Наставница

Глава 17 Настоящий враг

КАЛЛИСТО

От всего этого я перенервничала, так что после его ухода через некоторое время даже сумела задремать, свернувшись калачиком под парой шкур. Цепи мешали, но не сильно, холодно тоже не было. Разбудил меня звук открывающейся двери. Внутрь скользнул Рихард. Он приглушил пару газовых светильников, и стало почти совсем темно, а его силуэт в черном камзоле в полной тишине выглядел жутковато. Я даже на секунду подумала, что он пришел, чтобы меня убить, но это было бы глупо, сейчас им не стоило терять связь с Королевой. Он повернулся ко мне и усмехнулся:

— Уже ночь, пора спать.

Я недовольно приподнялась, тихо гремя тяжелой цепью, и осталась сидеть, не скрывая наготу. Вставать с этим тяжелым металлом на руках было лень, и причин для этого я не видела.

Рихард развернулся в мою сторону и в несколько широких шагов достиг решетки, взялся за прутья и пристально посмотрел на меня. В его глазах играл какой-то пугающий дикий огонек. Я опасалась этого безумного тигра, даже когда была на его стороне, что уж говорить о текущей ситуации. И он смотрел на меня так, словно прямо сейчас меня сожрет.

— Зачем ты пришел? — тихо спросила я, стараясь не поддаваться той жути, что он на меня сейчас наводил.

— Я пришел к тебе, — вкрадчиво ответил он, открывая дверь решетки и входя.

Рихард опустился передо мной на корточки, одним коленом уперевшись в шкуру у моей ноги, на второе оперся рукой. Свободной рукой он потянулся к моим губам и большим пальцем провел по ним, а жажда и безумие в его взгляде стали сильнее. Я молча ударила его по этой руке, громыхнув цепью. А он в ответ резким быстрым движением повалил меня на спину, прижав к полу за широкие тяжелые наручники, а сам остался надо мной на четвереньках.

— Пошел вон! — рявкнула я.

Я ожидала от него худшего, видела в его глазах желание и жажду обладать мной. Но я не боялась изнасилования, не первый раз. Суровая школа жизни Уробороса в такой ситуации позволяла мне не терять голову от страха, и я обязательно нашла бы возможность если не сбежать, то уж точно хорошенько задвинуть ему. Но он остановился на том, что сделал. Он замер, глядя мне в глаза, нависая сверху:

— Ты умопомрачительно и смертельно прекрасна, — сказал он, тяжело и возбужденно дыша, его переполняли эмоции.

— Слезь с меня, иначе я найду способ отомстить, — зашипела я на него.

Но кроме слов, ничего не сделала, просто осталась расслабленно лежать, потому что сделать-то в общем ничего и не могла. Продолжая прижимать мои руки, нависая надо мной, он склонился, словно тигр над добычей, и тихо продолжил:

— Ты ведь сейчас в самом деле мой враг, Змея. Настоящий, не то что раньше. Раньше я всегда видел в тебе отвратительное воспитание Николаса. Если бы тебе потребовалось меня убить, ты бы малодушно пожалела меня. В наших делах, Каллисто, сострадание нужно оставить слабакам. Но сейчас, когда ты избавлена от этой глупой привязанности ко мне, ты по-настоящему готова убить меня. Без сожаления. Я вижу это в твоих глазах. И это самое прекрасное, что я видел в жизни.

Он говорил это с улыбкой и наслаждением безумца, нависая надо мной. Я отчетливо ощущала, как выпирает его орган, но он, похоже, не собирался пускать его в ход. Он склонился к моему лицу, с удовольствием и наслаждением провел носом по щеке, а затем губами подобрался к уху и несильно, почти игриво, куснул за кончик, шепча мне в ухо тяжелым горячим дыханием:

— Ты очень опасна, Змея, и я увидел это в тебе при первой нашей встрече. Когда ты приносишь мне вино, я никогда не знаю, нет ли в нем отравы, и это пьянит меня. Когда трахаю тебя, я никогда не знаю, не вонзишь ли ты в меня свои отравленные коготки, и это возбуждает меня. И вот сейчас ты действительно способна сделать все это, и это делает тебя еще более прекрасной, чем я мог бы себе представить даже в самой смелой фантазии. И ты вся в моих руках.

После этих слов он даже прикрыл глаза, так сильно он этим наслаждался. А я, получив от него такую неожиданную исповедь, просто молча переваривала полученную информацию. У него странные фантазии, хотя в чем-то очень отдаленно я могла их понять, пусть и не в полной мере. А еще этот тигр меня все-таки возбуждал. Я была полностью предана Матери, но это не отменяет моих желаний. И как верно подметил Николас, я все еще оставалась собой, и мне по-прежнему хотелось секса с каждым из них. Просто сейчас, когда я на стороне Королевы, это было бы… неуместно.

— И ты должна кое-что запомнить, — он отстранился от моего лица, перестав шептать, но говорить продолжил тихо. — Я не позволю такой красоте сгинуть. Ты будешь жить, даже если придется отдать тебя Королеве. Если все пойдет плохо, можешь рассчитывать, что однажды я дам тебе шанс сбежать. Не упусти его. А с Николасом я потом как-нибудь разберусь.

— Ты безумен, Рихард. И если бы я все еще была частью третьего круга, я убила бы тебя за предательство после этих слов просто ради них всех.

Он улыбнулся в ответ на мои слова и уже собирался подниматься и уходить, но в последний момент опустил взгляд на мои губы. И похоже, именно в этот момент он передумал и приглашающе коснулся их, предлагая мне начать поцелуй, но я отвернулась, просто заупрямившись, хотя была бы не против продолжения. Рихард не стал пытаться сделать это силой. Посчитав попытку неудачной, он пробормотал:

— Жаль, — и начал подниматься.

Но теперь передумала я. Он успел выпрямиться надо мной на коленях, когда я схватилась за край его камзола и потянула на себя. И он сразу откликнулся на мой жест. Он припал к моим губам, словно умрет без этого. Его ладони рухнули на шкуру по бокам от моей головы, и я целовала его так же жадно, как и он меня. Соскучилась я по этой буре безумных эмоций.

Желая наслаждаться его телом, я потянула камзол вдоль его спины, начав стаскивать, но мне было неудобно, цепи мешали. Сообразив это, Рихард, стараясь не отрываться от моих губ, сам стащил с себя камзол, а затем так же быстро расправился с рубашкой, оставшись лишь в штанах. Его ладони обрушились на мое тело и вцепились в грудь. Он тоже соскучился. Его губы так жадно целовали мои губы, шею, плечи, словно он совсем обезумел. Его пальцы, казалось, были везде, он просто не мог остановиться, да мне этого было и не нужно. Его губы впились в мою грудь, пропустив по всему телу удовольствие, словно электрический импульс, и сразу следом за этим он слегка укусил меня, вызвав ярость. Он начал опускаться поцелуями с легкими укусами по моему животу до самых ног, пока не добрался до внутренней стороны бедер. Его голова оказалась между ног, так сильно он уже опустился вдоль моего тела, и я прошипела:

— Укусишь меня — шею ногами сверну.

Вообще-то я не умела этого делать, но видела такой прием, когда наблюдала, как тренируется Ада.

В ответ на мои слова Рихард лишь хмыкнул. В следующую секунду я сообразила, что для него это прозвучало приглашением, и он укусил меня на внутренней стороне бедра. В ответ на это я зашипела — больше от негодования, чем от боли — и вцепилась ему в волосы, оттягивая оттуда, притягивая к себе. И ему это понравилось, судя по лукавой усмешке. Он выпрямился и расстегнул штаны. Начал их спускать, но теперь уже я хмыкнула и дернула его за руку на себя. Ему пришлось отпустить штаны, и чтобы не упасть на меня, опереться на шкуру рядом. Так и вышло, что его голова оказалась прямо над моей грудью, а он — у меня между ног. Наши взгляды встретились, и я усмехнулась ему в ответ такой же лукавой усмешкой, а потом быстрым жестом обвила цепь вокруг его шеи. Наверное, если бы хотел, он мог бы увернуться, но он не стал. Из-за поводка тигр меньше тигром не становится.

Он прищурился и так замер, ожидая моих дальнейших действий, и я, сжав его ногами, перекатилась вместе с ним, чтобы оказаться сверху. Наверняка здесь он мне тоже помог, сил у меня вряд ли бы хватило, но в его глазах горела такая жажда, что мне, наверное, должно было бы стать страшно. Я натягивала цепь, грозясь ему сломать ею шею, если захочу, и это его тоже возбуждало.

Я оказалась сверху, и он, глядя мне в глаза, обеими руками схватился за мои бедра, приподнимая меня, чтобы войти. Он делал это медленно, не отрывая взгляда, словно я была опасным животным, которое он не хотел провоцировать на агрессию. И я поддалась его рукам, приподнялась, позволяя ему войти, и от распиравших меня ощущений застонала, прикрыв глаза, и натянула цепь, придушив его. И это его завело еще сильнее. Его пальцы на моих бедрах резко сжались, словно он впускал когти в тушку жертвы, и он двинул бедрами так, словно пытался пробить меня насквозь. И я, разозлившись, теперь уже всерьез дернула цепью, чем вызвала у него рык и заставила вбиваться в меня сильнее и сильнее, будто это был вопрос жизни и смерти. И я сходила с ума от этой ярости, быстро подхватив эту волну, одну на двоих. Мы словно мстили друг другу за всё, что делали. Хотелось причинять боль и бесить еще и еще. И в конце — словно взрыв, апогей ярости, когда я как будто в самом деле могла сломать ему шею, а он — пробить меня насквозь.

А после, тяжело дыша, взмокшая, я вместе с цепью свалилась ему на все еще вздымающуюся грудь, слушая, как стучит, понемногу успокаиваясь, его сердце. Он обнял меня одной рукой, вторую закинув себе под голову.

Я задумчиво поскребла ногтями его грудь, удобно возлегая на ней щекой:

— А лак у меня все еще остался, — сказала я, намекая, что хоть и не убила его раньше, сделать я это все еще могу.

И в ответ на это он почему-то засмеялся, но не обидным смехом, а необычайно добрым и искренним. Никогда не думала, что могу такой услышать от него. Тот самый смех, когда человек истинно счастлив. И я улыбнулась:

— Не надо устраивать мне побег, Рихард. Я не стану бежать.

— Что за глупая гордость? — осведомился почти нежно, без привычной издевки в голосе.

— Это не гордость, — я покачала головой, неторопливо выводя ноготком узоры на его груди. — Я слышу эмоции Матери. Она оставила меня в клетке, потому что посчитала, что ради блага семьи одна особь вполне может потерпеть. И если Мать считает, что так лучше, раз она приказала мне остаться, значит, я останусь.

— О, вот даже как, — он приподнял одну бровь в ответ на мои слова, а потом притянул меня к себе и быстро чмокнул в губы. — Несмотря на это, я принес еду и одежду. Собственно, Николас полагает, что я только за этим и приходил. Ну, и конечно спокойной ночи пожелать.

Да уж, он пожелал. Но мне понравилось.

— Я в ванную хочу, — сообщила я.

И Рихард действительно позволил мне сходить в ванную, помог одеться, потом покормил и только после этого ушел.

А на следующий день со своими бумагами и чернильницей у меня в камере расположился Николас, устроив себе здесь рабочий кабинет.