Не та профессия, 1

Глава 26

Моя детская хитрость (с апелляцией к чувству вины народных масс на площади) возымела действие. Сидя у Иосифа, буквально через полчаса-час вижу, как от базара в сторону лагеря потянулись люди: женщины, несущие что-то в руках, и сопровождающие их мужчины.

Последний час Иосиф обучал меня тому алфавиту, которым пользуется Алтынай. А я делаю ответные повторы попыток объяснить ему троичную систему. На которой у него почему-то возник какой-то пунктик.

Но обилие городского народа, вразнобой направляющегося в наш лагерь, явно требует и моего там присутствия: я не уверен, что стоит оставлять Алтынай одну общаться «с народом», особенно с пашто; плюс, могут возникнуть неизбежные проблемы с переводчиками.

– Прошу извинить, – киваю Иосифу в направлении лагеря, – но у меня, кажется, возникли дела.

– Ну а чего ты хотел, после такого-то выступления, – пожимает плечами старик. – Ты очень правильно всё сказал, если хотел уязвить всех подряд в этом городе… У тебя это очень хорошо получилось… Можно было бы вообще предположить, что ты из наших. Не знай я тебя близко.

– Ну, Бирбал, кажется, говорил: «Все умные думают одинаково», – возвращаю комплимент, не подумав по инерции.

– Ты и в Хинде бывал? – тут же, как клещ, цепляется к слову Иосиф.

– Кое-где да, – лихорадочно вспоминаю, что Пакистан до сорок девятого года как раз был Индией там. Вернее, относился к ней, с точки зрения колониальной системы управления. – Но далеко не везде, страна-то огромная. Только в очень ограниченных местах.

– А связи какие-то остались? В портах, например? – гипнотизирует меня взглядом Иосиф, который, кажется, тоже в активах имеет прокачанную эмпатию.

Во всяком случае, очень на то похоже.

Потому с лёгким сердцем отвечаю, не задумываясь:

– Однозначно нет. Никого из тех, с кем я там общался, сейчас нет в живых. – И ведь нисколько не вру. На всякий случай.

Иосиф чуть меняется в лице и задумчиво продолжает:

– Это не в Шеннаи, случайно?

– Спаси Аллах, – открещиваюсь. – Нет… Только в тех районах, где живут правоверные. С язычниками там дел никогда не имел. – И снова не вру ни грамма, что характерно. – И Иосиф, это не моя тайна, прошу понять правильно. – Прикладываю к сердцу ладонь, купируя в зародыше возможные вопросы.

Сам дурак. Местной письменностью, в том числе индийской, не владею. Прочесть Бирбала сам, стало быть, не мог. Да и где они, эти книги в степи? Что остаётся думать Иосифу? Насчёт не умеющего читать кочевника?

Правильно, значит, бывал там лично… хотя, кажется, он меня за кочевника уже и не считает. Судя по некоторым деталям.

Впрочем, Иосиф нам явно не враг, а даже наоборот, потому быстро откланиваюсь и неторопливой рысью бегу в лагерь.

– Когда ты начнёшь меня слушать? – спрашивает в лагере Алтынай, отходя от группы посетителей старухи в сторону. И указывая взглядом на подаренного ею мне жеребца, бродящего неподалёку. – Если ты Рука и Голос Хана, почему бегаешь пешком, как нищий хань?

Образность сравнения не может не веселить, потому, справившись со смешком, отвечаю:

– Ты же знаешь. Пока что мне быстрее так. Потом посмотрим, но сегодня явно не время менять старое на новое… У тебя всё в порядке?

– Да. – Кивает Алтынай. – Пришли женщины, дари и пашто. Их мужчин принимают мужчины у отдельного костра. Там уже жарят мясо. Женщины, похоже, собираются присматривать за ней всё время. Они сейчас обсуждают очередь, кто за кем в какой день сюда приходит.

– Иосиф говорит, старуху можно и нужно отнести к нему, – передаю послание старика. – Можно сказать, настаивает.

– Было бы хорошо, – съёживается Алтынай, которой обилие чужого народа на её весьма ограниченном пространстве создаёт кучу бытовых неудобств. Особенно в открытой степи. – Когда сможем так и сделать? Я, конечно, поддержу тебя во всём. И мой дом – твой дом. Но если есть более подходящее место…

– Я поначалу думал сделать это завтра. После осмотра Файзуллы, – тру нос. – Но сейчас вижу, что это была не лучшая идея.

– Чего ждать до завтра? – удивляется Алтынай. – Ей ещё что-то угрожает? Её ещё нельзя переносить?

– Нет, уже можно, это я почему-то по инерции так ответил… можно переносить.

– Ну тогда повелеваю, – хлопает меня по плечу Алтынай. – Давай сейчас всё устроим и договоримся. Чтоб прямо сейчас её и перенести. Хорошо? – она по-детски наивно таращится на меня в упор, и я легонько хлопаю её по плечу в ответ.

– Тогда я к Иосифу, предупредить. – Отвечаю на её последний вопрос.

– Стой! Возьми с собой пару женщин и их спутников, – останавливает меня Алтынай. – Ты же не будешь сам мыть полы в доме Иосифа?..

Через пару часов, возвращаюсь к Алтынай. Которая, видимо, увидела издалека меня, шагающего в лагерь. Потому что не успеваю я дойти до лагеря, как навстречу мне выезжает кавалькада из пары коней с закреплёнными носилками, полдесятка конных туркан в сопровождении, и вереница местных женщин и мужчин. Несущих в руках какие-то узелки. Общим числом около полутора десятков.

Дом Иосифа как оказалось, предусмотрительно состоит из сегментов с разными входами. В одном из таких сегментов, выходящем прямо на угол площади, он отводит место для старухи и тех, кто будет с ней.

Пока готовили помещение к переезду бабули, я выяснил: дежурство местные организовали самостоятельно. К лекарю Файзулле сбегали тоже сами (либо послали быстроногих мальчишек), уточнив у того и полную стоимость лечения, и разрешённые к употреблению продукты. Заодно предупредили того, что проведывать больную следует в доме Иосифа.

В общем, казавшееся по началу муторной неизбежностью начинание, за пару часов плавно превратилось в комфортный социальный проект: с нас – только помещение в доме (впрочем, по местным меркам это тоже ого-го). Еду уже носят местные (причём в количествах, явно превышающих потребности старухи). Уход возложен тоже на местных женщин, которые разобрали между собой дежурства чуть не на неделю вперёд и вытурили всех мужчин из части дома, где лежит Нигора: дескать, и так опозорили женщину. Разоблачив при всех (от слова «облачать», то есть, обнажив её при посторонних мужчинах и прочих людях).

Этот эпизод, кстати, как оказалось, долго муссировался между местными и Алтынай. Местные (видимо, из защитной реакции психики) напирали на допущенные недопустимости. Ничего, правда, не добиваясь. Просто указывая: и на Солнце случаются пятна…

До тех пор, пока один из наших не сказал, что одежду на старухе разрезал вообще их Файзулла.

Что со временем нашло своё подтверждение в народе, и вопрос тут же закрылся…

После перемещения Нигоры в дом Иосифа и выставления при ней караула из местных женщин (категорически никого внутрь не допускающих. «Только почтенного Файзуллу», – сказали они), я пришёл снова к Иосифу, а ещё через четверть часа к нему прискакала Алтынай (на подаренном мне жеребце, если не ошибаюсь).

– И вот мы снова втроём пьём всё тот же чай, – констатирую я, налегая на орехи, принесённые в мешке Алтынай. – Хорошо всё, что хорошо заканчивается.

– Да ну, – иронично одёргивает меня Алтынай. – А кто объявил замечание местной страже? Если их дознаватель не явится к часу Магриб?

– Я думал, явится, – искренне говорю, что думаю. – Их же дело? Они же сами должны быть заинтересованы?

– Гхм, молодые люди, – привлекает наше внимание Иосиф. – Через час после означенного часа Магриб, некоторые уважаемые люди базара просили меня передать вам, что хотели бы встретиться. Со мной и вами. В том числе, касательно действий местной стражи. Не сочтите за труд, останьтесь сегодня у меня? Места в доме хватает.

– Есть какая-то информация, кто именно придёт? – Расслабленность лично с меня слетает моментально. – И о чём хотят говорить?

– У меня только догадки. – Церемонно отвечает Иосиф, излучая, вместе с тем, олимпийское спокойствие и непоколебимую уверенность.

– У меня нет информации, но есть уверенность. – Бросает Алтынай, тоже налегая на орехи. – Раздели доску на две половины.

Выполняю, что она говорит, не пытаясь скрыть своё веселье.

– Кажется, кто-то чересчур быстро учится, – говорю, косясь на Алтынай, которая тоже начинает смеяться в ответ.

– Пиши своим письмом, – диктует она. – Правый столбец. Первое. Убийство сына хана. Второе. Убийство старухи, неудачно. Три. Расследование убийства сына хана. Дальше. Расследование попытки убийства старухи. Публичный отказ Наместника от разговора с равным ему чиновником. Орда в полумиле от базара и стен города.

– Кое-что забыли, – врезается Иосиф, который, кажется, именно сейчас понимает Алтынай гораздо лучше меня. – Убийство сотника городской стражи. Без ответа и без каких-то действий.

– Теперь пиши в левый столбик. – Продолжает диктовать Алтынай, не прекращая забрасывать в рот орехи по одному. – Убийство сотника без ответа. Вызов Наместника, который не явился. Спасение старухи, которая вообще… чужая. Вызов дознавателя от Городской Стражи.

– Сюда же, – опять присоединяется Иосиф. – Закуп еды воинами Орды за золото. Договор о поставке рыбы. Защита бедного еудим от произвола Городской Стражи. Оплата услуг лекаря, спасшего старуху.

– Там всё не так просто, – поясняю, запнувшись на последнем пункте. – Файзулла работает бесплатно. Просто лекарства, которые нужны, стоят не так уж мало. Те деньги, что он назвал при всех, это ровно стоимость половины всех лекарств. За работу лично он не берёт вообще ни медяка, получается. Просто никто другой этого не понял, потому что нужно знать предмет изнури.

– Хм, не знал, – сводит брови вместе Иосиф. – Ну, пусть даже у него, как у постоянного покупателя, есть какая-то скидка у аптекарей, но всё равно… Файзулла, без сомнения, достойный человек, – поднимает глаза Иосиф. – Но речь о другом.

– Правый столбец – это то, что люди думают о местной власти? – с запозданием доходит до меня, потому что я бы сегментировал события в данном случае совсем иначе. Видимо, просто разница менталитетов… – А правый – то, что думают об Орде?

– О том, кто ведёт Орду; Орда сама не ходит, – назидательно поднимает палец Иосиф, победоносно глядя на Алтынай.

Забрасывающую в этот момент в рот очередной орех и не ведущую даже бровью:

– Нужно просто соблюдать Закон. – Пожимает плечами она. – Только и всего. А там, где действий Закона и Правил недостаёт либо не хватает, договариваются Ханы. Защищая интересы своих народов. Всё просто. – Она копирует победоносный взгляд Иосифа и забрасывает в рот очередной орех. – Эээ, а чего вы так смотрите? – она недоумённо переводит взгляд с Иосифа на меня и обратно.

– Мне кажется, почтенный Иосиф намекает на то, что от имени Базара, на котором у Степи есть теперь свои интересы, с Ханом Степи договариваться некому, – бормочу, поражённый догадкой. – По крайней мере, лично у меня возникает такая мысль, когда я гляжу на эти ваши два столбца.

– Чуть глубже, – удовлетворённо кивает Иосиф. – Базар – это сердце города. А город – это сердце и мозг Провинции. Я пока сам ещё всё обдумываю…

– Да ну, вы чего, – встряхиваюсь через три минуты.

В течение которых Иосиф тоже напряжённо думает, а Алтынай продолжает уничтожать орехи и мёд, предложенный Иосифом. Беззаботно таращась в сторону площади.

– Вы серьёзно? Прошла же всего какая-то пара дней, – продолжаю размышлять вслух. – Ну, пусть хлопнула Алтынай этого стражника… Пусть даже стражник был не из последних… Ну вызвала она Наместника после этого, а тот не явился. Ну спасли сегодня старуху. Но, кстати, все вместе же спасли; если совсем точно, то благодаря Файзулле? – вопросительно смотрю на собеседников. – Вам не кажется, что вы очень притягиваете за уши какие-то… – мне не достаёт слов в этом языке, чтоб полностью высказать всё, что думаю о таком «анализе».

– Какая главная угроза провинции в этом году? – как дедушка внуку, улыбается Иосиф, глядя на меня.

– Сейчас. Надо записать народы, их промыслы… – быстро включаюсь, повинуясь какому-то импульсу. – Угрозы у каждого могут быть свои…

– Не надо, – качает головой Иосиф всё с тем же видом дедушки перед внуком. – Всем вместе народам и промыслам, одна общая угроза, какая?

– Голод? – бросаю наугад.

Иосиф молча кивает и продолжает:

– А кто самый главный в Провинции (которой грозит голод)?

– Наместник, – хмурюсь.

Я вижу, по какому пути Иосиф меня «ведёт» своим анализом, но не понимаю, что находится в конце этого пути.

– А кто ещё, случайно и с недавних пор, не просто равен Наместнику, а даже как бы и выше него по положению? – продолжает злить меня елейной улыбкой Иосиф.

– Хан Орды, – медленно вдыхаю и выдыхаю. – С известным допуском, его дочь. Которая, в силу ряда причин, может и говорить, и действовать от его имени.

– От имени Шатра Хана, – вставляет Алтынай, – но это не важно… Слушай дедушку дальше…

– А кто платит золотом на базаре за товар, который мог бы взять силой? И которого у самих в избытке? – задаёт Иосиф вопрос, ставящий меня в тупик.

– Кто? – перевожу взгляд с него на Алтынай.

– Вот так иногда как дурачок, – бросает Алтынай Иосифу. – В основном – надёжный, заботливый, умный, предусмотрительный, смелый, добрый… А в самых простых вещах иногда – как дурачок. Я раньше думала, что издевается… Или насмехается.

– Твоя сестра, – говорит мне Иосиф, прерывая спич Алтынай. – Сегодня, при тебе. Покупая баранов.

У меня в голове с запозданием складывается головоломка и я с размаху, зажмурившись, хлопаю себя ладонью по лбу:

– Не сообразил!

– Я же говорю, иногда как дурачок, – безэмоционально комментирует Алтынай, по-хозяйски, уже самостоятельно, заваривая чай в чайнике Иосифа, на его же переносной жаровне. – Который за конями может табунов не увидеть.

– Это ещё не всё, – терпеливо и вежливо продолжает Иосиф. – Ненадлежащая работа стражи – это, конечно, прокол. Но кто сегодня заменил собой и стражу, и врача в первое время, причём помогая жителям города? На чьи налоги, по обычаям, это должно осуществляться?

– Я? – недоумеваю, не понимая намёка.

– Люди Хана Орды, – вежливо поправляет Иосиф. – Не важно, какие именно… Важно, что сделали работу стражи, бесплатно, плюс врач… И ничего не попросили в качестве оплаты. Вместо этого, попросили ещё раз людей Наместника прибыть на разговор. По поводу их же обязанностей. – Палец Иосифа снова назидательно взмывает вверх.

У меня в голове, наконец, укладывается подобие общей мозаики, в которую не могу поверить именно из-за дикости происходящего:

– Вы сейчас на что намекаете? – прямо в лоб спрашиваю Иосифа.

– Мда… Видимо, ваша сестра шутит с подтекстом, – уклончиво отвечает тот, отворачиваясь. – Хорошо. Давайте подождём часа Магриб, а потом дождёмся гостей. Желающих говорить со всеми нами. Только уже весь базар гудит о том, что Хан или его дочь отлично знают, как накормить свою Орду. Судя по происходящему. А голод – самый страшный учитель и лучший погонщик...

– Скорости мыслей, – заканчивает за старика Алтынай, разливая заварившийся чай в пиалы.

________

А мне приходит в голову, что иногда скорость реакции местных порой обгоняет ту, к которой привык я.

Бюрократия – бюрократией, но местную прямолинейность и скорость принятия решений тоже сбрасывать со счетов не стоит.

Взять хоть и зарезанного рукой Алтынай стражника…