Катюша с интересом обживается в новой квартире. Сосредоточенно свои вещи расставляет. Мир тоже привыкнуть пытается. Мой любопытный сынишка всё осматривает. Под диван заглядывает, кивает важно. Мол, всё спокойно, мам, паук тебя не обидит. А я на этом стареньком диване и сижу. Пытаюсь в себя прийти. Эмир своим появлением всё внутри перевернул. Разворошил. Разорвал противоречивыми ощущениями. Мне его обнять хочется. И придушить в то же время. Будто стирает весь мой опыт прожитых лет, превращает в малолетку эмоциональную. Которая только чувствами жила. И чудила из-за них же. Я ведь до Сабурова и не была такой невезучей! Ничего не сжигала, в неприятности не вляпывалась. Скромно жила. А как встретила… Так и понеслись приключения. И поступки глупые… Забавно, что после "смерти" Эмира я больше ничего не сжигала. Словно меня просто выжгло, ни искры не осталось.
Я рада, что он живой. Он же… Живой, это хорошо. А вот то, что так бесцеремонно решил в мою жизнь вернуться, это ужасно. Он не имеет права! Хотел бы — объявился бы раньше. А его оправдания меня не интересуют.
Злость клокочет внутри. Лавой обжигает самосохранение. И мне нужно хоть кому-то рассказать! Пожаловаться на всю эту хрень. Чтобы не только я Эмира козлом назвала. Пальцы сами по себе набирают сообщение подруге. Алиса такая, что… С неё станется самой киллера найти. Чтобы не зря могила пропадала.
"Этот ублюдок живой!"
Я стираю сообщение сразу же, вздыхаю тяжело. Пишу другое:
"Люди таки воскресают. Угадаешь кто?"
Палец подрагивает, зависая над кнопкой отправления. Но я блокирую телефон, отбрасывая подальше. Успокаиваю себя. Нет, я не могу написать Алисе. У неё и без меня хватает проблем сейчас. И так она из-за меня и Буйного достаточно настрадалась.
Просто часто дышу. Думаю.
— А дядя пийдёт? — Хлопает глазками сын. — Большой.
— Большой? — Катя хихикает.
— Такой… Уууу…
— Катюш… — Я со вздохом зову сестру. Оставляю сына играться, а сама увожу Катюшу в её спальню.
Нам нужно всё обсудить. Я обязана найти в себе силы и рассказать про чудесное воскрешение Эмира. Я не хочу, чтобы он моей малышке психику поломал. У сестры и так тяжёлое детство. Она едва в себя пришла! Мама не боролась за неё при разводе, оставила с отцом. А тот спился и попал в тюрьму, Катюша чуть в детдом не отправилась. И по Эмиру скучает вечно. Первое время она тоже плакала постоянно во сне. А тут оживать начала. Если она без подготовки Буйного увидит… Она же не справится!
— Катюш, у меня к тебе разговор как к взрослой, — я аккуратно подбираю слова. — Послушаешь меня?
— Надо с Миром посидеть? — Улыбается сестра.
— Нет. Я сегодня кое-что узнала. Перед тем как тебя забрала из школы. Не было времени рассказать. — Я проговариваю это с волнением. Чтобы Катюша не решила, что я скрывала что-то или обманывала.
— И иногда… Люди, которым мы доверяем, они могут обмануть нас.
— Тебя дядя Лёша обманул? — Хмурится серьёзно. Воинственно смотрит. — Да?!
— Нет. Другой человек. Он обманывал меня четыре года. Не только меня. Я хочу, чтобы ты знала — это не твоя вина. Просто некоторые люди обманывают из-за своих мотивов. И мы не можем на это повлиять. — Мой голос дрожит. Всё стягивает внутри, холодом обжигает. Я не знаю, как подготовить сестру. Катюша переживала, что вдруг она виновата? Просила Эмира прекратить страшные игры (стрельбу и взрывы). А он не смог. Погиб. Боюсь, как бы сейчас снова не решила, что это из-за неё Сабуров не вернулся. Сестра бывает очень мнительной, хотя я постоянно твержу ей другое.
— Ты меня пугаешь, — признаётся она. — Прости меня, моя хорошая. Но сегодня я увидела в городе Эмира.
— Какого? — Сестра смотрит на меня растерянно. Уточняет шёпотом, не позволяет себе даже на секунду поверить.
— Нашего Эмира. Нашего. — Мой голос окончательно ломается. Осколками перерезает голосовые связки. Я не могу больше ничего сказать. Только прижимаю к себе застывшую сестру. Я обнимаю её, глажу по волосам. Показываю, что я рядом. Помогаю шок пережить.
— Дядя Эмир? — Спрашивает она, а в глазах слёзы. — Он живой? Живой! Злата, это же замечательно! Вы теперь вместе будете? А как же… А почему… Почему он ничего не сказал? Он не… Он не приходил! Он прятался от нас?! — Сестра засыпает меня различными вопросами. Её, как и меня, качает. От радости до злости. И каждое слово наполнено горьким непониманием.
У меня нет ответов. Я рассказываю, что встречусь завтра. Всё спрошу, узнаю. Чтобы ответами залатать душевные раны.
— А я могу пойти? — С надеждой уточняет Катя. — Я тоже спросить хочу!
— Прости, это взрослый разговор. Между нами. Но я перескажу тебе всё. Я думаю, мы вообще поговорим несколько минут и разойдёмся.
Не разойдёмся. Надежда даже не пытается зародиться. Эмир как бульдог. Вцепится мёртвой хваткой, если что-то захочет. И просто так не отпустит, пока всю кровь не выпустит.
Я очень волнуюсь перед нашей встречей. Держусь до момента, как узнаю время и место. А потом… Голова кругом и дрожь во всём теле. Сознание выключается. Не помню ни как собираюсь, ни как у ресторана нужного оказываюсь. Только слышу стук каблуков об асфальт. Я рассыпаюсь внутри от волнения, а шагаю ровно. Не показываю своего состояния.
Сбиваюсь с такта на мгновение, когда вижу Эмира. И сердце тут же плясать начинает. Кувырок делает. От груди до пяток и обратно. Болезненной пульсацией по всему телу отдаёт. Ресторан пуст. Эмир сидит за столиком в центре. И с меня взгляда не сводит.
— У меня мало времени, — заявляю я, усаживаясь напротив. Храбрюсь. — Всё быстро обсудим, и я пойду.
— Не пойдёшь, — отрезает мужчина. — Мы будем говорить столько времени, сколько я захочу.
— Иначе?
— Иначе последствия тебе не понравятся.
Жалко. Что вилок и ножей на столе нет очень жалко! Потому что я бы сейчас ему вилку в руку воткнула. Потому что он не имеет права таким тоном со мной говорить. И приказывать права не имеет!
Вот только Буйному это всё до лампочки. Он, как всегда, живёт в своём мире, в котором только его правила и законы существуют.
— Тебе тоже, — в глаза его с вызовом смотрю, — ты так решил разговор строить?
— Кукла… — Скалится, зубы стискивает, не нравится ему. Мне тоже много что не нравится. Но той девочки, которая ловила каждое его слово, уже нет. И так просто меня не запугать.
— У меня имя есть, Эмир, и оно мне очень сильно нравится. А ещё мне нравится, когда мне не угрожают.
— Не доводи, и мне не придётся угрожать. — В ответ рявкает. Я же прищуриваюсь.
— Не доводить? Серьёзно? Это мне покойничек, восставший из гроба, говорит?!
— Не сильно, вижу, скучала.
— Если мы об этом поговорить собрались, то я пойду, у меня дел много. — Хочу со стула встать, как его громилы, которые под стеной стоят, вперёд рыпаются.
Буйный руку поднимает, чтобы назад отступили.
— Серьёзно? — В него взглядом стреляю, — будешь меня силой удерживать?
— Это всего лишь призыв к разговору.
— Ну так говори, что тебе нужно?! — Шиплю.
— Я хочу видеться с сыном.
— Проехали, что ещё обсудим?
Вперёд подаётся, а меня кроет от того, насколько он близко оказывается. Его запах в ноздри вбивается, голову кружит. Я почти готова поверить, что кукухой поехала. До сих пор не верю. Рассматриваю его вблизи. По шраму взглядом скольжу. В глаза его всматриваюсь. В них ещё больше тьмы появилось.
— Здесь мы остановку сделаем, Зла-та, потому что я сына видеть хочу. Право имею. И кому как не тебе знать, что если я хочу, то получу.
Сука. Где там моя вилка?!
— Проголодалась, стейк хочу, с кровью, — губы в улыбке растягиваю, — и нож, желательно острый.
— На мокруху с поджогов перешла? — Эмир краешками губ улыбается, глаза моментально вспыхивают.
— Развиваюсь, не стою на месте. Ну так что насчёт стейка? — Бровь вопросительно приподнимаю.
Сабуров взмах рукой делает, и к нам уже официант бежит. Кто бы сомневался.
— А ты, вижу, всё счастье в ресторанном бизнесе пытаешь? — Улыбаюсь ещё шире: как у них здесь дела обстоят с пожарной системой?
— Угроза? — Буйный тут же хмурится. Уже бы и дурак со второго раза понял, что это не его. Но Сабуров на третий круг пошёл.
— Ну что ты, кто я такая, чтобы тебе угрожать?
Эмир заказ делает, стейк для меня заказывает и просит порезать сразу. Трус!
— Вернёмся к вопросу.
— Мир тебя боится, — пожимаю плечами, — нечего было в сталкера играть и пугать ребёнка.
— Я не шучу, Зла-та, я ставлю тебя в известность. Я хочу видеться с сыном. Есть два решения этой проблемы. Мы находим компромисс. Или же я не стану спрашивать.
— Ты права не имеешь мне решения предлагать, понял?! — Сжимаю пальцы в кулаки, — ты и на пушечный выстрел не приблизишься к моему сыну без моего разрешения. Богом клянусь, Эмир, я не знаю, что с тобой сделаю. И мне самой страшно за то, на что я способна.
— На права перешла?
— Перешла! Ты четыре года себе гулял хрен знает где, мы тебе не нужны были. А тут вдруг что случилось? Вали откуда вернулся! Я психику ломать моему ребёнку не позволю!
— Ты должна была Марату про сына сказать! — Рявкает и по столу кулаками бьёт так, что я на месте подпрыгиваю от страха. Он моментально от ярости вспыхивает так, что и сам ресторан сжечь может, без моей помощи.
— Ничего я не должна, понял?! Сказать, чтобы что?! Чтобы трястись каждую секунду? Чтобы какой-то ненормальный решил его убить, чтобы не дай Бог он стал как ты и не отобрал власть? Я сделала всё, чтобы мой ребёнок был от этого ограждён. А теперь появляешься ты и хочешь нас всех под огонь снова поставить? Кто знает, что ты жив?! Вряд ли это только для меня сюрприз! — Во мне столько злости, что сдерживаться уже не получается. Бросаю в его лицо обвинение за обвинением. А Эмир с каждым новым словом всё злее становится. Чувство самосохранения отключается. Я уже не понимаю, как давно переступила опасную грань.