Глава 4

— А тебя как зовут? — спрашивает в ответ Алтынай, поскольку я, увлечённый анализом лингвистических реалий, по запаре забываю представиться в ответ.

— Атарбай, — говорю то, что автоматически приходит в голову.

В принципе, это не так и далеко от истины. Раньше, там, у меня по работе как-то даже был документ на фамилию Атарбаев. И в одном из рабочих чатов я был под ником «Атарбай».

— Ты не похож на нашего, — задумчиво косится на меня Алтынай. — Хотя говоришь, как наш. И ещё помог… Спасибо. — Кажется, она опять собирается всхлипывать.

— Ну, я не совсем и чужой, — размышляю вслух, раздумывая, что именно могу ей рассказать. — Но я сейчас не готов говорить о себе, давай чуть отложим… Ты лучше скажи, почему ты против того, чтоб мы с тобой догнали второй десяток и отбили стадо обратно?

— Мы с тобой? — искренне смеётся Алтынай.

Я начинаю хмуриться, и она, наклонившись с седла, хлопает меня по плечу:

— Не обижайся! Ты не понимаешь? Они все конные. Если бы мы даже их догнали, пятеро из десятка повернулись бы к нам. Остальные погнали бы стадо дальше.

— Я бы справился, — не углубляюсь в подробности.

— Атарбай, я не об этом, — смеётся в ладонь Алтынай. — Ну справился бы, а потом что? Как стадо обратно вдвоём гнать? Даже не вдвоём, потому что тебя можно и не считать. Мне одной? Я одна не смогу. Ты не гуртовщик, ты не сможешь ни как табунщик, ни как чабан, ни как пастух. А пешего ни одно наше стадо слушать не будет. Пешего стадо всегда считает врагом или хищником. Если ты будешь пытаться помогать мне пешком, то самки сгонят детёнышей в середину, станут кругом, а вокруг них самцы будут тебя отгонять и драться с тобой. А не идти туда, куда мне надо.

__________

Примечание.

По просьбе читателей, вставлять оригинальные слова языка не стал. Вместо этого, в тексте выделил подчёркнутым курсивом мало-мальски сходные аналоги. Я не уверен, что в русском есть свои родные обозначения для следующего (по крайней мере, у меня русский язык — родной, и я не встречал за 46 лет):

Шабан (чабан) = бақташы = тот кто пасёт баранов. СТРОГО БАРАНОВ.

Жылқышы = табунщик = пасёт лошадей. Есть свои тонкости. Начиная от видов травы и пастбища и водопоев и заканчивая длиной дневного перегона табуна.

Малшы = пасёт общую скотину (коров — баранов)

__________

Ты смотри, какие тонкости. Вот это я из вида упустил. Хотя и сталкивался раньше, в далёкой молодости; мог бы сообразить… Попутно отдаю должное её деликатности: когда она, перебросив своё седло на трофейного жеребца (или лошадь??? Хрен их разберёт…), спросила меня «Почему не седлаешься?», я задумчиво ответил вопросом на вопрос:

— Так они же осёдланы?

— Тебе подойдёт только этот или этот, — кивает на пару коней Алтынай, едва мазнув по ним взглядом. — Потому что ты очень большой. Остальные тебя не вынесут. А мой устал, потому возьму пока этого, — она кивает на ближайшую к ней лошадь, которая, как по мне, ничем не отличается от остальных.

— Так эти двое тоже осёдланы? — не понимаю её настойчивости.

— Так на них сёдла не для тебя, — посмотрела на меня как на ребёнка Алтынай. — Ты что, не видишь? Или ты не наш?

— Наш, но не во всём, — уклончиво отвечаю я и пытаюсь снять с ближайшей лошади седло самого большого размера.

Мгновенно замерев под дикий крик Алтынай:

— СТОЙ!!!

— Что такое?

— Ты совсем?.. — широко открывает глаза она. — Ладно, я уже поняла… Не наш ты. Кто к лошади сзади подходит?! Ещё и к незнакомой?!!

— Хм, ну не было у меня раньше лошадей. — Удивлённо развожу руками в ответ. — Что в этом такого? Не скажу, что вижу коней впервые; но верхом действительно никогда не ездил.

— Как это возможно? И сюда ты как тогда попал?! — ещё больше удивляется Алтынай, открывая глаза ещё шире. — Степь же вокруг?

— От гор Алатау пешком пришёл, — пожимаю плечами, похлопывая себя по бедру. — На своих двоих. Я в день пешком полтора перехода твоего коня делаю. А теперь ты мне скажи, какая лошадь меня увезёт? Вернее, сможет так везти?

— Ну, айгыр-аргамак, если северный, — задумчиво ответила Алтынай, оценивающе окидывая меня взглядом. — Где-нибудь пятилетний. Хотя и не всякий, ты прав… Такого коня, наверное, специально тренировать надо будет. А тот, что сможет, дорого стоит. Хотя, можно же было пару заводных взять? Это как раз на половину перехода в день дольше делать можно, ты не подумал?

— Вот не было у меня возможности на пару заводных, сестра, — ворчу, сражаясь с седлом (после того как подхожу к кобыле сбоку. Или к коню?). — Надо было торопиться. А до ближайших аргамаков было неблизко. Да и не факт, что мне бы их продали. И денег у меня с собой не было столько…

__________

Примечание.

Вот почему даже к собственным коням чабаны и жылкышы крайне не советуют подходить сзади. Да и не только к коням; к коровам тоже. И к верблюдам, см. самый первый кадр (это как раз верблюд, кажется). С 20-й секунды громко не ржать. 53-я секунда — в казнете было, что этот эпизод был насмерть.

https://www.youtube.com/watch?v=K7BVMkvM-p0

На закуску J расшифровка одного из эпизодов J

https://www.youtube.com/watch?v=gIY0-7J0cJ0

__________

— Тебе не сложно идти пешком? — бесхитростно спрашивает Алтынай.

Которая сама в итоге переловила десяток коней пуштунов, каким-то образом сгуртовала их (даже без бича!), затем расседлала своего коня, хлопнула его по крупу и, видимо, отправила таким образом к своим самоходом.

Помнится, нормальная лошадь в таких случаях всегда должна сама путь домой находить? В смысле, к стойбищу, где её обиходят и защитят. Расспрашивать подробно не стал, чтоб не выдавать своего полного незнания местных степных реалий. Хотя, конечно, кота в мешке долго не утаишь…

Затем Алтынай перебросила своё седло на одну из трофейных лошадей (а трофейное седло с той, соответственно, навьючила на очередную трофейную лошадь), помогла мне привязать малика в положении «вис через коня».

Потом, посмеиваясь надо мной, оседлала самого большого жеребца и запрыгнула в седло, даже не глядя на него.

Чтоб затем, недоумённо глядя на меня, спросить:

— А ты что, тут остаёшься?

— Гхм, сестра, давай рысью пойдём, — деликатно предлагаю своё решение, поскольку в своих способностях кавалериста совсем не уверен.

После пяти минут препирательств, Алтынай таки уговаривает меня хотя бы попробовать сесть на коня. Чтоб не идти пешком.

— Номад даже по нужде на коне отлучается! — смеётся она.

Я добросовестно несколько раз пытаюсь сесть верхом на самого большого коня из затрофеенных. В том числе, чтоб отвлечь её от тяжёлых мыслей о недавних событиях.

А потом мы с ней минут пять смеёмся.

Только она смеётся на лошади, а я на земле. Потирая ушибленную ногу. Хорошо, что как целитель знаю, как с этим справиться быстро.

В итоге мы с ней договариваемся, что она едет верхом и держит темп рысью, а я бегу рядом и сбоку, держась за её седло.

— Точно справишься? — с сомнением спрашивает она напоследок перед тем, как тронуть пятками своего коня.

— Более чем, — бормочу. — В крайнем случае, скажу тебе. Будешь меня учить сидеть на лошади.

— Это конь, не лошадь, — с досадой качает головой она. — И нет, не буду учить. Вернее, буду, но не тут и не сейчас. Тебе нужна лошадь поспокойнее. И постарше, тут таких нет.

Ничего себе. Оказывается, она ещё и возраст этих животных на глаз видит.

__________

Летнее (кочевое) становище.

Несколько человек собираются у крайней юрты, приветствуя странную кавалькаду: девочку лет двенадцати, которая рысит верхом; странного высокого лысого мужчину, бегущего рядом и держащегося за её седло; какого-то пашто, зачем-то связанного и перекинутого через седло, и ещё восьмерых лошадей, мерно трюхающих следом.

Среди встречающих странную процессию выделяется ростом мужчина лет пятидесяти, ещё крепкий, но с длинной седой бородой.

Он недовольно кричит девочке:

— Алтынай!.. — затем настороженно перебрасывается с ней парой фраз, после чего переводит внимательный взгляд на высокого лысого незнакомца:

— Есiмiн кiм? (как звать?)

— Атарбай. — Односложно роняет лысый в ответ.

— Руын кiм? — (из какого ты рода? Имеется в виду РУ — род, кочующий по степи и говорящий на том же языке).

— Тұл жетім. (круглый сирота)Хмуро бросает лысый. Затем о чём-то раздумывает пару секунд и нехотя добавляет. — Менің әйелім қоңырат руынан. (моя жена из рода конырат)

В этот момент связанный пуштун, висящий кулем через седло, начинает шевелиться, и всё внимание переключается на него.

А девочка подхватывает лысого чужака под руку и утаскивает куда-то вглубь, вероятно, в сторону своей юрты.

__________

Алтынай ведёт меня в одну из юрт, где раскатывает сегмент белой кошмы (кажется, это что-то почётное, но спрашивать сейчас не буду), ставит на кошму две пиалы и какой-то кувшин, потом добавляет сверху несколько хрустящих лепёшек:

— Извини, всё, что есть, — беззаботно пожимает плечами она. — Лучше смогу накормить только через пару часов. Не готовилась; нужно время. И ещё мяса у соседей взять, — тихо и застенчиво добавляет она в конце полушёпотом.

— Спасибо за гостеприимство, — усаживаюсь на пол, поскольку мебели в юрте нет, попутно касаясь ладонью лба. — Мир этому дому. — После чего мы с ней переходим на нормальный язык. — Мне этого более чем достаточно, спасибо ещё раз. Алтынай, а что дальше будет? У меня были свои дела, я не планировал здесь надолго задерживаться.

— Ты правда женат на конырат? — Алтынай пронзительно смотрит на меня, как будто хочет просверлить взглядом.

— Да, — удивляюсь в ответ. — Я действительно женат на конырат.

— Ты сейчас и говоришь правду, и врёшь одновременно, — она обличительно упирает мне палец в грудь, наклоняясь над кувшином через кошму. — Этот дом примет от тебя что угодно, кроме неправды. Пожалуйста, не лги.

— Да не лгу я! — с досадой отмахиваюсь, с запозданием думая, что повышенная эмпатия возможна не только вследствие упражнений доктора Лю.

Некоторым, похоже, она достаётся просто по наследству, как один из вариантов расширенной настройки мозга, что ли. Кочевники же действительно чувствуют, куда делось стадо; я с этим не только в этом мире сталкивался.

— Умерла моя жена. — Продолжаю после паузы. — Но из рода я не выходил.

— А дети? — серьёзно спрашивает Алтынай.

— Сестра, что тебе до моих детей? — удивляюсь в ответ. — Ты сама ещё ребёнок! Зачем это тебе?

— Ответь. — Она настойчиво смотрит на меня, и я почему-то сдаюсь.

— И дети вместе с женой.

— Я так и подумала, — кивает она каким-то своим мыслям и начинает разливать из кувшина по пиалам какую-то белую жидкость.

В которой я, попробовав, узнаю самый настоящий «живой» кумыс.

— Спасибо! — выдыхаю на одном дыхании, выпивая пиалу до дна и подставляя под кувшин для добавки.

Кстати, ещё одна деталь. Если за столом есть женщины, здесь мужчина сам себе ни чай, ни кумыс, ни каких-то иных жидкостей не наливает. Это надо просто знать, своего рода этикет.

А если мужчина начнёт первым что-то наливать женщине… Это может быть только мать или кто-то очень тяжело больной, — детали всплывают в голове сами собой.

— Я не маленькая, — продолжает Алтынай. — Был бы жених нормальный, уже и замуж можно.

— Ты это серьёзно? — закашливаюсь от неожиданности, подавившись куском лепёшки.

— Малахай ловлю. С ног не падаю, — пожимает плечами она как о чём-то, само собой разумеющемся.

А мне приходит в голову следующее воспоминание, которое тоже обычай: на день рождения, в девочку кидают большой меховой зимней шапкой (которая малахай). Пока девочка маленькая, она вместе с этой шапкой падает спиной на войлок, поскольку шапка может весить больше неё.

Как только девочка перестаёт падать от шапки, считается, что она уже выросла и готова для взрослой жизни. По крайней мере, обязанностей у неё здорово прибавляется.

В том мире, я слышал, в Средние Века уже даже замуж могли отдать. Хотя и не сказать, чтоб часто, — обычно ловить малахай начинали лет с десяти, а замуж выходили всё же начиная с четырнадцати. Если ничего не путаю.

Только пожимаю плечами:

— По мне, ты ещё ребёнок. Не обижайся.

— Как скажешь, — покладисто кивает Алтынай и добавляет мне в пиалу из кувшина.

— Так что дальше будет? — напоминаю о своём вопросе.

— Вначале мужчины допросят малика. Выяснят, куда погнали стадо на передержку, — поясняет Алтынай. — Потом часть наших отправится искать и караулить стадо, в том месте, где обнаружат. А другая часть поскачет к Наместнику: нам обещали, что кочевать тут дадут без притеснений. А пока… — Видно, что она хочет расплакаться, но в всё же сдерживает себя и продолжает. — Это не первый случай, когда скот и люди пропадают. Теперь понятно, в чём дело. Просто раньше никто не выживал. Из наших.

— Можешь пояснить насчёт наместника?

— У аксакалов есть тамга. Её нам дали от Великого Султана, когда предлагали откочевать сюда. Условия этой тамги нарушены. — Поясняет Алтынай. — Разобраться может только кто-то важный. Когда мы перебирались сюда, то был Наместник. Вот его наши должны попросить назначить суд Наместника.

— Какая ты не по годам умная, — улыбаюсь. — Для двенадцати лет.

— Мне тринадцать, — не соглашается она. — Я дочь хана. Бывшего… от младшей жены… В таких вещах разбираюсь. Интересы рода и правила их защиты — очень простая вещь. Если не лениться думать. — Заканчивает она под мой смех.

— Я от умиления, сестра! — поднимаю к плечам раскрытые ладони рук, не прекращая смеяться. — Просто для меня ты ещё ребёнок. А рассуждаешь очень мудро и по-взрослому.

— Я и есть взрослая, — хмурится Алтынай в ответ. — Малахай ловлю…

— С ног не падаешь. Помню. Тогда такой вопрос: я ещё чем-то могу помочь тебе? — Она задумчиво смотрит на меня, и я поясняю. — Мне надо идти дальше. Чем смог, помог. Причин, которые бы меня тут задерживали, я не вижу. Если вы дальше хорошо сами знаете что делать, я бы попрощался с тобой и направился дальше по своим делам.

— Ты же родич конырат, — сводит брови вместе Алтынай. — А конырат родня нам. Ты очень нам помог, а как же той?

Об обязательном празднике я, честно говоря, не подумал. И отказ от него тут сродни чему-то типа оскорбления: в данном случае, ничего не сделают, но зачем плодить обиды. К тому же, обстановка на данной местности здорово отличается по факту от того, к чему я потенциально был готов. Немного подумав, решаю задержаться и собрать дополнительно информацию. А может быть даже обзавестись чем-то типа документов…

— Прости. Не хотел доставлять вам неудобства. У вас сейчас и без меня забот по горло, — отвечаю после паузы. — А той это несколько вычеркнутых из жизни дней. Не хотел вас отвлекать.

— Ты точно не наш, — припечатывает Алтынай, серьёзно глядя на меня. — Видимо, твоя жена-конырат совсем плохо воспитывала тебя, Атарбай, мир ей на небесах.

— Гхм… вообще-то, там, где мы жили, считается, что муж должен воспитывать жену, а не наоборот. В том языке даже слово знаешь какое есть? Глава семьи, это о муже. Глава это голова, только короче, — пытаюсь объяснить на туркане кое-какие неместные реалии…

— Так считается и у нас. У нас муж тоже голова. — Покладисто кивает Алтынай, не по-детски глядя на меня. — Но жена — его шея. И голова будет видеть только то, что шея ей показывает. Это и есть воспитание друг друга в семье.

Я прыскаю от смеха, расплёскивая часть кумыса.

Который Алтынай, не меняя серьёзного выражения лица, мне подливает ещё.

Загрузка...