ТУТ И СКАЗКЕ…

Дед Емельян проснулся рано. И поначалу даже томительность в себе почуял. Ленивость, что ли. Встал, хлебнул бражки — полегчало. А скоро и бодрость в душе появилась, веселье молодецкое. Давненько, однако, такого не случалось.

Видно, лето на дворе. Из дому уж чёрте сколько не выходил. А тут как раз и соль кончилась, и спичек в хате — полкоробка. Ну, дед бородёнку-то пригладил, натянул рубаху, лапти повязал, кушачок. И, как бы, к окошку задом повернулся, а передом, стало быть, — к печке.

Притопнул легонько и молвил:


По щучьему веленью,

По моему хотенью

Вези меня в лавку торговую.


И на тебе! Печь тут же вздрогнула, копоть чёрную выдохнула, приподнялась и… пошла. Дед едва-едва успел наверх вскарабкаться.

А та… через огород, забор смяла и на дорогу. Из трубы дым, из поддувала искры. Всё честь по чести. Приосанился Емеля, едет, гордо по сторонам поглядывает.

Вот и город. А кругом — ох ты, батюшки! — ничего ж знакомого. Сплошь палаты каменные, крыши черепичные да заборы высоченные. В палатах окна, окна, окна… сплошь хрусталь. И надписи невиданные, заморские. А в небе и вовсе — птица летит… железная.

«Лихо! — дивится дед, — ужель времена так поменялись? Или указ какой вышел? А может басурманин лихой в наших краях разбойничает?»

Не успел в толк взять, что происходит, как, глядь, — посреди дороги молодец добрый стоит. В кольчуге кожаной, ремнём с золотой пряжкой подпоясан и в шлеме, что белее снега. А в руке дубина полосатая. И он, молодец этот, дубиной своей приветливо так машет. Остановись, мол.

Дед и заикнуться не успел, как печь сама послушно в сторонку свернула и на обочине затихла.

Подошёл добрый молодец ближе.

— Сержант Иванов, — говорит. И спрашивает грозно: — Нарушаем, гражданин? А ну-ка, предъявите, так сказать.

Емеля на него с печки таращится.

— Чего тебе, служивый?

— Документики ваши. Водительское, страховку, паспорт транспортного средства и… — покосился на печку молодец, — разрешение на тюнинг имеется?

— Чего?..

— Попрошу выйти.

— Да как ты смеешь…

— Па-апрашу!

Ясен пень, тут Емеля окончательно молодость вспомнил, ерепениться начал. Что-то там про «поколоти его дубинка» кричать. Только парень не из робких оказался. Да ещё и подмогу вызвал. Скрутили деда. Протокол составили. Печку на штрафстоянку оттащили, хозяина в каталашку заперли. До выяснения, так сказать. А там и брага в анализах высветилась. Совсем беда. Ну, выпустили, конечно. Но только к вечеру.


Кое-как добрался Емеля до дома. Заходить не стал. Бочком-бочком к реке спустился, воде поклонился, бороду намочил.

— Ау, щука! — кличет. — Покажись. Ау-у!

Долго ли, коротко, а вынырнула щука.

И какая! Глаза мои веретёнца! Вся по-моднему одета, с маникюром на плавниках, в очках и на лабутэнах. Но спрашивает ласково:

— Здравствуй дедушка. Заблудился небось?

— Здравствуй, волшебница, — едва дух перевёл изумлённый Емеля. — Разве не узнаёшь старого друга?

Прищурилась щука.

— Простите, не узнаю. А как звать-то вас?

Дед уж по привычке — даром разве цельный день талдычил для протокола! — отрапортовал:

— Иванов Емельян Иванович я. Третий сын. Дурак по званию. Бездель… — фу, ты! — лежебока по профессии.

— Вот как, — повела бровью щука, — Да, да… что-то такое бабуля мне наказывала. Минуточку.

Порылась в карманах, вынула записную книжку, полистала.

— А, вот! Есть. Номер тридцать три. Емеля — дур… Простите. Емеля, третий сын. Да. Так что у вас стряслось?

— Беда-беда, — запричитал дед. — Замели подчистую. По беспределу. Печь отобрали. День за решёткой мыкался. Выручай, матушка!

Щука чего-то пошептала, достала из ридикюля странную чёрную коробочку, стала нажимать на ней кнопки загадочные.

А деду куда деваться? Стоит ждёт. Наконец:

— Тут вот какое дело, Емельян Иванович. Срок вашего подарочного сертификата давным-давно истёк. А печь надлежащим образом извещена не была. По недосмотру. Вот и… Так что приношу свои извинения. Сейчас же всё исправим. Она поднесла коробку к голове:

— Аллё! Василиса? Слушай, тут такое дело. Раритетный заказ. Бабушка-сказочница в инвентарной описи номер перепутала, клиенту был нанесён матущерб. Что? Да, живой, — Щука искоса глянула на клиента. — Вода не понадобится. Дай-ка мне Петра Горыныча.

Наступила пауза.

— Пётр Горыныч! — медовым голосом поздоровалась Щука. — Дорогой, дельце крохотное к тебе. Поколдуй для меня по поводу штрафной стояночки. Там сегодня печка образовалась… Номер транспортного средства? Да какой номер, дружок! Артефакт. Кирпичный, два на два, белёный извёсткой. Вот-вот. Отправь, будь ласков, на улицу Пушкина, 3 дробь 2. Сделаешь? Уже? Ай, молодца. Ну, до встречи.

Щука широко улыбнулась Емеле.

— Готово, дедушка. Печь ваша в целости. Дома дожидается. Так что возвращайтесь, подбросьте дровишек и на боковую. Ага?

И хотела уже нырнуть…

— А как же, матушка-благодетельница с заклинанием? — осмелился дед. — Нельзя ли мне время от времени твоё «по щучьему велению» пользовать?

— Извините, Емельян Иванович, у нас уже двести лет как все услуги платные. А у вас, я извиняюсь, не то что рабочего стажа, и пенсионного обеспечения… кот наплакал. Плюс страховка. Обслуживание. Дорогой прейскурант. Ничего не выйдет. Авторские права на издание сказки вы не оформляли, доходов — ноль.

Емеля из сказанного уловил половину, но дело ясное — швах. Сник. Щука сочувственно оглядела деда.

— Слушайте, вам бы это, бросить уже молодецкие замашки. На печках кататься да принцесс воровать хорошо в юные годики. А нынче времена не те, и дороги уже не дороги, а транспортная инфраструктура, и за нарушения ПДД могут штраф влепить такой, что мало не покажется.

— Чего нарушение? — не понял Емельян.

— Проехали. У меня к вам конструктивное предложение.

— Чего?

— Давайте-ка мы заклинание с печки снятое на социальную пенсию переведём. Как?

— Это зачем?

— Затем, что станут волонтёры каждую неделю соцпакет доставлять. Молоко там, хлеб, колбаски полкило, яиц десяток.

— На кой мне? И свои есть.

— Да я про куриные.

— А! Самогонки у них, бузотёров этих, нет, не знаешь?

— Волонтёры они. Нет, алкоголь — это противозаконно. Ну так что? Будем ченьч… замену оформлять?

— Ладно, — покорно согласился Емеля. — Пенсия так пенсия. Может, и правда, пора.

— Вот и ладушки. Только не забывайте дверь открывать, когда постучат. Сказочной старости вам.

Круги на воде разбежались. Смеркалось. Дед Емельян вздохнул, отряхнул травинки с коленей и побрёл по косогору к дому. На душе у него после всех несчастий, что днём приключились, отлегло. Труба уже дымилась, пахло парным молоком и летом…

Загрузка...