Пурпурно-фиолетовое небо, казалось, подрагивало от раскатов грома. Деревья тревожно шелестели листвой, словно сообщая друг другу о надвигающейся буре. Крупные капли дождя упали на землю. Жаклин подошла к окну, выходящему на просторную веранду. Огромные тучи поглотили последние лучи солнца. Сгустившаяся мгла окутала дом. Он заскрипел своими старыми, но еще крепкими стенами, словно проснулся и стал вспоминать на разные лады всех, кто когда-то жил в нем.
Жаклин поежилась и плотнее завернулась в шаль. Из черноты камина раздавались напевные звуки, словно кто-то читал изящные декадентские стихи.
Жаклин вздрогнула, заметив на веранде неясную фигуру. Она приоткрыла окно и, злясь на неожиданно охвативший ее страх, крикнула:
— Кто здесь?!
— Я!.. — ответил раздраженный и очень знакомый голос. — Хотела успеть до дождя, так нет… Промокла!..
— Лерка?! — удивленно воскликнула Жаклин.
— Ну, я, я!.. — подходя к двери, отвечала женщина.
— Какого черта? Я занята! — приветствовала Рахманина бывшую подругу.
— Поговорить нужно!.. Может, откроешь?
— Проходи! — повернула ручку Жаклин.
Валерия вошла и поежилась.
— Холодно! Что камин не растопишь?..
Жаклин пожала плечами.
Лера включила торшер с круглым кремовым абажуром и подошла к камину.
— Дай спички, а то насквозь промокла, — стараясь унять дрожь, растирала она руки.
Жаклин молча протянула зажигалку и шаль из тонкой шерсти.
— Сними кофту и накинь, а то и в самом деле перемерзнешь, заболеешь и не доживешь до моей следующей главы.
Валерия долгим взглядом посмотрела на Жаклин. Развела огонь и, сняв кофту, завернулась в шаль.
— Однако какая забота, — пробормотала она.
— А как же! Писатель должен думать о каждом из своих читателей. Тебе виски или коньяку?
— Коньяку! — садясь в кресло у заискрившегося камина, проговорила Валерия.
Жаклин тоже придвинула кресло и села напротив. Несколько минут они пили коньяк в полной тишине.
— Послушай!.. — не зная, как лучше начать неприятный разговор, глухо произнесла Лера. — Я пришла… по дружбе, которая некогда очень крепко связывала нас, попросить тебя ничего больше не писать.
Жаклин задорно ухмыльнулась.
— Ты и так, можно сказать, доконала Петра Арсентьевича. Но за что?.. Человек был полон энергии, планов, а теперь лежит пластом… Тебе-то что от этого?..
— Вот для того, чтобы ты поняла, я и хочу написать главу о тебе. Когда почувствуешь боль, тогда, может, и поймешь… Поймешь, каково это, когда тебя предают, отталкивают, закрывают двери, воротят нос…
— Прости, Жаклин, но ты, по-моему, не совсем здорова!..
— Здоровее, чем всегда!.. Меня мучили воспоминания, обиды… теперь я их переношу на бумагу, и они исчезают из моей памяти… Буду писать до тех пор, пока не исчезнут последние!..
— Но что я-то тебе сделала?.. Ко мне какие претензии?
— Прочтешь — узнаешь!.. — она чуть отстранилась и, пристально посмотрев на Валерию, добавила: — Ты только вид делаешь, будто не понимаешь! На самом деле тебе все отлично известно!
Валерия допила коньяк и решительно сказала:
— Ладно!.. Об этом не будем!.. Сколько тебе надо, чтобы ты не касалась нас с Гарриком?
— У меня целостное произведение, я не могу нарушить его структуру изъятием одной главы. Ты же сама — маститый писатель, тебе ли не знать!.. — Жаклин сделала паузу и, подражая голосу Леры, повторила ее фразу из недавнего интервью: «Литература — самый терзаемый вид искусства! Каждый, кому не лень, подправляет, изменяет, улучшает!..» Неужели ты тоже хочешь меня принудить к этому? — ядовито-медовым голоском осведомилась она.
— Слушай, не валяй дурака! — потеряв терпение, крикнула Лера. — Лучше давай договоримся!.. Сколько?..
Жаклин медленно поднялась с кресла, как бы в раздумье сделала несколько шагов и вдруг, резко повернувшись, с искаженным злобой лицом выкрикнула:
— Ты что задумала?.. Превратить меня из писателя в шантажистку?!..
— Послушай!.. — тоже поднялась с кресла Валерия.
— Убирайся!.. Убирайся!.. — схватившись за голову руками, словно боясь, что та лопнет, вопила Жаклин.
— Да ты и в самом деле ненормальная!.. Тебя в психбольницу нужно!.. Ну ничего, мы с тобой разберемся!.. Зря ты так с нами!
— Убирайся и жди!.. Жди суда справедливости!.. — раскатывался в тишине дома голос Жаклин.
— Идиотка!.. — бормотала, одеваясь, Лера. — Просто идиотка!.. Ты ненормальная!.. Мы завтра к тебе все приедем!.. У тебя есть время подумать!..
— Зато у вас его нет!.. Каждому, каждому по справедливости!..
Валерия выскочила из дому и зашагала по мокрой аллее к машине.
«Только вымокла и унизилась перед этой психопаткой! А вообще, это идея — отправить ее в дурдом!»
Жаклин сверкающим бешеной злостью взглядом провожала бывшую подругу.
— Никакой жалости, никакого снисхождения!.. Ни к кому! — произнесла она вслух и осеклась, не найдя в своей душе даже жалких остатков милосердия. Была только злая боль и жажда мести. — За работу! За работу!.. — потирая руки, говорила она, направляясь к ноутбуку, но задержалась у буфета. Вынула бутылку «Мартини» и, чертыхаясь, налила полстакана. Доливая водкой, пролила драгоценную влагу и еще больше рассвирепела. — Все узнают, кто не знал, Жаклин Рахманину, все вспомнят, кто забыл!.. Я рождена не для того, чтобы сгинуть в безвестности!.. У каждого своя дорога к славе!.. Сам Бахарев сказал мне: «Ты Ева и гений!..» И в точку попал, я именно такая!
Никто не опоздал, не имело смысла. Первым въехали на узкую дачную дорогу Бахаревы на «Вольво», за ними следом — «Мерседес» Крыловых. Не успели они выйти из машин, как подкатили Валуевы на серо-стальном «БМВ». Все были чрезвычайно рады видеть друг друга. Все испытывали чувство необыкновенной сплоченности и взаимной симпатии, поскольку были объединены общим врагом. Никогда, за все время знакомства, Илона с Лерой так приветливо не улыбались Алле. И та, в свою очередь, нашла, что Илона не столь уж заносчива, а Лера не столь уж и полна. Ранее раздражавшая ее прическа писательницы — пышные, каштановые волосы, собранные в тяжелый узел, — показалась ей теперь почти элегантной, а полные бедра в сочетании с довольно тонкой талией — почти привлекательными.
Легкий шелест шин заставил всех оглянуться: ярко-красный «Феррари» въехал на дорогу.
— Миллионерша пожаловали! — с привычной иронией, но без обычной порции яда, прокомментировала Илона.
Из остановившегося «Феррари» первым вышел телохранитель, высокий, крепкий, как скала, парень. Он открыл дверцу, и элегантная ножка ступила на асфальт. Илона проследила за взглядом мужа, и глубокая морщина перерезала ее лоб.
С заднего сиденья вылез Никита.
— Привет! — оглядел он всех. — Ну что, идем к нашей бытописательнице?
— А Марианна? — всполошился Эдуард.
Никита развел руками.
— Марианна — как ветер, захочет — залетит, захочет — изменит направление.
— Скорее уж как ведьма на помеле, — почти не разжимая губ, успела шепнуть Лере Илона.
Та согласно кивнула.
У калитки произошло замешательство. Валуев и Напольский вошли, остальные немного отстали.
— Гостей принимаешь? — крикнул Алекс, завидев на веранде Жаклин.
— К тому же учти, мы — не непрошеные! — звонко заметил Никита. — Мы тебя предупреждали!
Она безразлично махнула рукой — мол, заходите!
— О!.. — игриво скользя глазами по Жаклин, издал возглас Напольский. — А мы сегодня свежи и чертовски соблазнительны!
Алекс опытным взглядом окинул бывшую любовницу и чуть поморщился.
Но Жаклин действительно постаралась, даже больше того, сделала невозможное: ее лицо приобрело живые краски. Волосы были слегка уложены, на первый взгляд ничего специального, но очень мило. Просторное темно-синее платье с длинным жакетом, призванное скрыть излишнюю полноту, не совсем успешно, но все же справлялось со своим назначением.
Жаклин посмотрела на Алекса. Словно искра между ними, мелькнуло воспоминание: они словно увидели друг друга теми, молодыми, влюбленными…
— Привет, чаровница! — нарочито слегка картавя, почти пропел Никита и поцеловал ее в щеку.
Жаклин отпрянула от неожиданной ласки и тяжелым взглядом оглядела бывшего любовника.
«Это была страсть!..» — пролетела мысль.
— Здравствуй, подруга! — выжидательно глядя на нее, сказала Илона.
— Здравствуй, проходи!
Гарри Бахарев тяжело поднимался по ступенькам. Он ничего не сказал Жаклин, а сразу прошел в гостиную.
— Привет! — сквозь зубы бросила Лера.
— Ну, здравствуй, сто лет не виделись!.. — начал было Эдик Крылов, но, вспомнив, по какому поводу они собрались, растерянно проговорил: — Вот уж не ожидал, что ты так с Петром Арсентьевичем…
— Тебя ждет еще много сюрпризов, — подмигнула ему Жаклин.
Последней поднялась Светлана.
— Как хорошо! — оглядываясь вокруг, говорила она. — Воздух чудесный, деревья еще помнят Серебряный век…
— И нас они запомнят! — усмехнулась Жаклин.
Светлана поморщилась.
— Я тебя уже предупредила: посмеешь — между нами все кончено!.. Никакой помощи! Не разжалобишь!
Жаклин с удовольствием хмыкнула:
— Мне теперь, дорогая моя миллионерша, помощь не нужна. Я такие гонорары отхвачу, что вам на лишнее колье кину тысчонку — другую.
Светлана расхохоталась, покачивая головой.
— Ну что я говорила! — мелкими шагами подошла к ней Лера. — Она же сумасшедшая!
Гостиная была единственной, не считая спальни, жилой комнатой в целом доме.
— Я распорядилась очистить дом от хлама. Сохранить лишь то, что подлежит реставрации, — объясняла мадам Ферри Алексу и Эдуарду. — Вот буфет уже отреставрирован, — указала она на большой буфет красного дерева. — А эти диваны и кресла поставлены временно, их надо будет обязательно поменять, чтобы выдержать стиль.
— Да, прекрасная гостиная! — оглядывая помещение, заметил Алекс. — Просторная… — он спустился на две, идущие через всю комнату, ступени и выглянул в сад. Затем вновь подошел к Светлане и Эдуарду. — Солидный камин, — с удовольствием провел рукой Валуев по серо-мраморной глади.
— И кстати, действующий. Можно затопить, — сказала Светлана. — После нескончаемых дождей такая сырость…
Эдуард занялся разведением огня. У него получилось быстро и красиво.
— Привык! — отвечая восхищенному взгляду Светланы, пояснил он. — Два года в Лондоне!
— Кто что будет пить? — как хозяйка, обратилась мадам Ферри к собравшимся. Она заранее побеспокоилась о напитках и легкой закуске. Никита внес две сумки и поставил рядом с небольшим столиком у стены.
— Виски! «Мартини»! Коньяк!.. — раздались нестройные голоса.
Эдуард с удовольствием помог Светлане разлить напитки по бокалам и разнести гостям.
Возникла пауза. Все взгляды устремились на Жаклин, сидевшую особняком в пышном кожаном кресле посредине гостиной. Она выпила свой обычный коктейль и сказала:
— Вот, почти все мои герои в сборе!
По губам «героев» пробежал недовольный полушепот. Каждый прокомментировал заявление Жаклин.
— Может, ты хоть о ком-нибудь напишешь хорошее? — обратилась к ней Илона.
— Это в некрологах хорошее пишут, а я пишу правду! — неприятно рассмеялась Жаклин. — Вы сами настояли на встрече. Вас всех волнует, зачем мне это нужно — писать о вас! Я подумала и решила немного объяснить. — Она встала, подошла к столику с напитками и подлила себе вермута. — Как вам известно, мне пятьдесят лет!.. Путь в основном пройден. Вспоминая прошлое, я все время натыкаюсь на вас. Ведь именно вы окружали меня в течение всей моей сознательной жизни. И мне захотелось оставить о вас, как оказалось, самых близких мне людях, воспоминания. Сколько они просуществуют, будет зависеть либо от автора, удачно или бездарно осветившего события и действовавших в них «героев», либо от самих «героев» так, а не иначе проживших свои жизни.
— Вообще-то принято писать об ушедших! — веско заметила Лера. — Это сейчас пошла совершенно глупая мода писать о здравствующих. Во всем нужно соблюдать политес! Об умерших плохо не говорят, но пишут… О живущих пишут хорошо… ну, а говорят, что придется…
Присутствующие единодушно выразили свое согласие со словами Валерии.
— Что толку писать об ушедших?! Они же не могут ответить! — резонно заметила Жаклин. — Хотя и у тех, кто жив, выбор невелик. Начнут отрицать, все будут думать, что задело за живое — значит, правда! Промолчат, сложится мнение, что боятся — значит, тоже правда!
— Выходит, ты пишешь только правду и ничего, кроме правды? — с явной издевкой произнес Валуев. — Но тогда объясни, зачем тебе понадобилось печатать твою, — сделал он ударение на последнем слове, — правду по главам. Выпустила бы уж книгу целиком.
— Э, нет!.. Книга вышла — и все. Сразу прочли — сразу забыли. А я потихонечку… — с нотками иезуитского наслаждения в голосе проговорила Жаклин.
— Чтобы изводить нас, чтобы на поклон к тебе ездили! — с неожиданной яростью бросила ей Алла Валуева.
— И поездите! — испытующе глядя на нее, ответила Жаклин. — Да только зря! Ни строчки не убавлю.
— То, что ты делаешь — непорядочно! — произнес своим густым голосом Гарри Бахарев. — Ведь существуют рамки приличий! Нам многое что известно друг о друге, но мы должны быть снисходительны — у каждого есть свои слабости, каждый имеет право на ошибку. И знаешь, Жаклин, — он поднялся с дивана и подошел к ней. — Много лет назад я тоже совершил ошибку, женившись на тебе… Отец меня предупреждал, он говорил, что ты — не нашего круга… Тогда я этого не понимал. Какой круг?! Когда все вокруг советские люди!.. А теперь ты доказала на практике его правоту — ты так и не вписалась в наш круг. И вот это непопадание и обозлило тебя.
Жаклин скривилась и покачала головой.
— Меня обозлило то, что твой отец толкнул меня ради своего театрального благополучия в объятия члена ЦК и то, что ты это знал, но с большим талантом исполнял удобную роль святой невинности!
— Я ничего не знал! — веско прозвучал ответ Гарри. — Потому что этого не было! — он отвернулся и направился в дальний угол к креслу.
Никита, посмеиваясь, подошел к столу с напитками и налил себе немного виски.
— Поведай нам, чаровница, как пришла тебе мысль вдруг заняться графоманством? — спросил он. — Что толкнуло тебя или кто?.. Может, у тебя заказчик есть?
— Есть! Свыше услышала: «Жги глаголом людские сердца, вернее то, что от них осталось!» — с вызовом произнесла Жаклин.
— Нет, ты объясни! — потребовала Илона. — Здесь все-таки не дураки собрались!
Жаклин расхохоталась с таким удовольствием, что все переглянулись в недоумении.
— Видишь, даже ты сомневаешься… все-таки!..
— Не придирайся к словам! Всем нам неприятен этот разговор, — резко вступил Эдуард. — Мы все возмущены, что ты так поступила с Петром Арсентьевичем и, судя по твоим же заявлениям, с нами поступишь не лучше!.. Скажу честно, не представляю, что такого тебе известно обо мне, но вполне допускаю, что с твоей способностью передергивать факты, ты из белого легко сделаешь черное, а публике только того и нужно!..
— Ну, уж с тобой в этом не поспорю!.. Как ты передергиваешь факты на телевидении… куда уж мне!.. Нет, мои дорогие, в круг которых я не вписалась, просто я задумала — и это одна из причин, побудивших меня сесть за ноутбук — рассказать о вас, интеллигентных людях конца второго и начала третьего тысячелетия, потомкам. Ведь что мы оставим им?!.. — со злорадно смеющимися глазами серьезным тоном вопрошала Жаклин. — Раньше подлости фиксировались на бумаге, а сейчас — только телефонные гнусности. И ты — чист перед историей! — оглядела она своих приумолкнувших друзей-врагов. — Раньше-то как было? Все вроде бы уничтожил, сжег, порвал… ан, нет! Документик какой-нибудь да и заваляется, а потом и сыщется! И ты при полном свете и в полной красе перед историей! — с противным повизгиванием хихикнула она. — Все вы сыграли роль в моей жизни!.. К каждому из вас я обращалась за помощью, и каждый отказал!.. Кто как сумел: кто красиво, кто небрежно, кто со злорадством. Думали, все пройдет безнаказанно?! — чуть наклонившись, обернулась к слушателям Жаклин. — Не тут-то было!
— Смотри, как бы ты опять не оказалась пострадавшей! — раздался со стороны веранды чей-то насмешливый голос.
Все обернулись. Высокая светловолосая женщина в темно-малиновом платье с рассыпанными по нему блестками возникла из сумрака сада. Она облокотилась о дверь, линия бедер слегка изогнулась, и асимметричный пояс из нанизанных на длинные нити розовых жемчужин вздрогнул на ее талии.
— Марианна! — поспешил к ней Никита.
— Марианна! — улыбнулся Алекс и подошел поцеловать руку.
Алла нервно повела плечами и проследила взглядом за мужем, сохранившим свое роковое обаяние, несмотря на пятьдесят восемь лет: черные, почти не тронутые сединой волнистые волосы, голубые глаза, утонченный изгиб губ любителя женщин и искусства.
— Добрый вечер! — обратилась ко всем Марианна, не спеша забрать ладонь из руки Алекса. — Сумерничаете?..
— Правда, совсем темно! — согласилась Светлана. — Эдуард, зажги, пожалуйста, торшер, — попросила она Крылова, а сама нажала на клавишу большой напольной лампы.
— Ну и зачем я вам понадобилась? — оглядела общество Марианна слегка удлиненными серыми глазами. — Никита звонил мне несколько раз, напоминая, что я должна приехать. Я прямо с концерта… не дождавшись окончания…
— Я звонил по просьбе Леры, — отозвался Никита.
— Да, я считаю, что все, кого коснется клевета Жаклин, должны совершенно серьезно предупредить ее о неприятных последствиях, — подхватила Лера, поправляя разошедшуюся на пышной груди блузку.
— Или дать ей денег! — выходя на авансцену, заявила Алла.
Воцарилась пауза. Как писали в старину — пролетел тихий ангел.
— В самом деле, если тебе нужны деньги… — попыталась смягчить заявление Аллы Илона.
Жаклин обвела всех пытливым взглядом.
— Ах, как же вам хочется сделать из меня обыкновенную шантажистку! Подобное предложение уже поступало, — вскользь заметила она. Все переглянулись с одним вопросом во взглядах: «Кто предлагал?! Кто задумал обойти всех?» — Деньги свои я получу, не волнуйтесь, заработаю честным писательским трудом!.. — голос Жаклин с каждым словом наполнялся яростью. — И вы все будете у меня плясать тарантеллу! — закатилась она истерическим смехом.
— Стерва! Издевается! — не выдержала Лера.
Марианна брезгливым взглядом окинула Жаклин.
— Насчет меня можешь не обольщаться! Мне плевать на все, что ты настрочишь!.. Ни денег, ни просьб ты… — она сделала презрительное ударение на слове «ты», — не получишь!..
— Зачем тогда приехала? — выжидательно глядя на нее, спросила Жаклин.
— Алекса давно не видела… — расхохоталась певица. — Все гастроли…
Алла едва сдержалась, чтобы не ответить Марианне.
Алекс, наоборот, светился тихой радостью воспоминаний.
— Это к делу не относится! — взяла на себя инициативу Лера. — Надо что-то решать!..
— А что тут решать? — удивился Эдуард. — Мы же не можем ей запретить!
— Мы ей можем предложить компромисс, — продолжала Лера.
— Интересно? Что же это такое вы мне предложите? — ерничая, отозвалась тонким голоском Жаклин.
— Послушай, у нас дети!..
— Спасибо, что напомнила! — ударила себя по бедру Жаклин. — Отправлю вашему скрипачу в Нью-Йорк экземплярчик-другой, пусть почитает о своих знаменитых предках.
— Да как ты смеешь! — сверкая нешуточным гневом в глазах, вскричала Лера.
— Она просто издевается над нами! — подхватила, глядя на жадно хватающую воздух Бахареву, Алла. — Ее убить мало!
— Нет, в самый раз будет! — с уничижительной насмешкой отозвалась Марианна. — Мне, повторяю, плевать, но другим неприятно, а они, пусть мне не друзья, но и не чужие люди. Люблю я их или нет — мое дело, но то, что делаешь ты — низость, — и, не меняя тона, она обратилась к Никите: — Принеси, пожалуйста, мои сигареты из машины.
— Да, и я скажу! Оставь ты эту затею, Жаклин, — вступила Светлана. — Оставь!
— Действительно, ты уже достаточно поиздевалась над нами, — пробурчал Гарри.
— И что же, ты и обо мне надумала написать? — поинтересовался вернувшийся с сигаретами Никита. — Это, по крайней мере, будет забавно. Представляете, если каждая покинутая любовница начнет предавать свои страдания печати.
— Ничего вы не понимаете, мне просто вас жаль! Вы даже не знаете, кого любите!.. Я хочу, чтобы вы прозрели!.. — не обращая внимания на его слова, с пафосом вещала Рахманина.
— Слушай, офтальмолог доморощенный, оставь лучше нас в покое! — воскликнула Илона. — Пока еще можно все — или почти все, — сочувственно взглянув на Гарри, продолжила она, — вернуть вспять. Наши отношения, я имею в виду!
— Нет, уже ничего нельзя вернуть! — взорвалась Жаклин. — Мои «Живые листья» выйдут по главам в журнале, а потом книгой! — она заводилась все больше и больше, словно скрученная внутри нее пружина потеряла последнюю сдерживающую ее скобу. — А напоследок я приберегла невиданный эффект, благодаря которому мои «Живые листья» станут супербестселлером десятилетия! — словно угрожая кому-то, взмахнула она руками, глядя в висевшее перед ней на стене зеркало. — За последнюю главу я получу столько, сколько ты, Лера, не получила за все свои книги! Потому что такого еще не было и вряд ли когда будет!
Жаклин своей злобной тирадой хотела вызвать у собравшихся ответный выброс злобы. Но ее вампирская сущность не получила удовлетворения. Все устали от собственного бессилия перед вышедшей за рамки приличий женщиной, ради собственной блажи нарушившей элементарные правила порядочности.
Алла, потеряв терпение, поднялась, подошла к сидевшей на диване Лере и что-то шепнула той. Лера встала и отошла с ней в сторону.
Никита невольно загляделся на стройный силуэт стоявшей к нему вполоборота Аллы. Каштановые волосы подобраны вверх, на шее две нитки жемчуга. Персикового цвета платье и жакет от Ива Сен-Лорана удивительно естественно смотрелись на ней, словно она всю жизнь носила только дорогие вещи. Высокие каблуки еще более удлиняли красивые ноги. Губы, слегка искривленные гневом, что-то взволнованно шептали Лере, прислонившейся к стене.
«Поразительно, как Алексу удается увидеть в женщине то, чем она станет! — задумчиво проводя рукой по подбородку, размышлял Напольский. — Кто бы мог предположить, что эта провинциалочка превратится в сексапильную красавицу!..»
Он подмигнул Эдуарду, который только что отвел взгляд от беседующих женщин.
— Да!.. Я хотела бы всех предупредить!.. — подняла руку Светлана, призывая к вниманию. — Дело в том, что я наняла частного детектива для расследования причин гибели Олега!..
Все переглянулись.
— Зачем? — удивилась Илона.
— Мне хочется быть уверенной, что действительно произошел несчастный случай. Поэтому прошу, если к вам вдруг обратится детектив Кирилл Мелентьев, оказывать ему всяческое содействие. Полагаю, что в данном случае мы все заинтересованы в истине.
— Даже если в другом случае вы не заинтересованы в ней, она все равно объявится! — расхохоталась Жаклин, но ее уже никто не слушал. Все с удовольствием покинули дом и вышли в сад.
— Какой воздух!.. Какой вечер!» — развела руками Светлана.
— Если бы его не испортила своими «Смрадными листьями» Жаклин, — отозвалась Алла, — он был бы поистине великолепен!
— Она об этом еще пожалеет, — проговорила сквозь почти сомкнутые губы Илона.
Жаклин осталась на веранде одна. Она смотрела вслед уходившим, освещенным мутноватым светом фонарей. Уходили не просто люди, уходили частицы ее жизни. Ведь она сложилась так, а не иначе, именно из-за них. Каждый по-своему перевернул камешек в мозаике жизни Жаклин, и получилась картина…
«Скверная, скверная…» — прошептала она, выпуская из розово-лиловых губ густой сигаретный дым.
Хлопнули дверцы машин, мягко заурчали моторы… все уехали… она осталась одна… опять одна…
Словно окаменев, глядя в темноту сада, произнесла с отстраненностью — будто и не она, а кто-то другой — из улетевшего в вечность Серебряного века:
И совершаются пророчества: темно вокруг.
О, страшный ангел одиночества, последний друг,
Полны могильной безмятежностью твои шаги.
Кого люблю с бессмертной нежностью, и те — враги![1]
«Плохо им, хорошо ли… но они вместе!.. Вместе!..» — закинув голову, беззвучно проговорила Жаклин, и луна осветила ее искаженное злобой и отчаянием лицо.
Ночная тишина вздрогнула шелестом листвы, словно робко посоветовала: «Не делай этого!»
Но Жаклин, цепкими пальцами обхватив бокал с коктейлем, не услышала легкого говора листьев.
_____