Немного безумия (СИ)

Глава 2

— Ты слишком всё усложняешь. — глоток водки прожёг мою глотку и выдавил из сморщенных глаз мужские слёзы. Ещё бы они не сморщились, от такой-то лампы над барной стойкой. Её белый свет мог сравниться с божьим приходом, если бы этот скромный парень рискнул посетить доходный дом. — Знаешь, как говорят у меня на родине? «Пан или пропал». И ты выбрал пан.

— У тебя на родине?.. — помнится, я тогда громко икнул. — Джеки, эта пословица людская до мозга костей! Вам, йолям, живущим в мире и гармонии с пичужками, она ни к чему. — мой товарищ знатно напыжился, но спорить не стал. В наших спорах он почти всегда проигрывал.

— Аристарх, есть ещё?.. — Джеки позвал бармена, но тот, по обычаю, ничего не делал или уснул в кладовке на треножном стуле. — Где ж этот старый хрен носится…

— Ищет старую редьку. — под бутылкой спиртного такой юмор казался мне верхом иронии. Странно, что меня не взяли в газету черкать коротенькие анекдоты или похвальбы герцогу.

— Аристарх!.. — полукровка свесился с барного стула и, заглянув под стойку, обнаружил там неоценимый клад. — Восемьдесят девятый год… сколько тебе тогда было, лет пятнадцать? — Джеки без лишней мороки вылил остатки водки на пол, а потом подышал в стакан. Стекло почти моментально запотело. — Прыщи, поллюции и мечты о славе.

— В восемьдесят девятом мне было двадцать три, я отучился на плотника и стругал полено. — не очень-то мечтательно, зато на жизнь хватало. Вспоминая те бородатые годы, можно и старенький фрак найти, а к нему приличный портсигар и даже галстук. Сейчас на мне редко заметишь галстук, последний раз я надевал его на новый год, когда ходил в гости к хозяйке моей квартиры.

Пара пьянчуг за столом чокнулись стаканами и выпили солодовый виски. После очередной рюмки кажется, что нёбо становится неуязвимым под любым градусом.

— Так, значится, и на чём мы остановились? — Джеки надул накрашенные блеском губы, словно самый суровый судья, выносивший смертельный приговор. — Отнёс ты эту несчастную до больницы, а потом… сбежал?

— Нет, нет, не сбежал. — быстро запротестовал мой пьяный разум. — Ушёл.

— Просто ушёл? — чуть покачиваясь на стуле, спросил Йоль.

— Да, просто ушёл. И знаешь, что? — я наклонил голову вперёд и заработал мигрень от лампы. — Ни капли об этом не жалею. — спасительный глоток. — Кто я такой, чтобы из-за глупых догадок чинить препятствия герцогской конторе?

— Ты детектив… по крайней мере, был им до сегодняшнего дня.

— Угу, а вечером я превращаюсь в летучую мышь и пью кровь. — давняя шутка. Наш общий знакомый, а ровно и бармен этого заведения, со страшной силой боится несуществующих вампиров и постоянно вешает чеснок на входе, как бы хозяйка не запрещала ему этого делать. — Твоя кровь самая вкусная, дорогой мой наркоман. — когда чувствуешь близкое поражение, в ход идут упрёки.

— Сегодня ни грамма в носу! — гордо заявил мой единственный знакомый и встал со стола, покачиваясь, как матрос… выпивший пару пинт водки. — На этой прекрасной ноте я с тобой прощаюсь, Джеймс.

— Э-э-э, мы же только начали. — я взглянул на пару пустых бутылок, а потом поднял глаза на часы. Стрелки стояли на отметке десять часов вечера. Незнакомые с баром люди обычно удивляются, когда видят их, правильно идущих, а затем пустоту у забитых досками окон. Никто не любит здесь пить: места мало, в холода, как сегодня, приходится носить куртку или свитер, а двери постоянно открываются под напором ветра. И это я ещё не упомянул запах чеснока изо рта Аристарха.

— Нет, детектив, мне надо идти работать. Если вы получаете свои грязные деньги обманом и ловлей рыжих девиц, то мы, Йоли из резерваций, вынуждены крутиться, как белка в колесе. — Джеки прихватил валяющуюся на одном из столов дамскую сумочку, вытащил оттуда увлажняющую мазь и принялся наводить марафет перед зеркальцем в руке. Не один раз он получал в морду от редких посетителей паба по вполне справедливым и обоснованным причинам, а слово «голубой» он слышит чаще, чем своё выдуманное имя. Но, справедливости ради, стоит сказать, что Джеки в общем-то нормальный парень и любит женщин, только уж больно следит за своим телом и сухостью кожи… ну, и трудится на благо самой древней профессии, а она обязывает держать имидж.

Поначалу я ненавидел Йоля за такой "проститутский" образ жизни, кривился при виде туши для ресниц или щипцов, а если ещё и замечал рядом с ним бигуди, то и вовсе тянулся за кастетом в кармане… Но со временем ко всему привыкаешь, даже к парню с таким набором джентльмена. По правде говоря, не будь старины Джеки, я бы давно повесился от одиночества. Хоть раз в неделю надо выпить в компании.

— Пойдём, я тебя провожу. Заодно развеюсь… — мы оставили бармену на чай, благо деньги у меня теперь водятся, и вышли из помещения в промозглый вечер. На узкой улице пахло дождём и самую малость дёгтем. Совсем рядом с пабом, в паре кварталов отсюда, стоял городской порт. Крики пьяных матросов, крики чаек и крики городской стражи были там постоянным явлением, мешающим местным спать. Мне лично они не мешали: я обычно приходил в квартиру пьяный и уставший.

— Холодно. — пожаловался Джеки, растирая примёрзшие руки. На нём было лишь тонкое рабочее платье и стайка бус, а под ногами высокие каблуки. С ними он почти доставал до моего роста и мы могли смотреть друг другу в глаза, правда, на его расширенные зрачки без слёз не взглянешь и потому я обычно отворачиваюсь, если он на меня смотрит. — Надо было надеть чулки.

— Надо было родиться мужиком и ходить в штанах. — сказал я очевидную вещь и шмыгнул носом. Осенние сопли ловили меня примерно в середине сентября и не отпускали до конца мая. — Неужели нельзя найти обычную работу? Пошёл бы на токарный станок. — ещё во времена моего детства деды не верили в прогресс и «магическое» оборудование, ходили по колдунам и сеяли кукурузу, в то время как рабочий класс постепенно забивал их фермерство в угол точными ударами по корпусу. Сейчас абсолютное большинство города — это солдаты, шлюхи и рабочие. Иногда они меняются местами.

— Станок? Станок, говоришь? — искусственно, как и всё в нём, запротестовал Йоль. — Видишь мои руки, видишь? Кожа, словно шёлк! Таким рукам не по нраву десять часов подряд работать на убой, а потом идти домой и бить жену.

— А если бить только по праздникам?

Мы засмеялись на всю улицу, подрабатывая на полставки вместо будильника. И всё равно, что сейчас ночь на дворе и люди спят, лично мне веселей некуда.

С горем пополам, кое-где на карачках, мы добрались до главной достопримечательности в городе — улицы красных фонарей. Обычно, если место сгнило с головы, то единственной интересной его частью являются бордели и пабы. Какова ирония, что в большинстве городов действительно больше ничего и нет кроме паба, где можно нажраться, как свинья.

— Ну, дальше я как-нибудь сам.

— Уверен? В прошлый раз тебя избили прямо перед входом. — и мне пришлось тратить свои кровные на мазь от гематом, потому как все деньги йоля ушли какому-то барыге.

— Сейчас у нас усиленная охрана. — мы пожали друг-другу руки и разошлись по своим углам. Джеки в «Красную девицу», а я к себе домой.

Самым нелюбимым моим делом являются прогулки по городу. Не из-за слабых ног, а из-за вопиющего страха отхватить в бубен чего лишнего. Тёмные кварталы, разбитые фонари с выкраденными лампочками и редкий, но от того не менее пугающий вой собак, что дерут соседских котов, настораживает и заставляет как бы невзначай ускорить и без того быстрый шаг.

Получается, до доходного дома я почти бежал, хлюпая по дождевой воде на брусчатке.

— Мистер… мистер!.. — я выхватил складной нож и моментально спрятался за мусорный бак, стоящий у заднего входа в дом. Надеюсь, мои плечи тогда не сильно дрожали.

У открытой двери, с которой шёл приятный жёлтый свет, стоял крепкого вида мужичок в потасканном пальто и грубых, затвердевших сапогах. Осмотревшись, я пришёл к выводу, что стоял он там совершенно один.

— Что надо? — нож я предпочёл убрать, хотя всё ещё был наготове рвануть, как по сигналу пистоля.

— Я Чейз Крамер. — полноватый субъект достал руку с кармана и вытянул её для рукопожатия. Опасаясь шального удара, я медленно схватился за мозолистую ладонь с въевшейся в ногти грязью и крепко её пожал. — А вы ведь Джеймс Браун?

— Зависит от того, как вы обо мне узнали. — я не очень популярная личность в городе, но если уж меня увидел, то вовек не забудешь. Гуще щетины вырасти не может, с неё можно делать щётки для ботинок.

— Я знаком с Клайвом. — сказал Крамер, как будто имя «Клайв» мне о чём-то говорит.

— Это ещё кто?

— Ну как же вы не помните! Это ж главный механик с сталелитейного завода, вы у него собаку нашли… — какой позор: теперь меня узнают благодаря тому, что я нашёл вшивую моську весом в пару крупных яблок. Собака сбежала из дому, жена механика отчаялась и тот нанял мою персону. Собаку я нашёл в прогнившей подвальной разливайке, где бобика успели обстричь и откормить на одну пятую его веса.

— Ах, припоминаю. И вы его друг?

— Нет, что вы, я ж обычный мужик, куда мне с механиками брататься… — у рабочего класса довольно суровая субординация. — Он просто настоятельно рекомендовал мне посетить вас, потому как моя проблема, — то ли я такой страшный, то ли тема разговора так щепетильна, но глаза Чейза Крамера стали на мокрое место и не думали оттуда возвращаться, — тесно связана с вашим ремеслом.

— И что вы от меня хотите? — почти уверен, что надо найти поганого любовника жены. Хорошо бы, если у любовника окажется меньше наличности, иначе я рискую потерять след и зайти в тупик с мошной монет за пазухой.

— Я… ох… — мужчина утёр слёзы сразу двумя руками и достал пожухший платок мерзкого, зелёного от соплей цвета. — Я потерял дочь. — тут нужен некромант со стажем или копатель могил.

— Потеряли? — я немного недоумённо посмотрел на рабочего. — На вокзале или в порту…

— Нет, нет, я не так выразился! — оборвал мои догадки мистер Крамер. — Мою дочь кто-то украл.

— Сочувствую. — дети в наше нелегкое время пропадают часто. Например, от богатых педофилов или от идиотов, мнящих себя чёрными колдунами с одной потрёпанной книжкой, да и от тех же подрядчиков, коим детский труд за бесценок нравится несравненно больше, чем уплата мужику, что в случае несправедливости может и бока намять. — Аванс равен трём золотым.

— Погодите, что значит «аванс»?

— Одна пятая от оплаты всего заказа.

— Это ж глупости! Вы же ещё не нашли мою дочь. — чувствую, с таким отношением и не найду.

— Детективы не работают забесплатно, особенно при пропаже людей. Кто знает, может её уже по кускам скинули в море. Где гарантии, что я получу хоть что-то?

— Не несите чушь! — мне на секунду показалось, что Крамер набросится на меня с кулаками. — Она жива-здорова, просто немного заплутала.

— И сколько она плутает? — с едкой усмешкой спросил я скрягу.

— Семь дней.

— Сколько?! — мой голос чуть не сорвался на крик. О пропажа говорят максимум через день после того, как не нашли ребёнка, а не через четверть месяца. Всё, что могло остыть, давно остыло.

— Я не сразу к вам пошёл, для начала я написал заявление в полицию, — доблестные стражи закона не смогут найти даже своего товарища в освещённой комнате. Их места давно заняты сынками мелких дворян, которые ловко получают жалование и при этом ещё хитрее не получают ровно никаких знаний о сыске, — мне пообещали, что передадут всё куда следует, а когда я пришёл на следующий день, то мне сказали, что дело только проходит стадию подтверждения! Подтверждения! — повторил Крамер, чтобы я точно всё понял. — У меня в доме дочери нет, а им подтверждение подавай! Только через три дня пришёл следователь, от него разило выпивкой похуже вас, — как следователь ещё не умер от такого количества алкоголя — загадка века, — он что-то там написал, опросил соседей и потом просто-напросто ушёл! И больше ко мне никто не приходил. Я каждый вечер бегу после смены в их мышкину контору, но они говорят, что по делу ничего ещё нет, а сегодня так и вовсе выгнали меня, потому что я им, видите ли, мешаю!

— Аванс возрастает до шести монет. — складки на лбу Чейза превратились в страшную гримасу. — В первый день вероятность найти пропавшего крайне высока, во второй день она в два раза меньше, а в третий ещё в два раза меньше. Далее посчитаете по аналогии. Вы же умеете считать?..

— У меня всего две монеты. — Крамер достал купюры, равные двум золотым. — Через три недели будет ещё пять серебряных, но больше пока нет.

— Тогда мне нечего вам предложить. — я обошёл Крамера и направился к своей уютной квартирке.

— Погодите! — грубиян ухватил меня за плечо и чуть не вывернул его на изнанку. — Я могу продать свои часы, за них дадут ещё монету. Согласны?

— Помножьте ваши средства на два и тогда можете приходить. — я откинул руку Чейза и уже поднялся на первую ступеньку, но тот опять остановил меня, схватив за рукав, как весенний клещ из леса.

— Вы что, не понимаете, человек пропал!

— Это очень грустно. — с большим трудом я отлепил жучка от своей куртки и с приличной скоростью погнал по лестничной клетке. Крамер, этот обнаглевший пролетарий, рванул за мной на всех парах, чуть не сбив со стены картину.

На узкой лестничной клетке я по обыкновению поскользнулся на ковре и упал, отбив локоть. Когда мой поддатый организм попытался встать, то меня повело в сторону, и с ужасным бурлением в животе я свалился в угол, сев на плошку с подвязанным цветком.

— Твою мать… — палка больно упёрлась в спину и, возможно, порвала мою единственную куртку.

— Мистер Браун, не убегайте! — запыхавшийся рабочий догнал меня на переходе между вторым и третьим и подошёл к развалившейся куче. — Умоляю, смилуйтесь! Я найду деньги, поставлю на продажу дом! Не знаю, купят ли его, но в случае чего отдам дом вам! Он хороший, двухэтажный, крышу сам делал…

— У меня уже есть недвижимость, и думаю, в районе получше вашего. — я опёрся на тонкую стенку и потихоньку начал подымать отбитый зад. — Мой вам совет — найдите деньги и приходите. Дешевле нигде нет, а пройдёт пару дней и цена вообще возрастёт до десятки.

— Вы жулик! — разгневанный отец подошёл ко мне с понятными намерениями, и я с превеликим удовольствием вытащил нож. Любой портовый драчун избил бы пьяного храбреца так, что мама не горюй, но обычный обыватель ножей очень боится.

— Не подходи, гад, а то так исполосую, что дочурка не узнает!

— Чтоб ты сдох, сволочь! — рабочий плюнул мне под ноги и, громко топая, начал спускаться к выходу.

Не поверите, когда-то я помогал и таким фантазёрам с пустым карманом, но, постепенно, прячась от снега под самодельной палаткой, я приходил к выводу, что получать за свой труд деньги куда лучше, нежели получать скромную благодарность.

— Ох… — силы мои закончились, поэтому я выронил нож и повалился на всё тот же цветок. Блевать хотелось, аж жуть берёт. — Твою мать…

— Джеймс, что вы тут делаете! — прощебетал звонкий голосок с третьего этажа, предвещая большую беду. — Ой, Джеймс, что с вами! Вас никто не обидел? — хозяйка доходного дома подлетела ко мне надоедливым воробьём и начала ходить вокруг да около, не зная, как подступиться к пьяному мужлану. — Вы опять напились? Я же говорила Аристарху, чтобы он вам больше не наливал!

— Я не пьян! — заревело существо внутри меня на всю лестничную клетку и попыталось встать, но было моментально сражено земным притяжением. В неравной борьбе плошка окончательно лопнула, рассыпав землю на ковёр.

— Нет, вы пьяный и бесстыжий!

— Когда я выпивал, тебя ещё на свете не было, так что не надо тут!.. — я грубо высказал наглой девице с волосами до пятой точки всё, что я о ней думаю. Обычно, после таких закидонов, мне приходиться извиняться с цветами и валяться в ногах у хнычущей хозяйки, как псу. Она, конечно, поревёт своё, но потом точно простит и даже принесёт ножку курицы на ужин.

— Вставайте, вам надо поспать! — всегда удивлялся силе этой хрупкой девушки. С рвением быка она ухватила меня за шкирку и с писком подняла к себе на плечо. Да какое плечо — гладкое, белёсое и такое же хрупкое, как она. Мужчины вились за хозяйкой доходного дома толпами, а по вечерам мы с Джими неизменно слушали разного качества серенады. Однажды один поэт написал целую балладу и Маппи(так зовут хозяйку) ему громко хлопала, мило смеясь до ямочек на щеках.

Когда местом заведовал её отец, тут было много хуже: он бил наглых посетителей, запрещал Аристарху вешать чеснок, никогда не убирал в коридорах и пару раз даже выгонял меня за просрочку. Маппи — другое дело, она требует с меня денег месяцами, но и не заикается о том, чтобы выгнать… именно из-за этого я перестал задерживать деньги, потому как стыдно стало хуже некуда.

— Маппи, золотце, я тебя люблю! — я попытался обнять мою кормилицу, но не рассчитал силы и мы чуть не упали на дверь мой квартиры. — Проси, что хочешь! Хочешь платье, будет платье! Хочешь цветов, будут цветы! А если хочешь потанцевать…

— Мистер Браун, я очень хочу спать, а вы меня разбудили. — девушка перебила моё праздничное настроение на корню. — Мне завтра в шесть утра идти за углём и я должна выспаться.

— Ах, этот поганый уголь! Да я его… — меня повалили на кровать, сняли куртку и сапоги, а после плотно прикрыли дверь с другой стороны.