Не та профессия, 1

Глава 9

— Такой зимний запас, даже не из мяса, смысл точно имеет, — задумчиво продолжает Алтынай. — Но я сейчас не понимаю, как заставить людей бросить привычный им род занятий и заняться тем, чем они никогда не занимались. Я даже не уверена, что у моего отца бы это сейчас получилось, — она вопросительно смотрит на меня. — Но я уже хорошо знаю тебя. Ты бы не начинал этого разговора, если бы у тебя не было готового решения. Так?

— Начну издалека. Что есть власть, сестра?

— Это чтоб все тебя слушались? Если ты что-то приказываешь?

— Это скорее следствие и результат самой власти… А как рождается изначальная причина власти? У тебя есть собственные мысли на эту тему?

— Тогда уважение. Плюс необходимость единоначалия. Под влиянием внешних причин, — уверенно отвечает Алтынай под моим удивлённым взглядом. — От этих двух родителей власть и рождается. Кстати, именно поэтому Еркену ничего и не светит… У его власти всегда не будет хватать одного из родителей, уважения; пока он сам не изменится, как человек. А он уже слишком стар, чтоб меняться.

— Ничего себе, какие интересные выводы… — только и могу сказать я. — Оказывается, в тебя тут не только малахаями бросали… Да. Ты сейчас описала самый вероятный путь у вас в Степи, где все кочуют. Где места хватает всем и где каждый волен сам выбирать свой путь. И где, если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь откочевать на пару десятков переходов в сторону. И там продолжать жить свободно и как нравится только тебе.

— Если ты так заговорил, значит, есть и другие варианты, — Алтынай упирает палец мне в грудь. — Я права?

— У меня нет готового ответа. Но есть мысли.

— Расскажи.

— Есть мнение, что в оседлых обществах (в отличие от кочевых) одновременно и источником, и результатом власти может быть возможность распределения. — Выжидаю паузу, пока до Алтынай не доходит полный смысл сказанного. — Только в нашем с тобой случае нужно сделать так, чтобы нам с тобой было, что распределять. Между твоими людьми.

— Интересно. Но пока всё равно не поняла, — честно признаётся она. — Ты явно что-то задумал. Ты недоговариваешь. Я не могу догадаться, что ты задумал, поскольку ты сказал только часть целого.

— Именно. — Удивляюсь второй раз за минуту; в этот раз тому, как она быстро ухватила суть понятия информация. — Но тебе и не нужно ничего понимать: не хочу тебя заранее обнадёживать. Я сегодня буду у реки, вернусь где-то через полдня.

— Хочешь, схожу с тобой? — вопросительно поднимает бровь Алтынай. — Только я верхом, пешком так далеко не пойду…

— Лично мне ты не помешаешь, — немного удивляюсь её предложению я. — Но я думал, у тебя есть чем заняться здесь? Не хотел тебя отвлекать.

— Заниматься особо нечем. Дочь хана принимает гостя. Все хозяйственные заботы распределены между другими женщинами. У нас тоже есть аналог вашего дежурства, о котором ты упоминал, когда рассказывал об армии. А у меня лично есть кое-какие привилегии.

— Раз топаем вместе, то слушай дальше. Есть ещё один момент. — Решаю в полной мере поддаться порыву и плыть по течению. Продолжая говорить, что думаю; и не взвешивать, что говорю. — Представь, что ты нашла нужные способы; как минимум, твоё стойбище посадило свеклу и собрало тысячу мерных мешков на этот год. И так же на следующий. И через год так же.

— А как это всё сохранить?

— Научу позже… Давай считать, что хранением вообще занимаются два человека, и их работа как раз и заключается в том, что запас в тысячу мерных мешков сохраняется круглый год… Давай назовём это неснижаемым остатком. На случай падежа скота и голода…

— Пока понятно.

— Вот теперь скажи. Что будет после этого?

— Мы не будем голодать, — полувопросительно отвечает Алтынай.

— Точно. — Киваю. — А соседи?

— А соседи будут, — начинает хмуриться она. — Мы, конечно, поделимся, но отдать всё не сможем.

— Продолжай, ты на правильном пути в своих размышлениях.

— Соседи начнут злиться и завидовать, — уверенно продолжает Алтынай после двух минут молчания. — Вернее, вначале завидовать, а потом злиться. Потому что работать, как мы, в других стойбищах точно никто не станет. А когда твой сосед добивается большего, чем ты, благодаря труду, люди почему-то чаще обижаются на этого кого-то. Не на себя. Считая, что это с ними Всевышний поступил несправедливо.

— В который раз поражаюсь твоей недетской широте ума, сестра, — улыбаюсь полусерьёзно, но искренне. — Для себя выношу попутный урок: дочерей хана, кажется, не стоит недооценивать…

— А то! Но и это не всё, — Алтынай, кажется, ухватила кончик моей мысли и теперь уверенно распутывает весь клубок. — Вначале соседи будут завидовать. Потом злиться. Причём виноватыми они сочтут нас, а не себя. Тут не буду объяснять почему, надо знать Степь…

— Не объясняй, — улыбаюсь. — Люди везде одинаковые…

— Но однажды настанет такой год, когда будет не просто голод. — Не слушая меня, продолжает она, увлечённая своей догадкой. — Ты понял… Вот когда голодная смерть начнёт стоять у них за плечом, они решат защитить справедливость, — ошарашенная собственными догадками, продолжает Алтынай. — И они начнут бороться за справедливость, как они её будут понимать.

— Подробности будут? Я не очень хорошо знаю Степь, — улыбаюсь. — В отличие от тебя. Как именно они будут пытаться защитить справедливость? И что именно они будут понимать под справедливостью?

— Попытаются всё отобрать у нас, — широко раскрыв глаза и глядя сквозь меня и коня, сама себе отвечает Алтынай. — Не останавливаясь ни перед чем… И свеклу, и морковь. А когда мы не согласимся…

— Именно. Не подумай, что я учу тебя жизни. Но я считал важным привлечь твоё внимание ко всей сумме проблем и тонкостей сразу. — Слава богу, понятием «суммы» она в результате наших бесед уже отлично оперирует. — Потому что, ты права, кое-какие планы у меня есть. И мои личные планы я пытаюсь продумывать хотя бы на пару шагов вперёд. А наследница хана тут ты.

— Ты именно учишь, — не соглашается она. — Но это и хорошо. Если б ты не объяснил… — она не продолжает мысль, переключаясь через минуту на следующую. — Мне иногда кажется, что ты даже умнее моего отца!

__________

Раушан-апа, тщательно скрывая улыбку, проводила взглядом и азара, гостящего у дочери хана, и саму Алтынай.

Когда он несколько дней тому брал у неё свеклу и морковь, предназначенные для коней, она изо всех сил скрывала своё раздражение. И старалась выглядеть радушной (впрочем, странное ощущение, что азара видит её насквозь, тогда никуда не делось).

Но потом, глядя, как рядом с ним буквально оживает потерявшая всю родню дочь хана, Раушан переменила своё мнение о нём.

Казавшийся поначалу лишним ртом и обузой, гость на деле ни минуты просто так не сидел. Другое дело, что то, чем он всё время занимался, поначалу было не понятно.

Однако уже через несколько дней, ползая по своему клочку очищенной от травы земли, азара выкопал примерно по одному малому бурдюку и моркови, и свеклы. С маленького клочка земли! Раушан единственная в стойбище тогда поняла, что он шаман: простому человеку такое не под силу.

Поняв, что под нескладной личиной чужака на самом деле скрывается кто-то достаточно необычный (просто не кичащийся этим), Раушан второй раз поймала себя на том, что переменилась в отношении к странному гостю: вместо ощущения обузы, лично у неё появилась в его адрес робкая надежда. Настолько робкая, что она даже себе в этом призналась не сразу.

Азара так активно чем-то постоянно занимался, что только почтенный возраст Раушан и помог ей понять: за всеми его действиями стоит какой-то единый замысел. Просто замысел этот ясен только ему самому.

К чужим начинаниям всегда следует относиться с уважением, это в Степи знает всякий.

И вот сейчас, они с дочерью хана зачем-то направились в сторону реки. Раушан проводила их взглядом, посмеиваясь: чужак по-прежнему не умеет ездить верхом. И даже не пытается научиться.

Вместо этого, он бежит рядом с рысящим конём, держась за седло. Справедливости ради, в своём беге он не сильно и отличается от коня, идущего рысью… Ещё, кажется, и разговаривать на бегу умудряется…

Видимо, раньше он просто рос где-то в другом месте: чтоб дожить до таких лет и не сидеть на коне — для этого определённо надо жить где-то за пределами Степи.

Хотя, этому азара и не всякий айгыр под седло сгодится: надо долго выбирать, потом долго тренировать.

Второй причиной благодушия старой Раушан в адрес азара стали слова её подруги Сауле. Прямо заявившей по секрету, что с дочерью хана тот именно что только ночует в одной юрте. Но больше — ничего такого.

— Девственна она ещё, точно тебе говорю, — уверенно шепнула Сауле на ухо день назад. — Вижу. Специально два дня присматривалась…

И верить Сауле в этом вопросе можно, потому что она — лучшая повитуха на десятки стойбищ уже много десятков лет. И такие вещи она действительно чувствует без ошибок.

Глаза Раушан уже не те, что были раньше. Но вдаль она по-прежнему видит хорошо.

Азара зачем-то забрался в середину реки и замер со своей палкой, стоя на камне. А дочь хана, отъехав по его взмаху руки на три полёта стрелы, расположилась на берегу и занялась своим жеребцом.

__________

Пробная рыбалка удалась. Правда, попутно пришлось использовать клинок своего шеста, потому что сделать острогу оказалось не из чего: во всём стойбище не оказалось ни единой ненужной подходяще палки. А до ближайших деревьев, по словам Алтынай, двигаться как бы не пару дней на лошади.

Несколько десятков минут ожидания на камне в середине течения полугорной реки оказались вознаграждены: какая-то крупная рыбина с красным цветом мякоти неосторожно проплыла в досягаемости моей руки.

А я своего не упустил.

Рыбина, правда, соскочила с клинка (никак для загарпунивания не предназначенного). Но она уже была убита, потому я её быстро догнал вплавь и уже вместе с рыбиной, под удивление Алтынай, выбрался на берег.

Алтынай поудивлялась моему умению плавать (у них, оказывается, плавать почему-то не умеет никто. СТРАННО. Мало информации, но настораживает повторно). Потом обрадовалась рыбе (тянущей, навскидку, килограмм на десять с лишним). И вот теперь, перекинув рыбу через пару каких-то хитрых ремней, свисающих с её седла, Алтынай мерно двигается рысью в сторону нашей юрты.

А я привычно бегу рядом.

Кстати, надо действительно будет попробовать научиться ездить верхом. Тут конь ещё и вопрос статуса.

А мне кажется, события заворачиваются так, что долго пренебрегать производимым впечатлением у меня не получится.

__________

Первый Магический Колледж.

Приёмная кабинета Декана.

— Господа, прошу проследовать со мной в офис Главного Военного Прокурора, что в южном крыле второго дворцового комплекса, — говорит Пун Декану и Валери, поднимаясь им навстречу из кресла примерно через два часа после встречи «за закрытыми дверями» в кабинете Декана.

— От нас что-то требуется? Есть ли какие-то моменты, о которых нам следует знать заранее? — интересуется Декан на ходу.

— Не думаю, — безмятежно отвечает Пун. — Лично мне ситуация более чем ясна. Что делать, тоже понятно. Просто будьте рядом.

__________

Южное крыло второго дворцового комплекса.

В крыле Главного прокурора открывается самая первая входная дверь и через приёмную, не останавливаясь, проходят Пун, Валери и Декан.

Адъютант вскидывается из-за стола, но Пун показывает ему из-за ворота формы какой-то жетон. Адъютант, явно удивляясь, садится обратно на место, не говоря ни слова.

Посетители из Первого магического Колледжа без стука входят в двери с табличкой «Дежурный прокурор», обнаруживая в кабинете сидящего за столом человека средних лет, склонившегося над бумагами.

— С кем имею честь, господа? — удивлённо поднимает на вошедших взгляд явно погружённый в работу человек, сидящий за столом.

— Служебная необходимость, — безэмоционально говорит Пун. — Необходимо ваше содействие. Во время выполнения задания…

— … Глава рода Бажи — очень большой человек. Бажи вообще немалый род, и такие же чины, — не спешит соглашаться чиновник. — Вы уверены, что учитываете все последствия?

— В списке моих обязанностей, учёт недовольных не значится, — едва заметно улыбается Пун. — Давайте каждый будет делать то, что должен? И не стараться думать за других? Или у вас какие-то иные соображения касательно служебных обязанностей?

Валери и Декан молча и с интересом наблюдают за беседой со стороны, не делая никаких попыток в ней поучаствовать.

— Проверка заявленного вами потребует времени. И усилий. — Спокойно глядя на Пуна, отвечает дежурный прокурор. — Прокурор не может задавать вопросы подобным образом до того, как убедится в виновности хотя бы на уровне личных впечатлений.

— Вы путаете роли и функции. Я бы мог согласиться с вами, если бы вы являлись источником какого-либо правового решения по данному вопросу, — Пун без приглашения садится в кресло для посетителей сбоку от стола и кладёт на стол какой-то жетон, который перед этим достаёт из-под формы и снимает вместе с цепочкой через голову. — Но в данном случае, речь о другом. Вы мне нужны исключительно в своей наблюдательной функции. А именно: как представитель службы, контролирующей соблюдение законности в Империи. Никаких функций дознания в данном случае от вас я не жду. Не присваивайте себе того, что вам не поручают. Пожалуйста. — Те, кто знает Пуна лучше, могут понять, что это было предпоследнее предупреждение.

При виде жетона, дежурный прокурор чуть меняется в лице и удивлённо смотрит на Пуна. Не прикасаясь к самому жетону.

— Да просто поднесите его к вашему служебному связному амулету, по которому связываетесь с Её секретариатом, — холодно усмехается Пун. — Подтверждение автоматически будет и запрошено, и получено.

— Никогда не сталкивался с таким раньше лично, — извиняющимся тоном говорит прокурор. С опаской глядя на жетон.

— Что не отменяет регламентов вашего взаимодействия. Ну если хотите, можете вообще послать в Секретариат за подтверждением нарочного, — пожимает плечами Пун. — Десять минут я подожду. Но прошу учесть. Как Соратник Её Августейшества, я уже подозреваю вас в нелояльности и пренебрежении служебными обязанностями.

— В чём суть вашей претензии? — серьёзно спрашивает, подобравшись, дежурный прокурор.

— Вы сейчас больше думаете о ритуале. О личном комфорте в общении с Родом Большой Двадцатки. А не о том, что от этого Рода исходит прямая угроза Престолу Её Августейшества. — Пун холодно смотрит на прокурора. — Лично у меня уже почти полностью созрело мнение, что вы сознательно затягиваете разбирательство. И прикидываете, как бы получше вставить лично мне палки в колёса.

— И в мыслях не имел, — качает головой прокурор. — Просто необычно и непривычно…

Декан с Валери заняли диванчик для посетителей у стены и с интересом наблюдают за развитием событий, ни во что не вмешиваясь.

— Такая война тоже начинается не каждый день. — Философски пожимает плечами Пун. — И провинции Империя теряет тоже не каждый день. Даю четверть часа. Проверяйте подлинность жетона; проверяйте соответствие моего реального статуса объявленному; делайте, что хотите. Я буду находиться тут. Но если через четверть часа я не получу от вас надлежащего содействия, это будет приравнено к отказу исполнить Её Личное Повеление. Со всей полнотой последствий для вас лично.

— Кем будет вынесено такое решение? — безэмоционально спрашивает прокурор.

— Лично мной. И поверьте, лично вам хватит и этого. — Пун спокойно смотрит в глаза прокурору. — Время пошло.