Что это с ним? И чашку поставил на самый край стола, и уголок салфетки примят.
Жан явно нервничает. И торопится. Судя по рисунку, который остался на поверхности пены, за кофе следил невнимательно — молочная «закорючка» походит на хвост трусливого котёнка.
Так случается, когда во время приготовления макиато мысли витают неизвестно где. Момент единения кофе и молока — самый ответственный. Профессионал должен сосредоточиться на нём — как удав на кролике! — всем своим существом. А тут — зажмурился? Или отвернулся? И ведь никогда себе такого не позволял.
Пена наклонилась к самому краю, словно любопытная соседка на подоконник. Цвет обиженный, как лицо ребёнка, у которого отобрали конфету.
А это? Горячее молоко чересчур горячее. Да ещё с горчинкой. Значит, держал при комнатной температуре меньше минуты.
На боку чашки след высохшей капли. Да он с ума сошёл!
Сахар влажный. Колот крупно. И ложка слева. Нет, ну это невыносимо. Ладно ещё блюдце круглое. А то бы…
— Жан!
Тишина. Всё. Ушёл в себя. Похоже, беда. Я вчера ему битый час толковал, что блондинка обманет. Или не придёт, или опоздает так, что лучше бы вообще не приходила.
— Жан!
Наклоняюсь к самой стойке. Мешает сливки и стучит…
— Жан, черт тебя побери!
Затуманенный взгляд:
— Да. Добрый вечер.
— Какой вечер?! Ты что устроил?
— А что?
— Спрайт вместо кофе варишь, вот что. Не пришла?
Махом вылил сливки в бокал с виски. Поставил кружку. Опустил руки.
— Нет.
— Понятно. Но прекрати издеваться над кофе. Моя племянница такой готовит. Когда пьяна.
— Прости.
— К чёрту прости. Не пришла и не пришла. Не плачь.
— Я не…
Отворачивается.
— Ладно. Мишель!
— Ау?
— Подмени его. Народ распугает с таким настроением.
— Хорошо.
— Идём. Надо поговорить.
— Иду.
Садимся на кухне. Пьём. Лучший бариста в округе, а не может справится с каким-то мимолётным увлечением. Чёрт бы побрал этих женщин. Не блондинки, а дуры круглые.
— Жан, да плюнь!
Кивает. Тонкая натура. Поэтому и лучший. Я хлопаю его по плечу и ухожу. Очень надеясь завтра вернуться и выпить кофе. Без горчинки.