дверь заклинившую открыли, вывели. Врач «скорой помощи» глянул и велел уложить его на носилки: «Сотрясение мозга!»…

Мучимый жаждой проснулся в солнечный день после очередного запоя Николай Лютаев. Встал. Почесался основательно. Прошел к холодильнику, открыл — пусто. Вытащил из-под стола бутылки — ни в одной даже капельки на донышке не осталось. Перетрусил все карманы — одна мелочь. Оглядел мрачным взглядом свою квартиру: «Артисту выпить не на что! — подумал, и подкатила злоба прямо к мучимому жаждой спиртного горлу. — А Жаклинка шикует! Тянет с этой миллионерши деньги! Живет на ее набитой до отказа всяким барахлом даче. Книги пишет! Курица драная!»

Схватил свой пиджачок и поспешил на электричку. Но по дороге выпросил бутылочку. Продавщица — поклонница давняя, пожалела, дала в долг. А он, надо отметить, всегда свои долги отдавал.

Приехал на станцию, от которой до дачного поселка еще около двух километров. Зашел в лесок — разморило. Выпил, закусил кислым листиком. Лег, да и заснул. Проснулся — ночь. Пошел быстро… вот и фонарики засветились, значит, поселок. Подкрался к даче, как знаменитый разведчик, которого играл в свое время, заглянул в окно, в просвет между плотными шторами: увидел женщину в черном и Жаклин. Ничего понять не успел, как Жаклин повалилась на пол…

Истерзанную ожиданием неминуемой катастрофы Аллу Валуеву эта ночь убедила, что она и есть тот самый подходящий момент, чтобы одним выстрелом избавиться от краха. Пистолет был приобретен заранее. Машина поджидала на платной стоянке. Только бы доехать до поселка, выстрелить и стереть все написанное из ноутбука!

Накинула легкий черный плащ, шифоновый шарф на голову повязала. Подкралась тенью к стеклянной двери, выходящей на веранду, зашла и выстрелила в открывшую от изумления рот Жаклин. Та повалилась. Бросилась к ноутбуку, все файлы удалила. Буфет, стол обыскала — дискет не нашла. Огляделась. Жаклин недвижима… Выскочила на веранду, пистолет в кусты забросила и — в сад…

Никита Напольский начал ночь седьмого июня в гостеприимном доме Маева. Веселились, шумели, одни приходили, другие уходили… Ушел и Никита, никто не заметил. Через сорок минут он уже был у дачного поселка. Вышел из машины и, держась в тени от редких фонарей, подошел к даче мадам Ферри. Перелез через забор, глубоко вдохнул свежего предгрозового воздуха и осторожно приблизился к дому почти одновременно с Лютаевым. Тот с левой стороны, Никита — с правой. Заглянул в просвет между шторами — и замер. Глазам не поверил. Алла Валуева! «Да она, голубушка, все за меня сделала! — едва от смеха удержался. — И файлы удалила, и обыскала все. Значит, Жаклин дискетам не доверяла. Маленькие, тоненькие — потерять можно». Спрятался за куст, как увидел, что Валуева выходит. Вздрогнул от изумления, заметив, как за ней какой-то мужчина помчался. «Может, еще один из нас, — подумал. — Да хоть Гарри, хоть Эдуард… Ночь-то какая, на кровь тянет…» — тихо рассмеялся. И только шаг сделал, как остановился, словно вкопанный. Показалось — Жаклин шевельнулась. Потряс головой. А она уже с пола поднялась и виски в стакан наливает. Истерично хохочет и проклятьями сыплет. «А, стерва! Прикинулась!» — чуть не вырвалось у Напольского. Размышлял он всего мгновение. Свое оружие доставать не стал. Отыскал пистолет Валуевой. Подкрался к двери. Выпрямился. Жаклин повернулась и чуть стакан с виски из цепких рук не выронила. Не сумела испуг скрыть. Улыбнулась потерянно, быстро заговорила, глотая слова. К стенке хотела прижаться. Тут Никита и выстрелил…

Вернулся к Маеву, а там народу еще больше стало. Засветился, чтобы все видели. Шутил, пел, и вдруг кольнуло: «Как же это я про Марго, подружку, забыл? Вполне возможно, что старая кикимора Жаклин какие-нибудь записи у нее хранила. Но в тех записях ничего не может быть обо мне, — успокоил себя. — Писать она начала давно, а все случилось, когда у нее уже ноутбук был. Значит, только в нем и могла храниться информация, уничтоженная заботливой рукой Аллочки. — Посмеялся: — Вот не знал, какие страсти кипят в душе почтенной жены и матери!» Но проверить квартиру Маргариты все-таки решил. Первый раз зашел — замки детскими оказались — оглядел, вроде бы ничего… Ушел, торопился. Второй раз, удостоверившись, что Марго поехала к подруге, приступил к основательному обыску. Взглянул на часы. Не успевал. «Если не останется ночевать, — вернется… то скоро встретится с ненаглядной Жаклин, о которой море слез пролила!» — решил для себя Напольский. Однако, услышав скрежет ключа в замке, вздрогнул, замер, чувствуя, как холод сковывает тело. Потом нахлынула огненная волна, стало жарко, как, наверное, в адовом пекле. На цыпочках проскочил в коридор, вжался в стену, держа в руках тонкий шелковый шнур. Но Маргарита, старая бестия, будто почувствовала неладное — убежала. Напольский перевел дыхание и спокойно закончил обыск. Как и ожидал — ничего!..

Первое время жутковато было. Особенно, когда Мелентьев взялся за расследование. Волновался и, как оказалось, не без основания. Черновики отыскались. Что делать? Убить сыщика и уничтожить записи? А может, этот слух о черновиках — ловушка, наживка для убийцы? Страшно было, ночей не спал, вздрагивал от звонков. Но решил не действовать, а выждать! И поступил правильно. Время шло, никто — ничего. «Значит, и нет ничего! — успокаивал себя Никита. — Ведь если бы старая кикимора Жаклин где-нибудь нацарапала о том, что видела, так это уже всплыло бы. Алка Валуева удаляла файлы, не читая. Просто уничтожила все!» Предусмотрительный Никита тогда проверил, не забыла ли Алла что впопыхах. Просмотрел. Чист оказался ноутбук, как лист бумаги на столе перед задумавшимся писателем.

Тем временем приступили к репетициям. Все мелкие мысли и чувства Никита отбросил. Жил, дышал, ходил как Казанова. Работать было тяжело вдвойне: и пьеса его, и главная роль его. Но, как ни странно, претензий к Бахареву, даже внутренних, как к режиссеру, не было.

И вот премьера! Самая трудная в его жизни. Нужно было так сыграть, чтобы никто даже не вспомнил в тот вечер о Ветрове. Даже сравнивать не стал бы. Первый акт провел на одном дыхании. Временами погружаясь в какое-то сумрачно-светлое пространство, где кроме него никого не было. Жутко и хорошо!

В антракте вышел на минуту вместе со всеми артистами на балкон, чтобы почтить память великой актрисы. Внизу публика воодушевленная, переговаривающаяся, ни одного скучающего лица. Напольского это порадовало. Хотел уже уйти, да скользнул взглядом по фотографиям великой актрисы и замер с приоткрытым ртом и остекленевшими глазами. Плюшевый медведь, прижатый к груди странной миссис Сэвидж! «Жаклин бредила этой ролью! Говорила, что репетирует ее сама! Значит, и медведя подыскала! — сдавленно прошептал ему внутренний голос. Но он с какой-то отчаянной веселостью отбросил неожиданный страх. — Глупости! Мнительность! — уверил себя. — Она всю информацию в ноутбуке держала. Зачем ей дискеты? С ними одни хлопоты. Куда-то прятать нужно. Да и вообще, когда она в зеркало грозила, думала, может, совсем о другом! А я просто оказался излишне предусмотрителен!»

Никита заставил себя уйти с балкона и позабыть о медведе миссис Сэвидж, но тем не менее решил, что завтра же поедет на дачу и попытается отыскать игрушку из плюша.

«Жаклин была невероятной сумасбродкой, ей в голову какая угодно причуда могла прийти! Обязательно поеду!» — поставил он точку и сел пред зеркалом. Захватил на пуховку немного пудры и провел по лицу. Дверь открылась, вошла Светлана. Сказала несколько слов, собралась уходить, но, вспомнив что-то смешное, поделилась: «Детектив Мелентьев выскочил из театра, словно на пожар!»

Сомнения не было. «Он тоже догадался! — Но потом все-таки вкралось: — А если мы оба ошиблись? А если нет?! — волосы под напудренным париком зашевелились от страха. — Тогда — конец всему! Вернее, все останется, а меня не будет. Нет, еще хуже, еще безысходнее, я буду, но в тюрьме!» Не удержался и прыснул от смеха. Настолько абсурдной показалась ему эта мысль. Он, Никита Напольский — в тюрьме! Мысль еще искрилась, а он, вернувшись со сцены, упал за кулисами, словно раздвоился: мысль смеялась, не верила, а тело спасалось…

Увидел машину у ворот дачи, усмехнулся зло. Вошел в дом. Шум доносился с чердака. Поднялся, заглянул осторожно и увидел детектива, пытавшегося свернуть шею плюшевому медведю. Схватил лежавший в углу подсвечник и запустил в Мелентьева. Замысел был хорош. Убит ударом подсвечника, следовательно, не исключено, что убийцей могла быть женщина. А кто она? Кто же, как не Алла Валуева! Да проклятый случай все испортил. Мелентьев чуть вперед наклонился, и подсвечник, скользнув по его, как оказалось, крепкой голове, лишь заставил детектива пошатнуться. Тут уж Никита набросился на него. Злость, ярость такими были, что ни секунды не сомневался, что одолеет сыщика. Но дикая боль пронзила все его существо… Сознание помутилось. Очнулся на земле у милицейской машины. Зажмурился, казалось, что все сон. Но, снова ощутив боль, понял, что проиграл. Хотелось выть от отчаяния глубиною в бездну…

Кирилл поднес к губам бокал, но тот оказался пустым. Включил неяркий светильник, наполнил бокал. Выпил. Помотал головой, чтобы окончательно освободиться от чувств и мыслей своих фигурантов.

_____