В полумраке машины тихо звучала музыка. Алла закрыла глаза.
— Ну что, все напрасно? — сидя за рулем, нарушил молчание Алекс. — Я хорошо знаю Жаклин…
— Слишком! — ядовито заметила Алла.
Алекс безразлично пожал плечами.
— Чего, собственно, ты так опасаешься? Ну, напишет она обо мне что-то фривольное, скандальное… Ну что еще может написать женщина, которую оставил любовник?..
— Надо быть более разборчивым и знать, с кем связываться! — продолжала отпускать меткие замечания Алла.
— О! Вот тут ты права!.. — вздохнул Алекс. — Но ведь ты сама женщина и понимаешь, что вас очень трудно предугадать. Я и так, по сравнению с другими, более преуспел в этом. Какую жену себе выбрал, — игриво взглянув на нее, заключил он.
Алла улыбнулась.
Когда они познакомились, Алекс был высокопоставленным чиновником в сфере искусства. В их встрече, несомненно, было нечто мистическое. Потому что все случившееся не должно было произойти. Что-то нарушилось в четком движении судьбоносных сил, и дороги Алекса и Аллы пересеклись, хотя должны были пройти параллельно.
Алла — высокая, красивая шатенка, бухгалтер одного драматического театра на юге России.
Провинциальный театр — сосредоточение соннодуховной жизни города: актеры — гении, гибнущие на «алтаре алкоголя», с лицами, изъеденными гримом, жалкая бутафория и стойкий запах пыли… И вдруг эту отупляющую тишину с какой-то великолепной грубостью нарушил прибывший из столицы молодой режиссер. Он сотворил чудо: разбудил сонное царство, заставил двигаться, а главное, думать. «Гении» забыли о бутылке, а кто не смог, закрыл за собой дверь.
Тогда двадцатичетырехлетняя Алла полными вселенского восторга глазами смотрела на молодого режиссера. Он не ставил «Короля Лира», а высекал огонь из актеров, заставляя их переживать страсти средневековой Англии как свои собственные. Результатом стало приглашение на театральный фестиваль в Москву. Весь театр, подобно чеховским сестрам, с надеждой смотрел вдаль и повторял: «В Москву! В Москву!..» Казалось, после фестиваля прежнее сонное существование уже будет невозможным. Московский ветер наполнит паруса, и театр помчится вперед…
Все это было прекрасно, но режиссер не обращал никакого внимания на Аллу, как она ни покачивала бедрами, как ни окутывала его тонкими духами, подавая на подпись бумаги. Он пленился какой-то худющей с ногами-спичками семнадцатилетней девицей, грезившей о театре и славе.
Но Алла решила не сдаваться. Она взяла отпуск и тоже отправилась на фестиваль. В день спектакля Алла сильно волновалась, словно ей самой предстояло выйти на сцену. Она находилась за кулисами до третьего звонка, затем спустилась в зал. Украдкой поглядывая на лица сидевших рядом, она тревожно пыталась уловить их настроение.
Первое действие прошло отлично: был взят нужный темп, и накал средневековых страстей предстал не покрытым бутафорской пылью, а заставил задуматься: что же изменилось за это время в людских сердцах? Неужели они точно так же бьются ради власти и золота, неужели доброта и порядочность такие же редкие явления, как и пятьсот лет назад? Первый акт закончился.
Алла впервые была в столице и, наслышанная о московских деликатесах, чинно направилась в буфет, уверенная, что здесь перед стойкой не будет столпотворения, как в ее провинциальном театре, где за стакан разбавленного сока и бутерброд с жиром, подернутым ниточками мяса, зрители бились все антракты. Но картина оказалась такой же.
Алла хотела было уйти, однако желание попробовать карбонат, осетрину, копченую колбасу и зефир, известные ей, провинциалке застойных времен, лишь понаслышке, поставило ее в хвост длинной очереди. Когда прозвенели три положенных звонка, она неожиданно подумала:
«Что, если я не пойду в зал, а останусь в буфете? Все разойдутся, и я спокойно куплю все, что захочу. Тем более что спектакль я знаю наизусть».
Она улыбнулась своей мысли и не пошла в зал.
За одним из столиков расположилась шумная компания, и, когда буфет почти опустел, Алла обратила внимание на этих хорошо одетых людей. Особенно ей понравился высокий темноволосый мужчина.
«Везет же, — подумала она, глядя на женщину с глубоким декольте, все время льнущую к нему, — иметь такого мужа!.. А может, он ей вовсе и не муж, слишком уж зазывно она на него смотрит…»
— Все! — вдруг зло рявкнула крашеная под яркую блондинку буфетчица. — Больше отпускать не буду! — и она бросила табличку «Закрыто» прямо перед носом ошеломленной Аллы.
— Тоже мне! — намеренно громко обращаясь к своей товарке, говорила она. — Пришли в театр — в буфете сидеть. Ох, что за люди!.. Актеры стараются, а они тут, у стойки…
Краска залила лицо Аллы, потупив и без того неловкий взгляд провинциалки. Она опустила голову и, пробормотав в попытке сохранить свое положение, что-то типа: «Вы правы…» — медленно повернулась и пошла прочь.
— Нет, не правы! — вдруг прервал унизительную для Аллы тишину чей-то голос. — Сейчас же извинитесь перед девушкой и обслужите как следует!
Буфетчица широко открыла обведенный яркой морковного цвета помадой рот и только собралась было рявкнуть на забывшегося смельчака, как, встретив его взгляд, поняла, что это один из сильных мира сего.
Ее противный рот в тот же миг расплылся и залепетал:
— Да… да… конечно.
— Нет, не надо! Я уже не хочу! — бросила Алла, порываясь уйти.
Но темноволосый мужчина встал и подошел к ней.
— Нельзя, девушка, разрешать хаму глумиться над собой!
— Извинитесь, я сказал! — не поворачивая головы, приказал он буфетчице.
— Простите… простите, — поспешно проговорила та. — Устала, знаете ли…
Алла под давлением неожиданной защиты была вынуждена купить себе бутерброд и стакан сока. Выбрав столик так, чтобы ее не видел неожиданный защитник, девушка хотела только одного: съесть поскорее вставший поперек горла бутерброд и уйти. Но незнакомец несколько раз обернулся, а потом встал и под неодобрительный шепот женщины с глубоким декольте подошел к Алле и сел напротив.
— А мы вот тоже решили провести время в буфете. Хотя, надо сказать, первый акт для провинциального театра сыгран очень неплохо…
— О, да! — подхватила Алла приятные для нее слова. — Спектакль потрясающий!
— Вы так говорите, будто его уже видели.
— И не раз! — улыбнулась она, постепенно отходя от смущения.
— Вот как?! — красиво поднял брови незнакомец. — И где же?
— Я работаю в этом театре…
— Боже! — вскричал он. — Это же ЧП! Спектакль в полном разгаре, а Корделия — в буфете!
Алла безудержно расхохоталась.
— Увы! Бухгалтерия — не место для Корделии, скорее уж для леди Макбет.
— Вот все и открылось: вы — очаровательная гостья столицы и зовут вас…
— Алла!
— А меня…
— Алекс! — раздался чей-то голос из веселой компании. — Мы уходим!
— Поехали с нами! — неожиданно предложил он Алле. — Нас сегодня охватила жажда веселья, и мы хотим утолить ее в театре оперетты. Как раз поспеем к «Карамболине». Вы любите оперетту?
— Очень!
Он протянул ей руку.
Алла, напряженно улыбаясь, лихорадочно думала, как же ей поступить. Согласиться?! Он сразу решит, что она такая… с ней все можно… Не согласиться?! Вряд ли когда на ее пути возникнет такой мужчина…
— Алекс! — компания была уже в дверях.
Щеки Аллы вспыхнули цветом пурпурной розы, на языке уже дрожало слово «да», как вдруг помутившийся в борьбе с чувством женского достоинства рассудок дал отбой и выпустил ужасную фразу:
— К сожалению, я не могу, — произнесла Алла, не веря в то, что это говорит она. — Я должна после спектакля зайти к ребятам за кулисы, иначе они обидятся. — «Да пусть обижается хоть целый свет!» — вскричал очнувшийся рассудок.
Но слова уже были произнесены. Она опустила голову, чтобы ее досада на саму себя не была замечена Алексом.
Но он поступил так, как Алла совсем не ожидала. Он подошел к своим друзьям и с ироничной улыбкой сказал:
— Что-то меня потянуло на Шекспира. Остаюсь! Говорят, третий акт — просто потрясающий.
Женщина с глубоким декольте метнула в сторону Аллы презрительно-насмешливый взгляд.
— Это сидя в буфете делают такие ценные заключения?
— Дорогая, тебе этого сделать не дано, даже сидя в зрительном зале!
Лицо женщины потемнело от слов Алекса, она посмотрела ему в глаза, но он совершенно спокойно перенес всю тяжкую многозначительность ее взгляда.
Компания шумно удалилась, и Алекс пригласил девушку в свою ложу.
Третий акт не подвел Аллу. Стены зала содрогнулись от аплодисментов.
Когда Алла с Алексом прошли за кулисы, то все находившиеся там почтительно здоровались с ним и так же почтительно внимали его словам. Алла не без интереса поглядывала на него: «Кто же он?» Судя по тому, с каким подобострастием беседовал с ним председатель жюри фестиваля, ей пришлось догадаться, что он один из тех.
Алексу представили взволнованного режиссера.
— Я так рад, что вы зашли к нам, — начал тот.
— Вашу Аллу благодарите, — ответил Алекс и движением руки отстранил затерших Аллу на задний план. — Это она мне сказала, что спектакль потрясающий.
Режиссер с интересом и благодарностью посмотрел на нее. Но Алле уже было безразлично его внимание. Он бесславно проигрывал на фоне Алекса.
Три дня спустя она уехала… и начались встречи-разлуки. Алла прилетала в Москву один-два раза в месяц на выходные дни, иногда на праздники. Потому что у Алекса, Александра Николаевича Валуева, было все: высокое служебное положение, жена, двое детей, квартира в районе для избранных, дачи — государственная, собственная и так далее. Ему не хватало только новизны чувств, а познакомившись с Аллой, он получил и их.
Сначала они встречались в гостиницах, потом он снял квартиру. Но такие праздники быстро кончались… Нет, Алла особенно не надеялась, что однажды Алекс разойдется с женой и сделает ей предложение. Она была открыта для новых знакомств, но встречалось все не то, не то…
Время мчалось сверкающей стрелой, и вот уже целых восемь лет, налетав сотни тысяч километров, Алла по-прежнему приезжала в Москву к Алексу. Ну что могло нарушить этот незыблемый порядок? Оказалось — всего один день…
Алекс спокойно перенес крушение советской империи и заранее подготовил себе руководящее кресло в крупном СП, но вот с дефолтом вышла неувязка… СП Алекса в считанные недели обанкротилось.
Алла приехала в Москву, не обратив особого внимания на оглушивший страну кризис. Кризис она увидела на лице Алекса.
— Я потерял все! — сухо бросил он.
Она принялась его утешать.
— Я — нищий! — отогнал он ее ласковые руки.
— Но я все равно люблю тебя, — возразила Алла.
— Ты воспринимаешь мои слова несерьезно! — злился он.
— Как бы я их не воспринимала, я все равно люблю тебя, — был ответ.
Она уехала, а два месяца спустя Алекс позвонил ей и сказал: «Я развожусь!»
Алла не поверила. Восемь лет на все ее тонкие намеки, как бы им было хорошо жить вместе, Алекс без устали и раздражения отвечал, что этого не может быть и не будет никогда.
Причину развода ей, конечно, он ни за что не скажет, но из обрывков фраз и полунамеков она сформулировала ее сама. Вероятно, Алексу понадобились деньги для предотвращения банкротства, и он попросил какую-то сумму у жены. На что та, боясь потерять собственный капитал, полученный по наследству от высокопоставленных родителей, наотрез отказала ему: «Выпутывайся, как знаешь!» Алекс не стерпел и сказал ей то, что уже много лет хранил в себе. Его искренность явно не понравилась супруге и… слово за слово… А, как известно, нашу жизнь сначала моделируют слова, а потом уже действия. Тут же всплыла информация об Алле. Жена бросила ему в лицо обвинения уже не в первой неверности, а он ей — причины, побуждавшие его к ним…
Несколько месяцев спустя Алла получила переполненное ненавистью письмо от госпожи Валуевой, в котором та обвинила ее в разводе с мужем. Разорение Алекса она также приписала мотовству Аллы. «И запомните, — подчеркивала она в конце, — я его оставлю совершенно нищим, при разводе он лишится даже той малости, которой еще владеет. Нужен он будет вам такой — берите!»
После письма Алла поверила в развод.
«Конечно, возьму, — решила она. — Восемь лет вместе. И потом, как не пыталась, никого лучше Алекса я не нашла и не найду. Тридцать два уже…»
Полгода были ужасны. Порой Алекс доходил до отчаяния, но… он был Валуевым и из того немногого, что ему удалось сохранить, пойдя на риск, снова принялся отстраивать свою империю. Удача, столько лет верой и правдой сопутствовавшая Алексу, вновь повернула к нему свое лукавое лицо. Фирма «Валуев» быстро заняла свое место в мире крупного бизнеса.
Заволновалась супруга, встревожились дети, отвернувшиеся от отца-банкрота, и началась осада. Жена объявила, что не даст развода, что тридцать лет прожитые вместе — это серьезно. Алекс холодно посмотрел на нее и сказал: «Неужели за тридцать лет ты не поняла, что я никогда и никому не прощаю предательства?!»
До Аллы доходили слухи, что жена даже попала в больницу.
— Спектакль! — презрительно бросил Алекс на ее вопрос.
И вот радостный день, как была уверена Алла, который никогда не должен был случиться в ее жизни.
— Я получил развод! — весело прокричал Алекс, салютуя выстрелом шампанского.
Пена лилась им на руки, они захлебывались от игристой влаги и счастья.
Огромная гостиная была совершенно пуста, они сели на пол и пытались остановить мгновение гармонии, когда все атомы мироздания пришли для них в идеальное равновесие.
Алекс купил трехкомнатную квартиру, оставалось только сделать ремонт и купить обстановку. Алле казалось, что это сон. Неужели она вырвется из своего провинциального города, где жила в двух комнатах трамвайчиком с матерью, младшей сестрой, ее мужем и их ребенком? Неужели она станет женой Валуева? Ее спина невольно выпрямлялась, а взгляд загорался торжеством. Она не могла ни о чем думать, только о звучащем музыкой в ее ушах словосочетании — Алла Валуева. Заявление уже лежало в ЗАГСе, но она волновалась до последнего дня.
Бракосочетание было торжественным, банкетный зал ресторана — полным улыбающихся лиц. Подруга, свидетельница Аллы, ошалело смотрела вокруг.
— Ну, ты и попала! — пересохшими губами шептала она. — Я тут узнала… такие люди… это вообще… Вон тот, смотри!.. Это же тележурналист Эдуард Крылов, а рядом с ним в платье синими разводами — писательница Валерия Бахарева, а тот темный, высоченный, ну… — толкала она подругу локтем, — это же Гарри Бахарев, а вон — сам Петр Бахарев… ничего себе… Ой!.. — завидев мужчину в темно-коричневом костюме, — тихим шепотом воскликнула свидетельница из провинции: — Это же министр… этого… забыла… к тебе идет… ой!..
Министр подошел к Алле с Алексом. Новобрачный представил ему свою супругу.
Все были любезные, доброжелательные… Алла даже растерялась от такого количества милых людей.
«Да, действительно, я попала в круг избранных!.. Я, конечно, предполагала, но не представляла, насколько это приятно!»
Но на следующем же банкете по случаю открытия художественной выставки Алла убедилась, что ошиблась в своих предположениях.
С ней здоровались как-то глядя мимо нее. Она стояла рядом с Алексом, но ее словно не замечали. Не понимая такого явного пренебрежения, Алла попыталась завязать разговор с Валерией Бахаревой, та улыбнулась, произнесла несколько слов и, торопливо бросив: «Простите!», поспешила к кому-то навстречу.
С бокалом шампанского в руке Алла ходила от картины к картине. Все вокруг смеялись, обменивались приветственными поцелуями, шумно обсуждали полотна. Она сделала шаг по направлению к Алексу, но, увидев, что тот тоже занят разговором, почла за лучшее продолжить осмотр картин. Ее заметил только Гарри Бахарев.
— Что же вы ушли ото всех? — беря ее под локоть, спросил он. — Пойдемте выпьем, — заметив пустой бокал в ее руке, предложил он.
Вокруг Гарри быстро образовался кружок. Кто-то обратился с вопросом к Алле. Она ответила. Завязался разговор. Но тут появилась Илона и буквально несколькими фразами переключила всеобщее внимание на себя. Алла отошла в сторону и прислонилась к колонне… неожиданно до нее долетел полный презрительной насмешки голос Илоны, цитировавшей «Бесов» Достоевского: «…провинциалы и, уж конечно, достойны тем сожаления…»
Алла повернулась и взглянула на согласно кивавших Крыловой.
— Хотя, знаете… — сказал какой-то мужчина, — в провинциалках есть особая прелесть…
— Нетронутая девственность ума! — сверкая зубами, расхохоталась Илона.
— Уверен, ты ошибаешься! — заметил Гарри Бахарев. — Она мила, даже красива, и достаточно умна. Иначе Алекс не женился бы на ней.
«Так вот в чем дело!.. — криво усмехнулась Алла. — Я — провинциалка!.. И, даже несмотря на мой брак с Валуевым, ею и останусь!.. Ну и пошли вы все к черту!.. — зло сверкнула она глазами, но, немного отойдя от гнева, задумалась. — Я должна стать равной этим людям, иначе Алекс, заметив их пренебрежение, охладеет ко мне!..»
У нее были все основания с первых же дней беспокоиться о своем браке. Словно в подтверждение ее отнюдь не надуманных опасений, в зале появилась Марианна. Длинный вырез открывал красивую с матовым загаром спину. Волосы натурального светлого оттенка были подхвачены лентой. Несколько локонов обрамляли ровный овал лица.
Тонкое стекло бокала хрустнуло в руке Аллы. Она испуганно оглянулась, но никто ничего не заметил. Все были заняты лицезрением картин, разговорами или выпивкой.
Алла поспешно стряхнула осколки с исцарапанной ладони, вынула носовой платок и крепко сжала его пальцами. Марианна, заметив Валуева, улыбнулась. Их взгляды больше не отпускали друг друга. Подобно каравелле, спешащей на сигнал маяка, приближалась она к нему.
Он поднес ее руку к губам. Они перебросились несколькими словами и пошли к заинтересовавшей его картине. Касание рук, легкое соприкосновение плеч — все выдавало в них еще не насытившихся друг другом любовников.
Алла знала, что Валуев еще продолжал встречаться с Марианной. В первые приезды Аллы в Москву он уделял ей не так уж много времени. У него была жена, множество друзей и заполнявшая пустоту между приездами Аллы и редкими встречами с Марианной, любовница. Кандидатура этой любовницы очень часто менялась. Больше всех от подобного распределения ролей страдала Алла. В отличие от супруги Алекса она была в курсе всех его увлечений. Она пыталась изменить сложившийся порядок вещей. Не резко, но вкрадчиво, не требованиями и угрозами, а лаской, любовью… Она несла Алексу только радость. Он стал ожидать встреч с ней с заметным нетерпением.
Алла предложила Валуеву помочь ей переехать в столицу, чтобы чаще бывать вместе. Сначала эта идея захватила его, но, поразмыслив день-другой, он пришел к выводу, что будет лучше, если Алла еще какое-то время поживет в своем южном городке. Он пообещал, что займется ее переездом, поговорит, организует…. И все спустил на тормозах. Алла попыталась потребовать, но наткнулась на «стену плача», бесстрастно взирающую на молящих и скорбящих. Она решила испугать его, не приезжая два месяца. Но Валуев оставался спокойным и с удовольствием поверил двусмысленным объяснениям, что она была слишком занята.
Постепенно Алекс и Марианна расстались окончательно. Что явилось тому причиной, так и осталось для Аллы загадкой. Но, даже став женой Валуева, она по-прежнему боялась Марианны, хотя та не подавала особенного повода. У нее был молодой, красивый друг — известный актер Никита Напольский. Журналы пестрели их фотографиями в обнимку и наперебой сплетничали о предстоящей помолвке.
Марианна, соблюдая правила хорошего тона, приветливо здоровалась с Аллой. Иногда они перебрасывались несколькими ничего не значащими фразами.
Зато другая бывшая подруга Валуева не упускала случая, чтобы не бросить Алле какое-нибудь словечко. Она познакомилась с ней еще за несколько лет до свадьбы Аллы и Алекса. На одной театральной премьере во время банкета к Алле подошла черноволосая женщина с ярко блестевшими от изрядно выпитого спиртного глазами.
— Жаклин! — мелко посмеиваясь, представилась она.
Алла задумалась, где она могла ее видеть.
— Да-да, это я! — подтвердила женщина. — Жаклин Рахманина.
— Очень приятно! — ответила Алла.
Заметив их вместе, к ним торопливо подошел Алекс.
— Уже познакомились? — спросил он, сердито глянув на Жаклин.
— И познакомились и разговорились! — растягивая малиновые губы в неприятной улыбке, ответила та. — Двум любовницам, бывшей и настоящей, есть о чем поговорить. — Ну, мы еще поболтаем как-нибудь, дорогая!.. — подмигнула она Алле и, слегка пошатнувшись, отошла.
С тех пор началось: где бы они ни встречались, Жаклин не упускала возможности подойти к Алле, чтобы сказать колкость или же выразить сочувствие ее непрочному положению — сначала как одной из любовниц Валуева, а потом как супруги.
— Он и тебя бросит! Вот увидишь!.. У меня его выкрала Марианна! Ты привлекла его тем, что смазлива и по-провинциальному скромна. Нашему Алексу вдруг захотелось заиметь дом и молодую неиспорченную соблазнами столицы жену. Но эта блажь продлится недолго. Ты ведь не станешь терпеть его похождения. Я вижу, ты не такая!.. А на то, что он образумится с возрастом, не надейся… Флюгер вроде бы перестал вертеться, но налетит порыв ветра, и все пойдет по-старому…
Алла очень боялась этого порыва ветра, но он пока обходил стороной ее семейную заводь, чему немало способствовало рождение голубоглазого мальчугана, невероятно похожего на Алекса.
Алла посмотрела на сосредоточенный профиль мужа в отсвете уличных фонарей. Они уже въехали в город.
«Как ни странно, но для меня все замкнуто на нем!.. Он — мое благополучие, любовь, сын, работа, наконец!..»
Алла работала бухгалтером на фирме мужа. Фирма была крупная, процветающая, поэтому Алекс мог позволить себе удовольствие выступить в роли спонсора театральной постановки или продюсировать интересный кинематографический проект.
Алекс почувствовал горячий взгляд жены и спросил:
— Устала?
— Немного, — кивнула она и добавила: — От непонимания!.. Все оказалось напрасным — и наша совместная поездка, и уговоры этой ничтожной женщины.
— Оставь!.. Что бы она ни написала, я не стану рвать на себе волосы. Пусть это будет даже правда, извращенно отраженная в кривом зеркале ее злобы… Мы должны быть выше!..
Алла не ответила, лишь подумала:
«Все только начало складываться!.. Как они ни изощрялись в непринятии меня, я заставила их относиться ко мне с уважением. Илона шипит, но улыбается при моем появлении и усердно чмокает воздух, прикасаясь к моей щеке. Гарри Бахарев заходит ко мне в кабинет, чтобы обсудить финансовую сторону контракта… Они приняли меня или хотя бы сделали вид!.. И больше не бросают вслед сочувственно-уничижительное: «Провинциалка!» Потому что теперь я из их круга… — на этом ее мысль прервалась, словно достигнув своего апогея. Приятная истома покоя охватила молодую женщину. Она вновь взглянула на Алекса. — Я люблю его!.. Самое главное и необыкновенное, что я люблю его!.. — Но через мгновение ее лицо сморщилось от боли. — Жаклин!.. Проклятая, ненавистная… Она может все разрушить, не получив ничего, кроме удовлетворения своей тщеславной злобы. Она составляет буквы в грязные слова и называет их «Живыми листьями». И эти листья будут ядовито шелестеть, пока будет жива Жаклин!.. — вспыхнула яркая мысль. — Пока жива… — еле слышно произнесла Алла. — В следующем номере журнала, если верить этой ведьме, должны напечатать главу о Лере… Значит, ход Бахаревой!..»
— Ты все думаешь о Жаклин и ее «грязных листьях»? — остановив машину у въезда в подземный гараж, спросил Алекс.
— Нет! — посмотрев на мужа долгим ласковым взглядом, ответила Алла. — Я не думаю!.. Я наслаждаюсь тем, что мы вместе!..
Крепко обнявшись, они вошли в лифт.
«У меня с Алексом еще есть время, — продолжала она рассуждать. — Несомненно, ведьма решила все печатать в порядке хронологии. Значит, сейчас о Лере!.. Посмотрим, чем кончится!..»
_____