Эмир дорогу преграждает, а у меня внутри самый настоящий пожар разгорается. И его не потушить маслом, которое он только подливает.
— С дороги уйди, а то звёздочку твою придётся кое-куда доставать, — скалюсь.
— Произношу с наиграно спокойным голосом. Но глаза горят. Пылают. Если не дурак, то сам всё поймёт.
— Кукла…
А, нет, дурак.
— Эмир, у меня ужасное настроение. Желание совершить что-то плохое и острые ногти. Кстати, как знала, знаешь, как хорошо по твоему лицу пройдутся? — Не намекаю. Прямо говорю. Пускай осознаёт риски.
— Ты где храброй воды хлебнула, кукла?! — Рявкает на меня.
Не нравится? Ешь не подавись.
— Возле твоей могилы раздавали! — В ответ шиплю.
Эмир зубами скрипит, но молчит. Лишь смотрит. Взглядом сверлит. Мог бы — дыру во мне прожёг.
— Я хочу наладить общение, — выдаёт спустя нескольких минут гляделок. Выдыхает. Как будто устал от всего происходящего. А я ещё даже не начинала иметь ему мозги по-настоящему.
— Именно поэтому ты сейчас отойдёшь в сторону и дашь мне уехать по делам. У меня есть работа, дела, дети, которых нужно забрать из садика и школы. После сделать домашнюю работу и приготовить ужин. Так что в этом расписании ты будешь в самом меньшем приоритете. Твои приказы больше не работают, Эмир. Я научилась жить без тебя и понятия не имею, хочу ли вписать тебя обратно в свою жизнь. А если захочу, ты должен мне доказать, что я и дети будем в безопасности. Что мне не нужно переживать каждый раз, когда ты берёшь Мира на прогулку, что в песочнице начнётся перестрелка.
Эмир шаг назад делает, в сторону отходит. Как будто я своими словами наконец-то до него достучалась. Он понял? Или просто решил в данную секунду не нарываться?
— И как дальше? — Произносит, когда я мимо него прохожу.
На секунду притормаживаю.
— Позвони завтра после семи вечера. Только позвони, Эмир. Не приезжай. Не выслеживай. Не пугай детей. Позвони.
Не дожидаясь его ответа, я иду дальше. Вызываю такси в приложении. Хочу вписать адрес галереи, у меня как раз очень много эмоций, которые выплеснуть можно. Но в последнюю секунду передумываю. Меняю полностью планы. Вбиваю адрес того, кто не меньше Буйного во всём виноват. Того, кто убедил меня в его смерти. Того, кто столько времени это скрывал. Того, кто сообщил ему про Мира. Того, кому может достаться гроб Буйного, что ему зря пустовать-то? Сейчас я всё исправлю. Адрес фирмы Марата я знаю хорошо. Он сам мне его дал. Я даже несколько раз там была в самом начале. Последний раз у нас там произошёл серьёзный разговор. Когда я запретила ему приближаться. Когда захотела полностью оградить себя от окружения Буйного. Настаивала на том, что не могу никого видеть, что мне тяжело и больно. Так и было. Не врала. Но ещё и из-за Мира. Чтобы дали нам спокойно жить.
Чем ближе такси приближается к месту назначения, тем злее я становлюсь. Мне нужно это всё выплеснуть. Иначе я просто с ума сойду. И здесь претензии конкретно к нему. Потому что тогда Буйный был без сознания. Марат сам решение принимал. И он права не имел! Просто не имел!
Внутри всё бурлит, закипает. Глаза печёт от непрошенных слёз, но я не разрешаю им наружу выйти. Нет.
Я понимаю, что всё могло бы быть иначе. Мир мог расти с настоящим отцом. Я бы не винила себя в смерти Эмира. Я ведь чуть с ума не сошла. Всё думала, перебирала в голове. А что, если из-за меня? Что, если я как-то повлияла на то, что он сел в машину. Подорвался. Может, не так сильно внимание обращал на важные вещи. За меня переживал и о себе забыл. Я столько раз это проворачивала перед сном в голове, что в какой-то момент поверила, что я виновата.
— Марат Динарович занят, у него важное совещание. — Секретарша Марата выбегает из-за стола, чуть не падает. Потому что я влетаю в его приёмную на нереальной скорости.
— Для меня освободится, — в ответ обрезаю.
Я ждать не стану. Он мне должен. Выгонит всех к чертям, или же они станут зрителями увлекательного представления.
— Добрый день, — влетаю в кабине Марата, за огромным столом не меньше десятка мужчин, — как настроение?
Марат сидит во главе стола, взглядом в меня впивается. Плевать! У меня иммунитет на эти взгляды. Броня.
— Марат Динарович, я говорила, но…
— Злата, какими судьбами? — Голос Марата вибрирует. Говорит о том, что он явно не рад такому моему появлению.
— Пришла новость сообщить, — губы в улыбке растягиваю, — наш общий знакомый из пепла восстал, обсудим?
Меня не пугает злое выражение Марата. Он молнии в кого-то другого может пускать. А от меня они отскакивают. Я тут мертвецов стала видеть. Меня уже ничем не напугать.
Марат сжимает челюсть. Он сейчас Буйного в плохие дни напоминает. Когда энергия аж вспыхивала от гнева.
— Собрание окончено. — Чеканит он, поднимаясь.
Одного взгляда хватает, чтобы все мужчины разом поднялись. Без лишних вопросов двигают на выход. Я шаг в сторону делаю. Чтобы не сбили меня, так они спешат покинуть помещение. Да, Марат умеет внушать ужас. Но у меня иммунитет.
— Телефон потеряла? — Мужчина медленно поднимается. — Почему не предупредила о визите?
— Ой. Ну это же срочные новости. Восстание зомби! Кто о таком по телефону сообщает?
— Кончай паясничать. Ты в курсе о Буйном, я понял. Я не ценю нежданные визиты. Особенно когда ты при других людях собираешься обсуждать внутряковые дела.
— О, конечно. — Я медленно киваю. Приближаюсь к столу, бросая сумочку на отполированную поверхность.
От гнева я даже подрагиваю немного. Холодная, колючая ярость расплывается по телу. Эмир врал мне четыре года. Скрывался и не попадался на глаза. Но Марат… Марат виделся со мной. Он постоянно был рядом. Он смотрел на меня, мне в глаза! И ни разу не решил сказать, что меня испепеляет болью понапрасну. Просто наблюдал. Этот сукин сын молча стоял рядом на похоронах! Ну, ничего, я и на его похороны приду. С удовольствием! Если меня не посадят за убийство с особой жестокостью, конечно.
— А знаешь, Марат, — мой голос падает до угрожающего шёпота. — Я тоже много чего не ценю. Например, когда мне врут. Глядя в глаза врут!
— Я делал то, что считал нужным.
— Ты, блядь, видел меня! Видел, как мне хреново! Как я страдала. И ты ни слова не сказал. Ты просто… Наблюдал. А после… После приходил и предлагал помощь. Заботу проявлял. Ты врал мне! — Я бью ладонью по столу, сметая какие-то бумаги. Вибрация доходит до самой кости, покусывает болью.
Мы с Маратом не друзья. Он был словно единственным звеном между мной и Буйным. Тем, кто знал его. Был живым напоминанием, что я ничего не придумала себе, не свихнулась. В каком-то смысле поддержкой. И как же бесит меня его лицемерие. Обещание помочь, эти лживые попытки поддержать… Когда он мог рассказать мне правду.
"Если что-то будет нужно — я помогу"
Ну я помогу ему умереть.
— Не забывайся, Злата, — чеканит, мгновенно дар речи отнимает. — Ты можешь мозги Эмиру ебать. Ему, может, и зайдёт. Раз твои истерики выслушивает. Но мне такой херни не надо. Я не подписывался.
Я хмыкаю. Опускаю взгляд на крупную ладонь. Никакого кольца. Кажется, Марат не нашёл за столько лет ту, что выдержит его гадкий характер. Или, как говорит мужчина… Манал он в кабалу из-за отношений впрягаться.
— Я забываюсь? — Хмыкаю. — Нет, я пытаюсь понять. Как ты мог так поступить? Я верила тебе. Доверяла, потому что Эмир так сказал. А ты просто предал моё доверие. И я не понимаю почему. Почему ты соврал. Зачем эти похороны были нужны.
— Потому что Эмир мой друг, — произносит рвано, теряя самообладание. — И его жизнь для меня выше твоих надуманных страданий.
— Надуманных?!
— Ты прыгнула в чужую койку через сколько? Сразу? Замуж побежала.
— Ты знаешь…
— Когда тест малому сделал, тогда понял. Прикрывала тыл. Но в тот момент… Скажи, какого хрена я должен был заботиться о твоих чувствах больше, чем о Буйном? Рассказать правду? Подставить его? Дать шанс уебкам, машину взорвавшим, добить? — Я не сразу замуж выскочила!
Дыхание становится чаще, я буквально готова огнём пылать. Марату хватает наглости меня обвинять? Да это он с Эмиром всё придумали. Они жизнями играют от скуки, а потом делают вид, что так и нужно.
— Как и Эмир, не сразу в себя пришёл, — хмыкает Марат. — За его жизнь постоянно боролись. Вытаскивали с того света за шкирку. Не было гарантий, что он из комы вышел бы вообще.
— Но ты мог сказать, я бы…
— Что? Таскалась бы к нему, палату слезами заливала? Ты бы хвост на раз два привела. И его бы добили. Так что завязывай орать. Я защищал друга.
И тебя, в том числе.
Я поджимаю губы. Про кому мне никто не говорил ещё. Получается… Внутри что-то стягивает, булыжником тянет сердце вниз. Я обдумываю сказанное Маратом.
Но убить его меньше не хочется.
— И как долго он был в коме? — Требую я ответов. — Расскажи мне всё, Марат.
Из здания я выхожу в потерянном состоянии. Воздуха мало. Не хватает. На улице вроде прохладно. Ветер в лицо бьёт. А мне жарко. Душно. Дышать нечем.
Я правду знать хотела. Сюда ехала с целью из Марата всё выбить. А он и не стал скрывать. Не пожалел. Всё выдал. Каждую деталь.
Эмир в комме был. Шансов, что он очнётся, было мало. Марат не стал рисковать. Не сказал. Решил, что обрубить нужно.
"Ты проблемой была, Злата. Это у Буйного мозг потёк, я же здраво всегда рассуждал"
О стену опираюсь. Колени дрожат. Дышать всё так же не могу. Ощущение, как будто в тот день вернулась. Как будто снова всё проживаю.
"Ты бы хвост привела и его бы грохнули. Я жизнь всем сохранил. И верни всё назад, поступил бы точно так же"
На глаза слёзы наворачиваются. Бесчувственный ублюдок. Иначе я его никак назвать не могу. Видел, как я умирала. Всё видел, и ведь даже ничего внутри не дрогнуло. Потому что не любил никогда. И его не любили. Такого, как он и не полюбят! Мне жаль ту девочку, которая об него обожжётся. Потому что такой растопчет и не оглянется.
Эмир был в комме. Долго. Почти год. Господи, я уже родила Мира за это время. Марат, конечно, ублюдок, но может он и прав… Я бы вряд ли выходила беременность при таком стрессе. А когда Эмир в себя пришёл, у него провалы в памяти были. Ладонь к груди прижимаю, сердце колотится как ненормальное. Столько испытаний. За что? И что теперь делать?
Меня разрывает на мелкие кусочки изнутри.
Два года он потратил на то, чтобы снова вернуться к жизни. Всё вспомнить. Но получается, что не всё? Потому что Эмир, который тогда подорвался, он бы пришёл за своей куклой. Забрал бы. Зубами бы выгрыз из чужих рук. Забрал бы своё. А он… решил отойти в сторону. Отступить. Оставить. Получается, что любовь не вечна? У неё есть срок?
— Девушка, с вами всё хорошо? — Ко мне подходит женщина, судя по её лицу выгляжу я не очень. Только сейчас понимаю, что плачу. Рыдаю. Слёзы градом по щекам.
Он пришёл за сыном. Как только узнал, что его… Сразу появился. И от этого осознания страшно становится. Потому что… Потому что теперь я реально боюсь, что он его может у меня забрать. Наследника. Свою плоть и кровь. А я… Я приложение, которое мешается под ногами.
— Всё плохо, — смотрю женщине в глаза, грустно улыбаюсь. Всё очень плохо. Потому что теперь я не могу ненавидеть его так, как ненавидела ещё час назад. Не могу обвинять во всех смертных грехах. Даже в том, что разлюбил обвинить не могу.
— Может, скорую? — Женщина пугается ещё сильнее. Думает, что у меня болит что-то. Хотя да, болит. Сердце. Но здесь скорая не поможет.
— Не помогут, — отрицательно головой веду. От стены отталкиваюсь и иду вперёд.
Ветер как будто моё настроение улавливает, становится сильнее. А через несколько минут вообще ливень начинается. Люди бегут по улице, прячутся под накрытием. А я, наоборот, вперёд иду. Лицо дождю подставляю. Хочу, чтобы смыл всё это. Забрал. Чтобы мне память стёр. Чтобы я не знала всего этого. Чтобы так больно не было. Потому что я полностью потерянна. Разбитая. И мне снова придётся собирать себя по кусочкам. Потому что Эмира из моей жизни уже не вытолкнешь. Он будет в ней присутствовать всегда. А как с ним существовать дальше рядом я понятия не имею.
Я так и продолжаю идти. Даю волю слезам, дождь всё смывает, и я как будто не плачу. Не считается. Если не видно — не считается.
В таком состоянии я до галереи дохожу. Чисто интуитивно. Ноги сами привели. Место, где я могу выплеснуть свои эмоции. Я так научилась с болью внутри бороться. Выплеснуть всё на холст и выйти отсюда обновлённой. Пустой. Это то, в чём я сейчас нуждаюсь.
Смотрю на часы, у меня есть ещё два часа до того, как детей забирать нужно.
Достаю из мокрой сумочки ключи. Открываю дверь и поднимаюсь на свой этаж. Беру краски, большой холст. Несколько секунд смотрю на пустой холст, а после беру в руки первую баночку с краской. Красную. Яркую. Такую же яркую, как и моя ярость.
Зачем ты вернулся в мою жизнь?!