Ненаследный сын императора. Часть 1

Глава 18

В глазах императора читалась огромная усталость, какая-то даже безнадежность, что ли. С горечью он произнес:

— И чего ты добился? Законного наследника на плаху, сам — ближе к трону? Ты понимаешь, что сам загнал всех в безвыходное положение?

Он поморщился, массируя грудь.

— Нарышкины эти… А может, девица сама вешалась на Владимира? Об этом ты не думал? Кто такие Нарышкины? А тут — сын императора, будущий правитель… Многие, знаешь ли…

— Ты что несешь??? — неожиданно заорал Громов. — Ты опять будешь его выгораживать? Я же говорил, я предупреждал!..

Схватившись за голову, он застонал, вскочил с кресла, уперся лбом в стену, пару раз в ярости ударив по ней кулаком.

Мою грудь сдавило. То, что Дашу — невинную, яркую, такую живую — сейчас пытаются очернить, вывалять в грязи, и все для того, чтобы в очередной раз выгородить подонка и убийцу, не укладывалось в моей голове. Страшная боль утраты, боль от несправедливости, которая творилась с попустительства императора, рвалась из моей груди наружу, требуя выхода. Меня начало бить мелкой дрожью, зубы скрипели, глаза застила кровавая пелена.

— Ка-ак?!!! Как ты, император… — ненавистный титул прозвучал в моих устах оскорблением, — … Как ты мог?! Ты взрастил монстра! Чудовище! Ты наплевал на все законы — и человеческие, и божьи… Ради чего?!!! Во имя чего приносились жертвы? И чем ещё ты готов жертвовать?! Вы не стоите и мизинца Даши — но вы живы! А её нет! Что ты, император, скажешь своим подданным? Как посмотришь в глаза её родителям? Око за око! Отобрал жизнь — пусть заплатит своей! Посадишь эту мразь на трон и польются реки крови!

Я, задыхаясь от ненависти, смотрел на императора, с каждой моей фразой, с каждым обвинением все больше съеживающегося в своем кресле. Смертельная усталость плескалась в его глазах, глубокие морщины залегли у рта горькими складками.

— Как я рад, что я — не твой сын… — покачав головой, медленно произнес я.

Вздрогнув всем телом, Александр уставился на меня. Громов хрипло захохотал, давясь истерическим смехом, воскликнул:

— Вот это поворо-о-от! Кто еще об этом знает? Твои дружки? Тараканов? Камердинер? Комнатная собачка? Здесь вообще можно хоть что-то сохранить в тайне??? Дело государственной важности — и каждый сопляк в курсе!

— Вот что… — император вдруг встал из кресла, в его голосе снова прорезались властные нотки. Глядя на меня, он презрительно скривился.

— Теперь тебе отсюда живым не выйти! Пусть это будет последним, что я сделаю, но я лично придушу тебя! Так, как это надо было сделать сразу после твоего рождения!!!

И в этот миг по кабинету пронеслась молния.

— Не сметь!!! Мальчишка прав! Ты зарвался! Империя превыше всего! До чего ты готов довести страну в угоду своей родительской любви? Сейчас ты уничтожишь пацана — и получишь бунт, какого ещё не видела Россия! Я же предупреждал!

Александр потрясенно смотрел на своего друга, пятясь от него.

— Я устал постоянно прикрывать твои оплошности! Я устал выгораживать подонка, которого ты воспитал! Я — Громов!!!

В воздухе запахло грозой, по фигуре канцлера пробегали крошечные молнии, в его глазах плясал электрический отблеск… Взревев, он тряхнул руками, одна из сорвавшихся молний пронеслась совсем рядом с императором, вторая… По ярким вспышкам на теле Александра, я понимал, что срабатывают, перегорая от мощи Громова, защитные артефакты. Третья, миновав все заслоны, угодила точно в грудь. Император застыл на пару секунд, потом обмякнув, свалился с глухим стуком на пол.

Канцлер, придя в себя, ошеломленно взирал на неподвижную фигуру российского самодержца… Потом перевел взгляд на меня:

— Ты-ы-ы… Ты же видел! Это случайность! Я… Я не мог!

Приступ ярости, охвативший его ранее, сменился отчаянием. Упав рядом с телом императора на колени, он затравленно смотрел на него, боясь прикоснуться. Я нехотя сдвинулся с места, наклонился и пощупал пульс. Спустя пару секунд я почувствовал, как легко трепыхнулась жилка под моими пальцами.

— Жив. — угрюмо обронил я. — К лучшему ли это — не знаю. Вызывайте лекарей.

Поднялся и повернулся к выходу. Внезапно Громов схватил меня за рукав.

— Ты. Ничего. Не видел. Понял? Ты знаешь, что я этого не хотел!

Я горько усмехнулся.

— А что видели вы? Пока император не в себе — скажем, от горя — вы будете решать судьбу Владимира. И более того, сейчас может решится и судьба империи… Вы готовы помочь взойти на трон человеку, не знающему ни жалости, ни сострадания, не способного отвечать за свои поступки — только потому, что он — Романов? Вы любите Россию, вы живете ею. Так откройте глаза!

— И что ты предлагаешь? Рвешься к власти? Что можешь дать империи ты, последыш финских мятежников?

— В душе я больше русский, чем вы! Я мог бы искать убежища заграницей, я мог бы просить помощи у моих, весьма могущественных союзников — но это мне не понадобится! Для всего народа я — Романов! И это моя страна! И я взойду на престол под приветственные крики простого народа, при поддержке гвардейского Императорского полка! Хотя бы для того, чтобы не допустить кровопролития и бунта, что ждут страну, если Владимир попытается взять власть в свои руки! И вы должны сейчас решить — вы вместе со мной будете трудиться на благо империи или примете заслуженную кару за покушение на особу императорских кровей…

Я кивнул на бессознательное тело императора. И задумчиво обронил, направляясь к выходу:

— Думайте, Владимир Алексеевич. И кто знает, что будет для вас лучше — чтобы император поправился или… — Я красноречиво взглянул в его глаза, полные смятения. Потом закончил: — Все в ваших руках.

Закрыв за собой дверь, я увидел толпу гвардейцев, обеспокоенно смотрящих на меня. От явного сочувствия, что читалось в глазах бравых вояк, сопровождавших меня в моем недавнем шествии со скорбной ношей, во мне снова всколыхнулось горе. Я яростно сжал зубы — нет! Не сейчас!

— Ваше высочество… — помявшись, обратился один, — что же решил император? Неужели наследнику вновь все сойдет с рук?

Остальные загомонили, взволнованно переговариваясь. Молодой парнишка, отчаянно покраснев, выкрикнул: — Не допустим! На штыки!.. — от волнения дав петуха, сбился, на его глазах выступили злые слезы…

Я обвел тяжелым взглядом всех. С таких разных лиц — совсем юных, с ярким румянцем, и опытных, отмеченных возрастом и непростой жизнью — на меня взирали горящие одинаковой верой и надеждой глаза.

— За поддержку благодарю. Но и самосуда не позволю! Существуют законы и убийца ответит по всей их строгости, невзирая на титулы! В этом я даю вам слово. Я — Алексей Романов!

Переждав волну одобрительных выкриков, я продолжил:

— Императору стало плохо от всего случившегося. Сейчас с ним канцлер, князь Громов. Позже они объявят своё решение о судьбе Владимира Александровича.

Развернувшись, я отправился в сторону своих комнат. Я чувствовал, что достиг предела своей выдержки, своего самообладания. Мне жизненно необходимо было остаться одному — никого не видеть и не слышать.

— Хоть немного покоя, хоть чуть-чуть… — шептал я сам себе, прикрыв глаза от боли, раздирающей сердце.

Закрыв за собой дверь своей спальни, я попытался отсечь все события сегодняшнего дня. Но голове кружил хоровод страшных картинок — Владимир со зверским оскалом, ломающий шею беззащитной Даше, её обмякшее, безжизненное тело на моих руках, лица императора и канцлера… Ни об одном своём слове, произнесенном сегодня, я не жалел. Пора было раскрыть карты, показать зубы… Больше я не позволю творить бесчинства, прикрывая их императорской волей. И только невыносимо горько было осознавать — чтобы избавиться, наконец, от постыдного страха и нерешительности, понадобилась такая страшная жертва. И сколько бы жизней мне не удалось впредь спасти, одна эта — самая драгоценная, самая важная для меня, была утеряна безвозвратно. И этот грех, тяжким грузом легший на мою душу, мне нести до самого конца. Хотя, — невесело усмехнулся я, — не факт, что этого конца мне придется ждать долго.

Мои тягостные размышления прервал шум и непонятная возня, неясно доносившиеся из-за плотно закрытых дверей. Внезапно они распахнулись, в комнату влетел запыхавшийся гвардеец из моей личной стражи, на бегу придерживающий бьющую но ноге церемониальную саблю со змеящимся по ножнам узором из слабо светящихся рун.

— Ваше Высочество! Император… — он перевел дух, с каким-то непонятным чувством глядя на меня, — Император, ваш батюшка, скончался!

Я медленно поднялся, выпрямился. В голове промелькнула мысль: — Значит, Громов сделал свой выбор!

Стремительным шагом я снова приближался к кабинету императора. В помещении было людно, вокруг тела Александра суетились лекари, у входа топтались караульные, явно не понимающие, что делать и куда бежать. В кресле, сгорбившись, сидел Громов, обхватив голову руками.

— Владимир Алексеевич… — тихо окликнул я его.

Канцлер поднял голову, на миг наши взгляды скрестились, словно шпаги, высекая искры. Я видел в его глазах отчаянный, злой вызов и жуткую безысходность. С невольным сочувствием я подумал, что сегодняшний день на нас обоих оставил неизгладимый отпечаток, от которого не избавиться уже никогда.

Громов моргнул, потом порывисто вскочил, притянул меня к себе.

— Вот так, Алешенька! Как неожиданно, кто бы мог подумать! Сердечный приступ… Ах, как тяжело! Он не выдержал… Ещё один грех на душу Владимира!..

Голос, дрожащий от переживаний и наполненный болью, резко контрастировал с цепким, внимательным взглядом, украдкой пробежавшим по всем присутствующим. Версия выдвинута, виновный найден, решение принято — понял я. И наши объятия сейчас, на виду гвардейцев, это прилюдная демонстрация нашего единства, того, что он признает меня наследником и готов поддерживать. Что ж, для начала — этого больше чем достаточно!

Вдруг послышался шум, караульные у входа расступились, и в кабинет влетела Софья Андреевна. С дрожащими губами она смотрела на тело мужа, не решаясь подойти ближе. Протянула в мою сторону руку, точно ища поддержки. Я осторожно взял ее, нежно пожав. Единственный человек, который любил и любит меня, невзирая ни на что. Сейчас её терзает та же боль, что и меня, мы оба потеряли сегодня дорогих сердцу людей. Она приникла ко мне, всхлипывая, и я вдруг, окончательно сломавшись, зарыдал в её объятиях. Императрица, поглаживая меня по голове, словно маленького, что-то бессвязно шептала в утешение, считая, что эти слезы — по отцу. Я же оплакивал Дашу, оплакивал свою беззаботную юность, свою невинность. Ведь сегодня я лично, своими руками убил человека и сознательно поспособствовал смерти другого. И чувствовал, что никогда уже не стану прежним.

Серый день, ставший переломным в судьбе Российской империи, достиг середины. Низко нависшее небо мягкими подбрюшьями мрачных снеговых облаков, казалось, вот-вот зацепит верхушки деревьев, повиснет на тонком золоченом шпиле Адмиралтейства.

Слухи о поразительных событиях, потрясших дворец, распространялись по столице с огромной скоростью. Всюду были приспущены флаги с траурной каймой, закрыты двери увеселительных заведений и торговых лавок, пугало безлюдье на улицах. Кто-то отсиживался под защитой родных стен, кто-то устремлялся в ближайшую церковь, старые воины в отставке хмуро чистили оружие, проверяли боевые и защитные артефакты.

По брусчатой мостовой, очищенной от снега, бодро катился неприметный экипаж безо всяких опознавательных знаков. Лёгкое шевеление плотной темной занавески на оконце говорило о том, что кто-то украдкой изучает виды Санкт-Петербурга… Но невесело встречала столица таинственных гостей.

Поплутав по улочкам и переулкам притихшего в напряжённом ожидании города, экипаж остановился у ворот особняка, отведенного во владение английскому посланнику. Из него выскользнула тоненькая девичья фигурка, укутанная в дорогую меховую накидку с глубоким капюшоном, следом вышел и огляделся вокруг, потягиваясь, приятный мужчина средних лет, с изящной, ухоженной бородкой. Учтиво предложив руку своей спутнице, он повел её по широкой тропинке, ведущей в сам особняк, что-то эмоционально втолковывая.

Сам хозяин резиденции, представляющей собой кусочек Великобритании посреди России, с нетерпением поджидал гостей у дверей. Увидев вошедших, он облегченно вздохнул, склонив голову, учтиво произнёс:

— Милорд, рад приветствовать вас в этом доме!

Повернувшись к юной девушке, склонился, галантно целуя её протянутую руку:

— Леди Маргарет! Одно ваше появление в моем скромном обиталище скрасило всю серость и уныние зимнего дня. Позвольте предложить вам пройти в гостиную, где уже жарко растоплен камин, приготовлен свежий ароматный чай и легкое угощение…

Откинув капюшон, девушка поправила растрепавшиеся белокурые волосы, довольно свернула зеленью глаз и высокомерно подняв чуть курносый носик, царственной походкой проплыла в гостиную.

— Сэр Эндрю, — вполголоса произнёс граф Дарем, убедившись, что внучка королевы удобно устроилась в мягком кресле, расположенном у камина, и протянула озябшие узкие ладони к огню. — Я был несказанно удивлен, получив известие о том, что вы и ваша очаровательная дочь инкогнито отправились сюда, в Россию… Позволено ли мне будет узнать причины этого скоропалительного визита?

— Милый граф, — вздохнул Эндрю Йоркский, — Вам, должно быть, известен нрав этой милой девушки…

Мужчина бросил осторожный взгляд на дочь, удостоверяясь, что она ничего не слышит, увлеченная горячим чаем.

— После того, как Маргарет узнала о предстоящей помолвке с русским принцем, мы пережили… — он замялся, подбирая слова, — … несколько весьма неприятных минут… Но потом, как благоразумная воспитанная леди, она дала свое согласие. Но выставила одно условие, выполнение которого сочла основным в принятии окончательного решения.

Граф Джон Джордж вопросительно изогнул бровь, тоже бросив очередной взгляд на Маргарет. Зная характер взбалмошной, избалованной принцессы, он ожидал чего угодно, вплоть до требования добыть ей перо из хвоста сказочной птицы Феникс или самую огромную раковину-жемчужницу со дна морского… Герцог Йоркский тяжело вздохнул:

— Она пожелала познакомиться с возможным женихом лично, в неофициальной обстановке, чтобы самой составить мнение о нём. И если она сочтет, что сэр Алекс достоин чести стать её мужем, то дальше состоится уже официальное знакомство согласно установленному регламенту…

Оба мужчины уставились друг на друга. Понимая, в какое щекотливое положение поставила всех капризная девчонка, они молчаливо согласились, что выбора она им не оставила.

— Ну что ж, — задумчиво протянул граф Дарем, — это было бы не столь трудно, но в свете последних событий… Наследник престола, совершивший страшное злодеяние, заключен под стражу, сам император скончался, императрица погрузилась в пучины горя… Для Алексея наступили тяжёлые времена. Сейчас он и канцлер России, великий князь Громов, подготавливают церемонию прощания с Александром Павловичем…

— Так что получается?! — прервал их беседу звонкий девичий голосок, — у Алексея Александровича появился реальный шанс занять престол Российской империи?

Вздрогнув, оба мужчины испуганно взглянули на незаметно подкравшуюся Маргарет. Её отец опасливо поинтересовался:

— И много ли ты, дорогая, услышала? Вообще-то, это невежливо — подслушивать чужие разговоры…

— Ах, отец, оставьте! Я должна быть в курсе всего, что может хоть как-то повлиять на мою судьбу! И если бы я не подслушивала ваши секретные беседы с бабушкой, то не узнала бы, что ты собираешься тайно посетить Россию, и сейчас сидела бы, вышивая инициалы на очередном шелковом платке для приданого. А тут такие события! У меня появился верный шанс стать императрицей!

Девушка возбужденно заметалась по гостиной, что-то вполголоса приговаривая… Потом решительно обернулась и повелительно указала пальчиком на графа:

— Глубокоуважаемый сэр! Я думаю, вам не составит труда как можно скорее устроить нашу встречу с цесаревичем Алексеем! Трудные времена требуют принятия серьезных решений. И старомодным этикетом можно и пренебречь! Я считаю, что сейчас я обязана лично выразить свои соболезнования жениху и оказать ему посильную поддержку, в том числе, и в борьбе за престол! Если, конечно, найдется кто-то, кто осмелится чинить моему будущему супругу в этом препоны.

Девушка вытянулась в струнку, от волнения её тоненькая фигурка, казалось, вибрировала, точно струна… В её горящих глазах легко читались честолюбивые мечты, мысленно она уже примеряла на свою очаровательную светловолосую головку корону Российской империи.

Граф, переглянувшись с герцогом Эндрю, тяжело вздохнул и произнес:

— Конечно, миледи… Я незамедлительно этим займусь.

Пока во дворце шли приготовления к церемонии прощания с телом императора, Александра Павловича, я отправился со скорбным визитом в дом Нарышкиных. Знакомый до боли путь показался как никогда коротким. Постояв немного на улице, я собирался с духом. Наконец, словно нырнув в темную пучину бушующего океана, я шагнул в дом. Приглушенный свет заливал весь особняк. В гостиной усыпанной множеством цветов с одуряющим, вызывающим своей сладостью даже легкую тошноту, ароматом. В центре комнаты, на возвышении, покрытом белоснежной тканью, покоился гроб с телом Даши. Девушка, пронзительно прекрасная, со сложенными на груди руками, одетая в подвенечное богатое платье цвета слоновой кости, казалась безмятежно спящей. Вокруг собралось все многочисленное семейство. Заметив меня, ко мне подошел глава рода, Николай Андреевич Нарышкин. Его пышные пшеничные усы обвисли, в глазах притаилось горе, которое он загонял как можно глубже, считая своим долгом поддерживать родных в пришедшем в дом несчастье.

Я склонил голову, едва выдавив из себя:

— Приношу свои соболезнования… Простите меня, Николай Андреевич, я безмерно виноват!

Нарышкин посмотрел на меня, мягко коснулся моей руки:

— Ваше Высочество, Иван обо всем мне рассказал. Нет вашей вины в том, что зло в человеческом облике добралось до моей девочки. Вы сделали, что могли. Вы сражались за неё. И ваша клятва покарать убийцу по закону греет мое сердце! Я рад тому, что сегодня вы с нами проводите Дашеньку в последний путь…

Он отошел от меня, вернувшись к рыжеволосой женщине, в прострации уставившейся на тело девушки. Видимо, эта была мама Даши, с которой я и не успел толком познакомиться. Вскоре я увидел Петра. Подойдя к нему, я тихонько поздоровался. Он сочувственно взглянул на меня:

— Как ты, Алексей? Какие страшные дни, сколько несчастий…

— Я жив. И сейчас мне это кажется заслуженным наказанием. — горько произнес я. Почувствовав, что мне становится дурно от душного цветочного аромата, я попросил Петра выйти со мной на свежий воздух.

— Где её похоронят? — глухо спросил я у парня. Тот с удивлением взглянул на меня.

— А ты не знаешь? Её не будут хоронить. Нарышкины — маги огня. Издавна повелось, что они не доверяют своих мертвых земле. С этим связана какая-то древняя легенда, но я точно её не помню… Поэтому после прощания гроб с телом вынесут из дома, в парке при имении есть алтарь духа рода. Вот там Дашу сожгут, а пепел поместят в памятную урну, которую разместят в специальном родовом склепе…

Я, пытаясь удержать слезы, взглянул в хмурое небо. Что ж, это казалось мне достойным прощанием с земной жизнью. И я верил, отчаянно верил, что душа Даши вместе с дымом погребального костра поднимется туда, вверх, и будет ждать того момента, когда я смогу к ней присоединиться…

Прошло полчаса. Церемония прощания подходила к концу. Гроб с телом Даши торжественно вынесли из дома под сдавленные рыдания родных, поместили на алтаре. Николай Андреевич встал в изголовье смертного ложа дочери.

— Сгорая сейчас, ты возродишься в ином мире, словно прекрасная птица Феникс! В нашем земном мире стало одним ярким, душевным огнём меньше. Но в мире ином прибавилось теплого животворящего света. Покойся с миром.

Он простер руки над телом Даши и тихо шепнул:

— Истинное пламя!

И яркий, слепящий белым светом огненный шар моментально воспламенил алтарь с девушкой на нём. Несколько минут — и на каменном ложе осталась лишь горстка пепла.

И только в этот момент ко мне пришло осознание — все кончено. Даши больше нет.

Когда я покидал дом Нарышкиных, погрузившийся в глубокий траур, у экипажа меня поджидал незнакомец. Учтиво поклонившись, он обратился ко мне:

— Ваше Высочество, прошу меня простить, что обращаюсь в столь тяжелый момент. Но мне велено передать вам, что граф Дарем нижайше просит вас посетить его резиденцию. Появились важные обстоятельства, требующие вашего присутствия!

Он подал мне запечатанный гербовой графской печатью конверт, на котором виднелась сложная вязь защитных рун. Вскрывая послание, я промолвил:

— Что ж, не вижу причин тянуть с этим визитом. Прошу вас сопроводить меня к графу.

Устроившись в экипаже, мы отправились в путь под охраной нескольких десятков гвардейцев…