Александр Первый, стремительным шагом направляющийся в свой кабинет, кипел от возмущения. В первые дни после возвращения Алексея из ссылки — а по другому назвать это было сложно — он вёл себя идеально. Не мозолил глаза, отсиживался в укромном уголке императорской библиотеки, не дерзил, не смотрел своим наглым, пронизывающим до глубины души взглядом, как сегодня… В голове снова зазвучали последние слова ненавистного финского мальчишки:
— Что — иначе, Ваше Величество? Устранили бы меня лично?
Щенок! Молокосос! Да как он посмел?!! Слишком часто в последнее время оказывался в центре внимания, вот и возомнил о себе невесть что! И это его везение, это проклятое везение… Сколько раз уже все могло устроиться само собой — так нет же! Каждый раз, оказываясь на грани — жизни и смерти, чести и позора — он не просто выходил сухим из воды, а ещё и с богатым уловом. Взять хотя бы случай с англичанином — ну казалось бы, ославился на всю столицу, осрамился… А ему — и извинения мировой державы, и выгодный брак…
Когда обсуждались условия брачного договора- предлагал ведь российский император кандидатуру наследника престола, оказал великую честь! А эти треклятые англичане посмели воротить нос! Их, видите ли, устраивал только Алексей.
Конечно, немалую роль сыграла дурная слава, что связывается с именем Владимира Романова. Старший сын — нет, единственный сын! Его боль, его крест. Уж не потому ли, что оттолкнул в своё время приемного ребенка, он потерял и своего?! Куда делся забавный пухлощекий малыш с ясным взглядом и открытой улыбкой? Каждый раз, глядя в воспаленные, красные глаза Владимира, планомерно уничтожавшего себя алкоголем и распутством, отец с ужасом понимал — все меньше в них человеческого…И откуда бы взяться сейчас народной любви к наследнику, если от его рук страдают и гибнут люди? Нет в нём сострадания, нет моральных принципов. Играя, в детстве Володя безжалостно ломал деревянные фигурки солдат. И с тем же чувством превосходства, уже повзрослев, оставлял на своём пути сломанные судьбы и отобранные человеческие жизни. Закрывал Александр глаза на многое, да. А кто бы не пытался выгородить своего ребенка? Да ещё и ущербного, лишенного даже намека на магический дар. Может, и в этом причина озлобленности наследника? Трудно, должно быть, жить слепым в мире зрячих. Как же все связалось в один узел — не развязать!
Когда случилось покушение на Алексея, когда увидел император этот злосчастный кинжал… Шок, неверие, негодование — целый шквал эмоций нахлынул на него. И боялся он сам себе признаться — где-то глубоко, под всем возмущением таилось и разочарование. Да, наследник пытался защитить своё законное право на престол — но как бездарно и глупо! И даже это дело он не смог довести до конца…
И на этом фоне все действия, решения и поступки Алексея не могли не вызывать восхищения. Наивный, не знающий жизни, руководствующийся благородными принципами, почерпнутыми из книг, он, тем не менее, завоёвывал сердца простых людей. И будь родным сыном — как можно было бы гордиться его самоотверженностью, когда он спасал людей, вытаскивая из полуразрушенного здания кофейни! Как благоговеть перед его душевным порывом помочь пострадавшим деньгами и добрым словом! Если бы он был родным… А так, слушая подробный рассказ своих осведомителей о том, как юный цесаревич с сёстрами посетили лазарет, как их участие и сочувствие отзывались радостью и любовью среди народа, император ощущал, как в нём рождается и растет ослепляющий гнев. Как смеет этот мальчишка, пригретый на груди, так ядовито жалить?! Уже сейчас на улицах чуть ли не скандируют его имя, в церквях и храмах горят сотни свечей за его здравие. И захоти он, народ на своих плечах внесет его на престол!
Император невольно застонал от нахлынувшей боли, стал массировать левую сторону груди. Давно пора было обратиться к лекарям, но время, время… Его катастрофически не хватало. Вот и сейчас тупая ноющая боль разливалась внутри, глухо отдавала в руку. Прилечь бы, расслабиться, забыться — но нет, дела, вечные дела… Все требует неусыпного внимания, и нет опоры, нет достойной замены, и нет числа черным мыслям, одолевавшим российского самодержца в последнее время…
Взбудораженный жестким разговором с императором, я долго расхаживал по комнате, пытаясь осознать все, что было сказано. Если убрать эмоции, главным открытием для меня было то, что мой предстоящий брак стал для меня своеобразным щитом. Страдая от того, что и женят меня, не спросясь, и невесту выбрали не по душе, я ни разу не дал себе труда задуматься о том, что породниться с ближайшей родственницей английской королевы — это значит обрести могущественного союзника, обладающего огромными связями и средствами. И мне было, что предложить в ответ — думаю, леди Маргарет вряд ли откажется от возможности примерить титул императрицы Российской империи!
Я чувствовал, что появляется все больше тем для предстоящей беседы с графом Джоном Джорджем Лэмбтоном. И как же медленно тянулось время!
Я попытался отвлечься, взяв книгу, но поймал себя на том, что читаю одну и ту же строчку уже пятый раз, так и не вникнув в её смысл. Раздраженно захлопнув массивный том, я кинул его на прикроватный столик, и вновь начал вышагивать по комнате. Спокойствие и решимость, которые охватили меня после разговора с императором, стали уступать место нервному метанию. Наверное, окажись сейчас рядом со мной друг, который поддержал бы добрым словом, одобрил мои планы, разделил бы со мной мои опасения — мне было бы легче.
И тут, словно услышав меня, в дверь тихонько царапнулись. В комнату проскользнула Светлана, огляделась и нерешительно замерла у входа.
Я кинулся к девушке, схватил её за руку и потащил к креслу.
— Ну что? Ты что-то сумела разузнать? — усадив её и устроившись напротив, взволнованно спросил я. Девушка поерзала, вздохнула и виновато посмотрела на меня.
— К сожалению, практически ничего. В основном, сейчас при дворе обсуждают ваш с сёстрами сегодняшний выезд. В политическом плане это прибавило тебе столько популярности, что я не удивилась бы, если бы оказалось, что устроили этот взрыв те, кому выгодно посадить тебя на трон!
Увидев мое лицо, наливающееся краской ярости, она поспешно замахала руками:
— Успокойся, это я неудачно пошутила! Да и потом, вряд ли кто-то из твоих сторонников мог бы предположить, что в такой ситуации ты станешь рисковать своей жизнью ради других… Да и вообще, слишком велик был риск, что ты и сам можешь погибнуть.
Что касается виновника — говорят, что видели человека, бросившего тот боевой артефакт в кофейню. Более того, есть свидетели, найденные дознавателями Тайной канцелярии, что утверждают, будто его сразу же скрутили и потащили куда-то в проулок какие-то неприметные господа. Но в той неразберихе никто не сумел запомнить ни самого бомбиста, ни тех, кто его повязал.
Светлана развела руками.
— Предположений высказывают много — и что это происки анархистов, решивших уничтожить представителя правящего рода, и что это месть родственников графа Беркли тебе, и что это дело рук Владимира, решившего убрать соперника в борьбе за трон.
— А что думаешь ты? — резко спросил я. Убедившись, что девушка отличается не только миловидностью, но и острым умом, я хотел узнать, какая из версий ей кажется более вероятной.
Она задумчиво покачала головой.
— Слишком мало нам известно, чтобы делать выводы. То, что взрыв произошел именно в тот день, когда там был ты — не простая случайность, это несомненно. Если бы ты решил посетить эту кофейню инкогнито, отправившись на менее приметном экипаже, не окружённом несколькими десятками гвардейцев — можно было бы вычислить, кто знал об этом, кто мог организовать покушение… А так — пол Петербурга могли видеть, как ты едешь по городу, проследить за вами было несложно. Одно могу сказать определенно — я не думаю, что это был Владимир…
Я изумленно глянул на неё. Сам-то я считал, что это наиболее вероятная версия. Да и допустить саму мысль, что, кроме наследника, я обзавелся ещё одним безжалостным врагом, было страшно.
— Понимаешь, я видела, как ему сообщили о происшедшем. Удивление, что мелькнуло в его глазах, было неподдельным. Да и не его это стиль, я уверена, что сейчас его заветное желание — убить тебя лично, видеть, как жизнь по капле покидает тебя…
Переглянувшись, мы задумчиво замолчали. Я размышлял о том, что некоторые ответы на мучающие меня вопросы я смогу получить уже завтра. Терзало меня смутное подозрение, кем были эти неприметные господа… Ну что ж, не зря говорят, что утро вечера мудренее. Какие мысли крутились в очаровательной головке Светланы, я не знал. Но она сумела меня удивить, когда нерешительно спросила:
— Алексей… Ты позволишь мне сегодня остаться с тобой?
Разве мог я ей в этом отказать? Обнимая в темноте её нежное, податливое тело, я обрёл немного душевного покоя, пусть всего лишь на эту ночь…
Проснувшись утром, я обнаружил, что девушка уже успела ускользнуть. О том, что ночь я провёл не один, напоминал лишь сладкий аромат её духов, оставшийся на подушке.
Поспешно вскочив с кровати, я бросился умываться, впопыхах выпил чаю, и вышел узнать, не было ли каких известий от князя Тараканова. Ответа на мое письмо пока никто не доставлял.
Тренировка с Черкасским прошла без особых эксцессов, ограничения пока никто не отменял, поэтому я снова погружался в свой внутренний мир, отрабатывая взаимодействие со своим источником. Но мысли, одолевавшие меня, не давали выполнить все так, как требовал Олег Гаврилович. Поэтому сегодня расстались мы после занятий, глубоко недовольные друг другом. Мне казалось, что он излишне ко мне придирается, ему — что я недостаточно усерден.
Вернувшись к себе, я увидел в приемной человека, одетого в ливрею с символами рода Таракановых. С глубоким поклоном он передал мне записку от Валентина Михайловича, сказав:
— Велено вручить лично в руки… Ответ будет?
Я развернул листок, на котором была лишь одна фраза: «Ждем к обеду»…
— Передай, что буду.
Я лихорадочно кинулся к гардеробу, зарывшись в ворох вещей. После наглядного урока, преподанного мне сестрами, я осознал, насколько важен внешний вид. Поэтому весьма придирчиво выбирал костюм для сегодняшней встречи. После долгих раздумий выбрал тёмно-синий строгий мундир со стоячим воротничком. Сам по себе он казался лаконичным до простоты, но дорогая ткань и то, что он идеально сидел на фигуре, создавали очень выгодное впечатление. Дополнив наряд черными брюками, я счел, что готов ко всему. И велел закладывать экипаж.
Сначала мелькнула мысль заехать по пути к Нарышкиным. Но я ее отбросил. Времени до обеда у Таракановых оставалось мало, а брать Дарью и Ивана с собой я не мог. Предстоящий разговор с английским дипломатом должен был произойти с глазу на глаз. Решив, что посещу друзей уже после, я отправился в путь.
Всю дорогу я мысленно репетировал свою речь, обращенную к графу. Злился, чувствуя, что никак не могу выразить свои мысли правильно, так чтобы не оставалось никаких недомолвок. Снова и снова прокручивая фразы в голове, я и не заметил, как прибыл к особняку Таракановых.
Сегодня за столом присутствовали только я, сам Валентин Михайлович с Петром, и граф Дарем. Напряжение, царившее во время обеда, было таким плотным и осязаемым, что его, казалось, можно потрогать руками. Несмотря на изобилие пищи, я не мог с уверенностью сказать — было ли вкусно… Каждый кусок, который я усилием воли пропихивал в горло, казался картонным. Наконец, эта пытка кончилась. Хозяин дома учтиво пригласил меня и графа пройти в кабинет. Я вскочил, чувствуя, как в голове образовалась гулкая пустота, и даже те корявые фразы, что так мне не нравились по пути сюда, без следа исчезли… Заметив мое смятение, Валентин Михайлович ободряюще мне улыбнулся. Налив нам в крохотные рюмочки темную жидкость, пахнущую травами, из пузатого графинчика, он поднял свою и произнёс:
— За понимание!
Одним глотком осушив рюмку, я почувствовал, как напряжение отпускает меня. Одобрительно кивнув мне, князь покинул нас под предлогом того, что необходимо отдать распоряжение по поводу чая и сопутствующего угощения.
Мы с графом неотрывно смотрели друг другу в глаза. Не знаю, что сумел он прочитать в моих, а я так и не смог понять, что таится за его бесстрастностью.
— Ваше Высочество… — прервал англичанин молчание. — Я хотел бы выразить вам своё безмерное уважение и восхищение тем, как вы повели себя в непростой ситуации…
Я раздраженно отмахнулся.
— Я делал лишь то, что считал правильным. Но вы правы, речь сегодня пойдет и об этом инциденте… Граф, как я понимаю, ваши люди были свидетелями того взрыва?
Посол помедлил, затем кивнул.
— Как я и говорил вам, наши агенты с недавних пор постоянно находятся рядом с вами. К сожалению, предотвратить взрыв они не сумели, за что понесли заслуженное наказание, тем не менее…
— Это они сумели схватить того, кто бросил артефакт в окно кофейни? — в упор глядя на него, спросил я в лоб.
— Откуда вам это известно? — удивленно приподнял он бровь. — Впрочем, да, именно они. К сожалению, узнать, кто был истинным виновником, замыслившим это злодеяние — не удалось. Кто-то хорошо поработал с этим человеком, как только мои люди перешли к интенсивному допросу, сработал психологический блок, установленный явно мастером своего дела. В итоге у нас на руках оказался совершеннейший идиот, пускающий слюни. Как вы понимаете, вместе с его рассудком бесследно пропали и те знания, что содержались в его голове. Но мы не опускаем руки, отрабатываются все связи этого человека, восстанавливаются все его действия за последние дни. Дайте нам немного времени, Алексей Александрович, и мы укажем вам на истинного виновника этого теракта!
Я кивнул, принимая его обещание. Затем, собравшись с духом, встал и принялся расхаживать по кабинету. Глухо произнес:
— Как вы понимаете, я не только об этом хотел с вами поговорить. Давайте откровенно — я понимаю, что моя судьба вас волнует только в связи с предстоящим брачным союзом с леди Йоркской. И наверное потому, что я знаю истинные причины вашего участия и предложений о всяческом сотрудничестве, я склонен вам доверять. Желая лучшего для высокородной леди из королевского рода Англии, вы поспособствуете и укреплению моих позиций в империи.
Скажем так — Каин попытался совершить своё черное дело. Авель выжил и поумнел. И теперь желает стать единственным сыном!
Англичанин внимательно смотрел на меня, словно пытаясь понять, не пожалею ли я о своих словах, не пойду ли на попятный. Я с мрачной решимостью взирал на него. Он встал, одернул свой сюртук и склонился передо мной. И впервые в его поведении я увидел не только аристократическое воспитание и отточенные годами хорошие манеры, но и искреннее уважение ко мне.
Покинув особняк Таракановых, я отправился к Нарышкиным. Однако, застал дома только Ивана. Тот, сосредоточенно хмуря лоб, восседал за отцовским рабочим столом, копаясь в бумагах. На мой вопрос о Даше, он сказал:
— Так она маялась-маялась, потом собралась к тебе. Сказала, что переживает за твое здоровье. Мол, только недавно ты отошел от того ранения, а потом ещё и перенапрягся во время взрыва в кофейне. Беспокоилась, что могла снова открыться рана.
Меня вдруг кольнуло какое-то недоброе предчувствие. Я напряженно спросил:
— Почему же ты отпустил её одну?
Иван досадливо махнул рукой.
— Да разве можно было её удержать? Девчонка ж огонь, чуть что не по её — вспыхивает моментально. А мне моя шкурка дорога в целом виде… А сам поехать с ней никак не мог. Вот, видишь?
Парень указал на кипы документов, угрожающе кренившихся в его сторону. Казалось, вот-вот эти бумажные башни рухнут, и несчастный Иван окажется погребенным под ними…
— Отец взялся за меня всерьёз, — пожаловался он. — Сказал, ты мой наследник, вникай во все мелочи, в управлении делами нет незначительных деталей… Вот, теперь изучаю зависимость удоев кур от политической обстановки в Африке!
Мы расхохотались. Но тревога до конца не улеглась, я недоумевал, почему так беспокоюсь. Тем не менее, решил поторопиться.
— Вот что, я, как твой цесаревич, повелеваю отложить все дела! Собирайся, будешь меня сопровождать. А с делами разберемся вместе, когда вернемся с Дарьей.
Иван обрадовано отпихнул чернильницу с пером, вскочил, потянулся, захрустев всеми суставами…
— Если ты опять угостишь нас теми незабываемыми десертами вашего кондитера-француза, то я с тобой хоть против сказочного дракона! Лишь бы не копаться в этих пыльных бумажках… — он неприязненно покосился на стол и демонстративно чихнул.
— Если что — ты свидетель, на меня накатил приступ страшнейшей аллергии!
Спустя минут пятнадцать мы уже мчались в сторону дворца. Добравшись до своих комнат, я с недоумением обнаружил, что Дарьи здесь нет. Расспросив гвардейцев, дежуривших у дверей, узнал, что она и не появлялась. Иррациональное холодное предчувствие беды охватило меня, беспокойство, отразившееся в моих глазах, заразило и Ивана.
— Как же так? Она же должна была уже давно приехать! По пути мы её не встретили…
Мы помчались к посту охраны у дворцовых ворот. Стражники подтвердили, около часа назад экипаж с гербом Нарышкиных прибыл во дворец. Пока не возвращался. Караульные у парадного входа припомнили, что рыженькая девушка действительно заходила, интересовалась, здесь ли цесаревич. Я решил было заглянуть к императрице, оставалась слабая надежда на то, что Даша могла решить ещё раз отблагодарить Софью Андреевну за помощь в подборе наряда для посещения театра. Только мы с Иваном двинулись в сторону покоев матушки, как меня догнал один из гвардейцев и почтительно поклонившись, произнес:
— Ваше Высочество, я видел, как к девушке, что вы разыскиваете, подошел Владимир Александрович. Они о чем-то коротко переговорили и отправились в сторону его комнат.
Мы с Иваном переглянулись, холодея от ужаса. Как? Как она могла пойти с этим выродком?! Что такого он мог сказать Даше, что она забыла об осторожности и отправилась куда-то в компании человека, что не раз пытался приударить за ней, получал неоднократные отказы и обозлился? Да еще и наша дружба… На что способен наследник, чтобы причинить мне боль? Правильный ответ — на все!
Я в отчаянии взглянул на гвардейца. Собрался с мыслями и приказал:
— Собирай мою личную охрану, как можно быстрее! И пусть отправляются к покоям Владимира. Обернулся к Ивану: — Побежали!!!
Путь, что мы проделали за считанные минуты, я запомнил плохо. В голове тревожным набатом билась одна мысль — только бы успеть!!! По пути я приказал стоящим на страже гвардейцам бежать за нами.
И я всем сердцем взывал к кому-то свыше — убереги, не допусти! Пусть все обойдется…
Уже практически добравшись до места, мы услышали приглушенный крик, доносившийся из-за закрытых дверей. Не помня себя от страха и гнева, я воздушным вихрем снес мощные двери и ворвался в логово своего недруга. Картина, открывшаяся моему взору, заставила меня затрястись от ненависти. На широкой кровати распласталась фигура девушки, изо всех сил рвущейся встать, её удерживал, поливая грязными ругательствами, один из прихлебателей Владимира. Сам же наследник, разорвав платье и оголив Дашу до пояса, грубо тискал её нежную грудь. Приспущенные брюки мерзавца говорили о далеко идущих планах.
Подскочив к нему, я схватил его, с огромным наслаждением врезал по ненавистной физиономии, почувствовав, как под моим кулаком сминается переносица. Захлебываясь хлынувшей кровью, он пытался что-то проорать, но я швырнул его в сторону. Тут же ощутил, как сработал мой оберег — дружок наследника оказался огненным магом. Он попытался атаковать меня, но абсолютная защита не оставила ему никаких шансов. С рычанием я закрутил вокруг него воздух, усиливая давление, сжимая в смертоносных объятиях урагана… Раздался пронзительный, страшный крик, его кости ломались, точно стеклянные, нечеловеческая мука исказила лицо. Но я не испытывал ни капли сочувствия. Медленно подняв руку, я резко её опустил. Взвыв напоследок, ураган с оглушающим хлопком исчез, на пол рухнуло изломанное, окровавленное тело, своими очертаниями уже мало напоминавшее человека. И тут я услышал хриплый голос:
— Обернись, крысеныш!
Владимир с искажённым от ярости и боли лицом, то и дело сплевывая кровью, держал в руках Дашу. Судя по тому, как обмякло её тело, покрытое кровоподтеками от жадных пальцев насильника, она была без сознания. В противоположном углу прислонившись к стене, сидел оглушенный Иван и тряс головой, силясь прийти в себя. Как потом оказалось, случилось это по моей вине. Двери, выбитые моим ударом стихией, разлетелись, один из массивных обломков и ударил парня по голове. В дверях застыли гвардейцы, не решаясь зайти.
— Ну что, приблудыш?! — ощерился Владимир. — Я говорил, что достану тебя?!
— Так вот он я! Отпусти девушку — и мы разберемся сами!
Тот презрительно сощурился.
— Не-е-ет! Я похож на идиота??? Да и потом — я передумал! Тебя я оставлю напоследок. Сначала я лишу тебя всего, что тебе дорого. И вот когда ты раздавленной лягушкой будешь ползать у моих ног, я снизойду и избавлю тебя от мук. Может быть… — и он, хрипло захохотав, вдруг схватил Дашу за голову и резко повернул её, сломав шею…
В моих глазах потемнело, с диким криком я бросился к выродку, и бил, бил его, забыв о магии, молотил кулаками по его лицу, стремясь уничтожить мерзавца, стереть его с лица земли… Кто-то пытался оттянуть меня, я смутно слышал слова увещевания, но отмахивался и снова бил…
Спустя минут десять моим гвардейцам все таки удалось скрутить меня и оттащить Владимира от меня. С его лица, ставшего сплошной кровавой маской, все также издевательски смотрели на меня его голубые глаза… Очнувшийся Иван неверяще глядел на тело сестры. Посерев от боли и ужаса, он потихоньку подобрался к ней, положил её голову себе на колени и покачивался, поглаживая рыжие волосы.
— Даша… Как же так? Я не смог, не защитил… Не уберёг! Что я скажу отцу??
Я онемевшими губами едва смог промолвить:
— Отпустите!
Гвардейцы, державшие меня, разжали руки. Я мертвым голосом, лишенным каких-либо эмоций, произнес:
— Убийцу запереть в комнате и глаз с него не спускать. И сообщите в Тайную Канцелярию. Ты… — я глянул на того парня, что благодарил меня накануне за спасение сестры, — сопроводишь меня и моего друга к императору. Сейчас.
Подойдя к Ивану, я мягко убрал его руки и подхватил невесомое тело Даши. Слезы текли из моих глаз, падая на еще теплое тело любимой.
Шаг — я вижу перед собой рыжеволосую красотку, лукаво улыбающуюся из-за спины брата. Шаг — я кружусь с ней в танце. Шаг — она, румяная от мороза, с хохотом бросает в меня снежок. Шаг — я впервые целую её нежные розовые губки. Шаг — она, в прекрасном наряде, с гордо поднятой головой, заходит под прицелами завистливых взглядов в театр. Шаг — она, растрепанная, с сосредоточенным взглядом, перевязывает раненых.
Вот и дверь в кабинет императора. Удивленные гвардейцы, что стояли на страже, разошлись в стороны, не решаясь заступить мне дорогу. Ударом ноги распахиваю её. Вижу изумленное лицо Александра Первого, вижу оборачивающегося на шум канцлера Громова. Вхожу, чувствуя вставшего за правым плечом Ивана.
— Ваше Величество, вот дело рук наследника престола. — Я с ненавистью взглянул на резко побледневшее лицо императора.
Вперёд выступил Иван. Узнать в мрачном, резко постаревшем парне, весельчака и балагура было практически невозможно.
— Ваше Величество! Верой и правдой род Нарышкиных всегда служил Российской империи. От лица нашей семьи я требую правосудия!
В дверях кабинета толпились гвардейцы из моей охраны. Один из них выступил вперёд и, глядя на императора, негромко, но отчетливо произнес:
— Мы были свидетелями ужасного зверства, учиненного над беззащитной девушкой. Правосудия!
— Вон!!! Все вон!!! — побелев, заорал Александр, схватившись за грудь.
Я повернулся к Ивану, бережно вручил тело Даши ему, и мягко сказал:
— Отвези её домой. Я скоро буду.
Обратился к гвардейцам:
— Благодарю за поддержку. Сейчас оставьте нас с императором.
Проследив, как за последним из них с глухим стуком закрываются массивные двери, я обернулся к двум могущественнейшим людям империи…