Глава тринадцатая

Я не отрываясь смотрела на Ролана. Не столько увидела, сколько почувствовала улыбку в тёмных глазах. Появились, заплясали лазоревые огоньки, заманивая в бесконечный омут…

— Монсеньор, — раздался вдруг строгий голос Ули. — Вот… Держите, — девочка протянула Ролану белую домотканую рубаху.

— Папина, — тихо проговорила она.

Кузен короля моргнул, будто просыпаясь. Огляделся. Увидел девчонок, рубашку в дрожащей руке, зацепился взглядом за арбалет на полу. Посмотрел на меня, словно в первый раз увидел.

Зрелище то ещё: сорочка до пола мокра от пота, всклокоченные волосы, дрожащие руки и… кровь. Его кровь засохла в уголке рта. Ролан медленно провёл пальцем по моим губам, стирая её. Наши глаза встретились. Мы вспыхнули оба, забыв, что здесь… дети.

— Монсеньор? — Уля смотрела строго, Ришка шумно и испуганно дышала, насупившись.

— Простите, — Ролан схватил рубашку, скинул лохмотья, в которые превратился изысканный шёлк одежды, и стал торопливо одеваться, ткань предательски затрещала на широких плечах.

— Есть хочу! — счастливо выдохнул мужчина и… улыбнулся.

И так у него это вышло по-человечески, аж от сердца отлегло!

Я едва не прыснула от смеха, девчонки, напротив, напряглись, и было от чего, взгляд монсеньора и впрямь был голодный. Казалось, он сейчас прямо с них и начнёт…

— Давайте я вас накормлю. Девочки, вы с нами? Или спать?

— Заснёшь тут, — проворчала Уля, поджав губы, словно ворчливая старушонка.

Ришка решила поддержать гостя и гордо объявила, что тоже хочет есть.

Я закуталась в халат, проследила, чтобы девочки надели тапочки — тёплые, с мехом внутри — домашний обычай жителей сурового, холодного Приграничья. Их шьют нарядными, яркими, с опушкой и броским орнаментом, вышитым мастерицами вручную. Обязательно и себе такие справлю, я ли не житель Приграничья теперь?

На кухне девочки всё взяли на себя, проворно собирая на стол. Маленькие хозяйки, взрослые не по годам. Я вздохнула. С одной стороны, смотреть на них радостно, с другой… больно.

— Справитесь? Я проведаю Колокольчика.

— Я с вами, — поднялся Ролан.

Ёжась от холода, мы перебежали в конюшню.

— Да уж, — клацнул зубами монсеньор. — Это не ваш благословенный юг.

Я кивнула. В чём-то монсеньор прав. И с чего меня занесло в такой холод?

Ролан закрыл дверь, словно от этого в конюшне может стать теплее, и, не обращая никакого внимания на грифона, яростно забившего крыльями, повернулся ко мне.

— Спасибо, — тихо прошептал он.

Меня накрыло тёплой, нежной волной. Монсеньор легко коснулся губами моей щеки, привлёк к себе, я закрыла глаза в ожидании чего-то волшебного, необходимого. Неизбежного, как наше переплетенное дыхание с белёсыми облачками пара.

— Кр-р-р-р?

— На подушки пущу, — сообщил грифону Ролан со смехом, но меня всё же выпустил.

Я так и осталась стоять: потрясённая и непонимающая.

И что это было?

Не сразу открыла глаза, посмотрела на непривычно довольного Ролана и явно потешающегося над всем происходящим грифона.

— И с чего ты решила назвать боевого грифона «Колокольчиком»? — в который раз спросил Ролан, рассматривая моего друга. — По мне так это просто издевательство.

Колокольчик опять-таки уже не в первый раз фыркнул, ну вот что Ролан прицепился, а? Нравится нам так. Обоим! Он же не знает, что мы с грифоном беседуем на колокольчиковом поле под луной в мире, известном лишь нам двоим. Не знает, что птах при каждом удобном случае дарит мне эти цветы. Что они неожиданно встречают меня где угодно и радуют глаз! Как объяснить всё это монсеньору, что только и умеет грозно кричать: «Грифоны и Ролан! Грифоны и король!»

— Понимаете, — начала я.

— Джоан, — перебил меня вдруг Ролан. — Мы с тобой целовались.

— Спасибо, я помню, — ответила, изо всех сил пытаясь быть спокойной.

Жаль, нельзя сказать, что всё это нам примерещилось. Вон свидетель не даст. Столь откровенно веселящимся Колокольчика я не видела никогда.

— Вот и замечательно, — монсеньор поклонился, словно мы в королевском дворце, а не в конюшне на краю света, и он приглашает меня танцевать. — Джо… ты спасла мне жизнь. И повторюсь, мы целовались. Неприлично после этого называть меня на «вы».

— Тоже мне, аргумент. Его величеству я тоже жизнь спасла. Да и… — прикусываю язык, потому что вижу: Ролан мрачнеет, ещё чуть-чуть и обратно в чудовище превратится.

— Всё же очень любопытный экземпляр, — решил сменить тему кузен короля, обходя внимательно смотрящего на него грифона.

Хищник и маг внимательно, настороженно изучали друг друга.

— Не думал, что можно так прокачать эмоциональную составляющую боевого грифона. Смотри! Сейчас он… как будто хмурится, а перед этим было ощущение, будто он веселится от души, честное слово!

Я закатила глаза. Серьёзно? Это он мне рассказывает?

— Как ты этого добилась?

Переглядываемся с Колокольчиком. Что значит «добилась»? Мы просто стали друзьями. Но, боюсь, Ролану это объяснять бесполезно. Бедный Верный. Скучно ему, наверное. С таким-то хозяином. Уверенным в том, что с грифонами нельзя дружить.

— Надо идти в дом, — ответила я, намеренно избегая и «ты», и «вы». — Девочки будут беспокоиться.

Ролан задумчиво кивнул. И вдруг Колокольчик тревожно забил крыльями.

— Что ещё? — нахмурился монсеньор. Он вышел во двор, я — за ним.

Шум. Словно гудит надвигающаяся огромная волна, неотвратимо и беспощадно. Всё ближе и ближе — не спрячешься, не убежишь. Нервные всполохи дергающихся факелов, голоса.

— А я вам говорю, что чудовище в аптеке! И эта, новая, пришлая, его скрывает! А чудовище надо убить!

Я узнала голос, это господин Ллонк. «Любимый» конкурент явился по нашу душу? Да ещё и привёл весь город за собой.

— Плащи, обувь! — скомандовал Ролан. — Бери девочек, летите к Альфреду!

— Но…

— Джо, — он обнял, прижав к себе на долю секунды. — Я тебя прошу.

И он шагнул вперёд. Закрылась дверь в конюшню, отсекая меня от ревущей толпы, готовой спалить дом. Дом, который… Сейчас я вдруг поняла это отчётливо. Дом, который стал МОИМ.

Он давал иллюзию безопасности. Вредную, опасную, но такую… Такую необходимую в жизни каждого из нас….

Всё? Пофилософствовала, Джо? А теперь за дело!

Накинуть седло на грифона, затянуть ремни. Колокольчик стоял, не шевелясь, значит, опасность действительно серьёзная. Надо как-то уместиться втроём в седле и улетать, Ролан прав.

И вдруг я представила: мы взмываем ввысь, а там, внизу, дом становится костром. Вспыхивает нестерпимо ярко, осыпаясь пеплом у нас на глазах. На глазах девчонок.

Чтобы они наблюдали, как исчезает с лица земли единственное, что у них осталось? Ну уж нет! Хотя… девчонок вывезти всё равно надо. Я бросилась в дом.

— Джоанна! — Уля, рыдая, обнимала белую Ришку.

Заплаканные лица, дрожащие руки, уже одетые в тёплые перчатки, накинутые плащи: даже в такой ситуации они сообразили, что нужно делать.

— Короб! — услышала я свой голос, и не узнала. Отрывистый, сухой, чем-то похожий на голос Ролана. — В конюшню! Сидите там. Если что, садитесь на Колокольчика и улетайте! Ясно?

— А ты? — Ришка обняла меня, пока Уля стрелой умчалась наверх, за коробом.

— Всё будет хорошо, — я крепко прижала малышку к себе. — Верь мне, слышишь?

— Да, — ребёнок смотрел мне в глаза, и самое страшное, действительно, верил.

Верил, как самой Спасительнице Милосердной. Осторожнее с этими фразами. Всегда думайте, прежде чем произнести такое. Вам действительно могут поверить всем сердцем, всей душой, и не оправдать такое доверие — страшнее быть просто не может.

Уля принесла короб и мой плащ. Накинув его, я сразу почувствовала себя увереннее и шагнула на площадь.

В первый момент показалось: яблоку негде упасть. Потом присмотрелась: всего-то пара десятков человек. Мужчины. Молчат, словно столкнулись с тем, чего вообще не ожидали. Чего быть не должно, и теперь не знают, что им делать. Тихо. Даже собаки смолкли. Слышно лишь потрескивание факелов.

Я встала за спиной Ролана, который в ответ на это нервно дернул плечом.

Монсеньор презрительно и насмешливо смотрел на людей, собравшихся на площади. От чадящих факелов дрожал воздух, площадь словно плыла. Или это у меня что-то со зрением от страха?

Я разглядывала каждого, кто пришёл вслед за нашим добрым другом аптекарем. Знакомые лица: солдаты, тащившие Улю в тот памятный день, первое моё знакомство с городом. Плотник, что чинил нам дверь. Булочник с соседней улицы. А вон тот парень приходил за лекарством для мамы. Интересно, всё ли с ней в порядке? Надо бы навестить…

— Что вы здесь делаете? — вдруг тонким голосом выкрикнул аптекарь, обращаясь к монсеньору Ролану.

Получилось настолько нелепо, что мужчины, пришедшие с ним, смущённо переглянулись.

Ролан тяжело вздохнул:

— По какому праву вы беспокоите жителей Биргенгема?

— Но чудовище… — начал было аптекарь, который никак не мог успокоиться.

— Откуда у вас такие сведения?

Все уставились на Ллонка. Зло так уставились. Недобро…

— Если вы сами не чудовище и не заколдовывали кого-то, то откуда вам известно, где оно? Монстр пришёл к вам и отчитался? Почему не известили градоначальника? Почему не пришли ко мне? Господин Ллонк, я требую, чтобы вы объяснились. Вам стало доподлинно известно, что некое, как вы сами выразились, «чудовище» пробралось в дом, где живёт беззащитная женщина с двумя детьми и напало на них. Я правильно понимаю? Ведь это вы подняли весь город, чтобы их спасти, верно?

С каждым словом монсеньора аптекарь бледнел всё сильнее, а мужчины, пришедшие с ним, словно очнувшись, кидали друг на друга изумлённые взгляды, не понимая, что они тут делают. Пока плотник наконец не спросил:

— Это… Ллонк. А правда, откуда?

Поддерживающим гулом откликнулись остальные.

— Будем выяснять, — с нажимом произнес Ролан. — Утром. Господин Ллонк, вы задержаны.

Толпа одобрительно загалдела, факелы стали постепенно угасать.

— Итак, господа. За нарушение правопорядка солдаты отправляются на гауптвахту в форт. Доложитесь моему заместителю. Заодно сдадите ему арестованного господина Ллонка.

Солдаты, подхватив под мышки аптекаря и буквально приподняв несчастного перепуганного старика над землей, резво отправились выполнять приказ.

— Теперь вы, — Ролан перевёл взгляд на остальных. — За нарушение общественного порядка завтра явитесь ко мне в канцелярию, уплатите положенный штраф. На этом пока всё, можете идти.

Ролан дождался, пока все разойдутся, и обернулся ко мне.

В глазах мужчины горел такой огонь, что вот тут-то мне стало страшно по-настоящему. Право слово, чудовищем он был менее чудовищным.

Что мне оставалось делать? Я прижалась к нему, обняла за шею, не думая о том, что нас могут увидеть другие, и как это будет расценено.

— Пожалуйста, — прошептала я ему в ухо. — Не сегодня.

Он вздохнул и тихо проговорил:

— Джо… Ты просто невозможная упрямица. Почему ты не улетела? А если бы я не переломил ситуацию? Если бы они кинулись на меня все вместе, скопом. И неизвестно было бы кто кого?

— Пойдём в дом, а? Холодно…

— Где-то неподалеку был маг, — Ролан нахмурился. — Сильный и враждебно настроенный. Наблюдал, но не вмешивался. Джо… Что же мне делать с тобой?

Я вывела девочек из конюшни и велела им идти в дом. Ох, ну и ночка выдалась!

Расседлала Колокольчика, он никак не мог успокоиться, всё порывался лететь за нарушителями спокойствия, чтобы задать им трепку.

Я гладила боевого птаха, шептала, что он лучший. Что всё обошлось. Только Ролан…

Колокольчик посмотрел на меня с явной насмешкой.

— Вот ты понимаешь, что происходит? — спросила я птаха, и разрази меня гром, если он не закатился в жизнерадостном смехе. — Издеваешься, да?

— Глазам своим не верю, — тихо проговорил Ролан у меня за спиной. — Грифон… Как ты это делаешь, Джо?

В ответ Колокольчик одарил монсеньора тяжёлым взглядом. И не столько презрительным, сколько сочувствующим.

Мол, как же ты, дядя, докатился до жизни такой? Что даже с грифоном не разговариваешь.

— Он был одним из лучших, — вздохнул Ролан.

— А стал самым лучшим, — отрезала я.

— Боюсь, что вот в этом мы с тобой не сойдемся во мнениях, потому что грифон…

Всё! Сказка исчезла. Этот его наставительный тон с оттенком снисхождения, ни дать ни взять профессор читает лекцию нерадивому студенту, напрочь убил всю романтику! Вырвал с корнем, землю ядом отравив!

Должно быть, Ролан прочитал мои громкие мысли, потому что запнулся на полуслове.

— Эм-м-м. Я, собственно, пришёл не за этим.

— В самом деле? Я вся внимание.

— Девочки собираются. Вы переезжаете в форт. Под мою защиту. У тебя в коробе есть всё, что необходимо для жизни? Ну, там всякие дамские штучки?

Колокольчик сочувственно вздохнул. И правильно сделал, ибо монсеньору сейчас можно только посочувствовать. То было не чудовище, в какое он едва не превратился, нет. Хотите увидеть, как выглядит разъярённое чудовище? Проще простого, всего-то и нужно назвать МОЙ КОРОБ … дамской сумочкой. И монсеньор это сделал. Зря.

— И без «я сама со всем справлюсь», — сообщил Ролан в конце своей замечательной речи.

Конечно, мне хотелось ответить. Ещё как! Но я вспомнила все ужасы этой ночи. Девчонок, переживших всё это. И решила, что сил нет.

— У меня несколько условий.

— Каких? — удивлённо спросил Ролан, видимо, ожидавший чего угодно, только не этого.

— Первое: Ришке нужна няня, потому что мы с Улей днём будем работать в аптеке. Напомню, что их в городе всего две, и у нас обязательства перед беременными.

— Хорошо, — согласился Ролан.

Я посмотрела внимательно, не прикусил ли он себе язык, сказав это слово.

— Второе: мне нужен доступ к чудовищу.

— Джо. Не испытывай моё терпение.

— Целовать и обнимать я его не буду, обещаю. Мне нужна его кровь. И ваша тоже.

— Твоя.

— Ролан. Не дави на меня.

— Не манипулируй мной.

— Это называется договариваться. Я уступаю тебе в чём-то. Ты в ответ уступаешь мне.

Он задумался. Вздохнул. И нехотя ответил:

— Хорошо. Под моим присмотром.

— Ничего не имею против, — обрадовалась я. — А ещё под присмотром вашего лекаря. Одна голова хорошо, а три…

Монсеньор рассмеялся.

— Можно остальные требования в форте?

— Ладно, — не стала спорить я, глаза и правда слипались, будто силы кончились разом.

Уже засыпая на широкой кровати под мягким пуховым одеялом — всё-таки монсеньор умеет устроиться с удобствами! — я поняла, что не сказала самого главного: нам с Улей надо выбраться за камнями к реке.

Ох, что же будет, когда я об этом сообщу…

Загрузка...